Беда отступила. Гальтары еще не скоро залечат полученные раны, но Цитадель уже обрела свой обычный вид, и эта обыденность казалась оскорбительной. Эпиарх-наследник понимал, что нужно благодарить Абвениев, что все кончилось так, а не иначе, но повседневная суета каждой мелочью напоминала о братьях и о том, что, если Эридани не вернется, Эрнани Ракану придется стать тем, кем он стать не может.
Снова пришлось есть, и снова Эрнани не смог бы ответить, что было подано на обед. После полуденной трапезы Борраска уехал в город, и настала тишина, нарушаемая лишь воркованием мохноногих ливкадских голубей, блаженствовавших на освещенном солнцем карнизе. Эрнани сидел в кресле, принадлежавшем Эридани. а Беатриса заняла место Ринальди. Вряд ли женщина это знала, хотя, если подумать, что значит место...
В окно влетела бабочка — крупная, желто-черная, со странными острыми выростами на нижней паре крыльев. Или махаон, или падалидий, они очень похожи. Диамни сказал бы — мастер хорошо разбирается в цветах, травах, птицах. Только бы Коро был жив. Городу Ветра досталось больше всех, а когда стражи стучали в дом Лэнтиро Сольеги, там было темно, тихо и мертво...
— Который час? — еле слышно спросила Беатриса.
— Два часа пополудни. Твой супруг скоро вернется, но не лучше ли...
— Нет. — Голубые глаза блеснули, напомнив о неистовой эории, в праведном гневе прошедшей через обомлевшие Гальтары и потребовавшей суда над насильником. — Я останусь.
Эрнани не спорил — не было ни сил, ни желания. Вернулся Лорио, рассказал, что творится и Гальтарах. Город Ветра и город Волн залечивают раны, абвениаты и стражники ходят по ломам — первые утешают и врачуют, вторые рубят руки и головы мародерам и убийцам. Хлеба, мяса и фруктов хватает,
Эрнани не спросил о братьях — будь известно хоть что-то, Лорио сказал бы, но Беатриса была женщиной и не удержалась.
— Твои люди стоят у всех выходов? — Голосок эории выражал озабоченность и надежду.
— Разумеется, — пробормотал Борраска и тотчас заговорил о другом: — Хорошая новость. Эрнани. Художник Лэнтиро жив и здоров. Можешь представить, мастер выгнал всех слуг, закрылся в комнате под потолком и работал. Великий Сольега даже не знал, что творится в городе! Мастера Коро в Гальтарах не было — учитель отправил его рисовать воду и скалы, так что он, без сомнения, жив.
Значит, хотя бы один из тех, кто ему дорог, уцелел. Диамни много рисовал братьев, пусть напишет портрет, на котором все живы и счастливы. Теперь размолвка с учителем казалась Эрнани пустой и детски глупой. Последние дни все они не походили сами на себя, все бежали от правды, кто куда мог. Что удивляться тому, что художник пытался уйти в свое искусство.
— Эрнани, — Лорио с тревогой наблюдал за наследником, который очень боялся стать анаксом и почти не сомневался, что уже стал им, — тебе надо отдохнуть.
— Я не стану пить сонное зелье, а без него мне не уснуть. Я уйду, только когда не останется надежды.
Лорио кивнул и отошел. Они о чем-то пошептались с Беатрисой, скорее всего, о том же самом, потому что эория покачала головой и откинулась на резную спинку. Снова приходили какие-то люди — докладывали, спрашивали, просили...
— Мой эпиарх. — высокий белокурый воин, чем-то похожий на Ринальди. наклонил голову и приложил руку к сердцу, — пришел мастер Коро. Он принес меч анакса,
— Пусть войдет!
Меч Эридани? Откуда?! Как он оказался у Диамни?
— Мой эпиарх. — Диамни преклонил колени. Щеки художника покрывала короткая щетина, глаза ввалились. — Я провел последние дни у истоков Пенной реки, рисуя эскизы для росписи храма. Этим утром я увидел у выхода из пещеры меч. Видимо, его вынесла вода...
Художник развернул плащ, неистово вспыхнул вделанный в рукоять камень, лиловый и злой, словно глаз Изначальной Твари. Пенная река берет начало в пещерах, наверняка они связаны с лабиринтом. Об этом никто не подумал, потому что этим путем невозможно ни войти, ни выйти, но Абвении сочли неуместным оставить меч себе, они забрали только жизни. Сначала — одну, затем множество.
— Что с Эри... Что с анаксом?! — Беатриса была даже не бледна... Эрнани не рискнул бы подобрать слово, описывающее лицо эории. Не ужас, не боль, не страдание, не отчаяние — все это было слишком мелко и ничтожно. — Это я... — Беатриса куда-то рванулась, но Лорио ее подхватил. — Это я во всем виновата! Я должна была умереть, тогда анакс был бы жив... Все были бы живы!
— Успокойся, родная, — седой полководец нежно, но сильно прижал бьющуюся женщину к груди, — тебя вела честь... Ничего уже не исправить!.. Подумай о ребенке.
— О ребенке?.. О ребенке?!
— Дитя невинно, — твердо произнес Лорио Борраска. — я не стану отнимать у него имя. Абвении милостивы, наш сын пойдет не в отца, а в его брата.
— Мой сын будет походить на анакса. — Беатриса шептала словно во сне. — на Эридани Ракана… Да... Я попробую... Попробую жить! Не бросай меня, нас... Пожалуйста. Только не бросай... Я так виновата...
— Тебе не в чем себя винить. — Лорио нежно поцеловал жену в лоб, словно маленькую девочку. — Мой анакс! Разреши мне увести эорию. Я сейчас вернусь.
— Эорий Борраска... Мой Лорио, ты свободен до утра. Эория Беатриса нуждается в тебе сильней, чем кто бы то ни было. А я, — Эрнани взглянул на меч, который по-прежнему держал художник, — должен поговорить с мастером Коро.
— Благодарю моего анакса. — Полководец обнял дрожащую жену и вывел, почти что вынес ее из комнаты. Стукнули копья стражей, скрипнула дверь. Теперь они остались вдвоем — художник и его ученик, анакс и простолюдин, принесший меч погибшего повелителя.
— Диамни, — Эрнани взглянул художнику в глаза, — ты сказал все, что знал?
18. Мастер
Серые глаза эпиарха глядели строго и взросло. Как же он изменился за эти несколько дней! Да разве он один, все они стали старше на годы, на века.
— Мой анакс…
— Диамни, сейчас ты решишь раз и навсегда. Или мастер Коро расскажет все, что знает о мече Раканов анаксу Кэртианы и вернется к своим картинам, или Диамни останется с другом и поможет ему поднять то, что одному ему не под силу.
Художник молчал, глядя на лицо собеседника, из которого словно бы высосали молодость. Анакс ждал ответа, и художник сказал:
— Эрнани, я остаюсь.
— Спасибо. — Больной мальчик, ставший повелителем огромной разрываемой смутами анаксии улыбнулся. — Помоги мне перебраться к окну и сядь рядом. А меч... Положи его так, чтобы я не видел, мне страшно ни него смотреть.
Страшно? Почему? Что такого в этой грубо выкованной вещи, или это может почуять только Ракан? Диамни снова завернул клинок в плащ, положил на кресло, перевел юного анакса через комнату, помог сесть и пристроился рядом. Сказать или нет? Мертвых не вернешь, а правда порой причиняет страдание. Нужна ли эта правда Эрнани, Лорио, еще не рожденному ребенку, тысячам обитателей Гальтар?
— Я остался совсем один. — Эрнани не жаловался, просто говорил как есть, — я — анакс, но я не справлюсь. Эридани ничего мне не рассказал, он слишком спешил. Сила Раканов для нас потеряна, а без нее Кэртиану не удержать. Пока жив Лорио, пока никому не известно, что на троне — пустое место, калека, нас еще будут бояться, но потом, через десять, двадцать, тридцать лет?
— Прекрати ныть! — Художник не сразу сообразил, что прикрикнул на анакса гак же, как на него самого кричал Лэнтиро Сольега. — Если с головой в порядке, обойдешься без кулаков. Раз кроме тебя некому — значит, сможешь. Потому что должен!
— Прости! — Эрнани с виноватой улыбкой посмотрел на Диамни. — Я все понял. Мы каждый вечер будем запираться от всех, я стану ныть, а ты будешь меня ругать.
— Если нужно, я готов. — Диамни внимательно посмотрел на юного правителя и решился. Мальчик имеет право на правду, и у него достанет сил ее перенести, — Эрнани, — голос художника дрогнул, несмотря на все его усилия, — я должен тебе кое-что сказать. Сначала тебе будет больно, потом станет легче. Один из твоих братьев и в самом деле был подлецом, но не Ринальди, а Эридани.
— Я знаю, — тихо сказал анакс.
— Знаешь?! Давно?..
— Я все понял, когда ты принес меч. Эридани — отец ребенка Беатрисы. Ты хотел сказать мне это?
— Да. Но это не все. Эрнани, я лгал тебе. Я добивался встречи с Ринальди не для того, чтобы его рисовать. Я был убежден в его невиновности и пытался его спасти.
— Но что ты мог?
— Мало, но я сказал ему, что мы с учителем ему верим, и я передал ему оружие, сандалии и отмычки.
— Передал?! — подался вперед Эрнани. — Ты подходил к решетке?
— Да. Ринальди освободился от оков... Не знаю, что с ним случилось, я ждал его у Пенной реки. Мастер Лэнтиро был уверен, что ее исток сообщается с лабиринтами. Мы надеялись, что Ринальди выплывет, но я нашел лишь меч Эридани. Теперь ты знаешь все. Хотя нет... Когда Ринальди ухолил в лабиринты, он просил меня стать его братом. Я не могу ничем подтвердить эти слова, но я был счастлив и горд. И не потому, что я — найденыш, а Ринальди принадлежит к дому Раканов. Он... Мне трудно об этом говорить и еще труднее слушать, как проклинают его имя. Я не знаю, что случилось в лабиринтах, но я не сомневаюсь, что город спас Ринальди!
— В тебе Рино нашел лучшего брата, чем я.
Эрнани отвернулся к окну. Диамни тихо опустился на скамью у стены. Есть мгновения, которые нельзя спугнуть. Мелькнуло что-то золотистое. Бабочка... Махаон...
— Диамни, — голос юного анакса звенел, как струна, которая вот-вот оборвется, — я знаю, что делать. Позови дежурного эория!
Молодой воин в цветах Унда возник на пороге немедленно, за его спиной маячили два мечника.
— Мой анакс.
Весть о найденном мече уже разнеслась по дворцу.
— Эорий, — Эрнани не отказался от титула, — мне нужен Абвениарх.
— Повиновение анаксу.
Человек в лазоревом плаще вышел, и тут Диамни его вспомнил. Он опустил глаза во время казни — значит, в нем живы совесть и сострадание. Нужно сказать Эрнани, пусть этот воин войдет в число его приближенных. Художник закрыл дверь и повернулся к бывшему ученику.
— Что ты задумал?
— Гальтары должны знать правду.
Итак. Ринальди будет оправдан. После смерти…
— Почему ты молчишь?
— Не знаю. Если оттуда можно видеть то, что происходит здесь, если там это еще важно. Ринальди будет рад. Не крикам на улицах, а тому, что один настоящий брат у него все-таки есть.
— Ты веришь в вечную жизнь?
— Хочу верить, а вот верю ли, не знаю и сам.
Они помолчали, потом Эрнани спросил, как называется влетевшая в покой бабочка. Диамни ответил, и снова стало тихо. Они слишком хорошо понимали друг друга, чтобы разговаривать.
Абвениарх появился неожиданно, хотя анакс и художник ждали именно его. Он уже все знал — то, что знали все.
— Мой анакс, абвениаты оплакивают твою потерю и приветствуют твой восход.
Слова, обычные, ритуальные слова, но как значительно произнесены!
— Слово Абвениарха несет надежду.
Еще одна ритуальная фраза...
— Я знаю, что мой брат Ринальди невиновен, и я хочу, чтобы это узнали все. — Эрнани не стал ходить вокруг да окаю.
— Эти слова и эти чувства делают честь брату, — Богопомнящий вздохнул. — но не анаксу.
— Что? — Глаза Эрнани блеснули, как у Ринальди.
— Мой анакс, ты будешь удивлен, но невиновность Ринальди была для меня очевидна уже в день испытания. Так же, как и вина Эридани.
— И ты позволил... допустил...
— Да. Тогда я считал это правильным. Анаксия переживает не лучшие времена, Эрнани Ракан, а те, кто оказался на вершине власти, должны думать сначала о своем долге, а потом о своей совести. Эридани обещал стать хорошим анаксом и стал бы им, если бы больше думал об Абвениях. Не смотри на меня так, мастер Коро. Я, как и мои помощники, должен произносить красивые слова, и мы их произносим, но сейчас я говорю о законах, преступать которые опасно. Мой анакс, ты знаешь, что Эридани погубил младшего брата, но ты вряд ли догадался, что смерть Анэсти тоже на его совести. Он хотел власти и был уверен, что станет лучшим анаксом из всей семьи.
— Значит, — Диамни забыл о том, что он всего лишь простолюдин, — дело не в Беатрисе?
— Нет, прелюбодейка была орудием. Она и впрямь любила анакса превыше долга и совести, а он использовал это в своей игре, хотя тело Беатрисы и возбуждало его плоть.
— Почему ты молчал раньше? Почему говоришь об этом теперь?
— Потому что ты стал анаксом и теперь тебе выбирать между спокойной совестью и спокойствием страны. Если ты прикажешь, абвениаты объявят во всех храмах, что Ринальди
Ракан погиб безвинно, сгинувший Эридани — братоубийца, клятвопреступник и блудодей, чьи преступления накликали на Гальтары гнев А6вениев, а Беатриса Борраска — его любовница и соучастница. Ты этого хочешь?
— Нет! — выкрикнул Эрнани. — Я хотел очистить имя брата.
— Это возможно, лишь сказав правду об Эридани и Беатрисе. Ты знаешь, к чему это приведет?
Эрнани не сказал ни «да», ни нет», только смотрел на Богопомнящего.
— Это приведет к тому, что Беатрису разорвут на куски матери и жены погибших. Если ее не спасет муж, которому сначала нужно пережить это известие. Он переживет его?
Эрнани медленно покачал головой.
— Значит, ты потеряешь полководца, на чьем мече держится Золотая Анаксия. Даже если Лорио не умрет, он сломается. Ты не сумеешь призвать Силу, ты не можешь водить армии, ты не захочешь бросить воинов на взбунтовавшуюся чернь, а она взбунтуется, эсператисты же подольют масла в огонь. Вот к чему приведет справедливость по отношению к мертвому человеку.
— Почему же ты не спас его, когда еще было время?
— Я ошибся, — очень спокойно произнес Богопомнящий. — Я считал Ринальди слишком непредсказуемым и опасным. Он был единственным из братьев, который играл Силой Раканов, ничего о ней не зная и даже не догадываясь, что делает. Но анакс знал, на что способен его брат. Каждый судит по себе. Эридани подстроил смерть Анэсти и ожидал того же от Ринальди. Поверить, что кому-то не нужна власть, анакс не мог.
— И все равно ты не сказал, почему ты его не спас
— Потому что Ринальди был прекрасным человеком, но никаким анаксом! Я полагал, Эридани может спасти державу, в том числе и своей подлостью, а честность Ринальди ее погубит наверняка. Я уже признал, что ошибался. Сейчас надо думать о том, что будет, а не искать виноватых.
— Я не ищу виновных, я хочу защитить невиновного.
— Невиновного? Что ты знаешь о Силе Раканов? — Вопрос прозвучал властно и неожиданно.
— Мало, — покачал головой Эрнани. — Эридани ничего не успел мне сказать.
— Не успел? Скорее не захотел. Он считал, что пока наследник не обрел знание, он безопасен. Это тоже было ошибкой. Изначальных Тварей разбудило проклятие Ринальди. Будь бедняга виновен, ничего бы не произошло, но он был прав перед Абвениями, и те ответили. Гибель Гальтар могла остановить лишь кровь истинного виновника. Так и вышло. Лабиринт вернул Раканам меч — значит, грех искуплен. Нужно жить дальше. Если бы Ринальди выжил, я бы первый настаивал на правде, но он погиб. Остался ты и Лорио. Ты хочешь погубить и его?
Абвениарх был прав, и как же отвратительна была его правда. Эрнани поднял измученный взгляд.
— Диамни. Рино назвал тебя братом. Что скажешь ты?
Что он может сказать?! Будь проклята власть, выбор, необходимость решать!.. Спасая жизнь Ринальди, он готов был пойти на казнь, он мог ненароком коснуться зачарованной решетки и стать живой статуей, но он не колебался, а сейчас не знает, что говорить. Справедливость по отношению к одному, к тому, кого ты любишь, и беда для многих тысяч. Вот они, «Уходящие» мастера Сольеги...
— Если бы Ринальди был жив, он отдал бы свою честь за жизнь Гальтар и анаксии. Мы должны скрыть правду, хотя бы на время.
— На время, — подался вперед Эрнани, лицо его просветлело, — вот именно! На время, пока все образуется…
— Вряд ли такое время настанет. — Абвениарх был беспощаден. — Но теперь и впрямь пора похоронить своих мертвых и идти вперед. Ты принадлежишь не себе, а анаксии.
— Что я должен делать? — Голос Эрнани звучал безжизненно и устало.
— Сейчас тебе следует отдохнуть, — твердо сказал Богопомнящий. — анакс должен заботиться о своем теле.
— Я отдохну, — все гак же безжизненно и ровно пообещал Эрнани
Абвениарх поднялся и вышел. Стук двери, голоса стражников, шелест листьев за окном...
— Ринальди снова убили. — Эрнани проковылял к окну и захлопнул створки. — Предали и убили. На этот раз мы с тобой. Его братья!
— Мой анакс... Эрнани... Не говори сейчас ничего. Завтра Лэнтиро Сольега покажет тебе «Уходящих»... Не скажу, что тебе станет легче, но ты поймешь, что иначе нельзя...
19. Ринальди
— Тверд ли ты в своем решении?
— Да.
— Ты готов отказаться от своего имени, от своей памяти, от своего естества?
— Да
— Клянешься ли ты в верности Этерне? Готов ли к бою? Признаешь ли власть Архонта?
— Да.
— Войди.
Черное и алое... Крытая поседевшей травой степь, клубящиеся облака, тревожно кричащие птицы, уводящая в раскаленную бездну дорога. Он уходит в Закат, потому что больше идти ему некуда. Все кончено, он был, теперь его нет.
— Ты имеешь право на свою последнюю правду. Хочешь узнать о прошлом, прежде чем оно перестанет быть твоим?
— Да.
— Ты получишь ответ. Спрашивай.
— Как умерли мой брат и мастер Сольега?
— Анэсти Ракана убил Эридани Ракан. Эридани Ракана убил ты. Мастер Сольега жив.
— Значит, ада лгала?
— Да.
— Зачем?
— Она избрала тебя. Для Этерны и для себя. Если бы ты знал правду, ты бы не ушел с ней.
— Что еще было ложью?
— Многое.
— Я хочу знать правду.
— Спрашивай.
О чем? Об Эрнани? О фресках в пещере? О том, что он забыл?
— Что случилось с Гальтарами?
— Твой брат, воспользовавшись завещанной ему Силой, выгнал наружу подземных чудовищ.