Ричард Длинные Руки — грандпринц - Гай Юлий Орловский 2 стр.


Альбрехт сказал вкрадчиво:

— Ваше высочество, придется расстаться с королевским кабинетом! Сердце не стонет?

Я фыркнул:

— А что в том кабинете особенного?

— Все-таки, — сказал он значительно.

Клемент прорычал:

— Еще одно королевство!

— А сейчас как будто отступаем, — добавил Сулливан.

Я взглянул на Мидля, тот ответил уклончиво:

— Да, но… это больше похоже на подачку с нашего стола.

Я кивнул, повернулся к Альбрехту.

— Вообще-то, граф, у нас была всего лишь короткая карательная экспедиция на север! А вы что, собирались здесь жить?

Он испуганно перекрестился.

— Упаси Господи! С тех пор как побывал с вами по ту сторону Большого Хребта и увидел цветущие земли на берегу южного океана, меня даже в родную Армландию не тянет.

Он запнулся, словно прикусил язык, путь в Сен-Мари нам практически заказан из-за избрания королем Кейдана, а я смолчал, что дело еще хуже, чем он знает. Слабого Кейдана на днях сместил умелый и решительный полководец Вирланд Зальский, а у этого вырвать что-то из рук будет труднее. Недаром только он в своем замке Аманье сохранил независимость от оккупантов.

Барон Герберт Оберштайн отделился от группы сакрантцев, учтиво поклонился.

— Ваше высочество, я не могу выразить словами, как я счастлив!

— В самом деле? — спросил я.

Он воскликнул предельно искренним тоном:

— Я всегда восхищался вами! А теперь вы не враг, достойный уважения и всяческого почтения, а законный наследник нашего трона!

— Еще нет, — ответил я. — Как его величество? Какие новости?

— Его отряд, судя по сообщениям гонцов, успешно продвигается к Генгаузгузу. Дороги занесло, двигаются медленнее, чем ожидалось. Но как только прибудут… мы надеемся приветствовать вас уже не как благородного и учтивого завоевателя, а нашего будущего короля!

— Подождем его величество, — ответил я.

Гонцы прибывали с интервалом в полчаса, но все докладывают, что свита его величества короля Леопольда Кронекера все же продвигается к городу, мужественно и терпеливо преодолевая снежные заносы.

Альбрехт с Климентом и Сулливаном комментировали с иронией, дескать, Леопольд спешит, пока сэр Ричард не передумал, у него ветер в голове, все об этом наслышаны…

Я отправился в крыло для гостей, где для меня уже подобрали покои ничуть не меньше королевских, хотя я вполне мог бы довольствоваться и более скромными, но это недопустимо, ибо зело умаляет мой престиж.

Зигфрид, уже переместившийся туда вместе с охраной, заглянул в комнату, быстро оглядел ее на всякий случай, как будто уже не перерыл все-все и не обнюхал каждый уголок.

— Ваше высочество! К вам этот… который алхимик.

— Впусти, — сказал я.

Через порог переступил скромно одетый придворный низшего ранга, так он выглядит теперь, хорошая маскировка, а то эти халаты с хвостатыми звездами и шляпы так и кричат, что нужно хватать и сразу на костер.

Он поклонился и застыл со склоненной головой у порога. Я сказал раздраженно:

— Хреймдар, мы не на приеме!.. Давайте без церемоний.

Он сказал нравоучительно:

— Церемонии возникли не от дурости, ваше высочество, и не от того, что нечем было заняться.

Я отмахнулся.

— Да знаю, ничего зря не возникает. Что-то у вас лицо похоронное.

Он кисло усмехнулся.

— В старину гонцов с плохими вестями вешали.

— Брехня, — сказал я категорично, — кто бы тогда их доставлял?

— А их в запечатанном конверте, — пояснил он.

— Все равно гонцы прочли бы в дороге, — возразил я, — когда дело идет о своей шкуре, не до соблюдения тайн личной переписки. Тем более что гонцы всегда из простого звания, какие уж там соблюдения честности… А что у вас за плохие вести? В городе вроде бы тихо…

Он увидел мое посерьезневшее лицо, медленно кивнул.

— Вы правы. Зеркало Борменгауса.

— Говорите, — велел я, — про мятеж в Сен-Мари уже знаю. До сих пор не могу свыкнуться… Что еще?

Он сказал осторожно:

— По некоторым отрывочным сведениям, ваше высочество, мы предполагаем, только это не полная уверенность, а только предположение, основанное на урывочных данных…

— Все понял, — сказал я нетерпеливо, — я и без зеркала всю жизнь так живу. Что увидели?

— Увидели многое, — ответил он, — но практически все из увиденного обычный мусор… Но если собрать некоторые данные, то можно предположить, что королева Мезины Ротильда Дрогонская решилась разорвать с вами брак. Кроме того, всячески переманивает на королевскую службу ваши войска, расположенные в ее королевстве, обещая военачальникам золотые горы…

Я стиснул челюсти, на миг в глазах стало темно, но перевел дыхание и произнес почти своим голосом:

— Я и ожидал чего-то примерно такого. Она умная, сильная и решительная. Королевством правила и при муже, что знал только охоту да бесконечные пиры… Конечно же, хотя я у нее и был всего лишь консортом, но она понимала, что, пока я там числюсь, ей не видать полной свободы управления.

Он сказал с поклоном:

— Ваше высочество, я счастлив, что вы приняли эту новость достаточно спокойно. Хотя, конечно, потерять такую женщину…

— Что женщину, — сказал я с тоской, — разве я из тех, кто тоскует по женщине?.. Ладно, ладно, из тех, но только чуточку, да и не навечно такое… А вот то, что потеряно королевство Мезина…Что ж, пусть это будет горшей из моих потерь, но не последней каплей горя.

Он пробормотал:

— Чеканные слова… Кто-то из древних?

Я сказал уязвленно:

— А что, я так не могу?

— Можете, — ответил он уклончиво, — но из присущей вам глубоко внутри скромности никогда не говорите. Что ж, тогда еще новость… ваш друг король Барбаросса ввел свои войска в Ламбертинию, это тоже не должно огорчить…

Я подпрыгнул в кресле, опомнился, сжал с силой подлокотники.

— Что? Барбаросса? В Ламбертинию?

— Увы, — ответил он осторожно, — однако, как ваш друг, он, наверное, не хотел огорчать вас…

У меня вырвалось яростное:

— Он всегда мечтал захватить Ламбертинию!.. Еще с будущим тестем сговаривался вторгнуться с двух сторон, Ламбертиния как раз между ними… Для того и женился на дочери короля Джона Большие Сапоги, только я неожиданно помешал, успев вторгнуться туда весьма нечаянно раньше… Как я такое не предусмотрел? Почему поверил… понимал же умом, что дружбы между королями не бывает, а только договора, да и те нарушаются… Что еще?

Он сказал осторожно:

— Нечто неладное в Варт Генце… Мы видели, как лорд Хенгест бросился с обнаженным мечом на Леофрига, за каждым из них уже стояли стеной их люди с оружием в руках… Но времени проверить нет, ваше высочество! Зеркало Борменгауса нельзя вынести из королевской сокровищницы. Разве что выломить вместе с ним всю стену, но король, как я слышал, прибывает сегодня?

Я пробормотал с трудом:

— Спасибо, Хреймдар. Зеркало пока оставь в покое. Оно не наше.

Когда он осторожно удалился, деликатно отказавшись от вина и кофе, я опустил голову на столешницу, подложив кулаки. Свершилось то, чего инстинктивно страшился. И даже не инстинктивно, говорил же себе, слишком много и быстро хапаю. Вот и сработали исторические процессы расползания…

Центробежные, как принято называть вежливо. И ничего не поделаешь, любая новость идет месяцами, гонцы добираются тоже за несколько недель, почтовая служба была в древности у неких римлян, затем рухнула и она. Люди живут в деревнях и годами не знают, что делается в соседней.


Я бродил по дворцу, не в силах заставить себя что-то делать. Тертуллиану пообещал отправиться немедленно, но сперва коронация, ради нее пока стоит забыть даже о полном провале создания единого экономического пространства…

Разогревшись у камина, выбрел на балкон, поздно заметил стоящую там спиной ко мне Аскланделлу. В теплой шубе с меховым воротником, она не смотрит вдаль, как мне почему-то ожидается, тем более не смотрит во двор, а в задумчивости водит пальцем по заснеженным перилам, вырисовывая причудливые фигурки.

Я хотел отступить, но ощутил по каким-то неуловимым признакам, что она меня учуяла, и попятиться сейчас — как бы признаться в трусости.

Она молча ждала, когда я, загребая снег, нанесенный за ночь на балкон, прошел к ней и остановился рядом. Я молчал, а она задержала палец, вырисовывая некую завитушку, посмотрела искоса.

— Принц?

— Ваше высочество, — сказал я. — Не простудитесь. Мы отвечаем за вас перед вашими родителями. Не хотелось бы, чтобы император объявил нам войну из-за такой ерунды, как вы… простите, я имел в виду простуду.

Она даже не улыбнулась, продолжала всматриваться в мое лицо.

— Вам часто говорят, что плохо скрываете свои мысли?

— Все реже, — ответил я. — В последнее время уж почти никогда.

— Зря, — сказала она. — Или вам просто не хотят говорить неприятные вещи.

Я пробормотал:

— А в чем я прокололся? Просветите невежду.

Она кивком указала на свои каракули на снегу.

— Это знакомо?

Я покачал головой.

— Нет, конечно.

— Но у вас было такое лицо, — сказала она уличающе, — что узнали. Разве не так?

Я поморщился.

— Некоторые похожи на те, которые приходилось изучать в раннем детстве…

— Что это?

— Просто математика, — объяснил я. — вон тот знак похож на интеграл, а это радикал или, как говорят в народе, корень… Это смахивает на факториал, хотя и слишком косой, это бинарности… разумеется, если напрячь воображение. Вы наверняка знаете, в облаках тоже можно увидеть и дворцы, и замки, и снежных великанов… Или у вас было безрадостное детство?

Она кивнула.

— Скорее да, чем нет. Я должна была усвоить слишком много для ребенка.

— Даже ненужные знания, — сказал я ободряюще, — развивают мышление и в какой-то мере мозг. Каким бы хламом ни забивали вашу голову, это все лучше, чем пустая. Развитая память — хорошее подспорье в народном хозяйстве и подъеме валового дохода. Только не спрашивайте, что такое валовый доход, я сам не знаю.

— А зачем говорите?

Я пожал плечами.

— Да кто не говорит так?.. Есть такие слова, их называют общими. Хотя вроде бы все слова общие, но эти особенно общие.

Она не сводила с меня пристального взгляда.

— Сэр Ричард, не уводите в сторону. Известно, это магические формулы, очень сильные, могут перевернуть мир… но никто их не в силах разгадать. Однако вы узнали сразу!

Я сказал с неловкостью:

— Кто сказал, что это магия? Разве что иносказательно. Дескать, магия цифр, магия слов, магия улыбки…

Она сунула руку в широкий карман, я молча ждал, она медленно извлекла небольшой шарик и протянула мне на раскрытой ладони.

— Что это? — спросил я.

— Посмотрите, — предложила она.

Шарик размером с лесной орех, очень легкий, словно под тонкой скорлупой пусто, слегка шероховатый, приятный на ощупь…

— И что?

— Сдавите, — посоветовала она.

Я придавил шарик большим пальцем, он тут же зашевелился. Я осторожно раскрыл ладонь шире, он чуть приподнялся, зависнув в воздухе. Я тихонько толкнул его мизинцем, однако он остался в той же точке пространства.

Надавил сильнее, однако это все равно, что попытался бы сдвинуть гору.

Она смотрела испытующе то на странный камешек, то на меня, я сказал раздраженно:

— Ладно, днем так-сяк, а ночью кто-то наткнется — лоб расшибет.

— Да, — согласилась она, — на ночь его оставлять здесь рискованно.

Я смотрел, как протянула руку ладонью вверх, и шарик послушно опустился, словно бабочка на капельку меда. Когда она сжала пальцы в кулак, между ними внезапно коротко и опасно заблистал мертвенно-синий свет.

Через мгновение, когда свет погас, она разжала кулак. На ладони не осталось даже следа странного камешка.

— И что это было? — спросил я. — Не жалко? Должно быть, дорогой…

— Завтра смогу вызвать его снова, — сообщила она. — А вот что это такое… Думала, вы мне это скажете.

— Я?

— Вы, — ответила она, повернулась ко мне лицом и спросила требовательно: — Кто вы, сэр Ричард?

— Э-э, — сказал я, — в каком смысле? Что я прынц, знаете. Зовут меня Ричардом… что еще? Двуногая птица без перьев, как определил великий Платон, а после того как Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал его ученикам: «вот человек Платона», тот уточнил: «и с плоскими ногтями». Мыслящий тростник, как считал кто-то еще очень мудрый, но мне больше нравится определение как царя природы и венца творения… Я частенько христианин так себе, если говорить мягко, но в этом наш Создатель сказал, по-моему, правильно…

— Царь природы, — произнесла она с интересом, — император всего на свете…

— Я так не говорил, — запротестовал я. — Я привел в пример философское определение человека высшими мыслителями. Чего вам еще, принцесса?

Она чуть изогнула в улыбке губы.

— Я спросила, кто таков именно сэр Ричард. Почему он так отличается даже от соратников?.. Что за особая магия вам доступна, таинственный сэр Ричард?

— Таинственный? — переспросил я с великим изумлением. — Вот уж нет более открытого для общения человека, чем я!

— Я это заметила, — сообщила она. — А на самом деле?

Я поинтересовался с подчеркнутым безразличием:

— Да кому это интересно?

— Мне, — ответила она просто, улыбнулась, добавила: — Думаю, не только мне, но других сейчас можно не считать. Из какого вы королевства, сэр Ричард?

Я вздохнул, помолчал, сосредотачиваясь, Аскланделла молча ждала каких-то признаний, однако я создал два фужера из тончайшего стекла, стенки не толще, чем у яркого мыльного пузыря, тоже играют и переливаются, наполнил горячим пуншем и один протянул ей.

Она взяла молча, но все равно смотрит требовательно, я понял, что увильнуть не удастся.

— Помню с детства, — проговорил я, — их вроде бы называли Срединными… Срединные королевства. Но где они, сказать не могу, так как мой народ… или это было племя?., покинули те места давно, долго скитались, за это время я подрос. Потом уже самостоятельно добрался через ряд королевств до Зорра. Там получил золотые шпоры рыцаря, так что Зорр можно считать местом моего рождения.

Она сделала осторожный глоток, прислушалась к ощущениям, на лице ничего не отразилось, но после паузы отхлебнула снова и подняла на меня взгляд ясных глаз.

— Но прибыли, — проговорила медленно, — в Зорр уже… сформировавшимся, если можно так сказать. Золотые шпоры не получают простолюдины. А если получают, то лишь за великие подвиги. Хотя, глядя на вас, верю, что вы могли совершить нечто особое… Это вот прекрасное вино у вас все могут делать?

Я запнулся на краткий миг, но от Аскланделлы ничто не ускользнет, смотрит спокойно, однако видит насквозь.

— Ваше высочество, — произнес я, — а не лучше ли скоротать время у камина? Там так уютно потрескивают березовые дрова… Это вы северянка, а я человек нежный, слабый, привык к теплу.

Она скупо улыбнулась, я провел ее в свой новый кабинет и усадил в кресло у камина, где в самом деле тепло, уютно и защищенно. Аскланделла все так же не выпускает из ладони фужер, я видел, как откровенно любуется изяществом, даже не пытаясь скрыть удовольствие от такой красоты в руках.

Я молча создал блюдо с горкой пирожных, заварных и шоколадных, поставил на каменную полку над очагом.

— Это вам понравится, — сказал я. — Стыдно сказать, но я это вот просто обожаю…

— Стыдно?

— Мужчины не должны любить сладкое, — пояснил я шепотом, — а только мясо с кровью. А я как раз его на дух не переношу.

Она улыбнулась.

— Хорошо, никому не расскажу.

— Спасибо, ваше высочество.

— Вы можете обращаться ко мне по имени, — напомнила она, — когда мы наедине, разумеется.

— Когда наедине, — пробормотал я, — а можно что-то и еще?

Она взглянула на меня поверх края фужера в упор.

— А вы рискнете?

Я посмотрел в ее ясные глаза, она смотрит вроде бы просто и бесхитростно, но от такой откровенности я лишь уронил взгляд и долго не мог оторвать его от пола, чувствуя, что она все еще внимательно рассматривает меня.

— Смотря что, — пробормотал я наконец. — Но вообще-то, честно говоря, я с вами ни на что не решусь… рискнуть. Вы куда большая загадка, принцесса.

— Со мной все проще, — возразила она. — По крайней мере мою жизнь можно проследить с момента рождения. Известно все о моих родителях, моем окружении, моих воспитателях и наставниках… А вы, сэр Ричард?

— Герцог Готфрид Валленштейн, — ответил я, — признал во мне своего сына. Правда, от простой крестьянки. Так что ношу фамильное имя Валленштейнов, очень древний род, давший королевству Сен-Мари многих великих деятелей. А сам сэр Готфрид в молодости постранствовал по очень многим местам и дальним королевствам, имена которых вряд ли даже вспомнит… Обязательно попробуйте вот эти хитрые трубочки. Они не только красивые, но внутри изумительный крем…

Она кивнула, взяла пирожное, по-прежнему не сводя с меня взгляда, а я торопливо сделал еще парочку.

— И все-таки, — сказала она, — это не объясняет ни ваши ошеломительные успехи на полях битв, ни ваше странное стремление нарушать все принятые обычаи.

— Не все, — возразил я и добавил с трудом: — Аскланделла.

Она чуть улыбнулась, сделала еще глоток, взяла двумя пальцами заварное пирожное с кремом и осторожно откусила.

— Но слишком многие, — ответила она. — К примеру, вы везде стараетесь появиться без своих лордов. А это вызывает их недовольство.

Назад Дальше