Путешествие на Запад. ТОМ II - Чэн-энь (Чэнъэнь) У 14 стр.


Выслушав это, Сунь У-кун расхохотался.

– Ведь добиться свободы не так уж трудно, – сказал он. – Если вы успешно выполните возложенную на вас миссию, то перед вами откроются все пути, вы сделаете все, что вам предначертано судьбой. И разве тогда вы не будете полностью свободны?

Трипитаке очень понравились слова Сунь У-куна, и, забыв все свои сомнения, он подстегнул коня и поспешил вперед. Въехав в горы, наши путники увидели, что места здесь необычайно суровые, изобилующие кручами.

Острые пики,
Грозные скалы,
В темных ущельях
Всюду обвалы;
В горных потоках
Игры дракона,
Хвост виден тигра
В чаще зеленой.
Вверх к небесам
Обращаются взоры:
Небо пронзили
Острые горы.
А обернешься –
В нижней долине
Воздух, как небо,
Светлый и синий.
Горы восходят
Лестницей тесной,
Падают горы
Кручей отвесной.
Смотришь – и в сердце
Вдруг удивленье:
Пиков, утесов
Нагроможденье.
Знахарь-искатель
Разных растений,
Все ж устрашился бы
Этих ступеней.
И дровосек
Пред отвесным обрывом
Вдруг отступает,
Став боязливым.
В дальнем ущелье,
На перевале,
Дикую лошадь
Люди встречали.
Мчатся архары,
Яки лавиной
С пастбищ нагорных
Сходят в долины.
Волчья свирепо
Мечется стая,
Чарам подвластна,
А не простая.
Тропы покрыты
Дикой травою,
Конь пропадает
В ней с головою.
Как без дороги
Не заблудиться!
Будде не сможем
Мы поклониться.

И вот, когда продвигаться вперед стало почти невозможно, Трипитака в нерешительности придержал коня, они вдруг увидели на зеленом склоне дровосека, И вы только взгляните, как этот дровосек был одет:

Из синего войлока шляпа
Имела затейливый вид,
И черный халат его – тоже,
Казалось, особенно сшит.
И шляпа хранила от солнца,
От стужи – халат защищал;
Наточенный остро топорик
Старик, улыбаясь, держал.
С нарубленным хворостом шел он,
Вязанку неся за плечом,
И в стужу и в знойную пору
Старик не грустил ни о чем.
Был занят всегда размышленьем
И праздных он чувств не имел,
И звездных богов беспокоил
Такой необычный удел.
Доволен своею судьбою
Он был и в преклонных годах.
Какой же позор или слава
Его задержали в горах?
Рубя дрова в густом лесу на склоне,
Он увидал почтенного монаха,
Который путь с Востока направлял.
Тогда он тотчас прекратил работу,
Из лесу вышел быстрыми шагами
И поднялся на горный перевал.

– Почтенный монах, – крикнул он Трипитаке. – Остановитесь на минутку, я хочу вам кое-что сказать. В этих горах водятся свирепые чудовища, которые пожирают путников.

Услышав это, Трипитака задрожал от страха и едва не свалился с коня.

– Вы слышали, – обернулся он к ученикам, – что сказал дровосек. Кто из вас согласен пойти к нему и подробно расспросить обо всем?

– Не тревожьтесь, учитель, – сказал Сунь У-кун. – Я пойду и в один момент все разузнаю.

И он, широко шагая, стал подниматься в гору. Подойдя к дровосеку, он приветствовал его, как старшего брата, и стал расспрашивать. Ответив на приветствие, дровосек поинтересовался:

– Почтенный монах, что привело вас в эти горы? – Не стану вас обманывать, – отвечал Сунь У-кун. – Мы идем из Китая в Индию за священными книгами. Видите, на коне сидит человек? Это наш учитель. Он не очень-то храбрый и как только услышал о том, что в этих горах водятся чудовища и оборотни, сразу же послал меня подробно расспросить вас об этом. Скажите, пожалуйста, какие здесь водятся демоны и оборотни и когда они стали таковыми? Только говорите прямо: сильны ли они, или же это всего-навсего птенцы желторотые? Тогда я могу послать горных духов и духов земли, чтобы они вернули их на прежнее место.

Выслушав его, дровосек поглядел на небо и громко расхохотался.

– Да ты, оказывается, сумасшедший, – сказал он.

– Отчего же сумасшедший? – удивился Сунь У-кун. – Я ведь правду говорю.

– Какая же это правда? – продолжал дровосек: – И как можешь ты говорить, что выгонишь духов.

– Что-то ты чересчур усердно расписываешь их могущество и своей глупой болтовней стараешься задержать нас. Не иначе как ты им сродни. А если не сродни, так сосед или добрый приятель.

– Ну ты, кажется, и впрямь спятил, – смеясь сказал дровосек. – Почему ты такой невежа? Я, можно сказать, из самых хороших побуждений решил предупредить вас, чтобы вы в пути были осторожнее, а ты ни с того ни с сего напустился на меня. Тут дело даже не в том, знаю я или не знаю, где водятся эти духи и оборотни, просто интересно, каким образом ты хочешь изгнать их отсюда.

– Если это небесные духи, я отошлю их к Нефритовому императору. Если земные – пусть отправляются в преисподнюю. Западные духи вернутся к Будде, а восточные – возвратятся к Лао-цзюню; северные – будут отосланы к Сюань-у[18], южных прогоню к Шэнь-нуну. Если здесь обитают духи из породы драконов, я отошлю их к владыке ада – Янь-вану. Ведь каждый из них имеет свое место, а у меня повсюду есть знакомые, которые выдадут им соответствующие бумаги, и они вмиг вылетят отсюда.

– Нет, ты действительно сошел с ума, – расхохотался дровосек. – Даже тот, кто обладает способностью передвигаться на облаках, знает колдовство, умеет изгонять нечистую силу и усмирять чертей, и то не осмелится связываться с этим злобным чудовищем.

– Откуда ты знаешь, что он злобный? – спросил Сунь У-кун.

– В шестистах ли от этой горы, – сказал дровосек, – есть гора Пиндиншань, а на этой горе – пещера, известная под названием «Цветы лотоса». Так вот, в этой пещере живут два повелителя демонов. Они рисуют кабаллистические знаки, при помощи которых вылавливают проходящих монахов. Главная же цель их – изловить и сожрать Танского монаха. Так знай, если вы пришли не из Танской империи, то все обойдется благополучно. Если же вы имеете хоть какое-нибудь отношение к Танам, то даже не думайте продолжать свой путь.

– А мы как раз идем из Танской империи, – сказал Сунь У-кун.

– Ну, тогда вас наверняка съедят, – произнес дровосек.

– В таком случае нам повезло! – воскликнул Сунь У-кун. – Интересно только, как они будут есть нас? – спросил Сунь У-кун.

– А как бы ты хотел? – спросил дровосек.

– Если они начнут с головы, это будет одно удовольствие, – сказал Сунь У-кун. – А вот если с ног, худо нам придется.

– Не все ли равно, – удивился дровосек, – с ног они начнут или с головы.

– Да у тебя, я вижу, мало опыта, – отвечал Сунь У-кун. – Как только они откусят голову, я буду мертв. И после этого что бы со мной ни делали: пусть жарят, варят, – я не буду чувствовать. Но если они начнут с ног и будут грызть меня по кускам – вначале съедят ногу, потом дойдут до половины туловища, – это причинит мне ужасные страдания. Вот почему я и говорю, что это плохо.

– Да что ты, монах, – сказал дровосек, – разве у них есть столько времени. Как только они схватят вас, то сразу же сунут в котел, сварят и целиком сожрут.

– Ну, это еще лучше, – засмеялся Сунь У-кун. – Тут даже боли никакой не почувствуешь. Правда, душновато будет немного.

– Ты вот что, брось шутить, – сказал дровосек. – Повелитель духов всегда носит при себе пять драгоценностей и обладает огромной волшебной силой. Да если бы опорой Танского монаха был нефритовый столб, на котором держится небо, и золотые балки, подпирающие моря, то все равно человек, который решился сопровождать и охранять Танского монаха, обречен на сумасшествие.

– А сколько раз у него помутится рассудок? – спросил Сунь У-кун.

– Да раза три-четыре, – отвечал дровосек.

– Ну, это пустяки, об этом и говорить не стоит, – сказал Сунь У-кун. – У нас в год обычно раз восемьсот мутится сознание, а три-четыре раза мы даже и не заметим. Зато получим возможность следовать дальше.

О, чудесный Великий Мудрец! Он не проявил ни малейшего страха. Все его мысли были сосредоточены на том, что-бы надлежащим образом охранять Танского монаха. Он оставил дровосека и быстро пошел назад.

– Особенно опасаться нечего, учитель, – сказал он Трипитаке. – Здесь действительно живет какой-то оборотень. Но поскольку народ в этих местах не отличается храбростью, то у них только и разговоров, что об этом оборотне. Ну, а со мной вам бояться нечего. Поехали дальше.

Слова Сунь У-куна успокоили Трипитаку, и он без всяких опасений последовал за ним. Вдруг дровосек исчез.

– Куда же скрылся дровосек, который предупреждал нас об опасности? – спросил Трипитака.

– Вот не везет, так не везет, – сказал Чжу Ба-цзе. – Среди бела дня повстречали привидение.

– Да он, наверное, ушел в лес за дровами, – сказал Сунь У-кун. – Обождите, я посмотрю.

Широко раскрыв свои огненные глаза, Великий Мудрец осмотрел все горы, однако дровосека нигде не было видно. Тут он взглянул вверх и увидел на облаке духа – стража времени. Сунь У-кун тотчас же бросился за ним на облако и, крепко выругавшись, крикнул:

– Почему ты не явился прямо ко мне? Зачем тебе понадобилось проделывать всякие штуки?

Перепуганный дух – страж времени поспешил отдать Сунь У-куну соответствующие почести и сказал:

– Великий Мудрец, я несколько запоздал. Вы уж простите меня. А что касается волшебной силы здешнего духа, то она действительно велика: он владеет искусством различных превращений, и вы можете полагаться только на свою хитрость, изворотливость и ум. Вам следует со всем усердием охранять Танского монаха. Если вы допустите хоть малейшую небрежность, вам нечего и думать о том, чтобы продолжать свой путь.

Сунь У-кун крепко запомнил все, что ему было сказано, и приказал стражу времени возвращаться обратно. Спустившись на облаке вниз, Сунь У-кун увидел, что учитель с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном продвигаются вперед.

«Если я расскажу учителю обо всем, что мне сообщил страж времени, – подумал Сунь У-кун, – он придет в отчаяние, станет плакать и делу ничем не поможет. Пословица говорит: «Когда неожиданно попадешь в омут, то поздно раздумывать, глубокий он или мелкий». Если учителя захватит волшебник, у меня прибавятся лишние хлопоты. Попробуюка я поговорить с Чжу Ба-цзе, может быть, он первым вступит в бой с духом. И если ему удастся добиться победы, пусть эта заслуга принадлежит ему. Если же у него не хватит сил и дух одолеет его, я успею прийти на помощь и тогда проявлю все свои способности».

Однако он тут же подумал: «Боюсь только, что Чжу Бацзе не захочет первым вступить в бой и будет всячески выкручиваться. А учитель, по обыкновению, начнет поддерживать его, даже если он и неправ. Ну, да ладно, попробую все же заставить его».

О, чудесный Мудрец! Он решил схитрить и начал так усиленно тереть глаза, что у него даже слезы показались.

Увидев слезы на глазах у Сунь У-куна, Чжу Ба-цзе сказал Ша-сэну:

– Послушай, бросай коромысла и доставай вещи, Мы с тобой разделим их.

– О каком дележе ты говоришь, брат? – удивился Ша-сэн.

– Разделим вещи и разойдемся по домам, – пояснил Чжу Ба-цзе. – Ты вернешься на реку Люшахэ и снова станешь оборотнем, я же возвращусь в селение Гаолаочжуан и буду как прежде жить в семье зятем. Коня мы продадим, а на вырученные деньги купим гроб и преподнесем его в знак почтения нашему учителю. В общем, нужно расходиться и оставить мысль о поездке в Индию.

– Что этот Дурень болтает? – насторожился Трипитака, услышав слова Чжу Ба-цзе. – Ведь мы спокойно идем вперед.

– Я вовсе не болтаю! – возразил Чжу Ба-цзе: – Разве вы не видите, что творится с Сунь У-куном? Он плачет! А уж если Великий Мудрец, которому открыты все ходы и выходы и на небе и под землей, которого ни топор, ни огонь, ни кипящее масло не берут, загрустил, значит, эти горы ничего хорошего не сулят и там действительно живет злой волшебник. Как же можно туда идти таким слабым людям, как мы?

– Ну, ты пока не болтай, – строго сказал Трипитака. – Сейчас я спрошу его. Сунь У-кун, что ты узнал, почему нам не скажешь, а один горюешь? То, что ты стараешься скрыть свои слезы, очень тревожит меня.

– Учитель, – отвечал Сунь У-кун, – человек, который предупредил нас сейчас об опасности, не кто иной, как страж времени. Он говорит, что здешний волшебник необычайно свиреп, а эти горы опасны и непроходимы. Лучше нам вернуться.

Эти слова привели Трипитаку в неописуемый ужас. Схватив Сунь У-куна за рукав, он сказал:

– Ученик мой, мы уже прошли половину пути. Как же можно говорить о том, чтобы возвращаться обратно?

– Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы продолжать путь, – сказал Сунь У-кун. – Боюсь лишь одного, что духов здесь много и у меня одного не хватит сил справиться с ними. Правильно говорят: «Будь ты сделан хоть из железа, но когда тебя поместят в горн, из тебя получится всего лишь несколько гвоздей».

– Ты совершенно прав, – подтвердил Трипитака. – Одному, конечно, трудно. Даже в книге о военном искусстве говорится: «Один в поле не воин». Однако с нами идут еще Чжу Ба-цзе и Ша-сэн. Они ведь тоже мои ученики, и ты можешь распоряжаться ими по своему усмотрению. Надеюсь, что все вместе вы благополучно проведете меня через эти горы. А разве это не даст вам возможности вернуться к своему первоначальному чистому состоянию?

Сунь У-кун, который хитростью выудил у Трипитаки согласие, вытер слезы и сказал:

– Если вы хотите пройти через эти горы, надо, чтобы Чжу Ба-цзе выполнил два условия: тогда еще можно будет надеяться, что мы пройдем. Иначе и думать об этом нечего.

– Ну, если ты, брат, не пойдешь, – сказал Чжу Ба-цзе, – тогда нам надо расходиться. И нечего меня зря впутывать в это дело.

– Ученик мой, – молвил Трипитака, – я думаю, что вначале следовало бы спросить твоего старшего брата, чего именно он требует от тебя.

Тогда Чжу Ба-цзе обратился к Сунь У-куну:

– Дорогой брат, скажи, что я должен делать?

– Первое, что ты должен делать, – отвечал ему Сунь У-кун, – это оберегать учителя, второе – разведать дорогу.

– Оберегать учителя, – сказал Чжу Ба-цзе, – значит находиться при нем неотлучно, но, чтобы разведать дорогу, мне надо идти. Ты предлагаешь что-то совершенно невозможное: ты хочешь, чтобы я шел и в то же время сидел возле учителя. Как же я могу это сделать?

– Да я вовсе не хочу, чтобы ты выполнил и первое и второе условие, – сказал на это Сунь У-кун. – Хорошо, если ты выполнишь хоть одно.

– Что ж, в таком случае можно поговорить, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Но ты прежде объясни мне, что входит в мои обязанности? Может быть, одно из этих условий я и соглашусь выполнить.

– Когда учитель будет отправлять свои естественные надобности, – начал Сунь У-кун, – ты должен прислуживать ему; когда учитель станет собираться в путь, твой долг помочь ему сесть на коня. Если учитель захочет есть, собери подаяние и накорми его. Смотри: если только учитель хоть немного проголодается, побледнеет или похудеет, тебя будут бить.

– Нет, это трудно, очень трудно, – встревожился Чжу Ба-цзе. – Прислуживать учителю, помочь ему сесть на коня, это, пожалуй, можно. Я могу находиться при нем неотлучно и даже носить его на спине. Но вот с подаяниями дело обстоит хуже. Ведь здешний народ не знает, что я монах и иду за священными книгами. Меня могут принять за приблудшую свинью. Целая толпа нападет на меня с вилами и рогатинами, а потом зарежут и засолят впрок к новому году. В этом для меня нет ничего приятного.

– Ну, тогда иди разведай дорогу, – сказал Сунь У-кун.

– Что я для этого должен делать? – спросил Чжу Ба-цзе.

– Надо отправиться в горы, – сказал Сунь У-кун, – узнать, сколько живет там духов, есть ли пещеры. Зная это, мы сможем свободно пройти.

– Ну, это пустяки! Тогда я отправлюсь на разведку.

Одернув на себе одежду и вооружившись граблями, Чжу Ба-цзе храбро двинулся в горы. Глядя на него, Сунь У-кун не мог удержаться от смеха.

– Мерзкая ты обезьяна, – стал укорять его Трипитака, – почему у вас нет ни привязанности, ни жалости друг к другу? Только и знаете, что творить зло. Ты хитрый, как сайга: уговорил Чжу Ба-цзе пойти на разведку, а сам теперь насмехаешься над ним.

– Я вовсе не над ним смеюсь, – стал оправдываться Сунь У-кун. – А смеюсь потому, что Чжу Ба-цзе не будет разведывать дороги и не отважится встретиться с волшебником. Он просто-напросто укроется где-нибудь и с полдороги вернется. А нам постарается наплести что-нибудь.

– Ты думаешь, что так хорошо знаешь его? – сказал Трипитака.

– Я уверен, что именно так он и поступит, – заявил Сунь У-кун. – Если же вы сомневаетесь в этом, разрешите мне пойти за ним и посмотреть, что он будет делать. Я могу помочь ему бороться с духом и, кроме того, проверю, насколько искренне он служит Будде.

– Ну что ж, отлично! – согласился Трипитака. – Только смотри не подшучивай над ним.

Сунь У-кун обещал не делать этого и помчался вслед за Чжу Ба-цзе. На склоне холма он сделал магическое движение и тут же превратился в цикаду. Это было поистине удивительное превращение. Однако взгляните сами:

Она, паря, по воздуху плыла,
Прекрасный стан был тоньше, чем игла;
Перебираясь через тростники
Иль ползая по травке у реки,
Искала тень, что может дать цветок;
Все стрекотал веселый голосок.
Ее полет был как полет комет,
Из глаз ее всегда струился свет,
Средь насекомых – меньше всех она,
Но хитростью и ловкостью сильна,
В свободный час она стремилась в лес,
Чтоб самый след в густой траве исчез,
И даже сотни тысяч зорких глаз
Найти бы не смогли ее сейчас.

С жужжаньем Сунь У-кун полетел вперед, очень скоро нагнал Чжу Ба-цзе и примостился у него за ухом. Пройдя примерно ли восемь, Чжу Ба-цзе, ничего не подозревая, отбросил свои грабли и, обернувшись в сторону Танского монаха, начал, ожесточенно жестикулируя, ругать его.

Назад Дальше