Фармен представился.
— Он только что из Штатов, — пояснил Блэйк. — Рассказывал тут мне забавные истории.
— Кейсерлинг, — сказал Фармен. — Что-то знакомое… Бруно… да, Бруно Кейсерлинг?
В книгах по истории авиации он встречал это имя. Наряду с Рихтофеном, Бруно Кейсерлинг был самым ненавистным и уважаемым асом немецкой школы воздушного боя.
— Слышали, да? — сказал Блэйк. — Сбить его — самое страстное желание каждого из нас. — Он стукнул пустым стаканом по столу. — Но боюсь, что это невозможно. Он летает лучше нас. Рано или поздно он всех нас перестреляет.
Деверо потягивал бренди.
— Мы поговорим об этом позже, мсье Блэйк, — заметил он. — Вы ждали меня? — обратился он к Фармену.
— Да, я… — Фармен не знал, что сказать.
— Только не рассказывай ему своих историй, — шепнул Блэйк.
— Вы пилот, мсье Фармен? — спросил Деверо. Фармен кивнул.
— И мой самолет летает выше и быстрее ваших. Я собью этого вашего черного демона — Кейсерлинга.
— Каждый из нас желает этого. Но хочу предупредить вас, мсье… Фармен, вы сказали?
— Ховард Фармен.
— Хочу предупредить вас, что этот человек — гений. Аэроплан в его руках творит невозможное. Этот немец сбил сорок шесть, а, может, и больше самолетов. Однажды он уничтожил три самолета за день. Говорят, что никто не знает, откуда он появился, словно один из богов Нибелунгов. Он…
— Будем считать, что я тоже появился ниоткуда, — заявил Фармен. Вместе с моим самолетом.
Когда Деверо допил бренди, а Блэйк прикончил четвертый бокал, они отправились к ангарам. Выпив, Фармен решился показать им «Пика-Дон».
Блэйк и Деверо изучали самолет, обходя его и шлепая башмаками по грязи.
— Только ничего не трогайте, — предупредил их Фармен. — Даже царапина может ему повредить. — Он не стал говорить, что ракеты, подвешенные под самолетом, могут превратить в пар все живое и неживое в радиусе сотни ярдов.
«Пика-Дон» должен был произвести впечатление. Длина 89 футов. Размах острых, как акульи плавники, крыльев — 25 футов. Самолет напоминал стрелу. Фюзеляж был изогнут наподобие капюшона кобры.
Блэйк присел на корточки, чтобы рассмотреть шасси. Он заметил сопла вертикального взлета и лег на землю, чтобы лучше рассмотреть их. Деверо чуть ли не засунул голову в хвостовое сопло. Блэйк вылез из-под самолета и поднялся, отряхиваясь.
— Ну что, поверили? — спросил Фармен.
— Приятель, — сказал Блэйк, глядя ему прямо в глаза. — Я не знаю, что это за штука и как ты ее сюда притащил. Но только не надо говорить, что она летает.
— А как же она здесь оказалась? — спросил Фармен. — Я докажу! Я… Внезапно он замолк, вспомнив, что горючее кончилось. — Спросите у механиков. Они видели, как я приземлился.
Уперев руки в бока, Блэйк покачал головой.
— Уж я-то разбираюсь в аэропланах. Эта штука летать просто не способна.
К ним подошел Деверо.
— Впервые вижу дирижабль такой странной конструкции, мсье Фармен. Но этот цеппелин, судя по всему, очень тяжелый. Вряд ли он нам поможет…
— Я вам говорю, что это самолет! И он летает быстрее всех ваших.
— Но у него же слишком маленькие крылья, мсье. И нет пропеллера. Как же он поднимается в воздух?
От отчаяния Фармен потерял дар речи.
— И почему от него несет парафиновым маслом? — спросил Деверо.
Над ангарами прожужжал «Ньюпор». Развернувшись, он приземлился на поле и покатился к ним.
— Это Мермье, — сказал Блэйк. — Я видел: он сбил одного немца.
Появились еще два аэроплана. Подпрыгивая на кочках, они катились к ангарам. У одного из них не было верхней части крыла, и куски ткани развевались по ветру.
Блэйк и Деверо все еще смотрели в небо над ангарами, но самолетов больше не было. Блэйк положил руку на плечо Деверо.
— Наверное, они приземлились в другом месте.
Деверо сник.
— Скорее всего, их уже нет в живых.
Они пошли на другой конец поля, где аэропланы строились в линию. Мермье и два других летчика вылезли из кабин. Деверо поспешно подошел к ним. Они быстро заговорили по-французски, отчаянно жестикулируя. Некоторые жесты Фармену были знакомы — они обозначали фигуры воздушного боя. Внезапно Деверо повернулся, на его лице застыла гримаса боли.
— Они не вернутся, — тихо сказал Фармену Блэйк.
— Летчики видели, как их подбили. — Блэйк ударил кулаком по стене ангара. — Кейсерлинг сбил Мишо. Мишо — лучший из нас, только он мог свалить этого проклятого немца. К ним подошел Деверо.
— Мсье Фармен, — сказал он. — Я вынужден просить, чтобы вы показали, на что способна ваша машина.
— Мне нужно пятьсот галлонов керосина, — сказал Фармен.
Этого хватит для взлета, преодоления звукового барьера и посадки. Десять минут в воздухе при скорости в 1,4 числа М. Вполне достаточно, чтобы продемонстрировать возможности «Пика-Дона».
Деверо нахмурился и подергал себя за ус.
— Как вы говорите?.. Керосин?
— Парафиновое масло, — уточнил Блэйк. — Масло для ламп. — Он повернулся к Фармену. — Здесь керосин называют парафиновым маслом. Но пятьсот галлонов — ты с ума сошел, приятель. Зачем аэроплану столько смазки? Да вся эскадрилья не истратит этого за неделю! К тому же, как смазка он никуда не годится. Поверь.
— Это не смазка, — пояснил Фармен. — Это топливо. Мой самолет летает на керосине.
— Но… Пятьсот галлонов!
— Да, причем только для показательного полета.
— Посмотрев в недоверчивые глаза Блэйка, он решил не сообщать, что для полной заправки «Пика-Дона» требуется пятьдесят тысяч галлонов.
Деверо пригладил усы.
— Сколько это будет в литрах?
— Вы что, собираетесь позволить ему?..
— Мсье Блэйк, вы не доверяете этому человеку?
Блэйк принял вызов:
— Я думаю, он нас просто разыгрывает. Сначала он заявил, что прилетел на аэроплане, а показал эту штуковину. Мы просим продемонстрировать ее взлетные качества — оказывается, что нет горючего. И вдобавок ко всему требуется керосин. Керосин! Причем столько, что в нем можно утонуть. Даже если это горючее, ни одному аэроплану не нужно такое количество. Вообще, слышал ли кто-нибудь, чтобы аэропланы летали на ламповом масле?
Схватив Блэйка за руку, Фармен развернул его к себе.
— Я понимаю, — сказал он, — в это трудно поверить. Будь я на твоем месте, тоже бы решил, что мне морочат голову. Ладно. Дай мне возможность показать самолет в действии. Я так же, как и ты, хочу сражаться с немцами. Он уже представлял себе, как одной ракетой уничтожит целую эскадрилью «Альбатросов». Те даже не успеют увидеть его!
— Приятель, — сказал Блэйк. — Не знаю, для чего тебе нужен керосин, но, уверен, только не для того, чтобы летать. К тому же, я могу спорить, что эта штука в принципе не способна подняться в воздух.
— Мсье Блэйк, — сказал Деверо, вклинившись между ними. — Этот человек может ошибаться, но я вижу: он не лжец. Он отвечает за свои слова. Нам нужны такие люди. Если парафиновое масло не поднимет эту штуку, мы отдадим его на кухню. Мы ничего не теряем. Но нужно дать ему шанс. Если хотя бы часть того, о чем он говорит, окажется правдой, возможно, именно он сумеет покончить с Бруно Кейсерлингом.
Блэйк недовольно отошел в сторону, буркнув:
— Но если ты все-таки решил подшутить над нами, я тебе не завидую…
— Ты сам все увидишь, — сказал ему Фармен и, повернувшись к Деверо, добавил: — Керосин должен быть самого высокого качества. Самый лучший, какой можно достать. — Двигатели самолета, вероятно, смогут работать на керосине, подумал он, но керосин в качестве горючего, это все равно что древесный спирт вместо мартини. — И нам придется отфильтровать его.
— Мсье, — сказал Деверо. — Есть только один сорт парафинового масла. Либо это керосин, либо нет.
Два дня спустя, когда они еще ждали, когда привезут керосин, Блэйк провез его на двухместном самолете, чтобы показать диспозицию. Видимость была хорошая, лишь возле линии фронта оказалась небольшая дымка. Фармену этот полет был не очень-то нужен: на экране «Пика-Дона» он увидит все гораздо отчетливей. Но, правда, на экране не заметишь вырытых окопов и немецких аэродромов. Так что полезно посмотреть на них с воздуха. Фармену одолжили летную форму, и они с Блэйком сели в аэроплан.
Самолет был похож на неуклюжего деревянного змея. Два тарахтящих мотора были установлены между верхними и нижними крыльями по обе стороны гондолы. Хвостовое оперение крепилось при помощи деревянного каркаса. Самолет выглядел довольно хрупкой конструкцией, однако, к удивлению Фармена, все это как-то держалось и не рассыпалось даже тогда, когда аэроплан понесся по полю, как детская коляска, пущенная с горки. После нескончаемых прыжков по земле он, наконец, взлетел, хотя трудно было поверить, что такой скорости оказалось достаточно, чтобы оторваться от земли. Порыв ветра ударил Фармену в лицо. Он поспешно нацепил очки. Понадобилась целая вечность, чтобы подняться на высоту шесть тысяч футов. Набрав высоту, Блэйк вышел из спирали и направил аэроплан на восток. Воздух, казалось, был полон горок и ухабов, на которых подскакивал аэроплан, то и дело срываясь в воздушные ямы.
Фармена затошнило. Что за бред: этого просто не могло быть! Все что угодно, только не это! Он опытный летчик, налетал более десяти тысяч часов! Фармен сглотнул слюну и вцепился руками в сидение.
Блэйк, сидевший впереди, что-то кричал ему, указывая рукой вниз. Фармен попытался наклониться. Поток воздуха чуть не сорвал с него очки. Внизу змеилась неровная линия окопов. Земля по обе стороны от них была усеяна воронками, напоминая лунный ландшафт.
Аэроплан летел вдоль реки. Окопы тянулись с холмов на юге, у реки обрывались и продолжались на другой стороне до самых гор. Над немецкими окопами появились черные дымки: спазматически закашляла противовоздушная артиллерия. Блэйк развернул самолет на юг, что-то крича через плечо про швейцарскую границу. Немцы прекратили стрельбу.
Фармен решил, что линию фронта найдет без труда. Он попытался сообщить об этом Блэйку, но ветер уносил слова. Фармен подался вперед, чтобы похлопать Блэйка по плечу, и в этот момент что-то с силой ударило по рукаву.
В плотном материале зияла дыра. Что это, откуда?.. Внезапно Блэйк начал пикировать. Горизонт опрокинулся.
— Стреляй! — заорал Блэйк.
Позади Фармена был укреплен пулемет, но Фармен никак не мог сообразить, чего от него хочет Блэйк. Над ним скользнула тень самолета. Фармен инстинктивно втянул голову в плечи и затравленно глянул вверх. На них пикировал немецкий летчик: глаза скрыты очками, губы плотно сжаты. Блэйк резко развернул аэроплан, и Фармена вдавило в сидение. На секунду он потерял из виду немецкий самолет, но тут же снова увидел его — аэроплан шел прямо на них.
Самолет был покрашен в фиолетовый цвет, на крыльях и хвостовом оперении проведены белые полосы. На носу самолета вспыхнули огоньки, и по крылу их аэроплана забарабанили капли дождя.
— Стреляй! — снова крикнул Блэйк и направил аэроплан вверх. Немецкий самолет, словно привязанный, повторил маневр.
Черт, его чуть не убили! Нет, действительно, по нему стреляли! Кажется, это всерьез. Фармен лихорадочно схватился за рукоятки. Что за дурацкая конструкция! Где тут спусковой крючок?.. Ага, кажется, вот это… Пулемет рявкнул и тут же вырвался из рук. Фармен поискал в небе фиолетовый
аэроплан. Его нигде не было видно. Блэйк совершил еще один головокружительный маневр, и Фармен увидел уже три аэроплана, преследующие их. Самолет с белыми полосами оказался впереди, отрезая путь к отступлению.
Фармен развернул пулемет, пытаясь навести его на первый самолет, и судорожно нажал на гашетку. Трассирующая очередь ушла далеко вниз от немецкого самолета.
Да можно ли вообще попасть в прыгающую мишень, когда сам скачешь, как мяч! В сражении должны участвовать системы наведения, компьютеры, ракеты с головками самонаведения! Он поднял ствол выше и дал еще одну очередь. Все равно слишком низко. Немец приближался. У пулемета не было никакого прицела, не говоря уже о системе захвата цели. Фармен боролся с вырывавшимся оружием, стараясь взять немецкий самолет на мушку. Ничего не получалось. Фармен израсходовал все патроны, так ни разу и не задев вражеский аэроплан. Ему понадобилась целая вечность, чтобы установить новую ленту. Блэйк выписывал невероятные акробатические фигуры, стараясь уйти от огня противника.
Пулей оторвало кусок обшивки прямо под локтем Фармена. Пулемет снова был готов к стрельбе, и Фармен выпустил очередь по немцу, когда тот пролетал над правым рулем их аэроплана. Руль разлетелся в щепки. Немец ушел вправо, набрал несколько футов высоты, развернулся и спикировал на них сверху. Его пулемет строчил не переставая. Блэйк бросил аэроплан вниз и резко взял вправо; Фармен чуть не вылетел из кабины от такого маневра. Оглядевшись, он увидел, что немец исчез.
— Где? — закричал он. Он хотел спросить, где находится немец, но на такой сложный вопрос не хватило дыхания.
— Смылся, — заорал в ответ Блэйк. — Смотри: друзья!
Фармен глянул в том направлении, куда указывал рукой Блэйк. В пятистах футах над ними ровным строем шли пять «Ньюпоров». Ведущий помахал крыльями, и самолеты повернули на восток.
— Ты в порядке? — спросил Блэйк.
— Вполне, — ответил Фармен. Но когда их аэроплан подхватил нисходящий поток воздуха, ему стало совсем худо. Фармен едва успел перегнуться через борт, и его вырвало.
Блэйк вернулся из столовой, захватив кусок черного хлеба и открытую консервную банку с паштетом. Они пошли в домик за ангаром. Энри дал Блэйку бутылку домашнего вина и два стакана. Поставив все это на стол, они принялись делать бутерброды.
— Он хотел убить меня, — сказал Фармен. Эта мысль не давала ему покоя. — Он хотел нас убить. Блэйк отрезал себе еще кусок хлеба.
— Конечно. Я бы тоже его убил, если б смог. Такая работа — его и наша… Но я не ждал его сегодня в этом районе. Хотя… — Лицо Блэйка исказила гримаса. — Его трудно вычислить.
— Его?
Блэйк перестал жевать и нахмурился.
— Ты же знаешь, кто это был, не так ли?
Фармен шевельнул губами, но не смог произнести ни слова.
— Только у Кейсерлинга аэроплан фиолетового цвета, — сказал Блэйк.
— Я доберусь до него, — прошептал Фармен.
— Легко сказать, — ответил Блейк. На его лице появилась кривая усмешка. — К тому же, тебе не мешало бы потренироваться в стрельбе из пулемета.
— Я доберусь до него, — повторил Фармен, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
На следующий день пошел дождь. Огромные темные облака висели низко над землей, обрушивая на нее потоки воды. Все полеты были Отменены, и летчики сидели в домике за ангаром, попивая вино и слушая, как капли дождя барабанят по крыше. Проснувшись утром и услышав Шум дождя, Фармен надел плащ и пошел проверить «Пика-Дон». Самолет, укрытый брезентом, уныло стоял под дождем.
После скудного обеда Блэйк отвел его в один из ангаров, где хранились деревянные ящики с патронами и пулеметными лентами. Блэйк научил Фармена, как заряжать ленты и осматривать патроны. Он вручил Фармену стандартный патроноприемник, в который мог войти только патрон без брака, и следующие несколько часов они занимались тем, что набивали пулеметные ленты. Работа была скучной и монотонной. Все патроны были похожи друг на друга. Бракованные встречались очень редко.
— Ты всегда делаешь это сам? — спросил Фармен, осматривая свои черные от работы руки. Он не привык к такого рода занятиям.
— Если хватает времени, — ответил Блэйк. — Пулемет и так часто заедает. Когда Кейсерлинг выписывает над тобой круги, ты можешь рассчитывать только на пулемет, мотор и крылья. И если что-нибудь из этого откажет — пиши пропало.
Фармен промолчал. Дождь стучал по крыше. В другом конце ангара работали механики.
— Как ты попал сюда? — наконец спросил он. — Зачем это тебе?
Блэйк отложил пулеметную ленту и с недоумением посмотрел на Фармена.
— Повтори еще раз. Только помедленнее.
— Это французская эскадрилья. А ты американец. Что ты здесь делаешь? Блэйк хмыкнул.
— Как — что? Сражаюсь с немцами.
— Это понятно. Но почему вместе с французами? Блэйк снова принялся набивать ленту.
— Когда здесь появилась американская эскадрилья, я мог, конечно, пойти к ним, но отказался. Им давали самолеты, на которых не хотели летать ни французы, ни англичане. А я уже привык к своему самолету.
— Я не это имел в виду, — сказал Фармен. — Ты приехал сюда еще до того, как Америка вступила в войну, так?
— Да, в шестнадцатом году.
— Это я и хотел выяснить. Почему ты помогаешь Франции? Тебя ведь это не касается. Зачем ты здесь?
Блэйк продолжал проверять патроны.
— Мне кажется, что меня это касается. Как и всех остальных. Эту войну затеяли немцы. Если мы покажем им, что против войны выступает весь мир, то больше войн никогда не будет. Я хочу, чтобы это была последняя война.
И Блэйк снова принялся проверять патроны.
— Не очень-то надейся на это, — вздохнул Фармен.
Дождь продолжал барабанить по крыше, как будто играл военный марш.
Двумя днями позже к ангарам с шумом подъехали три грузовика. Они привезли горючее для эскадрильи и двадцать столитровых бочек с керосином, выгрузив их возле кухни.
Фармен соорудил примитивный фильтр, сложив в несколько раз кусок парашютного шелка и заставив механиков выскоблить пустые бочки из-под бензина. Процедура очистки продолжалась мучительно долго, и отфильтрованный керосин ни по виду, ни по запаху не отличался от исходного продукта. Залив пробную партию в бак, он запустил двигатель, и тот заработал на малых оборотах. Как он потом выяснил, ни один инжектор не засорился.
Два дня он фильтровал керосин. В помощники дали механика, но Фармен не слишком доверял ему, потому что тот никак не мог понять, что работа двигателей напрямую зависит от качества топлива. Один раз пришел Деверо, поглядел на них и удалился, не сказав ни слова.