Тина, не ответив, зарылась лицом в неудобную крошечную подушечку.
Ой, как долго не едет Виталий! Наверное, уже почти час прошел. Или это просто время так тянется? Ее разморило после ужина, которым насильно накормила Света, сообщив, что еда – лучший транквилизатор. Нет, спокойнее не стало, всю по-прежнему колотит, только теперь еще и в сон клонит. Сейчас вздремнуть бы хоть часок, лучше – два, а идеально – три. Но ведь должен появиться Виталий… Пожалуй, зря Тина с ним сговорилась. Здесь, у Светки, она может хоть до утра оставаться в полной безопасности и безвестности. Никому и в голову не придет, где ее искать, никакой Зое. А куда ее может отвезти Виталий? Домой? Нет, домой страшно. После того, что случилось сегодня, так и лезут в голову всякие глупости: мол, возможно, и не примерещилось Тине ночное покушение… Коробочка исчезла, да, но это еще ничего не значит. Ее ведь могло и вовсе не быть. Например, на подушку была брошена такая особенная штука, вроде испаряющихся освежителей воздуха. От них исходит запах, а сами они в конце концов бесследно исчезают. Только это обычно происходит очень долго, а то, что должно было убить Тину, испарялось весьма интенсивно. Оттого таким убойным был запах. И к утру она, конечно, умерла бы, но никто и никогда не догадался бы, что стало причиной этой внезапной смерти. Как говорится, скончалась скоропостижно, вот и все дела. Стало бы известно про вчерашнюю аварию – ну и…
В оконце заколотили так, что Тина подскочила.
Света настороженно приотворила маленькую щелку.
– Чего вам, ну? – прикрикнула сурово. – Несовершеннолетних не обслуживаем!
– Лучше калымить на Гондурасе, чем гондурасить на Колыме! – дурашливо гнусавя, проорал мальчишеский голос, а потом темнота разразилась хохотом и топотом убегающих ног.
– Придурки! – хмыкнула Света. – Каждый вечер одно и то же. Напарница говорит, ей тоже покоя нет. Беспризорщина! Сейчас кричат разные глупости, а подрастут – начнут ларьки грабить. Я тебе не рассказывала, что с Лариской было месяц назад? Стукнули среди ночи в дверь, говорят: «Лариса, привет!» Она спросонок решила, что Колян зачем-то вернулся, ну и возьми да открой. А ее ка-ак шарахнули по башке! Когда очухалась, киоск уже обчищен был. Конечно, ничего не скажешь, Колян человек благородный: не выгнал Лариску, у нее же двое детей все-таки, потихоньку вычитает из зарплаты. С тех пор – вон, видишь кнопку? – связь с милицией установил. Вроде бы. А она то работает, то нет. А потом, и не знаешь, что лучше… Один раз понаехали гоблины – я их с перепугу вызвала, а уроды, которые сюда лезли, уже убежали. Ну, те давай водки требовать за ложный вызов…
– Гоблины – это кто? – испуганно спросила Тина. – Вроде я читала такую книжку фантастическую – «Заповедник гоблинов».
– Нет, это другие, – авторитетно заявила Света. – Гоблины – это омоновцы. Менты, мусора – это по-прежнему милиция, а гоблины – новое слово. Удивительно – вроде бы в газете работаешь, а ничего не знаешь. Хотя ваша газета – для невинных младенцев! Я вот как открою, к примеру, «Нижегородские ведомости» или «Экспресс-газету», чувствую себя так, будто в общую камеру посадили. Запас нормальных слов меньше, чем у людоедки Эллочки, зато всякой «фени» хренова туча. Вот спроси любое словечко – я тебе запросто объясню. Хотя ты небось и не знаешь ни одного…
– Отчего же. Сегодня очень интенсивно пополнила образование! – Тина села, зябко кутаясь в ветровку и натягивая на колени старый ватник. – Ой, как уже поздно! Наверное, Виталий никак не может нас найти…
– О, вон какой-то бензовоз подруливает, – припав к окошку, оживленно сказала Света. – Могучая тачка, видно, мужик денежный.
– Может, это вовсе и не он, – устало ответила Тина, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь залапанный пластик. – Ну-ка, приоткрой…
Она почувствовала прохладную струю вечернего воздуха – а потом вдруг ослепительно полыхнуло.
Тина отпрянула, вжалась в угол. Ящики от резкого движения разъехались, и она оказалась на полу, сильно ударившись копчиком. Взвыла от боли. И еще что-то выло, визжало, страшно кричало рядом. А как жарко стало вдруг, просто нестерпимо! Тина машинально заслонила глаза локтем, боясь, чтобы их не выжгло. Едкий запах забивал в ноздри. Тина закашлялась. Будто что-то жарили, и оно подгорело…
Вдруг рядом железно громыхнуло, потом с силой ударила волна прохладного воздуха. Сразу стало легче дышать, а истошный вой, вырвавшись наружу, отдалился.
Тина осторожно отвела от лица ладони и увидела огонь. Горели ее ноги… нет, прикрывавшая их ветхая телогрейка! И плавились пластмассовые ящики. Пламя ползло по стенам.
Кто-то бросил в ларек бутылку с горючей жидкостью! Наверное, мальчишки, беспризорщина, или тот алкаш, которому не хватило денег!
Отбросив телогрейку, Тина метнулась к открытой двери. Споткнулась и упала на колени, больно шарахнувшись плечом о косяк. И увидела…
Она увидела какой-то горящий сверток, который переваливался по земле с боку на бок, издавая истошный вой.
Света! Это Светка! Значит, вся жидкость выплеснулась на нее, и теперь она пытается сбить пламя!
Тина рванулась вперед, но не смогла встать, упала плашмя. Вскинула голову…
Из темноты выдвинулась мужская фигура. Незнакомец мгновение вглядывался в горящее существо, потом резко вытянул руку. Чуть слышный хлопок – и Светка перестала биться. Одежда по-прежнему полыхала, но это словно бы и не причиняло ей боли.
Человек огляделся, потом поднял что-то с земли. Длинный толстый сук. Орудуя им, как кочергой, он перевернул горящее тело. Наклонился, всматриваясь…
Блики пламени заиграли на его сосредоточенном лице, и Тина на миг зажмурилась, не желая верить своим глазам. Но сейчас не время было предаваться ужасу. Помедлишь мгновение – и ляжешь рядом со Светкой… обгорелой Светкой, мертвой Светкой! И огонь, и пуля предназначались не ей. Вот сейчас убийца разглядит обугленное лицо и поймет свою ошибку!
Боясь дышать, Тина приподнялась – и, согнувшись, на цыпочках, выскользнула из тлеющего ларька.
Обогнула стенку, замерла.
Теперь она не видит убийцу, но и он не видит ее! А там, за пределами рваного огненного круга, лежит сплошная темнота. Спасительная темнота!
Стиснув зубы, Тина рванулась вперед, отчаянно надеясь, что ее шаги не слышны за треском пламени. Она летела во тьму, слепо вытянув руки, и судороги змеились по спине. Сейчас, вот сейчас ее догонит пуля! Сейчас…
Обогнула девятиэтажку и на миг приостановилась перевести дыхание. Из освещенных окон лилась тихая музыка. Кто-то смеялся. Эти люди… они даже не знают, что произошло! Они не знают, что Светка умерла. Что ее убили. Убил Виталий…
Тина прижала ладонь ко рту, глуша истерический вопль, разрывавший грудь. Оставалось два человека, которым она верила. Теперь нет никого.
Оглянулась, насторожившись: послышались крадущиеся шаги.
Виталий обнаружил свою ошибку! Понял, что Тина ускользнула. Догоняет!..
Зажмурившись, Тина снова бросилась вперед, и тьма-спасительница сомкнулась за ее спиной.
Виталий! Виталий… Значит, с самого начала – Виталий!
Теперь понятно, почему он не пил коньяк. Оплошать боялся, скажите, пожалуйста! Да в коньяке что-то было. Возможно, просто снотворное, не яд. Но, глотнув этого зелья, Тина нипочем не проснулась бы ночью… вообще не проснулась бы. Теперь ясно: ничего не почудилось, ее действительно пытались убить этаким затейливым способом. А потом, удостоверясь, что не удалось, попытку повторили – весомо, грубо, зримо. Опять сорвалось, и тогда Виталий решил взять дело в свои руки. Однако Тина спаслась вновь – чудом спаслась!
Слезы хлынули из глаз, Тина споткнулась и чуть не упала. Ничего себе – чудо, обернувшееся для Светки гибелью! Ее-то, бедную, за что?.. Если б она только знала, чем обернется привычная забота о непутевой соседке, разве впустила бы ее сегодня в свою пластмассовую «крепость», стоящую на отшибе и надежную, как яичная скорлупа? А может быть, и впустила бы, кто знает?..
Тина вдруг поняла, что совершенно не представляет себе, чем жила Светланина душа. Да что она вообще знает, что представляет? Пребывает в убеждении, что если и существует центр Вселенной, то именно там, где в данный исторический момент находится Тина Донцова. Все беды, все неприятности, все проблемы были где-то далеко, она полагала себя надежно защищенной собственным внутренним одиночеством, этаким духовным избранничеством.
Однако как же быть теперь, когда все снаряды, наплевав на расхожее мнение, будто две бомбы в одну воронку не ложатся, бьют прямиком в этот самый «центр Вселенной», не только не оставляя надежды уцелеть Тине, но заодно уничтожая всех тех, кто имел неосторожность оказаться рядом?
А что, если перед смертью Света прокляла ее, и теперь Бог от нее отступится или пошлет ей кару? Что, если следующая попытка Виталия окажется удачной?
Она отчаянным движением смахнула слезы, заливавшие глаза, мешавшие дышать.
Куда она бежит? Что теперь делать? Наверное, все-таки стоит пойти в милицию. Сначала ей, конечно, не поверят, но Тина постарается, постарается их убедить. Попросит, чтобы ей дали охрану.
Эх, жаль, не сохранилось ни капли того поганого коньяка! Стоит только вспомнить, как старательно она мыла посуду…
А других доказательств покушений у нее нет. Живописное описание «стрелки», так печально закончившейся для Серого Папы? Кто же поверит, что она там присутствовала, но осталась невредима? Курточка Светкина, в которой так и осталась Тина, тяжесть денег в кармане? А вдруг кто-то решит, будто она сама замешана в ограблении и поджоге ларька, сама навела убийцу, а потом смылась с деньгами и теперь боится мести подельника? Кто их знает, этих блюстителей порядка, кто поймет их логику! В газетах о них такое пишут… Да и в детективах: кого захотят бандиты убрать, того непременно уберут, а оперу или там частному сыщику только и останется, что смотреть на труп «с горьким недоумением: как же это могло случиться?!».
А вот так, ребятки. Старым дедовским способом! К тому же Виталий наверняка имеет минимум восемнадцать алиби на каждую минуту своей жизни в течение последних дней. Вывернуться-то он вывернется, а вот Тина со своими измышлениями и этим тяжелым свертком в кармане запросто может увязнуть в паутине законности, которую, по пословице, жук пробьет, а муха в ней – увязнет. Муха, вот именно, к которой со всех сторон тянутся пауки. Виталий, Зоя, еще кто-то, кого она даже не знает…
Но что же делать? Как же быть-то, если и Бог отступится от нее и решит наконец примерно наказать?
– Не надо, не надо, пожалуйста! – всхлипнула она, до боли прижимая кулаки к глазам. – Помоги, Господи, помилуй, я больше не буду…
Не буду – что? Она не знала, не знала. И куда идти – не знала тоже…
Открыла глаза – и какое-то мгновение стояла неподвижно, вглядываясь в кружение разноцветных огненных пятен. Причем одно из них, особенно назойливое, ну нипочем не желало исчезать.
Понадобилось некоторое время, прежде чем Тина поняла, что это – уличный фонарь.
Так, темный пустырь кончился. Она куда-то вышла – к шоссе, надо полагать, потому что впереди стоит автобус. А возле него толпятся люди.
Авария, что ли? Тина тупо удивилась: оказывается, и с кем-то другим, кроме нее, случаются беды?
Нет, вроде бы никакой аварии нет. Тарахтит, задыхаясь, двигатель. Шофер остервенело крутит монтировкой в моторе старого-престарого «ЛАЗа», которому вообще-то давным-давно пора покойников на том свете развозить, причем не в рай, а только в ад. Нет же, до сих пор отравляет земную экологию своим зловонным дыханием!
Тина подошла уже настолько близко, что разглядела трафарет на боку автобуса: Нижний Новгород – Дзержинск. И если шоферу не удастся воскресить полудохлую технику, пассажирам останется или ночевать на обочине, или пешком брести обратно. Вот радость, да? Неудивительно, что у всех такие угрюмые лица.
О нет, уже не угрюмые! Озарились, можно сказать, счастьем, будто по волшебству. А роль волшебной палочки сыграла причудливо изогнутая железяка. Весело помахивая ею, маг и чародей вернулся в кабину, зычно гаркнув:
– По местам, автобус отправляется!
Пассажиры ринулись к дверям.
А вместе с ними Тина.
Через минуту она уже забилась в самый угол заднего сиденья, еще не отдавая себе отчет в том, что и зачем сделала, боясь сейчас лишь одного: все места окажутся заняты, ее шуганут, водитель увидит безбилетницу, все пассажиры обратят на нее внимание…
Заплатить за билет – ерунда, разумеется, Тина заплатит. Проблема в другом: остаться незамеченной. Потому что, если хоть кто-то из этих пассажиров запомнит ее, это может стать следом, который приведет к ней убийц.
Она не сомневалась, что Виталий не оставит попыток довершить начатое. Почему – неведомо. Пока неведомо. Еще вопрос: может ли повредить человеку его собственное сновидение? Выходит, может, и еще как!
Так вот – чтобы свести этот вред к минимуму, Тине надо исчезнуть. Затеряться! В Нижнем Новгороде у нее земля горит под ногами – значит, надо бежать. О нет, не в жутковатый Дзержинск, конечно, который даже коренные жители называют угрюмо-пренебрежительно – Жердинск. Этот несчастный, отравленный газами городишко для Тины – лишь мостик. Ступенька той лестницы, которая поведет ее к Москве. Потому что через два часа в Дзержинске остановится поезд № 37 «Нижегородец», идущий в Москву. И если кто-то будет караулить беглянку на вокзале и даже, может быть, в аэропорту в Нижнем, то вокзал «Жердинска» пока остается спасительной зоной. Но прежде чем стартовать, надо сделать еще кое-что…
* * *Ровно через два часа в двадцатый вагон скорого поезда сообщением Нижний Новгород – Москва прошмыгнула высокая девушка, и проводница вложила в кармашек своей книжки билет на шестнадцатое место. Девушка заплатила за белье, однако ложиться спать не спешила. Чуть только кончилась санитарная зона Дзержинска и открылся туалет, она шмыгнула туда и замерла перед зеркалом, недоверчиво вглядываясь в смотревшее на нее нечто.
Да уж… Воистину: ряд волшебных изменений милого лица!
Не так-то легко будет привыкнуть не шарахаться от собственного отражения. Ну и прекрасно! Если Тина сама себя не узнает, то уж точно собьет со следа кого угодно. Эта короткая стрижка не шла ей до изнеможения: какая-то обитательница тифозных бараков времен Гражданской войны! Неужели у нее и раньше был такой непомерно высокий лоб, и толстый нос, и разные глаза? В дамских романах пишут, будто разные глаза – примета людей, подверженных безумствам страстей. Ну, насчет страстей – это ладно, а вот что касается безумств – в самое яблочко!
Неприкрытый идиотизм читался в испуганном лице, обрамленном клочковатыми прядками цвета мореного дуба. Так было написано на коробочке с краской, однако наяву проявилось нечто рыже-буро-малиновое.
А впрочем, какая разница? Чем хуже, тем лучше. Надо радоваться этим «волшебным изменениям». И Бога благодарить, что, во-первых, в кассе оказались билеты и не пришлось давать взятку проводнице, а значит, светиться; во-вторых, что еще работала вокзальная парикмахерская. Толстушка, которая там томилась, так отчаянно хотела спать, что ей было глубоко плевать на причуды клиентки, решившей на ночь глядя обкорнать свои чудные темно-русые локоны и перекрасить их в немыслимый цвет.
Да на здоровье! Хоть наголо! Хоть в кисточку!
«А может, и правда лучше было наголо? – в сомнении спросила себя Тина, вглядываясь в свое отражение. – Тогда бы хоть красить не пришлось…»
Ничего, это лишь до первого мытья головы. Странно, почему-то стало легче на душе оттого, что не придется слишком долго ходить такой вывихнутой уродиной.
Чуть не плача от злости, она предъявила в кассе паспорт на имя Светланы Владимировны Болотовой, который кассирша так и не открыла, заплатила, взяв деньги из толстенной пачки… Ее трясло: казалось, мародерствует, грабит убитую. Но кому сейчас станет легче, если она отправится вслед за своей соседкой? Да она же первая назовет Тину на том свете дурой!
Вдруг вспомнилось, как они смеялись, что фамилия Светланы идеально подходит Тине. Тина Болотова – в этом что-то есть… свежо и оригинально! Ну вот, теперь ей довелось носить эту замечательную фамилию. Правда, в сочетании с именем убитой Светки…
Кажется, краткий период иллюзорного спокойствия, собранности, четких действий кончился. Тина оперлась о стену, которая плясала под руками (поезд набирал ход), и тяжело, давясь, зарыдала. Слезы капали в грязную раковину. Одиночество и безысходность молча и безучастно стояли с обеих сторон, с третьей подпирал страх. А с четвертой – ничего, кроме опухшего от слез, отупевшего от усталости лица под жестким ежиком мутно-рыжих волос…
Может быть, сама по себе мысль ринуться в Москву, кануть «в толпу, в человечий муравейник, в желе социальное, в студень, в сырковую массу», как писал один великий фантаст, была и хороша. Москва – то самое место, где очень легко затеряться, так залечь на дно, что никакой Виталий, никакая Зоя не отыщут. Но по мере того как начинал брезжить за окнами рассвет, сменяя бессонную ночь, Тина все отчетливее понимала: мало придумать – надо еще и осуществить. Трудновато выжить в городе, который, мягко говоря, не любишь. А она Москву не то что не любила – ненавидела глухой, затаенной ненавистью провинциалки, живущей в небольшом городе, где в принципе от дома куда угодно можно дойти пешком. Москва, чудилось Тине, вообще не город, не цельный организм улиц и домов, а некие разрозненные куски, прикрепленные к выходам из метро. Все остальное, чуть отойдешь, – клубящаяся, рычащая мгла, которая растворяет людей без остатка, как знаменитый «Фэйри» – жир на посуде.
В этом безумном мегаполисе, хочешь не хочешь, придется к кому-то обратиться за помощью. Она теперь не вынесет одиночества! Надо с кем-то посоветоваться, кому-то поплакаться. В конце концов, у кого-то пожить, потому что при нынешних ценах на гостиницы она очень скоро по миру пойдет. Светкины деньги не бесконечны все-таки… Да, надо где-то перекантоваться, пока Тина не придет в себя, не устроится на работу. Но больше никаких газет, там ее запросто вычислят не в меру ушлые смертоносные ребята!