В кабинете наступила мертвая тишина, которая продолжалась с минуту. Лидочка, оказавшаяся в дверях, смотрела с замершим сердцем на участников консилиума, которые застыли в самых забавных позах. Она не меньше других была потрясена невиданным сеансом гипноза, но все же страх за Володю пересилил удивление. Она ничего не могла понять... Зачем Дмитрий Александрович все это устроил? Профессор теперь глубоко оскорбится, и произойдет большой скандал.
Тишину нарушили тонкие булькающие звуки, похожие на плач грудного ребенка. У Лидочки все внутри помертвело. Она увидела, как Соселия, обхватив руками голову и горестно ее качая, проговорил каким-то смешным, плачущим голосом: - Тест... Из Индии...
Он упал в кресло и неожиданно стал хохотать - так громко и таким мощным басом, что у Лидочки заложило в ушах.
- Тест!.. Гениально!
Его хохот, способный разбудить мертвого, вернул к жизни остальных. Вылез из-под стола, растерянно хохотнув, Семен Миронович, засмеялся, к великой радости Лидочки, профессор Иконников, расцепились Гринько и Володя и тоже стали смеяться. Даже перепуганный Виктор Иванович, обнаружив, что сидит на профессорском столе, проворно с него соскочил и залился дробным суховатым смешком. Смеялась и Лидочка. Вскоре всю комнату охватила эпидемия безудержного смеха. Смеялся, трясясь грузным телом, капитан Гринько, хохотал, уперев; руки в бока, Володя, подхихикивал Виктор Иванович, и, самое главное, смеялся профессор Иконников! Он крутил головой, смеялся и вытирал рукой слезы. Не смеялся только Стулов, стоявший с ошалело выпученными глазами. Но разве мог он изменить настроение остальных!
Трудно было сказать, сколько времени продолжалось это всеобщее веселье - пять минут или десять, но постепенно смех стал утихать, и тогда в кабинете раздался строгий голос Владимира Сергеевича: - Что произошло? Почему вы бегали по комнате?
Смех сразу прекратился, и все увидели Владимира Сергеевича, которого не замечали до сих пор. Он вышел из-за широкой спины Чарси и стоял рядом такой же рослый и такой же законченно-правильный, как макет.
- А в самом деле, что произошло? - сказал секунду спустя другой голос, спокойный и серьезный. Принадлежал он, разумеется, Дмитрию Александровичу.
В кабинете снова стало тихо. Все смотрели на Владимира Сергеевича. Лидочка увидела, как у профессора Иконникова, хладнокровного, волевого профессора Иконникова, по-детски открылся рот и лицо стало таким растерянным, словно заговорил не Владимир Сергеевич, а макет робота.
Гончаров неторопливым inaroij пересек кабинет и остановился перед Владимиром Сергеевичем.
- Будьте добры, Владимир Сергеевич, расскажите собравшимся, что вы здесь видели, - попросил он. - Пожалуйста, по порядку. С того момента, когда я объявил об индийском тесте.
На лице Владимира Сергеевича изобразилось холодное недоумение.
- Почему вы спрашиваете именно меня? Не лучше ли спросить тех, кто здесь бесчинствовал, например моего двойника? Он отличился больше других.
- Нет, я хочу спросить именно вас, Владимир Сергеевич, - с вежливой настойчивостью повторил свою просьбу Гончаров. - Расскажите, пожалуйста, по порядку, что вы видели.
Владимир Сергеевич нахмурил брови.
- Ну что ж, если вы так хотите, то я могу рассказать. Мне это ничего не стоит. Вы объявили о каком-то тесте, привезенном из Индии, п пригласили всех к своему приятелю. Мы оделись и вышли из корпуса. У входа мы посовещались, как лучше доехать до дома вашего приятеля - на такси или на троллейбусе, но вместо этого зачем-то вошли назад в корпус и стали подниматься по лестнице. Потом мы снова вошли в кабинет. Вы предложили мне занять место в углу за этой скульптурой, и вовремя, иначе меня сбили бы с ног. Присутствующие словно сошли с ума - стали бегать по кабинету, опрокидывая стулья и размахивая руками.
- Благодарю вас, достаточно, - прервал его Гончаров и повернулся к профессору.
- Если мне не изменяет память, Роман Николаевич, в одном из своих интервью вы сказали, что совершенно невосприимчивы к гипнозу, назвав при этом имя знаменитого гипнотизера, которому по предварительной договоренности не удалось вас загипнотизировать.
- Да, это так, - подтвердил профессор.
- Поздравляю вас, Роман Николаевич. Этот факт говорит о том, что вы исключительная личность, явление почти уникальное, потому что Арсеньев очень сильный гипнотизер. Не много найдется на этой земле людей, которых он не мог бы загипнотизировать.
Гончаров сделал паузу, внимательно глядя на профессора.
- Я сказал "почти уникальное", потому что есть среди присутствующих одна еще более сильная личность, которую даже мне, как я ни старался, не удалось загипнотизировать. Ото товарищ главный инженер.
Он указал рукой на Владимира Сергеевича.
- Я попросил именно его рассказать о разыгранной здесь маленькой интермедии, за которую приношу всем извинения, так как считаю его самым беспристрастным свидетелем из всех здесь присутствующих. Его глаза, как объектив фотоаппарата, регистрируют только то, что происходит в действительности. В нем нет того загадочного призрака, о котором говорил мой друг и который есть в любом из вас. Его невозможно сбить с толку никаким гипнозом. Вот это человек! Настоящий Гомо сапиенс! Не такими ли людьми вы мечтаете заменить наше грешное, несовершенное человечество, Роман Николаевич?
- Ве-ли-ко-лепно!
Это сказал Соселия. Он вскочил с места и подошел к Гончарову, возбужденный и взволнованный.
- Великолепно, Дмитрий Александрович! Разрешите пожать вам руку. Ваше доказательство изумительно и оригинально. В юридической пауке это называется "аргументум ад гоминем".
- Именно так, - улыбнулся Гончаров. - Аргумент, основанный на апелляции к чувству. Успешно применялся в древнем мире, но отвергнут и забыт современной юриспруденцией.
Он снова обратился к профессору: - Слово за вами, Роман Николаевич. Хотелось бы знать, как вы относитесь к идее протокола?
Наступил самый драматический момент в ходе консилиума. Иконников стоял с задумчивым видом. Лидочка смотрела на него не отрываясь. Она догадывалась, что сейчас происходит в душе профессора. Такие люди не любят уступать своих позиций. Володя, хорошо знавший научный мир, говорил как-то, что иногда даже ученые, считающие себя образцом принципиальности, идут па компромисс с совестью - только из боязни уронить свой авторитет в глазах окружающих.
"Ну что же вы!" - чуть не сказала Лидочка, глядя па профессора.
Иконников посмотрел па невозмутимо-спокойного Владимира Сергеевича, перевел взгляд на Володю, глянул на взволнованную Лидочку и, повернувшись на каблуках, пошел к своему столу. При общем молчании он поднял упанший стул и сел на него. Минуты две он сидел, барабаня пальцами по столу и о чем-то думая. Потом достал мундштук, вставил в него сигарету и закурил. Снова побарабанил пальцами. Лицо его прояснилось и стало спокойным. Продолжая сохранять задумчивый вид, он не торопясь достал из ящика несколько листков чистой бумаги и положил их на стол.
- Составляйте протокол, мы подпишем, - сказал он капитану Гринько.
Глава 14. Последняя
Через два дня после консилиума Лидочка и Володя, а с ними и Гончаров уезжали в Москву. Уезжали радостные и счастливые, потому что их григорьевские приключения закончились на редкость благополучно. Результаты консилиума, как ни странно, удовлетворили всех его участников, за исключением, пожалуй, Стулова. Он очень обиделся на Гончарова за то, что его, уважаемого человека, кандидата технических наук, ударили по уху, как какого-нибудь пьяницу. Правда, удар был воображаемым, но благодаря гипнотической силе Дмитрия Александровича видели его все, как видели и трусость Стулова. У Роберта Евгеньевича даже ухо покраснело от нервного потрясения. Но что могло значить какое-то ухо, даже кандидатское, если остальные участники консилиума остались довольны его исходом!
Да, было неопровержимо доказано, что главный инженер завода "Металл" биоробот. Тем не менее никаких отрицательных последствий это для него не вызвало. Обсудив ситуацию, консилиум решил не сообщать об этом факте на завод, чтобы не вызывать ненужного ажиотажа, который может вредно отразиться на работе предприятия. Как руководитель Владимир Сергеевич совершенно безупречен, паспорт у него в полном порядке, и в известной степени он может быть приравнен к АСУ - автоматическим системам управления, находящим широкое применение на современных предприятиях.
Неожиданно просто решился вопрос и с Володей. Посоветовавшись, работники милиции предложили ему взять фамилию жены и сменить паспорт. Володя не задумываясь согласился и тут же написал заявление в паспортный стол. ."Невелика потеря, - сказал он, - Аннушкин так Аннушкин. Очень милая русская фамилия, принадлежащая к тому же любимой женщине". Дубликат паспорта был сразу же изъят, а протокол задержания разорван и брошен в корзину. Отныне феномен двойников Колесниковых милицию больше не интересовал и мог быть отнесен к компетенции ученых.
Неожиданно просто решился вопрос и с Володей. Посоветовавшись, работники милиции предложили ему взять фамилию жены и сменить паспорт. Володя не задумываясь согласился и тут же написал заявление в паспортный стол. ."Невелика потеря, - сказал он, - Аннушкин так Аннушкин. Очень милая русская фамилия, принадлежащая к тому же любимой женщине". Дубликат паспорта был сразу же изъят, а протокол задержания разорван и брошен в корзину. Отныне феномен двойников Колесниковых милицию больше не интересовал и мог быть отнесен к компетенции ученых.
С учеными дело обстояло всего сложнее, так, по крайней мере, думала Лидочка. В самом деле, с появлением биоробота опыты профессора Иконникова, да и вся современная кибернетика превращались в сущие игрушки. Лидочка при всем своем техническом невежестве поняла это уже в начале консилиума по тому сопротивлению, которое вызвало сообщение о биокопии у всех трех ученых. Лидочка очень боялась, что профессор Иконников, даже убедившись в том, что все правда, откажется под каким-нибудь благовидным предлогом признать Владимира Сергеевича биокопией или потребует объяснить, как он был изготовлен. Но Иконников оказался порядочным человеком и, к счастью, не потерпел никакого ущерба от своей порядочности, как иногда случается.
Дмитрий Александрович очень умно все объяснил, поставив на свои места и современную кибернетику, и интересы ученых, и биоробота. Научное познание, сказал он, есть не только средство для достижения каких-то практических целей, но также и, главным образом, естественный процесс, содержание жизни для многих поколений. От современных роботов до искусственных биокопий - дистанция огромного размера. Было бы неэтично и даже опасно лишать человечество возможности пройти ее. Это значило бы грубо вмешаться в процесс познания, который при своем естественном развитии, может быть, и не приведет к созданию искусственных существ. Может быть, за это время будут сформулированы какие-то иные задачи и поставлены совсем другие цели. Именно по этой причине, добавил Дмитрий Александрович, создатели гомункулуса и отказались раскрыть свою тайну.
Поэтому пусть Роман Николаевич и его коллектив спокойно продолжают свои опыты с роботами, не обращая никакого внимания на главного инженера завода "Металл".
Столь же легко решился еще один вопрос, казавшийся Лидочке неразрешимым. Она очень боялась, что Стулов, движимый ненавистью к Володе и в отместку за якобы разбитое ухо, расскажет о консилиуме посторонним.
И действительно, Стулов подсел было к нему, чтобы побеседовать на эту тему и, беседуя, намекнул, что у Володи есть прекрасная возможность купить у него молчание.
Но Володя только рассмеялся в ответ, сказав: "Вы же умный человек, Роберт Евгеньевич. Неужели вам захочется, чтобы вас приняли за сумасшедшего?" И совсем прекрасно решилась проблема, камнем лежавшая на сердце Лидочки, беспокоившая и Володю.
После окончания консилиума Володя и Лидочка подошли к Соселии и Гринько, чтобы поблагодарить их за понимание и помощь. И тут Лидочка вспомнила нечаянную фразу, которую бросил Володя после визита Соселии к ним на квартиру. Он сказал тогда, что Дмитрий Александрович, может быть, сумеет сделать операцию жене Соселии без опасного для нее наркоза. И Володя не ошибся! Едва она напомнила ему об этом разговоре, как он немедленно привел Дмитрия Александровича, который в этот момент разговаривал с Иконниковым. Гончаров очень внимательно выслушал Соселию, подумал и сказал: "Пожалуй, я смогу помочь вашей женушке. Давайте-ка, везите ее к нам в Москву". И он дал Соселии свою визитную карточку, сказав, что место в их клинике найдется в любое время. Как обрадовался Соселия! У него даже глаза повлажнели. И наверное, не меньше его радовались Володя с Лидочкой...
И снова григорьевский вокзал, снова, как полмесяца назад, Лидочка уезжала в Москву. Но в какой компании и в каком настроении! В тот ставший уже невообразимо далеким вечер она испытывала чувство одиночества и безысходности, она казалась себе куклой, которой движут холодная воля мужа и случайные внешние толчки. Теперь же все чудесным образом переменилось. Словно упали мрачные декорации, кончилось глупое театральное действо, и открылась жизнь - настоящая, радостная, с захватывающими перспективами.
Был полдень, потому что уезжали проходящим, а не фирменным, и было солнечно, и голов а у Лидочки чуть кружилась от сильного чувства радости, которое она испытывала.
Они стояли в толпе на перроне, ожидая, когда из вагона выйдут приехавшие и начнется посадка.
- Эмоции, эмоции... - с доброй улыбкой говорил Гончаров; глядя на обнимающихся и целующихся людей.- Какой драматический парадокс! Чтобы вырваться из состояния животности, человек должен преодолеть земное притяжение эмоций, но тогда он попадает в безвоздушное пространство холодного рассудка, в котором задыхается душа. Что делать?
- Пользоваться скафандром, как космонавты, - смеясь, сказал Володя.
- Не подойдет... Душе в скафандре тесно. Ей подавай ширь необъятную, особенно русской душе.
- Тогда остается рецепт Романа Николаевича. Помните его последнюю идею? Сначала на смену человеку придет сверхкибернетическое общество, которое решит все проблемы, а потом в этом обществе вспыхнет чувство. И начнется новая диалектическая, так сказать, спираль.
Гончаров засмеялся.
- Да-а... оригинальная идея. Сначала зальем водой костер, а потом из мокрых головешек соорудим новый и будем раздувать его что есть мочи. Вот Лидочка уже пыталась разжечь одну такую головешку, да ничего у нее не вышло. Правда, Лидочка, или я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь, - сказала Лидочка, как всегда с интересом слушавшая разговор друзей. - С ним ничего невозможно поделать. В этом-то я убедилась. Мне теперь страшно подумать, с кем я жила.
Гончаров прижал руку к груди.
- Я еще раз приношу вам свои извинения, Лидия Ивановна.
- Да ну что вы! Это я должна перед вами извиниться. Ведь это из-за меня мы попали в милицию и началось все...
- А вот об этом-то можете не беспокоиться. Что ни делается, все к лучшему, как говорит народная мудрость. Зато теперь гомункулус находится под официальным контролем, да и профессору Иконникову консилиум, кажется, пошел на пользу.
- Да, если он действительно принципиальный человек, то должен пересмотреть свою дикую философию, - заметил Володя, - или, во всяком случае, не будет теперь ее пропагандировать.
- Смотрите! - воскликнула вдруг Лидочка. Мужчины повернули головы.
По перрону им навстречу шел Владимир Сергеевич, чинно неся букетик алых гвоздик, завернутых в целлофан. Он остановился у предыдущего вагона и, не обнаружив на месте номера, недовольно поморщился и обратился с вопросом к проводнице. Потом двинулся дальше.
- Меня ищет! - пробормотала пораженная Лидочка. - С цветами...
Она увидела, как посерьезнели лица мужчин.
- Не может быть! - не очень уверенно проговорил Володя.
Гончаров ничего не сказал. Он смотрел не отрываясь на Владимира Сергеевича, и лицо его былб как каменное.
Владимир Сергеевич глянул на номер их вагона, из которого выходили последние пассажиры, и проследовал дальше своей размеренной поступью.
И тут они увидели вдалеке, у соседнего вагона, группу солидных мужчин, вокруг которых толпились такие же солидные люди с цветами и вертелся фоторепортер, делая снимки.
Владимир Сергеевич выпрямился, вытянул руку с букетом и направился к приехавшим, очевидно какой-то делегации. ......-- - У них же юбилей завода! - вспомнила Лидочка.
- Фу, черт! - засмеялся Володя. - А я уж подумал...
- Я тоже подумала, - засмеялась и Лидочка.
А Гончаров подхватил чемодан и сказал: - Ну что? Будем садиться?