- Бедная женщина... А я смотрю, что это она все недоговаривает? Про Белгород сочинила. А тут, оказывается, вон что! Как же ты узнал, что она здесь?
- Очень просто. Она сообщила мне по телефону, что с кем-то тут познакомилась. Я решил съездить на выходные дни разобраться и узнал в гостинице "Центральная", что этой ночью она там не ночевала. Гардеробщик внизу сообщил мне, что к ней два или три раза приходил некий симпатичный мужчина, чрезвычайно на меня похожий. Нетрудно было сообразить, кто этот мужчина и; где сейчас может находиться моя жена. Получить твой адрес в справочном бюро уже не составило труда.
Володя засмеялся.
- Что делается! Мало того, что ты ухитрился стать мужем, ты к тому же еще и ревнивый муж!
- Не пойму, что тут смешного? - хмурясь, сказал Владимир Сергеевич. Нарушены порядок и норма. Я главный инженер солидного предприятия, на меня смотрят сотни люден, среди которых имеется достаточно завистников, готовых навредить мне при всяком удобномслучае. Можно вообразить, как они обрадуются, узнав, что жена мне изменяет. А такие вещи рано или поздно становятся известны...
Он откашлялся и принялся пространно объяснять, в какое сложное положение поставил его Володя, отбив у него жену. Лидочка сидела не шелохнувшись, слушая каждое его слово и реплики, которые изредка бросал Володя. В голове у нее царила полная сумятица. С кем она жила этот год? Кто в самом деле ее муж? Она уже давно поняла, что Владимир Сергеевич отличается от других людей не только своим доведенным до абсурда рационализмом, но чем-то более важным, но чем, понять не могла. Ей было плохо с ним и нравственно и физически, и все тут. Все познается в сравнении. Теперь, когда оба Колесникова были рядом, она увидела не только внутреннюю разницу между ними, о которой уже знала, но и чисто внешнюю. Они отличались друг от друга, как отличается настоящий плод от искусно сделанного камуфляжа, как живая птица от чучела, выставленного в музее!
- Так зачем же ты приехал? - спросил Володя, вставая.
- Чтобы забрать свою законную супругу.
- Забрать? Прямо сразу? А может быть, для начала спросим ее мнение.
Он повернулся к Лидочке: - Ты пойдешь с ним?
- Ни за что! - вырвалось у Лидочки.
Володя развел руками.
- Ничем не могу помочь. Лидочка не хочет к тебе возвращаться. Чем-то ты ей, видно, не угодил.
На строгом лице Владимира Сергеевича отразилось нечто похожее на недоумение.
- Лидия, что это значит? Неужели ты всерьез решила променять меня на этого человека?
- Да, - сказала Лидочка, смело встречая взгляд мужа. - Я люблю его.
- Ничего не понимаю. Не все ли тебе равно, кого любить? Мы с ним абсолютно похожи, но его ты знаешь всего неделю, а со мной прожила год.
- Любят не только за внешность, - сказала Лидочка.
- Согласен,- кивнул Владимир Сергеевич.- Но у меня есть много внутренних достоинств. Я талантлив, имею прекрасный характер, я занимаю твердое положение в обществе. У меня, наконец, большое будущее. Через два-три года меня переведут в министерство, а это означает общение с культурными людьми, приемы, поездки за границу и другие духовные блага, не говоря уже о благах материальных.
Лидочка промолчала, зная, что бесполезно вступать в спор с человеком, который не понимает элементарных вещей.
- Какие еще будут вопросы? - спросил Володя.
Владимир Сергеевич нахмурил брови.
- Вопрос один - ясный и конкретный. Я не могу обходиться без жены. Через месяц наш завод отмечает юбилей, будет официальная часть с банкетом. Как я появлюсь на банкете без жены? Пойдут сплетни, толки, пересуды.
Володя шумно вздохнул и долго смотрел с выражением печали на стоявшего неподвижно двойника.
- Постарайся понять меня, тезка, ведь у тебя же отлично работают мозги, - заговорил он терпеливо-серьезным тоном. - Произошло недоразумение. Лидочка должна была встретить меня, а познакомилась с тобой. Мы с ней рождены друг для друга. Ты ей и понравился-то только потому, что похож на меня. Мы идеальная пара, понимаешь? А в тебе от меня только телесная оболочка. Ей трудно с тобой жить.
- Я понимаю, - сказал Владимир Сергеевич, все еще хмурясь. - Вы внутренне больше подходите друг к другу. Это называете" психологической совместимостью. Но и ты тоже должен понять меня. Я познакомился с Лидией, женился на ней, а теперь в самый неподходящий момент ты ее переманиваешь.
- Да что она, знаменитый хоккеист, чтобы ее переманивать!
Владимир Сергеевич некоторое время молчал, размышляя.
- Хорошо, я согласен на компромисс. Сделайте мне точно такую, как Лидия, и мы разойдемся.
Володя подошел к Лидочке и, засмеявшись, обнял ее за плечи.
- Ну, ну, не смотри на него такими глазами. Я тебе потом все объясню.
Он повернулся к двойнику: - К сожалению, этот вариант отпадает. По некоторым принципиальным соображениям Гончаров снял с себя божественные полномочия. Довольно одной ошибки. Да и зачем тебе именно Лидочка? Найдешь себе другую, которая оценит твои многочисленные достоинства.
Владимир Сергеевич расправил плечи и выпятил нижнюю губу, придавая лицу оскорбленное выражение.
- С какой стати я должен искать себе другую? В конце концов, я такой же человек, как и ты, даже лучше тебя. Да, гораздо лучше и полезнее для общества. Я ответственный работник, замечен в министерстве, мне не пристало изворачиваться и хитрить. Я тут навел о тебе во дворе справки и узнал, что ты работаешь чуть ли не дворником. Нечего сказать, докатился!
- И ты хочешь связать свою судьбу с этой подозрительной личностью? обратился он к Лидочке, глядя на нее с осуждением. - Опомнись, у тебя еще есть время подумать. Я взял два билета на завтра, мы поедем вместе, а с твоей заведующей я договорюсь, чтобы тебе разрешили прервать командировку.
- Я не поеду, - решительно сказала Лидочка.
- Подумай, прежде чем отвечать.
- Нет!
Владимир Сергеевич постоял, хмуро глядя на обоих, и сказал суровым тоном, словно произнося приговор: - Все ясно. Можете продолжать свое порочное сожительство. Но имей в виду, Лидия, что развода ты не получишь.
- Ну и не надо, - сказала Лидочка.
- Все равно, я этого дола просто так не оставлю. Еще раз советую тебе серьезно обо всем подумать.
Он аккуратно надел шапку, поправил шарф и, поверлувшиеь, вышел из комнаты. Хлопнула дверь, простучали шаги в коридоре, и стало тихо.
Некоторое время Лидочка и Володя сидели молча.
Лидочка с тревогой смотрела на Володю, а тот сидел с задумчивым видом, опершись о колени прямыми руками.
- Я боюсь его, - сказала Лидочка, стараясь подавить нервную дрожь. - Я никогда не видела его таким, он обычно такой уравновешенный, голоса не повысит. И потом, я уже ничего не понимаю. Кто он? Робот?
Володя поднялся, походил немного по комнате, продолжая размышлять. Потом сел на диван рядом с Лидочкой и ласково потрепал ее по щеке.
- Не нервничай. Ничего он нам с тобой не сделает. Забудь обо всем, что он здесь говорил. А насчет робота ты почти угадала, только он неизмеримо сложнее любого робота. Он гомункулус, человек из пробирки.
- Кто-о? - сказала Лидочка.
Глава 5.
История гомункулуса Колесникова
Слово было сказано - холодное и скользкое, как черняк. Лидочка почти физически ощутила, как оно вползло ей в самую душу и уютно там устроилось, вызвав смешанное чувство страха и брезгливости.
- Кто? - механически повторила она.
- Гомункулус, искусственный человек.
- Не может быть, Володя, - ошеломленно покачала головой Лидочка. Сделать искусственного человека не:возможно!
Она все еще надеялась, что неправильно поняла Во.лодю, что он вкладывает какой-то иной смысл в слова "гомункулус" и "искусственный".
- Правильно. Невозможно искусственным путем создать полноценного человека, а урода можно. Мой двойник - урод.
- И в чем же... его уродство?
- Он лишен способности чувствовать.
- Я это знаю, - сказала, кивая, Лидочка. - Он крайне бесчувственный человек, даже детей не любит. Но такие люди бывают.
- Тут не совсем то, Лидочка, - принялся объяснять Володя. - Тут надо понимать буквально. Плоть, из которой состоит тело моего двойника, принципиально лишена способности чувствовать. Вернее сказать, все физиологические реакции, сопутствующие ощущению, у него есть, а само ощущение, чувство, как индивидуальное психическое переживание, полностью отсутствует. Он не знает, что такое боль, наслаждение, любовь, страх, как слепорожденный не знает, что такое цвета. Он в миллион раз совершеннее любого самого сложного современного робота и в то же время примитивнее растения, потому что растения, как и все живое, обладают способностью чувствовать.
- Какой ужас! - пролепетала Лидочка. - Значит, он несчастный человек, инвалид, а я...
- Ни в коем случае! В этом мы с Гончаровым давно разобрались. Несчастным можно считать лишь того, кто сознает свою ущербность. А он, наоборот, считает себя самым совершенным человеком, а всех остальных уродами.
- Вообще-то правильно, - согласилась, подумав, Лидочка. - Он действительно добрых и чувствительных людей считает уродами. Говорит, что они естественные отходы развития и что будущее за такими личностями, как он.
- Вот видишь! Это тяжелая ошибка, что он появился на свет, но мы тут не совсем виноваты. Нужда заставила. Помнишь, я говорил тебе о Юрии?
В этот момент в прихожей снова зазвенел звонок.
- Гончаров, - сказал Володя, вставая.
...Вошли Володя и его друг-хирург. Гончаров был в расстегнутом пальто, без шарфа и вид имел слегка взъерошенный. Видно, Володя поднял его с постели своим телефонным звонком, и он очень торопился. Он поздоровался с Лидочкой, как со старой знакомой, совсем не удивившись, что она здесь, и сел на стул.
- Значит, не успел?
- Не успели, Дмитрий Александрович, только что ушел, - сказал Володя.
- Жаль... Хотелось бы увидеть. А где он остановился, не спросили?
- Не догадался спросить. У нас тут разговор на повышенных тонах вышел. Он ведь за Лидочкой приехал. Она его жена, представьте себе.
- Понятно, - сказал Гончаров, опять не удивившись. - И сколько же вы с ним прожили? - спросил oн Лидочку.
- Год, - сказала Лидочка.
Гончаров сочувственно помычал, качая головой.
- Угораздило вас... Приношу вам свои извинения, Лидия Ивановна, это целиком моя вина. Никак не мог предположить, что он недумает жениться.
- А я не жалею, - сказала Лидочка. - Зато мы с Володей познакомились.
- Да уж, пожалуй, единственное оправдание этому уникальному эксперименту. Вы теперь представляете для нас ценнейший источник информации, если только этично употреблять это понятие применительно к такому случаю.
- Я вам все расскажу,- пообещала Лидочка,- только сначала вы мне о нем расскажите, а то я ничего не знаю.
- Потерпи немного, сейчас все узнаешь, - сказал Володя. - Я пойду кофе поставлю.
Через пять минут они сидели втроем за столом, пили кофе, и мужчины, дополняя друг друга, рассказывали Лидочке удивительную историю о высокоразвитой допотопной цивилизации, несчастном Юрии Колесникове, которого пытался спасти хирург Гончаров, о том, к какому необыкновенному средству он прибег и как в результате появился .гомункулус...
"Жил на белом свете один врач-хирург... - так начал свой рассказ Гончаров.- Он много оперировал, а в свободное время занимался проблемами трансплантации, то есть пересадки органов. Он был кандидатом наук и имел свою лабораторию при институте, в которой проводил опыты на животных. Результаты этих опытов он опубликовал в отдельной работе, имевшей определенный успех у специалистов. "Блестящая была работа, - сказал в этом месте Володя, - ее перевели на несколько иностранных языков". "Да, работа была неплохая, - согласился Гончаров, - но центральной проблемы она все же не решала".
Гончаров имел в виду проблему тканевой несовместимости, с которой знаком в наше время каждый. Все знают об опытах по пересадке человеческого сердца, проводимых за рубежом. Дмитрий Александрович относился к таким опытам отрицательно, считая безнравственным давать приговоренным, по сути, к смерти людям ложную надежду. Как известно, больные с пересаженными сердцами долго не живут, да и живут ли? Скорее мучаются... Поэтому сам Гончаров экспериментировал только на животных. Дела у него шли успешно, но решить до конца проклятую проблему он все же не мог. Животные с чужими легкими, почками, сердцами жили дольше, чем люди, но потом все-таки умирали.
Как-то на одной врачебной конференции Гончаров услышал сообщение о сделанной за рубежом уникальной операции по пересадке сердца, которая закончилась полным успехом. Два однояйцевых близнеца (так называют близнецов, выросших из одной оплодотворенной клетки) попали в автомобильную катастрофу. Одному размозжило голову, другой получил травму сердца. Первый умер сразу, второго еще можно было спасти. Врач, недолго сомневаясь, пересадил ему сердце брата. Сердце прижилось, как свое. Пострадавший полностью выздоровел.
Сообщение вызвало огромный интерес у собравшихся.
Стали говорить о проблеме взаимозаменяемости, о создании в будущем банка для хранения органов, взятых у только что умерших, об искусственных органах, которые когда-нибудь, в отдаленном будущем, научатся выращивать.
Больше всех новость взволновала Гончарова, и вот почему.
Тут начиналась область, далекая от медицины, история погибшей цивилизации, над которой последнее время размышлял Гончаров. Дело получилось такое. За год до этой конференции Гончаров в качестве члена жилищного кооператива принимал участие в работах по сносу старых домов и обнаружил в одном из подвалов сундук, набитый разным хламом. На дне сундука лежала перевязанная крест-накрест рукопись. Судя по внешнему виду и старой орфографии, ей было не меньше ста лет. С трудом разбирая мелкий, убористый почерк, Гончаров прочел на выбор несколько страниц. Это был какой-то исторический труд. Речь шла о некоем народе, якобы обитавшем в районе Памира двадцать тысяч лет назад и впоследствии бесследно исчезнувшем. Неизвестный автор (рукопись была без начала и конца) называл этих людей палеопамирцами и утверждал, что они обладали совершенно невероятными знаниями, полученными ими чуть ли не от пришельцев из космоса. Рукопись заинтересовала Гончарова, и он забрал ее, хотя и не принял всерьез, сочтя написанное фантазиями какого-нибудь выжившего из ума чудака.
Последующие месяцы Гончаров время от времени читал рукопись. Многих листов не хватало, текст был местами сильно почеркан, но главное Гончаров усвоил. Согласно авторской версии палеопамирцы были не просто народом, а развитой локальной цивилизацией нетехнологического типа, достигшей больших успехов во многих областях знаний. И вот, самое главное, автор рукописи утверждал, что они умели делать искусственные биологические копии живых людей. Заключительную часть рукописи занимало описание устройства для копирования, содержавшее много математических формул. Высказывалось предположение, что копии сыграли фатальную роль в судьбе палеопамирцев, приведя к гибели цивилизации.
В одном месте автор утверждал, что сведения добыты им из книг знаменитой Александрийской библиотеки - величайшего книгохранилища древности, сожженного в седьмом веке нашей эры по приказу калифа Омара. Якобы некоторые из них каким-то чудом сохранились и попали в его руки, а он лишь сделал перевод с древнего языка.
Не зная, кто автор рукописи, Гончаров все не решался принять ее всерьез. Многие рассуждения о социальном строе палеопамирцев грешили наивностью, очень смущала версия о космических пришельпах, а иного объяснения их высоким познаниям не находилось; были и другие сомнительные моменты.
И вот на конференции, где говорилось о случае с близнецами, Гончарова осенило. А что, если все правда? Были палеопамирцы, умевшие делать биологические копии, которые служили своего рода комплектами запчастей для живых оригиналов. В случае опасного заболевания того или иного органа у человека этот орган можно было смело брать у копии и пересаживать оригиналу, не боясь реакции отторжения.
Гончаров основательно засел за рукопись и после долгих трудов усвоил главную идею устройства. Это была специально оборудованная ванна, работавшая по принципу объемного копирования. Копируемый объект помещался в ванну, внутри нее создавалось особого рода поле, чувствительное к живому веществу, которое "запоминало" расположение всех молекул ткани. Возникала такая пространственная матрица, невидимая объемная копия тела, которая потом заполнялась веществом с помощью специальной системы воспроизведения. Таким образом, в отличие от природного способа роста, основанного на постепенном развертывании информации, содержащейся в зародыше, ванна механически целиком копировала тело.
...Гончаров решил во что бы то ни стало изготовить опытный образец ванны, но разобраться в тонкостях устройства, а тем более разработать чертежи он, конечно, не мог. Нужен был помощник - способный конструктор, знающий математику. И он нашелся. Как нетрудно догадаться, это был Володя. Гончаров познакомился с ним на дискуссии в клубе "Нитрона", посвященной проблеме: "Могут ли машины мыслить?". Володя тогда выступал его оппонентом, но тем не менее они понравились друг ДРУГУ и стали поддерживать знакомство. Спустя некоторое время Гончаров посвятил своего нового товарища в тайну рукописи, и тот с радостью согласился помочь ему. Все было оформлено вполне официально. Гончаров включил в план научно-исследовательской работы института тему "Способ сверхдлительной консервации человеческих органов" и получил под нее средства. Тут не было никакого обмана. Ванна могла работать в нескольких режимах, в том числе и в режиме консервации. Володя взялся разработать чертежи, Гончаров и еще один его сотрудник, человек, умевший держать язык за зубами, занялись биохимической стороной проблемы. На создание установки ушло три года. Гончарову пришлось поездить по разным заводам, платить из собственного кармана, проталкивать, используя иногда даже свой авторитет хирурга, суетиться и так далее...