– Витю? Ну что ты, Витя у нас пять лет работает, нормальный парень.
– Значит, он убийца и есть! – с облегчением вздохнул Пауль. – Ты что, детективов не читала? Убийца всегда тот, у кого на первый взгляд нет никакого мотива и кого никто не подозревает!
– Это в детективах так, а в жизни убийца – самый подозрительный! – запальчиво возразила Инга и тут же осеклась. Самым подозрительным был ее папа. – Ну надо же что-то делать! – беспомощно пробормотала она.
– Ну да – сидеть смысла нет! – кивнул он, явно думая о своем. И вдруг полез наружу из-под прикрытия ветвей.
– Ты куда? – крикнула Инга, но он даже не оглянулся – просто растворился в переходах замка, как всегда.
Инга пожала плечами – хорошенькое дельце! Куда это его понесло? Она задумчиво дожевала калач и сделала то, что ей, девочке из хорошей семьи и дочери замковладельцев, категорически запрещалось, – вытерла руки о штаны. Ладно, ушел и ушел, без него справится. Единственная зацепка, которая у нее есть, – сама Амалия, ее братец и их странные утренние поиски. Пойти в часовню, поговорить с Гюнтером? Она ведь не профессиональный следователь, вряд ли ей удастся разговорить немца так, что тот начнет выкладывать ей свои тайны. А вот порыться в оставшихся в машине вещах архитектора и его сестрицы имеет смысл! Вдруг удастся найти хотя бы чертеж, который Амалия так прятала.
Инга торопливо выбралась из-под елки, метнулась к выходу – на пороге маячила мужская фигура. Старый вуйко оказался предусмотрителен и выставил охрану. А если через галерею и лестницу вдоль стены? Инга решительно повернула обратно в их комнаты.
На дверях отцовской камеры красовался новенький засов – Петрусь уже успел выполнить поручение старосты. В комнате она застала тетю Олю и всю мужскую часть их группы. С изумленно приоткрытыми ртами они слушали, как на галерее несколько женских голосов надрывно пели:
– Ох ты Галю, Галю, Галю молодая, чого ж ты не вмерла, як була малая!
– Что там, дядя Игорь? – шепотом спросила Инга.
Дядя Игорь нервно вздрогнул, диким взором поглядел на нее, судорожно сглотнул и пробормотал:
– Там твоя мать… ну, в общем, спелись они…
Инга еще раз огляделась и подкралась к выходу на галерею – лучше она сама посмотрит. Выглянув наружу, девочка оцепенела. На верхних ступеньках идущей вдоль стены лестницы сидели двое – мама и… тетка Христина. Между женщинами стоял глиняный кувшин, из которого остро пахло перебродившими вишнями.
– И не то обидно, что он ее убил, – вдруг оборвав пение, жалобно пробормотала мама, – а что сам! Нанял бы киллера – я бы ничего не сказала, ясно же – деловые взаимоотношения! А тут – своей рукой зарезал! И Ольга еще говорит, что между Димой и этой Амалией ничего не было? Меня ведь он не зарезал! – И мама, обиженно всхлипывая, уткнулась в свою кружку.
– Да, против такого не попрешь! – сочувственно пробормотала тетка Христина, подливая в мамину кружку из кувшина. – Постороннюю бабу резать никто не станет!
– Говорю тебе, бросай его, девка, изменщик он! – сказали густым басом. Темнота на галерее дрогнула, и Инга обнаружила, что женщин на самом деле трое – рядом, прислонившись к уцелевшему каменному столбу, стояла Ганна. Великанша сочувственно положила громадную ладонь маме на плечо. – Ты молодая, красивая, а твой мужик, забыв о жене, другую бабу ножиком пыряет – так кто он после этого? – И она укоризненно покачала головой, удивляясь извечной мужской гнусности.
– И брошу! – горячо заверила мама. – Пусть знает, как резать всяких немок, когда у тебя есть родная жена и ребенок!
Что-то в ее словах заставило тетку Христину призадуматься. Старушенция понюхала вино в кружке, встала и решительно скомандовала:
– Пьем тут, как алкоголички какие, без закуски. А ну пошли все на кухню! И мужиков заодно покормим!
– Пошли! – согласилась мама. – Я вас лобстерами угощу… Вы когда-нибудь пробовали лобстеров, девочки? – Она поднялась, пошатнулась.
Тетка Христина бережно подхватила ее под руку.
– Ты, девка, держись, – внушительно сказала она, и непонятно было, относятся ли ее слова к маминой непростой ситуации или к заплетающейся походке. – Жить-то все равно надо! Песня есть… Правда, ты, может, не поймешь… – И она запела «I still survive» [9] с такой силой, что Робби Вильямс удавился бы от зависти.
Инга вжалась в стену, пропуская процессию мимо себя. В маминых глазах стояли слезы, и она слепо ковыляла, повиснув на руке тетки Христины. Ганна поддерживала ее с другой стороны. Мужчины с просветлевшими лицами торопливо потрусили следом. Комната опустела. Инга заметалась. Пульт! Куда отец дел пульт от мини-вэна?! Пульт обнаружился в кармане отцовского пиджака. Она взяла его, накинула на плечи шубу и рванула вниз по наружной лестнице.
Их машины так и стояли неподалеку от замковых ворот и оставшейся распахнутой калитки. Инга торопливо щелкнула пультом – мини-вэн приветливо подмигнул в ответ фарами, и крышка багажника распахнулась. Где тут вещи Амалии? Инга наклонилась над багажником.
Крепкие, будто стальные обручи, руки обхватили ее поперек туловища и приподняли над землей. Она брыкнула ногами, рванулась, но что-то залепило ей рот, а потом что-то темное накрыло сверху. Шуба свалилась в снег, а Ингу подняли и понесли.
Глава VIII. Дом летающих кинжалов, или Сводный партизанский отряд им. Дружбы народов
Мешок, который накинули ей на голову, оказался не слишком плотным, сквозь него проникал воздух и отчетливо слышалось сиплое, с присвистом дыхание трех человек. Инга чувствовала, как ее похитители тяжело проваливаются в снег – видно, замковый двор они уже покинули и теперь волокли ее прямо по снежной целине.
– Не можу бильше! – хрипло пробормотал один из похитителей. – Така малэнька дивчина – и така тяжеленна! Чим их тильки кормять?
Инга протестующе замычала. Вот наглецы! Не можешь таскать – не похищай, и нечего комментировать насчет ее веса!
– Хоть до опушки… доволочем… – отозвался второй голос.
Они остановились. Инга почувствовала как ее приподнимают… и ухнула прямо в пушистый холод снега. Мешок с головы сорвали, а ее с двух сторон рванули за руки, подняли и с силой приложили спиной об ствол дерева. Инга сдавленно вякнула и с трудом приоткрыла глаза. Она стояла, прижавшись к шершавому стволу высокой сосны. Темная громада замковой стены возвышалась совсем рядом – отлично видны были ворота, обледеневший подъемный мост и брошенная открытой калитка. А напротив Инги стоял человек в белом маскхалате с автоматом в руках.
– Имя? Часть? Кто командир? С каким заданием прибыли? – отрывисто бросил он, делая шаг к Инге.
Девочка вжалась в сосну – еще более черный, чем окружающая темнота, зрачок автоматного дула, казалось, сейчас ткнется ей точно в лоб. Она с трудом оторвала взгляд от автомата, подняла глаза выше, пытаясь сквозь мрак разглядеть целящегося в нее человека. И поняла, почему похитители уволокли ее так недалеко. Человек был стар – лет восемьдесят, не меньше. Всю нижнюю часть лица скрывала лохматая, как веник, седая борода, делавшая его похожим на лешего. Из-под морщинистых век глядели выцветшие глаза. Дедку приходилось все время смаргивать – «прицельный» глаз у него слезился. Да и сжимающие приклад руки тряслись, что неудивительно – попробуй в его возрасте по снегу крепких четырнадцатилетних девчонок потаскать!
– Языка зи страху проглотила, гадина энкаведистска? Скильки вас всього? Який у вас приказ? Нас выслеживаете, сволочи?
Инга обернулась. Еще один дедок, такой же старый, как и первый, только вместо бороды у него на грудь свисали сивые усы, крепко – во всяком случае, ему так казалось – держал ее за левую руку.
– С чего вы взять, Николас, что такой совсем юный девушка есть сотрудник НКВД? – спросили с другой стороны.
Инга посмотрела в другую сторону. В ее правую руку вцепился третий дедок. Этот оказался чисто выбрит, отчего отлично были видны глубокие, как шрамы, морщины, покрывающие все его лицо. И говорил он… с немецким акцентом. В этом замке что, сплошные немцы? Каким медом им тут намазано?
– Та у цих ваших клятых коммуняк младенцы – и те вже на НКВД работають, – немедленно парировал сивоусый дед.
– Можно подумать, в ваших отрядах пацанов не было! – возмутился в ответ бородатый.
– В великой Германия дети учиться, не воевать, – наставительно вставил немецкий дедок.
– А гитлерюгенд? – тут же в один голос рявкнули бородатый и сивоусый.
– Мы отвлеклись, – немедленно поджал сухие губы немец, не нашедший, что возразить. – Кто есть ваши спутник? Зачем вы приехать сюда, милая фройляйн? – спросил он Ингу.
– Вообще-то мы собирались Новый год встретить и заодно определить, что в замке перестраивать, – честно ответила та. – Но теперь уж и не знаю…
Немецкий дедок неожиданно побледнел. Его морщинистое лицо придвинулось к ней, и он яростно прошипел, потрясая автоматом:
Немецкий дедок неожиданно побледнел. Его морщинистое лицо придвинулось к ней, и он яростно прошипел, потрясая автоматом:
– Найти рассчитываете? Не выйдет! Это есть собственность великой Германии! – Он отвернулся от Инги и бросил: – Ты прав, Николас, она есть из НКВД! Нам следует ее немедленно расстреляйт!
– Вам, фашистам, только дай – детей расстреливать! – немедленно окрысился бородатый.
Снег заскрипел под чьими-то шагами, и веселый молодой голос запел:
– Нэсэ Галя воду, коромысло гнеться, а за ней Иванко мов барвынок вьеться…
Инга подумала, что если вспомнить ночные песнопения мамы и ее новых подруг, у этой Гали была довольно бурная жизнь… Шаги стихли, и сквозь ветки деловито поинтересовались:
– А вам нравится, как осенние листья золотятся под лучами солнца?
– Сынок, какие осенние листья? – укоризненно прогудел бородатый дедок. – Январь на дворе! И ночь…
Ветки раздвинулись, и к сосне выбрался Пауль со здоровенным пакетом в руках. Кинул на Ингу совершенно равнодушный взгляд и так же укоризненно сообщил бородатому:
– А я виноват, что вы, дядя Михаил, с осени пароль не меняли?
– Забыл, – растерянно пробормотал бородатый, опуская автомат. – Вот склероз!
– Тетя Христина велела передать, чтоб вы шли Новый год встречать. Праздник, а вы по лесам шаритесь!
– Партизанить, сынку, положено без праздников, и навить, без выходных! – наставительно объявил сивоусый. – Мы тут энкэведистскую агентшу пымали – вот нам и праздничек!
– И как – уже раскололи? – мельком глянув на Ингу, обронил Пауль.
– Мовчыть поки ще. Та ничого, зараз мы ее расстреляемо… – сивоусый вскинул автомат. – Сразу заговорит!
Инга почувствовала, что голова у нее совсем идет кругом. Заговорит, как только расстреляют… Призраком, что ли? И Пауль… Он что, в сговоре с этими сумасшедшими дедами? Конечно, в сговоре!
Инга судорожно рванулась. Она была права – старики только думали, что держат крепко. От рывка оба повалились в снег, а Инга ломанулась в глубь ночной чащи.
– Стой! Стий! Halt! – закричали ей вслед на трех языках. – Стрелять будем!
– Они не будут! – заорал вслед Пауль. – Но ты все-таки подожди, не беги! Заблудишься!
Но Инга все бежала в ночь, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этих маньяков-убийц! Она прорвалась сквозь сосновые ветви и неожиданно выскочила на утоптанную тропку. Бежать стало легче. Она бежала и бежала, мимо мелькали елки, сосны, заснеженные стволы бамбука…
Инга споткнулась и упала на тропинку. Постанывая, приподнялась, огляделась… И поняла, что все происшествия последних дней были сном – на самом деле и призрака не было, и по башне загадочное существо не лазало, и Амалию никто не убивал, и старички с автоматами ее не похищали. Она просто сошла с ума, ей все примерещилось и продолжает мерещиться, потому как заросли бамбука в Карпатах – это стильно, но нереально. В просветах облаков то появлялась, то исчезала луна. Тропа, по которой бежала девочка, заканчивалась круглой полянкой. А вокруг плотной стеной рос высоченный бамбук. Но и в этом бреде была своя логика – посреди полянки возвышался изящный китайский домик: раздвижные стенки, загнутые края резной крыши. Внутри домика светил слабый огонек.
Занавешивающая вход плетеная циновка отлетела в сторону, и на пороге возник старый китаец в расшитом драконами халате. Он медленно поднял маленький лук, и в лунном свете Инга четко увидела уставившийся на нее остро заточенный наконечник стрелы.
Девочка не шелохнулась – что ей может сделать ее собственный бред? Тетива сухо щелкнула, и стрела со свистом сорвалась в полет. Инга остановившимся взором наблюдала, как, льдисто посверкивая, приближается к ней стальной наконечник…
И тут на нее кто-то рухнул, ее сгребли за плечи, и она вместе с этим кем-то покатилась по поляне, вздымая фонтаны снега. Стрела зарылась в снег на том месте, где Инга лежала еще секунду назад. Инга почувствовала, что ее больше не удерживают.
– Бежим! – рявкнул Пауль и, схватив Ингу за руку, рванул в бамбук. – Он терпеть не может, когда к нему вот так вламываются!
Вторая стрела просвистела над ними и хищно задрожала, вонзившись в бамбуковый ствол. Не выпуская Ингиной руки, Пауль побежал дальше. Девочка почувствовала, что ноги у нее заплетаются. Она споткнулась раз, другой, упала. Пауль остановился, тяжело переводя дух.
– Вставай, – снова потянул он Ингу.
– Пусти! – закричала девчонка, вырывая руку. – Пусти, гад! Это все ты, ты!
– Ну да, – подтвердил он, оглядывая себя, словно для того, чтобы убедиться. – Это действительно я!
– Это ты… Ты тоже немец! – бессвязно выкрикнула Инга. – И этот старик немец… Он испугался, когда я сказала, что мы хотели замок перестраивать! Потому что здесь все-таки что-то есть… Клад! Во время войны спрятали… Немцы! Ты его тоже ищешь! А Амалию убрал ради карты! Ты у нее карту видел, когда она вчера на вашей половине шарила!
Пауль покивал, явно обдумывая ее слова, а потом деловито, будто о постороннем, объявил:
– Если это немецкий клад и старый Шульц – ну, дедок немецкий – про него знает, карта должна быть у него, а не у Амалии! Или у меня, если мы с ним в доле…
Инга тоже призадумалась – нестыковка получалась.
– А может, он тебе не сказал! Может, ты только догадываешься! Или вы уже давно все нашли, а Амалию убрали, чтоб она вас не разоблачила! И меня теперь убьете!
– Зачем бы я тогда тебя из-под стрел тащил? – резонно возразил Пауль. – Подождал бы, пока китаец тебя к бамбуку пришпилит, и все дела! Или ты думаешь, мне обязательно хочется тебя собственноручно замочить?
Инга пришла в полное смятение. Действительно, зачем? Как там мама с ее новыми подружками рассуждали – посторонних баб не убивают? Или она ему уже не совсем посторонняя?
– А чего ты тогда за мной гонялся? – все еще воинственно вопросила она.
– Потому что ты в новогоднюю ночь бегаешь по карпатскому лесу, где и днем заблудиться ничего не стоит. И шубу опять потеряла, – устало сказал он, вытряхивая из пакета ее шубу. – А я, между прочим, не нанимался ее за тобой таскать!
Инга натянула шубу.
– А… А что это за китайский дом? – спросила она, оглядываясь. Бамбуковой рощи не было видно, но Инга знала, что она там, в темноте. Раз Пауль ее тоже видит, значит, ничего ей не примерещилось.
– «Дом летающих кинжалов» [10] , – как всегда, невозмутимо, словно наличие в Карпатах бамбуковой рощи и китайцев было самым обычным делом, бросил Пауль. И на Ингин вопросительный взгляд пояснил: – Ну это такой клан в китайской средневековой мафии, который классно ножи бросает и стреляет…
– Издеваешься? – спросила Инга.
– Вот ты тоже удивляешься, а представь, как мы офигели, когда под прошлое Рождество вышли из деревни, а за околицей китайцы летают, ногами машут и прямо в воздухе на мечах рубятся! – Он увидел Ингин остановившийся взгляд и наконец сжалился: – Да кино это, кино! «Дом летающих кинжалов» называется!
– Кино? А зачем китайцы свое кино в Карпатах снимали? – дрогнувшим голосом переспросила Инга.
Пауль пожал плечами:
– Может, им тут дешевле, чем в Гонконге? А когда съемки закончились, от них эта бамбуковая роща осталась и дом. И дедок – он тут сторожит. Нормальный дед, только терпеть не может, когда по их съемочной площадке посторонние шастают.
– Кино? – снова повторила Инга. Лицо ее просветлело. – А эти… в маскхалатах и с автоматами? Они тоже из кино?
– Не-а… – Он помотал головой. – Это сводный партизанский отряд имени Дружбы народов! Ну что непонятного? – возмутился он, видя как у нее опять стекленеют глаза. – Дед Мыкола из украинских националистов, они в горах партизанили: то против немцев, то против советских. Старый Шульц из охраны замка, когда немецкие войска отступали, их оставили, вроде как прикрывать. А дед Михаил из того советского партизанского отряда, который с ними со всеми воевал, пока армия не подошла! С армией и следователи НКВД прибыли, а для них все были одинаково виноваты – и немцы, и националисты, и партизаны, которые не сумели перебить немцев и националистов. Вот все три отряда в лесах и засели. Сперва каждый отдельно, потом бойцов становилось все меньше – кто ушел, кто помер. И наконец только эти трое и остались, теперь бродят вместе.
– Но НКВД же давно нет… – растерянно пробормотала Инга.
– Но и идти им тоже некуда, – резонно возразил Пауль. – А в лесах они привыкли. Местные их жалеют, подкармливают.
– Так ты не прикалывался, что елку партизаны принесли? А как же след? – пробормотала Инга, вспоминая громадный отпечаток ноги. – Слушай, а такого здоровенного, мохнатого, вроде Кинг-Конга, ты тут не встречал? Тоже, наверное, из кино…
– Он не из кино и даже не из партизан, – заверил ее Пауль. – Он тут издревле живет. Это ты Страхопуда видела, – объяснил он.
– Ты хочешь сказать, что в Карпатах бродит Снежный Человек? – изумилась Инга.