Как-то у них произошел разговор на двух уровнях — они переговаривались между мостовой и окном второго этажа; это было еще в апреле, когда он всего лишь во второй раз зашел за ней, чтобы отправиться на послеобеденную прогулку вдоль канала.
Стоило ему нажать на кнопку домофона, как Сэра подошла к окну, подняла раму и выглянула из-за темно-коричневой шторы:
— Привет!
Грэм остановился посреди проезжей части.
— Выйдешь гулять? — шутливо спросил он, подняв лицо к солнцу.
В этот миг рама скользнула вниз и прижала ее к наружному подоконнику. Сэра со смехом покрутила головой:
— Ай!
— Больно? — спросил он. Она попробовала высвободиться.
— Нет, нисколечко. — Сэра заерзала. Грэм приложил к глазам ладонь козырьком, чтобы не слепило солнце. — Сейчас попробую выбраться. Не хотелось бы тут застрять.
Грэм коротко посмеялся, но в глубине души встревожился. Вдруг он представил себе, как она выглядит сзади, облокотившаяся на кухонный подоконник; в голову полезли недостойные эротические мысли, и он огляделся по сторонам, опасаясь увидеть черный мотоцикл «БМВ», однако в пределах видимости его не обнаружил. Когда она приглашала его к себе, мотоцикла под окнами не оказывалось; ей было предпочтительнее, чтобы Грэм со Стоком держали дистанцию. Сэра захихикала.
— Вечно мне не везет, — сказала она, ставя локти на подоконник. На ней была просторная клетчатая рубашка, словно от маскарадного костюма лесоруба.
— Ты как, — повторил он, — гулять-то выйдешь?
— А куда пойдем? Ты меня уговори.
— Ну, не знаю. Вдоль канала больше неохота?
— Да как-то так... — Она поежилась, глядя мимо него и обводя взглядом горизонт. — Ага, придумала: к Почтовой башне.
Обернувшись, Грэм поглядел сперва на юг, потом на запад, хотя прекрасно знал, что с мостовой ничего не увидит.
— Не шутишь?
— Там есть вращающийся ресторан — могли бы зайти.
— Вроде, его закрыли, — вспомнил Грэм.
Она передернула плечами, вытянула вперед руки и прогнула спину.
— Неужели? Какая жалость.
— Так или иначе, это превосходит мои финансовые возможности, — засмеялся Грэм. — Если проголодаешься, куплю тебе гамбургер и чипсы. Годится?
— Пойдем сегодня в зоопарк, — потребовала Сэра, глядя на него сверху вниз.
— Там шимпанзе и аардварк. — Ему было приятно, что удалось ее рассмешить.
— Да, решено — в зоопарк, — подтвердила она из оконного проема.
— Серьезно? — Он слышал, что за билеты дерут несусветные деньги, но если ей хочется, он согласен.
— Не знаю. — Она снова повела плечами. — А почему бы и нет?
— По каналу как раз можно дойти до зоопарка. Хоть и далековато, но дорога хорошая. Через Кэмденский шлюз. — Он уже устал задирать голову.
Сэра ухватилась за край подоконника и попыталась поднять раму спиной. Застряла, а признаться не хочет, подумал Грэм. Самолюбие не позволяет. Гордая. Совсем как я. Может, раздобыть где-нибудь лестницу и заделаться спасателем? Ему самому стало смешно от этой мысли.
— А ты в курсе, что канал проходит точно под этим домом? — спросила Сэра.
— Впервые слышу. Это правда?
— Конечно. Прямо под нами, — кивнула она. — Я проверяла по карте. Поразительно, да?
— Должен быть и потайной ход.
— Можем прокопать. Туннель.
В ее голосе зазвучали хрипловатые нотки; Грэм хотел было посмеяться, но передумал: она и так раздражалась и переживала оттого, что застряла в окне и отвлекает его разговорами, пытаясь незаметно поднять застрявшую раму.
— У тебя какие-то трудности? — Он собрал в кулак все свое самообладание, чтобы сохранять серьезный вид.
— Что? — переспросила Сэра, но тут же ответила: — Нет-нет, с чего ты взял? — Она прокашлялась. — Что поделывал на досуге?
— Да ничего особенного, — с улыбкой ответил Грэм. — Ждал встречи с тобой.
Сэра состроила гримасу и издала подобие смешка. Он продолжал:
— Опять рисовал твои портреты.
— Получилось?
— Пока не так, как хотелось бы. Я их порву.
— Зачем?
— Тебя трудно рисовать. — Он посмотрел, нет ли кого-нибудь поблизости. — Если согласишься мне позировать, можно будет сделать хотя бы один приличный портрет.
— Ты хотел сказать «неприличный».
Грэм засмеялся:
— Это было бы совсем здорово! Но меня устроит, если ты просто посидишь неподвижно.
— Посмотрим. Может, когда-нибудь потом. Ну ладно. Хорошо. Обещаю.
— Ловлю на слове.
— Правильно делаешь.
— Так ты спускаешься или нет? — спросил он. Сэра застряла всерьез. Когда она отвернулась, Грэм заметил, как напряжены ее плечи и выгнута спина. До него донеслось что-то похожее на ругательство.
— Да, да, минутку. — Она снова смотрела на него. Грэм заметил, как Сэра отжалась от подоконника, не поднимая головы. Черные волосы прятали ее, словно чадра. Он решил перейти с мостовой на тротуар. Сэра закряхтела, рама скрипнула. Теперь на Грэма смотрело ее торжествующее лицо с широкой улыбкой. Оттолкнувшись от подоконника, она помахала и выпалила:
— Так-то лучше. Сейчас спущусь.
На дальнюю прогулку ее не хватило — дойти удалось только до Кэмденского шлюза. Большую часть времени они провели в магазине изопродукции, разглядывая постеры, а потом посидели в кафе. Возвращаться домой пешком Сэра отказалась, и от Кэмден-Тауна до Эйнджела они проехались на метро.
В подземке Грэм, собравшись с духом, задал ей те вопросы, которые давно вертелись у него на языке. Стук колес придавал разговору какую-то анонимность, отчего Грэм почувствовал себя более уверенно. Он спросил: она перебралась в Лондон ради Стока?
Сэра долгое время сидела неподвижно, потом покачала головой.
Она перебралась сюда в поисках убежища, спасения. В большом городе легче спрятаться, затеряться, а вдобавок здесь у нее были знакомые — взять хотя бы Слейтера. Сток тоже обретался здесь, но она никогда не питала иллюзий по поводу прочности их отношений. Переезд в Лондон, сказала Сэра, позволил ей стать собой, вновь обрести почву под ногами. Но Сток... был ей необходим, как своего рода якорь; он неотвязно преследовал ее, словно бес — но бес давно знакомый и не менявшийся во всех пертурбациях ее жизни.
На самом деле она понимала, что они не созданы друг для друга; она его не любила, но и уйти оказалась пока не готова. К тому же от него так просто не уйдешь.
Тут она замолчала, будто и без того наговорила лишнего. Через некоторое время она повернулась к Грэму и погладила его по щеке:
— Извини, Грэм. Я от тебя вижу только хорошее, мне с тобой легко. Это немало. Ты даже не догадываешься, как это много.
Он накрыл ладонью ее руку. Храбрясь, она изобразила улыбку.
— Приятно, что ты видишь от меня только хорошее, — сказал он (понижая голос: как-никак вокруг были люди),_ Но я не хочу, чтобы мы и дальше оставались как брат с сестрой
Ее лицо застыло; у Грэма упало сердце, когда он понял, что едва не прикоснулся к запретной теме. Но Сэра без грусти произнесла:
— Если ты больше не захочешь со мной встречаться, я не обижусь, — и, отведя глаза, высвободила руку. Поколебавшись, он обнял ее за плечи.
— Я вовсе не то имел в виду, — сказал он. — Мне нравится с тобой встречаться. Я бы ужасно скучал, если бы... ну... если бы ты куда-нибудь уехала. — Он запнулся и на миг закусил губу. — Но ведь я о тебе ничего не знаю. Чем ты занимаешься; какие у тебя планы; где собираешься жить — здесь или еще где-нибудь. Мне от этого все время не по себе.
— Мне тоже, — сказала она и дотронулась до его руки, лежащей у нее на плече. — Думаю остаться здесь. Попробую поступить в КМК. Я уже была зачислена... года три-четыре назад, но учиться не стала. Может, в этот раз получится. Если примут.
Он закусил губу. Как себя вести: признаться, что ему ничего не говорят буквы КМК, или кивнуть, или одобрительно хмыкнуть?
— А на какое отделение?
Она повела плечами, сжала и разжала свои длинные пальцы.
— На фортепианное. Кажется, я еще не утратила навыков. Хотя, конечно, занимаюсь гораздо меньше, чем нужно. Вероника оставила мне свою электропианолу — ну, не свою, а кого-то из бывших приятелей... техника игры примерно одна и та же, но, конечно, это не рояль. — Сэра снова пожала плечами, разглядывая свои пальцы. — Посмотрим, что получится.
Грэм облегченно вздохнул. Королевский музыкальный колледж — вот что это такое. Ну, разумеется: Слейтер упоминал, что она неплохо играет на рояле.
— Надо тебе как-нибудь поиграть на пианино в пабе, — предложил он. Сэра улыбнулась:
— Там видно будет. — Она глубоко вздохнула, и Грэм почувствовал, как ее хрупкое плечо шевельнулось под толстой клетчатой рубашкой. — Не исключено, что именно этим и займусь. Мне еще надо как-то определиться в этой жизни. Хорошо, что рядом есть ты. С тобой мне легче думается. — Она заглянула ему в глаза, словно ожидая найти в них ответ; на бледном лице ее собственные карие глаза под густыми бровями казались растерянными и пустыми; он не выдержал этого взгляда и смущенно улыбнулся.
Грэм облегченно вздохнул. Королевский музыкальный колледж — вот что это такое. Ну, разумеется: Слейтер упоминал, что она неплохо играет на рояле.
— Надо тебе как-нибудь поиграть на пианино в пабе, — предложил он. Сэра улыбнулась:
— Там видно будет. — Она глубоко вздохнула, и Грэм почувствовал, как ее хрупкое плечо шевельнулось под толстой клетчатой рубашкой. — Не исключено, что именно этим и займусь. Мне еще надо как-то определиться в этой жизни. Хорошо, что рядом есть ты. С тобой мне легче думается. — Она заглянула ему в глаза, словно ожидая найти в них ответ; на бледном лице ее собственные карие глаза под густыми бровями казались растерянными и пустыми; он не выдержал этого взгляда и смущенно улыбнулся.
Внезапно его охватило отчаяние, он почувствовал себя одиноким, брошенным и обманутым, почему-то ему захотелось оказаться как можно дальше от этой стройной черноволосой женщины с напряженным лицом и тонкими пальцами. Впрочем, это ощущение так же внезапно развеялось, и он попробовал представить, чем она сейчас дышит, как настроена.
Поезд метро дернулся и замедлил ход. У Грэма возникло странное видение: будто их вагон ни с того ни с сего пробил кирпичную кладку и глиняную стену туннеля, а потом вломился в канал, проходящий под домом Сэры; просто случайно свернул в какой-то старый заброшенный тупик, промчался мимо станции и врезался в черные воды древнего русла под холмом. Он попытался представить, как изобразил бы эту сцену на рисунке, — но ничего не вышло. Грэм тряхнул головой, отгоняя эти мысли, и снова устремил взгляд на Сэру, которая с принужденной улыбкой подалась вперед; между тем поезд прибыл на станцию.
— Всю жизнь люди слишком быстро проникались ко мне добрыми чувствами, Грэм, и все по каким-то надуманным причинам. Когда узнаешь меня получше, ты, скорее всего, изменишь свое мнение.
Двери открылись; она встала со своего места; выходя на платформу, Грэм широко улыбнулся и покачал головой:
Ни за что.
Уже наступил июнь, но узнал ли он ее получше? Если да, то ненамного: разве что увидел еще несколько проявлений ее настроения — и плохого, и хорошего. От этого она стала только желаннее; он ловил себя на том, что пытается вдохнуть запах ее волос, когда заходит с ней в паб, что косит глаза на ее груди, обтянутые джемпером или трикотажной майкой, что руки так и тянутся к ним — дотронуться и не отпускать.
Но каждый раз возникала какая-то преграда; на прощание Сэра всегда целовала его легким поцелуем, и у него появлялась возможность ее обнять, сомкнуть руки на узкой спине; на миг прижаться к ней всем телом; но от него не могло укрыться, как она напрягалась, если только его руки скользили ниже талии, а когда он пытался поцеловать ее более страстно или прижать покрепче, она вырывалась и отрицательно качала головой. Он, по сути, отказался от всяких попыток установить, где предел дозволенного.
Что же дальше? Из ее разговоров можно было заключить, что Сток уже исчез с горизонта, что она наконец-то свободна, избавлена от его влияния и от этой привязанности, что Грэм становится ей все более и более близким... другом.
Размечтался, сказал он себе. Возомнил невесть что. Сейчас он стоял на Пентонвилл-роуд, у телефонного узла, оклеенного афишами спектакля «Воза Альберт», и убеждал себя не строить напрасных иллюзий. Надежды и мечты имеют свойство испаряться.
Но в ушах до сих пор звучал ее голос, услышанный утром в телефонной трубке.
— Может, зайдешь ко мне? — предложила она. — Попробую соорудить какой-нибудь салат.
— К тебе? Домой? — рассмеялся он. — Я не понималь, ты сказаль «антрэ, мон шер»? Ничего, что я по-французски? — У него было прекрасное настроение, но он тут же пожалел, что начал дурачиться.
— А что тут удивительного, Грэм?
У него пересохло в горле; он что-то ответил, но теперь уже не мог вспомнить.
МИССИС ШОРТ
Социально не защищен!
Он вспомнил, что через пару дней миссис Шорт потребует ежемесячную плату за комнату. Сейчас-то деньги у него были, но сколько придется ждать этого социального пособия? Да на него особенно и не разгуляешься.
Граут остановился перед домом миссис Шорт на Пэкингтон-стрит, в Айлингтоне. Он не мог решить, что лучше — войти или не входить; может, сперва отправиться в паб? Если предварительно пропустить стаканчик-другой, то разговаривать с миссис Шорт будет куда легче. Впрочем, подумал он, нечего забивать себе голову глупостями: ведь разговор о квартплате зайдет только по истечении месяца, а сегодня всего лишь двадцать восьмое. Да в конце-то концов у него сегодня день рождения, может он сделать себе поблажку или нет? Граут открыл дверь.
В узком коридоре было темно — хоть глаз выколи; маленькое полукруглое оконце над входной дверью заросло бурой грязью, обои на стенах тоже побурели, а у миссис Шорт в очередной раз иссяк запас сорокасвечовых лампочек. Грэм почти ничего не видел. Он ощупью нашел лестничные перила и стал подниматься вверх по ступенькам; его комнатушка располагалась на самом верхнем, четвертом этаже. На площадке третьего из засады выскочила миссис Шорт.
— А, мистер Граут, что-то вы сегодня в неурочный час, — заговорила она, появившись из телевизионной гостиной (жесткие стулья, черно-белый телевизор, просмотр только до двенадцати, плата за лицензию и за дополнительный расход электроэнергии — с жильцов). Миссис Шорт, грузная, лысеющая матрона лет пятидесяти, вытерла руки — сначала о пыльную тряпку, а потом, для верности, о свое кримпленовое платье. Остатки ее волос были так туго стянуты в задней части черепа, что Граут мог бы поклясться: пряди, росшие надо лбом, того и гляди, вырвутся с корнем, оставив после себя гладкие залысины. Из-за этого натяжения с ее лица не сходила злорадно-изумленная мина. Когда она моргала, у него создавалось впечатление, что ее верхние веки не достают до нижних. Наверно, поэтому моргала она часто, а глаза вечно были красными.
— Неужто вас опять с работы попросили, мистер Граут? — полюбопытствовала миссис Шорт и зашлась хохотом, согнувшись пополам и размахивая тряпкой, словно бичом.
Проклятье! Как же он этого не предусмотрел! Что ей ответить? Приступ хохота, сотрясающий туловище миссис Шорт, позволил ему выгадать несколько драгоценных мгновений. Все той же тряпкой она промокнула глаза, а потом вытерла нос и зачихала. Еще несколько драгоценных мгновений! Граут не шевелился. Секунды тикали.
— Эээ... нет, — сказал он. Получилось лаконично. Может, и не вполне убедительно, однако недвусмысленно. Граут плотно сжал губы.
— А что ж вы в такую рань, мистер Граут? — осклабилась хозяйка, и взгляду Стивена открылись вставные зубы, каждый из которых отличался своим особым оттенком; из года в год их становилось все больше, по мере того как собственные зубы миссис Шорт погибали в неравной борьбе с мятными пастилками — ее излюбленным лакомством.
— К зубному, — коротко ответил он и мысленно себя похвалил: блестяще!
— Ходили уже или только пойдете? — Она выставила вперед голову, будто собиралась заглянуть ему в рот. Стивен поспешно сжал челюсти и прошамкал:
— Шшас пойду.
— Чего вам делать-то будут? Выдирать? Или пломбы ставить? У меня племянница есть, Пэм зовут, так ей давеча доктор стал зуб сверлить — и нерв задел! А она его как укусит! Да нет, она не нарочно, просто рот с перепугу захлопнула, вот ведь как! Сверло во рту и сломалось. А кончик прямо в зубе застрял! — Миссис Шорт снова согнулась от хохота.
Стивен пристально следил за каждым ее жестом, выискивая хоть малейшую возможность проскользнуть вверх по лестнице, но безуспешно. Миссис Шорт распрямилась и стала шарить в кармане в поисках носового платка, однако такового не нашла и трубно высморкалась в тряпку. После осмотра вмятины, недолго хранившей отпечаток ее носа, она опять вперилась глазами в Граута.
— Вот дурища-то! Неделю на работу ходить не могла. А кушала только жидкое, через соломинку!
Видя застывшее лицо Стивена, она решила, что он испугался, и продолжила, обмахиваясь тряпкой:
— Ой, совсем я вас застращала, мистер Граут. Вы, мужчины, все такие: чуть где кольнет — караул. Заставить бы вас рожать! — Миссис Шорт расхохоталась до слез, вспомнив о своем. — Поверите, мистер Граут, я думала, разорвусь пополам. Уж как я орала! Ну, думаю, помру! — Миссис Шорт захлебывалась от смеха, ей даже пришлось ухватиться за перила, чтобы не осесть на пол. Она бессильно обмахнулась тряпкой, а потом вытерла ею слезы.
Граут прикинул расстояние от стены до привалившейся к перилам хозяйки, но путь к спасению был по-прежнему заблокирован.
— Что ж, — выговорил он, продвигаясь вперед и тем самым показывая, что ему нужно наверх. — Пойду собираться к зубному. — Он повернулся боком, чтобы протиснуться между миссис Шорт и стеной.
— Ой, заболталась я, вам ведь недосуг, — сообразила миссис Шорт, но не сдвинулась с места. — Ну ладно, буду дальше прибираться. А у вас-то в комнате не пора ли пыль вытереть, мистер Граут? Я вам мешать не стану.