Какое же это сложное, смешное и саморазрушительное чувство! Страх попросить то, чего хочешь. Страх признать собственные желания. Определение границ воспитанием, а не природой. Я приехала в Дублин в кандалах и с гирями. Я была сама воспитанность.
А Бэрронс был природой — и пытался изменить меня.
Как я и сказала, все дело в степени отрицания.
Тогда в гараже ко мне прислонился Бэрронс — смесь секса и с трудом сдерживаемого насилия, — и, когда я ощутила его эрекцию, внутри у меня все стало настолько живым и диким, что позже, в душе, я сняла бикини, и не раз и не два мне пришлось помогать себе. Я представляла, как и чем все могло закончиться. На это у меня ушла целая ночь.
Я оправдывала себя тем, что весь день провела рядом с Фейри, который убивал с помощью секса. Еще одна ложь.
Бэрронс расковал меня и отпустил.
Если бы я сейчас была прикована к тому столбу, я бы легко объяснила ему, чего именно я хочу. И пункт «снять с меня цепь» не входил бы в этот список. Поначалу.
Я попыталась что-то рассмотреть сквозь слезы.
Трава. Деревья. Бэрронс.
Лежит лицом вниз. Мне нужно было подойти к нему.
Земля была влажной от дождя и его крови.
Мне нужно было его отмыть. Он не должен быть грязным. Бэрронс не любит быть грязным. Он педант, одевается со вкусом и шиком. Да, пару раз я поправляла лацканы его пиджака, но в этом не было необходимости, я просто искала повод лишний раз к нему прикоснуться. Войти в его личное пространство. Еще раз доказать себе, что я имею право на фамильярность. Бэрронс был непредсказуем, как голодный лев, и пусть его боялись все остальные, в мое горло он бы не вцепился. Он только лизал меня, и, хотя его язык порой был слишком грубым, это стоило того, чтобы идти рядом с царем джунглей.
Мое сердце готово было разорваться.
Я не могу больше. Я недавно прошла через все это со своей сестрой. Сожаления поверх сожалений. Упущенные возможности. Неверные решения. Горе.
Сколько еще людей должно умереть, прежде чем я научусь жить? Бэрронс был прав: я ходячая катастрофа.
Я нащупала в кармане телефон. И сначала попробовала набрать номер Бэрронса. Ничего не вышло. Я нажала «IYCGM». Нет связи. Я набрала «IYD» и задержала дыхание, не сводя с Бэрронса глаз. Связи не было.
Все номера, как и он, были мертвы.
Меня начало трясти. Не знаю почему, но тот факт, что мобильные телефоны не работают, окончательно убедил меня в том, что я никогда больше с ним не поговорю.
Я наклонила голову, убрала волосы и после нескольких попыток сфотографировала свою шею. Так и есть, две татуировки. Знак Бэрронса — дракон, в центре которого слегка отсвечивает радужная Z. А слева от значка был черный круг, заполненный странными, незнакомыми символами. Похоже, Риодан сказал правду. Если татуировку действительно нанес Гроссмейстер, многое становится понятным: и почему Бэрронс установил такое количество барьеров у подвала, где возвращал меня из состояния при-йа, и как Большой Г нашел меня в аббатстве после разрушения барьеров, и как он снова нашел меня с Дэни, и как отследил моих родителей в Ашфорде.
Я вытащила маленький кинжал, который стащила из «КСБ».
Руки дрожали.
Я могу прекратить эту боль. Свернуться клубочком и истечь кровью рядом с Бэрронсом. И все быстро закончится. Может, в другом месте и в другое время у меня появится еще один шанс. Может, мы с Бэрронсом возродимся, как в фильме «Куда приводят мечты», который мы с Алиной ненавидели за то, что там умирают муж и дети, а потом жена решает покончить с собой.
Сейчас мне нравился этот фильм. Я поняла его и поняла, как это — отправиться за кем-то в ад. И остаться там, пусть даже в безумии, потому что лучше уж безумие, чем жизнь без любимых.
Я посмотрела на кинжал.
Бэрронс умер, чтобы жила я.
— Будь ты проклят! Я не хочу жить без тебя!
От вас зависит, как вы будете жить.
— Ох, да заткнись ты! Ты же умер, заткнись, заткнись!
Но жуткая правда уже разрывала мне сердце.
Это же я кричала: «Волки!»
Это я нажала «IYD». Это мне показалось, что я не переживу нападения кабана. А знаете что?
Я пережила бы.
Я отогнала его и, прежде чем появился Бэрронс, была уже в безопасности.
На самом деле я вовсе не умирала.
Это он умер за меня, а в этом не было необходимости.
Я запаниковала.
Теперь он мертв.
Я смотрела на кинжал. Самоубийство станет моей наградой. А я заслуживаю только наказания.
Я снова взглянула на фото. Если Гроссмейстер найдет меня, не уверена, что буду бороться за жизнь.
Я подумала, что метку можно срезать, но поняла, что лучше не рисковать. Начав резать, я не смогу остановиться. Татуировка находилась слишком близко к спинному мозгу. Простой выход.
Я швырнула кинжал в грязь, чтобы не поддаться искушению.
Ну и кем же я буду, если убью себя после того, как убила Бэрронса? Трусихой. Но меня беспокоило не это. Если я покончу с собой, смерть Бэрронса окажется... бессмысленной.
А он достоин большего.
Я проглотила крик. Он был заперт во мне, давил на внутренности, жег горло. Крик звенел в ушах, хотя я знала, что не издала ни звука. Это был молчаливый крик. Я уже жила с таким криком, пытаясь не показать папе и маме, что смерть Алины убивает и меня. Я знала, что за этим последует, и знала, что в этот раз будет хуже. Потому что я стала хуже.
Гораздо, гораздо хуже.
Я помню сцены, которые Бэрронс открыл мне в своем сознании. Теперь я их понимала. Понимала, что может толкнуть человека на такое.
Я опустилась на колени у его тела. Когда он превращался в зверя, с него слетела одежда. А серебряный браслет просто лопнул на запястье. Почти две трети кожи были покрыты черными и алыми защитными рунами.
— Иерихон, — сказала я. — Иерихон, Иерихон, Иерихон.
Почему я так редко называла его по имени? «Бэрронс» — это была каменная стена, которую я построила между нами, и, если в этой стене появлялась хоть малейшая трещинка, я тут же цементировала ее страхом.
Я закрыла глаза, собираясь с духом. А когда открыла их, схватила копье обеими руками и попыталась вытащить его. Оно не поддалось. Застряло в кости. Придется бороться.
Я остановилась. Начала снова. Заплакала.
Бэрронс не двигался.
Я могу это сделать. Могу.
Я расшатала и вырвала копье.
И долгий миг спустя перевернула тело.
Если у меня и оставались какие-то сомнения в его смерти, теперь они исчезли. Его глаза были открыты. И пусты.
Иерихона Бэрронса больше не было.
Я зажмурилась и потянулась вовне своим чутьем. Но так его и не почувствовала.
Я одна на этом утесе.
Никогда я не была настолько одинока.
Я перепробовала все, что можно, чтобы оживить Бэрронса.
Я вспомнила о мясе Невидимых, которое мы целую вечность назад, когда я готовилась встретиться с Гроссмейстером, уложили в мой рюкзак. Большая часть мяса уцелела.
Если бы я только знала тогда то, что знаю сейчас! Что в следующий раз я увижу Иерихона Бэрронса мертвым. И последними словами, которые я от него услышу, будут «И "ламборгини"», произнесенные с волчьей ухмылкой и обещанием, что он всегда будет идти за мной, дышать мне в шею и прикрывать мою спину.
Извивающиеся кусочки Носорога в баночках из-под детского питания были на месте. Я сунула их между окровавленных губ Бэрронса и закрыла ему рот. Когда мясо выползло из рваной раны на шее, мой проглоченный крик чуть не оглушил меня.
Я не могла связно мыслить. Паника и горе ослепили меня. Бэрронс сказал бы: «Бесполезные эмоции, мисс Лейн. Преодолейте их. Перестаньте реагировать и начните действовать». Ну вот, он снова со мной заговорил.
Чего бы я для него не сделала? Ничто не казалось слишком отвратительным или варварским. Это Бэрронс. Я хочу, чтобы он снова был собой.
Риодан исполосовал его тело от живота до груди, а затем перерезал горло. Я аккуратно оттянула татуированную кожу на животе и засунула мясо Невидимого в желудок. Мясо вылезло наружу. Я подумала, как бы зашить его, чтобы заставить тело переварить плоть Темного Фейри, но у меня не было ни иглы, ни нитки.
Я собрала внутренности Бэрронса и засунула их обратно, располагая в некотором подобии порядка, и смутно подумала, что веду себя не вполне нормально.
Когда-то Бэрронс сказал: «Попытайтесь войти в меня, посмотрим, как глубоко вы сможете пробраться». Я держала руку на его селезенке и думала: «Ну, вот она я. Слишком неглубоко и слишком поздно».
Используя свою новоприобретенную способность к Гласу, я приказала Бэрронсу подняться. Когда-то он говорил мне, что учитель и ученик приобретают иммунитет друг к другу. Неудача меня почти обрадовала. Я боялась, что Глас поднимет зомби, движущегося, но не живого.
Когда-то Бэрронс сказал: «Попытайтесь войти в меня, посмотрим, как глубоко вы сможете пробраться». Я держала руку на его селезенке и думала: «Ну, вот она я. Слишком неглубоко и слишком поздно».
Используя свою новоприобретенную способность к Гласу, я приказала Бэрронсу подняться. Когда-то он говорил мне, что учитель и ученик приобретают иммунитет друг к другу. Неудача меня почти обрадовала. Я боялась, что Глас поднимет зомби, движущегося, но не живого.
Я открыла Бэрронсу рот, закрепила его с помощью палочки, разрезала себе запястье и позволила крови стечь ему на язык. Резать пришлось несколько раз, глубоко вонзая нож, — я все еще продолжала исцеляться. В итоге я только залила тело Бэрронса своей кровью.
Я попыталась найти в своем таланте ши-видящей хоть что-то, способное исцелить его. Но не нашла.
И внезапно меня охватила ярость.
Как он может быть мертвым? Как он смеет быть смертным? Он никогда не говорил мне, что смертен! Если бы я знала, я бы вела себя с ним совсем иначе.
— Вставай, вставай, вставай!
Его глаза были открыты. И меня бесил их пустой, отсутствующий взгляд, но я не могла их закрыть. Сделать это — означало бы признать Бэрронса мертвым. Это было выше моих сил.
Я никогда не закрою глаза Иерихону Бэрронсу.
При жизни он ни на что не закрывал глаз. И хотел бы не закрывать их и после смерти. Ритуалы для него ничего не значили. Где бы ни был Бэрронс, он бы высмеял меня, попытайся я устроить нечто вроде похорон. Это слишком мало для такого большого человека.
Положить его в гроб?
Никогда.
Похоронить его?
Ни за что.
Сжечь его?
Но и это станет признанием его смерти. Мне придется смириться с тем, что он мертв. А я никогда не смогу этого сделать.
Даже после смерти Бэрронс выглядел неукротимым. Его тело, покрытое черными и алыми татуировками, могло бы принадлежать древнему титану, павшему в битве.
Я села на землю, осторожно приподняла его голову, просунула под нее колени. Рубашкой и горячими слезами, которые никак не останавливались, я оттерла грязь и кровь с его лица.
Резкого, прекрасного, нездешнего лица.
Я касалась его. Снова и снова поводила пальцами, запоминая мельчайшие черточки, пока не выучила наизусть, так что могла бы высечь его в камне, даже ослепнув.
Я поцеловала его.
Легла рядом, вытянулась на земле. Прижалась к нему всем телом и обняла.
Я обнимала его так, как никогда не решалась при жизни. Я рассказывала ему то, что не могла сказать раньше.
На некоторое время я перестала понимать, где заканчивается он и начинаюсь я.
«Дэни дейли»
91 день ППС СДЕЛАЙ СЕБЕ ТЕНЕБОЙКУ!!! ПРОЧИТАЙТЕ ОБ ЭТОМ ВСЕ!!!
Да, вы правильно меня поняли! Этих козлов МОЖНО убить! И вы узнаете об этом из «Дэни дейли», ЕДИНСТВЕННОГО источника новостей, который работает ППС! (После Падения Стен, дурачье. Я не буду объяснять это еще раз.)
ТЕНЕБОЙКА от Дэни «Мега» О’Мелли:
— 1 кусок мяса Невидимого;
— запал;
— Горючий порошок. Используйте только стандартные пиротехнические смеси. НЕ БЕРИТЕ хлорат или серу, они КРАЙНЕ нестабильны. Поверьте, я знаю, о чем говорю!
Сделайте бомбочку. Поместите её в кусок мяса. Зажгите фитиль. Из мяса лучше сделать шарики, которые будут легко крутиться. Найдите тень, подкатите к ней ТЕНЕБОЙКУ и зажмите уши! Эти гады — каннибалы!!! Вы увидите, как Тень хватает наживку, глотает её и исчезает, когда бомба взрывается у них в нутрии. Она жрет СВЕТ и подыхает!
ВНИМАНИЕ!
* Детям до четырнадцати. Не делайте этого БЕЗ помощи взрослых. Если вам оторвет руки, ничего хорошего не выйдет. Вы нужны нам в бою. Будьте умничками. Умным быть прикольно.
* Двигаться нужно быстро! Если вы найдете особо опасное гнездо Теней, напишите его адрес для «Дэни дейли» и приклейте к стене главного почтового управления, О’Коннел-стрит, Дублин, 1. Я обо всем позабочусь. (Меня не зря зовут «Мега»!)
* НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ СЕРУ! От нее смесь становиться нестабильной. ОЧЕНЬ. Я до сих пор отращиваю брови и волосы в носу.
* Иногда бомбочка взрывается до того, как ее Тень сожрет. Некоторые из них настолько тупые, что даже после этого сожрут вторую брошенную бомбу.
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ!
ООО «Дэни дейли» и ее филиалы НЕ несут ответственности за сопутствующие взрыву повреждения и причиненный ущерб.
2
Какие забавные вещи люди говорят, когда кто-то умирает.
Ему там сейчас хорошо.
Да откуда вы знаете?
Жизнь продолжается.
И это должно меня утешить? Да мне жутко и отвратительно из-за того, что жизнь продолжается. Мне больно каждую чертову секунду. Да уж, прекрасное утешение: знать, что это будет продолжаться. Спасибо, что напомнили.
Время лечит.
Нет, не лечит. В лучшем случае время уравнивает нас, укладывая в гробы тех, кто остался. Мы просто находим способы отвлечься от боли. Время — не скальпель и не бинты. Оно равнодушно. В шрамах нет ничего хорошего. От наших шрамов больно другим.
Я каждый день живу с призраком Алины. Теперь придется жить и с призраком Бэрронса. Шагать между ними: одна справа, другой слева. И оба постоянно со мной говорят. И мне не спастись, я распята между двумя величайшими провалами.
Когда я заставила себя двигаться, я ощутила, что вдруг заметно похолодало. Я знала, что это означает. Скоро придет ночь, опустится, как стальные ширмы за стеклянным фасадом дорогого магазина. Я пыталась оторваться от Бэрронса. И не хотела. С пятой попытки мне удалось сесть. Голова болела от рыданий, горло горело от криков. Когда я села, пошевелилась только моя телесная оболочка. Мое сердце продолжало лежать на земле рядом с Иерихоном Бэрронсом. Оно сократилось еще раз и перестало биться.
Наконец-то покой.
Я поджала ноги и попыталась встать. Кости хрустели и не слушались, как у столетней старухи.
Если Гроссмейстер за мной охотится, то я потеряла слишком много времени у этого обрыва.
Гроссмейстер, Дэррок, предводитель Темных Фейри, ублюдок, который обрушил стены между мирами и на Хеллоуин выпустил в мой мир орды Невидимых.
Сукин сын, с которого все началось: он соблазнил и убил Алину или приказал ее убить; он велел Принцам Невидимых изнасиловать меня, разрушить мой разум и превратить меня в беспомощную рабыню; он похитил моих родителей и заставил меня войти в Зеркала; из-за него я оказалась на этом обрыве и убила Бэрронса.
Если бы бывший Фейри не свихнулся на попытках отомстить и вернуть себе былое величие, ничего бы этого не произошло.
Мести будет недостаточно. Если я отомщу, все закончится слишком быстро. Месть не удовлетворит сложный коктейль желаний существа, в которое я превратилась, лежа рядом с Бэрронсом и обнимая его тело.
Я хочу вернуть себе все.
Все, что у меня отняли.
Ярость взорвалась, словно гейзер, затопив все уголки и трещинки, заполненные горем. Я радовалась ей, открывалась ей, приглашала ее, преклонялась перед ней, моим новым божеством. Я приняла новое крещение в этой кипящей, шипящей ярости. Я отдалась ей. Забери меня, присвой меня, я твоя.
Лишь один шаг отделял ши-видящую от баньши[3] — духа смерти, который обитает на моей исторической родине и вопит от ярости.
Я потянулась в глубины сознания в поисках темного озера. И очутилась на берегу, усыпанном галькой. По смоляной поверхности плыли светящиеся руны.
Я наклонилась, погрузила пальцы в темную воду, набрала ее в ладони и поблагодарила озеро глубоким поклоном.
Оно — мой друг. Теперь я это знаю. Оно всегда было моим другом.
Моя ярость слишком велика для того, чтобы оставаться в закоулках души. Я позволила ей превратиться в темную, опасную мелодию. Я запрокинула голову, чувствуя, как она поднимается во мне. Мелодия рвалась на волю, вскипала в горле, надувала щеки. А когда достигла моих губ, то сорвалась с них нечеловеческим воплем, который взметнулся над деревьями, вспорол воздух и вдребезги расколол спокойствие леса.
Волки, проснувшиеся в своих логовах, ответили горестным хором, завизжали вепри, завопили неведомые существа. Наш концерт стал оглушающим.
Температура упала, толстая корка льда внезапно сковала лес, покрыв все, от деревьев до последней травинки.
Белки замерзли на середине прыжка, упали на землю и разбились.
Я взглянула на свои руки. Они были окрашены черным. В пригоршнях я держала серебряные руны.
Теперь я знала, где заканчивается Бэрронс и начинаюсь я.
Когда Бэрронс закончился, началась я.
Я.
Мак О'Коннор.
Ши-видящая, которую, как сказал один Принц Видимых, миру следует бояться.