– С тобой все в порядке? – подпрыгнув, Крыця ткнула лешего кулаком в плечо.
Похоже, это у нее был такой знак особого расположения к собеседнику, ибо после тычка Даль стал на лешего поглядывать недобро, ревниво даже. И что альбинос нашел в карлице? Ну, миленькая… Ну и все.
– Да, спасибо, со мной… – Файер ущипнул Зила за предплечье у основания локтя. Скривившись на миг-другой, леший совладал-таки со своим лицом и улыбнулся Крыце: – Со мной-то? Со мной все в порядке.
Пока они мило беседовали, Даль затворил за ними дверь и запер ее на три стальных засова.
– Думаю, это надолго сдержит наших преследователей. И все-таки нам очень повезет, если мы… – Не договорив, он двинул вниз по лестнице, гулко отзывавшейся на каждый его шаг.
Прыгая через три ступеньки, Крыця поспешила за ним.
Ладно, эта безумная парочка – подумать только, альбинос и карлица! – но что нормальный обычный леший здесь делает, а?! Ему надо наверх, он должен сцепиться с Роддом – и победить чудовище или погибнуть!.. Над его головой скрипнул внушительных размеров крюк, подвешенный на стальном тросе. Скатившись по лестнице, Зил поспешил присоединиться к товарищам по несчастью. Чего топтаться на месте? Да и обратно ходу нет, позади смерть, против Родда нужно найти эффективное оружие, быть может, те же пушки, что у полукровок, а для этого – прежде всего! – надо выбраться из Моса. Так что вперед, леший, только вперед!..
В туннеле, в который они попали, каждый шаг отражался гулким эхом от круглых стен и потолка, выложенных серо-коричневыми бетонными тюбингами – про тюбинги рассказал говорец, – диаметром этот туннель бы мер десять, не меньше. Слева от троицы уходила в темноту толстая стальная труба, а по дну туннеля были проложены две стальные полосы. Потушив факел, Даль назвал эти полосы рельсами и объяснил, что огонь им больше не понадобится, ведь при их приближении сработают датчики движения и включатся лампы накаливания, а когда они пройдут дальше, лампы позади них выключатся.
– Умели предки делать, – восхищенно причмокнул альбинос. – Девятьсот лет прошло, а до сих пор работает! Правда, недавно все это начало разрушаться. Торговцы бодрящей смесью считают, что нарушилась герметичность, что кто-то чужой проник сюда… Осторожно! На кабели лучше не наступать!
Зил убрал пятку со связки длинных черных кишок, подведенных к желтому стальному ящику на стене.
– Дружище, далеко еще?
– Близко, – отрезал Даль, хлюпая по лужам.
В спертом воздухе – ни намека на ветерок или хоть какое-то движение – пахло плесенью. Ее склизкие наросты белели на тюбингах. Поскользнувшись на одном таком наросте, Зил едва не врезался головой в перевернутую вагонетку – стальную тележку на стальных колесах. Троица как раз тогда вышла на перекресток. Левый туннель мер через тридцать заканчивался тупиком. В правом, в сечении по форме напоминавшем разрезанную поперек буханку ржаного хлеба, обнаружились висевшие почти на уровне головы Зила поперечные стальные балки.
Вскоре отдельные мелкие лужицы объединились в одну сплошную по колено, а затем по пояс. В этой части подземелья то ли датчики движения срабатывали не всегда, то ли половина ламп накаливания вышла из строя, и потому видимость оставляла желать лучшего. В воде, перебирая крохотными лапками, плавали светящиеся розовым и голубым креветки. Резко плюхнув по воде рукой, Даль поймал одну и сунул в рот – на зубах у него захрустело.
Зил скривился. Покосилась на говорца и Крыця, которая давно уже двигалась вплавь, отказавшись перебраться на руки или на плечи мужчинам, потому что всякие бледнорожие ей противны, и не надо поблажек, и прекратите с ней сюсюкаться!..
– Что-то не так? Креветки смущают? – Даль заметил, что на него как-то по-особому смотрят две пары глаз. – Да они вкусные очень, особенно сырые, я их бессчетное количество съел, проверено.
В животе у лешего кишки спели жалобную песню, но как бы он ни был голоден, подземных водяных тараканов ловить и живьем жрать не будет! Он же ест только растительную пищу, да и провалились все попытки поймать голубого рачка, а потом розового, а потом опять голубого, волну вон какую поднял, брызги во все стороны, только Даля с Крыцей рассмешил, враз позабывших о тишине и скромном поведении в подземельях Моса.
За что и поплатились.
Впереди в темноте что-то громко плеснуло.
– Вы это слышали? – хохотнув, спросил Даль.
Продолжая глупо улыбаться – надо же, какой забавный леший! – Крыця кивнула, а Зил вдруг обнаружил, что куда-то подевались все креветки, вот только сотни их, если не тысячи, шмыгали в воде, а теперь…
Обдав троицу смрадом тухлой рыбы, из мрака вынырнула бледно-розовая пасть, полная острых клыков, и белесый хвост-лопата ударил по воде, и быстро-быстро заработали короткие перепончатые лапы.
Мгновенно – в одно движение! – карлица вскарабкалась говорцу на плечи.
Глава 5
Тушеное мясо с овощами
Когда в воде у берега плеснуло что-то крупное – оч-чень крупное, – и Ларисса предложила добраться до Моса вплавь, и ничего, что против течения, подумаешь, Траст решил, что она так шутит. Да, глупо шутит, не смешно, но ведь она же блондинка и вздорная девчонка.
Однако он ошибся. Как же он ошибся!..
Сначала было непросто удержаться на скользкой, поросшей водорослями и увешанной гроздьями пиявок спине огромного сома, который длиной был полтора десятка мер, не меньше. Именно это чудовище, способное за раз проглотить Траста вместе с Лариссой и все равно остаться голодным, шумно плавало у берега, ожидая пассажиров. Как же усилился дар блондинки, раз она сумела обуздать этого смердящего илом отнюдь не малька, да еще и отказавшись от помощи Траста (убрала его руку со своего плеча – мол, береги силы, толстый, еще пригодятся!).
Потом было непросто не разжать побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в спинной плавник речного дельфина, когда Ларисса отпустила сома, потому что он оказался слишком громоздким, чтобы маневрировать в бурлящей и вспененной на перекатах воде, подогретой гейзерами. Второй дельфин помогал Лариссе быть все время рядом. Она смеялась и громко вскрикивала, если ее заносило к валуну, и голова ее оказывалась опасно близко от мокрого гранита – у мертвецов свои забавы, свой юмор.
А уже на обрывистом берегу, на почти отвесной стене – Траст ни за что бы там не вскарабкался – их поджидал здоровенный бурый медвежара с перепачканной медом недовольной мордой. Траст уже было плюхнулся обратно в реку, потому что непросто было смотреть медвежаре в глаза, но дельфины по приказу Лариссы, пребольно ущипнув его за ягодицы, чтоб вел себя смирно, притолкали Траста обратно.
– Толстый, держись за мишку! Не бойся, не укусит! – велела Ларисса, и Траст, трясясь от страха, – и ничего я не боюсь, детка, что ты придумываешь?! – обхватил медвежару за шею, как родного обнял, утонув лицом в его густой косматой шерсти, полной блох и раздувшихся, с кулак ребенка размером, клещей.
Если кто не знает, медвежара – один из самых свирепых хищников Разведанных Территорий. И уж точно он самый хитрый и коварный из всех. Медвежара устраивает засады на птеров: зарежет косулю, бросит под одиноким деревом, чтоб издалека было видно, а сам спрячется в густой листве, а как птер прилетит, чтобы полакомиться дохлятиной, медвежара на него навалится да проломит панцирь, крылья порвет, жвала вырвет. Очень от медвежар и диких волчарок страдал скот, потому-то Траст столько об этом зверье знал. И каково ему было с этим знанием не только приблизиться к бурому убийце, не только прикоснуться к нему, но и прижаться всем телом, доверив ему свою жизнь?!..
Однако надо отдать крупному зверю должное – он двигался вверх так, будто не висел на нем дополнительный груз из двух человеческих тел.
– Детка, чтоб тебе кишки раздуло, когда мы из всего этого выберемся, я с тебя спрошу за каждый мой новый седой волос, – пообещал Траст Лариссе, только медвежара вытащил-таки их на горизонтальную поверхность, где можно было размять ноги без риска рухнуть в бурлящий поток Кипяточки, что Траст тут же и сделал.
– Толстый, на твоем месте я бы поостереглась мне угрожать. Хотя бы пока.
Намекая, что стоит принять слова блондинки всерьез, медвежара рыкнул. В его смердящей гнилым мясом пасти слюняво блеснули желтые неприлично длинные клыки. Траст громко сглотнул.
– Ну что ты, детка? Какие угрозы? Тебе показалось. Слушай, а может, мы дальше сами, пешком? Куда нам спешить?
Не выдержав ее фиалкового взгляда из-под длинных смоляных ресниц, слипшихся после купания в реке, Траст со вздохом – была не была! – уселся на спину медвежары позади блондинки.
Тут же поднявшись на задние лапы и едва не сбросив при этом Траста, зверь громко и протяжно заревел, предупреждая о своем приближении, после чего со всех своих когтистых лап рванул через лесовник по едва заметным звериным тропам. Бежал он легко и быстро мимо шарахающихся в стороны косуль и зайчеров, ловко перепрыгивая через нагромождения поросшего грибами трухлявого валежника и целые поваленные стволы. Не сбавляя скорости, прорывался через заросли папоротника и бамбука, через малинники и хвощи пяти мер высотой. Метнувшегося к нему секача, защищающего свой выводок, медвежара походя сбил с копыт ударом лапы, из-за чего сразу осиротели пятеро поросят. Медвежару жалили змеи, когда он пробирался через болото, но зверь, казалось, этого не замечал. Пошатнувшись, сделав пару неуверенных шагов, он рухнул замертво только на поляне неподалеку от Моса, когда Ларисса отпустила его, разрешив вернуться. Змеиный яд все-таки оказался для него смертельным.
Не выдержав ее фиалкового взгляда из-под длинных смоляных ресниц, слипшихся после купания в реке, Траст со вздохом – была не была! – уселся на спину медвежары позади блондинки.
Тут же поднявшись на задние лапы и едва не сбросив при этом Траста, зверь громко и протяжно заревел, предупреждая о своем приближении, после чего со всех своих когтистых лап рванул через лесовник по едва заметным звериным тропам. Бежал он легко и быстро мимо шарахающихся в стороны косуль и зайчеров, ловко перепрыгивая через нагромождения поросшего грибами трухлявого валежника и целые поваленные стволы. Не сбавляя скорости, прорывался через заросли папоротника и бамбука, через малинники и хвощи пяти мер высотой. Метнувшегося к нему секача, защищающего свой выводок, медвежара походя сбил с копыт ударом лапы, из-за чего сразу осиротели пятеро поросят. Медвежару жалили змеи, когда он пробирался через болото, но зверь, казалось, этого не замечал. Пошатнувшись, сделав пару неуверенных шагов, он рухнул замертво только на поляне неподалеку от Моса, когда Ларисса отпустила его, разрешив вернуться. Змеиный яд все-таки оказался для него смертельным.
Блондинка опустилась на колени рядом с бурой тушей и положила на нее ладони, в фиалковых глазах блеснули слезы и покатились по щекам. Мерах в пяти от нее журчал неширокий ручей, и лягушки в нем как раз затеяли перекличку.
– Прости, косолапый. И пусть простят меня твои дети. Прости!
А вот Траст обрадовался, что медвежара больше не с ними. Медвежар он откровенно недолюбливал с раннего детства, когда один такой бурый задрал у него на глазах любимого отчима. Почувствовав его настроение, Ларисса недобро уставилась на Траста.
– Ты чего, детка? Все хорошо, верно?
– Толстый, ты разве не чувствуешь? Тут невозможно дышать. – После этих слов Лариссу согнуло вдвое, из нее выплеснулось то немногое, что оставалось в желудке.
Траст повел носом и чихнул. Ветер дул от стены, опоясывающей Мос. Столица смердела смертью. Или же приятно пахла?.. С недавних пор ароматы разложения не вызывали у него рвотного рефлекса.
– На-ка, помажь себе под носом, легче станет. – Ларисса протянула Трасту тыковку-кувшинчик, у нее самой под носом уже блестело. – Это наше средство…
– Для дорогих гостей. – Он лишь сделал вид, что воспользовался мазью.
Заметив это, Ларисса нахмурилась и провела ладонью по древку секиры, на плетеном ремне висящей у нее за спиной.
– Это особая мазь. Она сделана…
– Из речной мяты, растущей только на берегу Кипяточки в паре сотен мер ниже по течению от Щукарей и больше нигде, – закончил за нее Траст, поспешно мазнув-таки себе под носом.
В густом подлеске слева от них предательски затрещал сук под чьей-то ногой. Будто только того и ожидая – вот чего она за секиру хваталась! – Ларисса быстро подняла с земли большую увесистую шишку и в прыжке швырнула ее на звук. Зарывшись в густую листву, шишка с глухим стуком угодила во что-то твердое. Тотчас подлесок ожил: выдохнул одновременно сотней глоток, затрещал, захрустел. Отчаянно завопили потревоженные птицы, ударили крыльями, и в воздух взвились десятка два дротиков и столько же алебард. Как Траста с Лариссой не нашпиговало всем этим острым железом, как не пошинковало в капусту – просто удивительно! Видать, уж очень притомились княжьи воины по пути в Мос, вот прицел и сбился.
Молча они – а было их много сотен – вышли из подлеска. Молча – потому что ратники сами по себе не очень-то разговорчивые мужчины, а легионеры да ремесленники с крестьянами, призванные под знамена Мора, так устали от битвы на Поле Отцов и дальнего перехода, что говорить просто не могли уже. Были они грязными, со слипшимися от пота и крови волосами, с потухшими глазами, судорожно рыщущими по сторонам, не способными остановиться на чем-то дольше, чем на мгновение. Многие потеряли где-то щиты и доспехи из железного дерева, выбросили древние автоматы, ставшие бесполезными без патронов. Воины вынесли на поляну целую сотню, наверное, носилок с окровавленными телами, и Траст сразу же безошибочно – какие тут могут быть ошибки у некроманта?! – определил, что более чем на половине носилок лежат мертвецы.
На Траста и Лариссу воины не обращали внимания, будто и не швыряли в них только что всякое острое да смертельно опасное. Дротики и алебарды, кстати, живо собрали по кустам и вокруг замершей парочки. Все, кто не был занят поисками оружия, расположились вдоль ручья, втекающего в болото, и, как зверье морды, сунув лица в воду, лакали ее жадно, с плямканьем и довольным урчаньем. Однако, как бы сильно ни хотели воины пить, их командир – мужчина в возрасте, но еще крепкий, бородатый и лысый, не ратник – выставил все же посты, организовал наблюдение и уход за ранеными.
– В Мос? Пойдете с нами. – С его бороды на мускулистую, покрытую ожогами и татуировками грудь капала вода. – Что-то там нечисто, нельзя вам одним.
По поляне скользнула тень, и лицо бородача стало испуганным и свирепым. Проводив взглядом небольшого птера, порхающего низко в поисках зазевавшегося зайчера, бородач заметно расслабился, убрал руку с бедра, где у него на ремешке висел метательный топорик – такими обычно пользуются на юге Разведанных Территорий.
– Пиросы, куры неощипанные! – зло сцедил бородач, раздувая мясистые ноздри и демонстрируя пышные кудри, произрастающие в них. – Пока мы отступали от Поля Отцов, ястребки не давали нам покоя, постоянно атаковали. Нас-то поначалу было втрое больше…
– Никуда мы с вами не пойдем, – спокойно сказал Траст, глядя в бледно-серые глаза бородача-южанина. – Мы уйдем, а вы – все вы, все воины – останетесь здесь, в лесовнике. Займете оборону и будете рыть могилы. Много могил. Много-много могил. Столько могил, сколько сможете вырыть. Они скоро понадобятся.
– Что?! Да кто ты такой, парень, чтобы мне приказывать?! – сжав кулаки, бородач шагнул к Трасту.
Остановиться его заставили удивленные возгласы бойцов. Он обернулся – и остолбенел. И было от чего. Поднявшись с носилок, мертвецы – все до одного – поспешили к нему и, подойдя ближе, стали вокруг него и Траста с Лариссой.
Одновременно открыв рты, мертвецы заговорили разными голосами, произнося одно и то же:
– Кто я такой? Я – тот, кто был на Поле Отцов и видел, как рухнул звездолет спасителей. Я – тот, кто знает, что в Мосе смерть, много смерти, слишком много смерти, и что обычным людям, не таким, как я и моя подруга, туда не стоит идти, если они хотят жить. Южанин, ты хочешь умереть? Ты хочешь, чтоб погибли твои боевые товарищи?
Траст со спокойным равнодушием смотрел мимо командира-бородача, бормотавшего что-то неразборчивое и беспорядочно мотавшего головой из стороны в сторону. Ни одна мышца на лице Траста не дернулась, губы не пошевелились. Как бы в стороне, в другом мире, светило солнце, жужжали мухи и долбил сухую кедровицу дятел, а Траст чувствовал, как связь между ним и той большой – огромной! – смертью, что поселилась в Мосе, становится все крепче, все неотвратимее. Его, некроманта, неимоверно тянуло в город, за стену, он едва сдерживался, чтобы не побежать туда, где его заждались, где ему самое место. Тонкие нити – тоньше волоса, тоньше паутинки, – протянувшиеся от Моса к нему, с каждым мигом становились все толще и толще. Да они звенели уже от напряжения – так туго были натянуты! И даже захоти он вырвать эти нити из себя, не смог бы, потому что это уничтожило бы в нем некроманта, уничтожило бы в нем то единственное, за что он себя уважал.
– Толст… – дернув его за рукав куртки и тем самым вернув обратно на поляну, Ларисса осеклась. – Траст, нам пора. Да?
– Да, – едва заметно кивнул Траст.
До звона в ушах были натянуты нити, нити-веревки, нити-канаты. Все мышцы рыжего были напряжены так, что вот-вот должны были порваться. Зато больше никто и никогда не унизит его. Никто и никогда не наградит по-матерински пощечиной или подзатыльником. Он вырос, он давно уже не мальчик. Он – некромант. Он – самый страшный, самый сильный ментал на планете. И уж тем более не стоит называть его толстым – да хотя бы потому, что за последнее время из-за обедов и ужинов лишь от случая к случаю он изрядно постройнел. И вообще, давно пора соответствовать почетному званию некроманта. Надо привести в порядок внешний вид. Его неопрятная плетенка никуда не годится. Вот покойный князь Мор отлично выглядел. И следопыт Сыч – тоже покойный – понимал толк в одеждке, придающей грозный вид своему обладателю.
– Эй, есть у кого черный кожаный плащ? Длинный такой? И сапоги? Тоже черные и кожаные? Нет? Ну и ладно, будем искать… И еще, когда я уйду, вы сделаете в мою честь вот что. – Он поманил пальцем командира-бородача и прошептал ему что-то на ухо.