Закончилось это очередным крушением Российской империи и очередным объявлением независимости великой Эстонии, что произошло в девяносто первом году. Несколько лет ушло на установление границ, введение собственной валюты, создание грозной армии и флота, подписание различных международных договоров и – просим любить и жаловать! Совершенно отдельная европейская страна, со своим неповторимым путем развития.
Саркастически усмехнувшись, Бондарь выбросил за окно окурок и обнаружил, что непроглядная ночь сменилась тускло брезжущим рассветом. В серой мути проступили полузаброшенные деревни, затерявшиеся среди бескрайних полей. Жители провожали проносящуюся мимо «Ауди» такими взглядами, словно видели перед собой неопознанный летающий объект. Один абориген даже сверзился с велосипеда.
В семь утра Бондарь растолкал Веру, усадил ее за руль, а сам вздремнул на заднем сиденье, предварительно соорудив там тайник для «Вальтера». Ровно через три с половиной часа он проснулся и объявил привал. В одиннадцать утра, слегка одуревшие, но зато умывшиеся и даже перекусившие, они въехали в Ивангород.
В бытность СССР он составлял одно целое с Нарвой, до революции оба города постоянно враждовали. Тевтонские рыцари, потомки скандинавских викингов, литовцы, шведы – кто только не нападал на русских, обосновавшихся на правом берегу реки! Теперь река Нарва, как и в незапамятные времена, разделяла две старинные крепости, возвышающиеся на холмах друг напротив друга. Граница пролегала по руслу. С нашей стороны ее готовились пересечь машин двадцать. Узнав от местных, что такая очередь проходит часа за два, Бондарь решил осмотреть ивангородскую крепость. Несмотря на то, что Вера увязалась за ним, крепость произвела на него неизгладимое впечатление.
Такой военной махины он не видел уже давно. Огромные бастионы в форме параллелепипеда, крутые стены, узкие бойницы – все дышало мощью и скрытой угрозой. Внутри крепости находилась старинная православная церковь, блистающая всеми своими луковичными куполами.
– Как в кино, – прокомментировала Вера, по-птичьи вертевшая головой. – Но слишком грязно. И камни обваливаются. Вот у них – другое дело, правда, Жень?
Бондарь взглянул на чужую крепость за рекой и пожал плечами:
– Кино как раз у эстонцев, а здесь – неприукрашенная правда.
Вера наморщила нос:
– Грязная она, твоя неприукрашенная правда. А у эстонцев все чистенько, красивенько…
– Еще скажи: культурненько, – хмыкнул Бондарь.
– А что? И культурненько тоже. Что в этом плохого?
– Не замок, а декорации для туристического бизнеса. Кукольный театр. Лично я бы в такой крепости воевать не стал.
Вера снисходительно усмехнулась:
– А зачем теперь воевать?
– Чтобы в рабство не попасть к шибко чистеньким да культурненьким, – сказал Бондарь. – Чтобы взамен наших церквей ихние кирхи не понаставили. Чтобы наши кладбища под автобаны не закатали.
– Какое тебе дело до церквей и кладбищ? – удивилась Вера. – Разве ты верующий?
– Верующий. – Бондарь кивнул на трехцветный флаг, реющий над главной башней. – В Россию верующий.
– Глупо. У нас флаг бело-сине-красный. – Вера перевела взгляд за реку. – У них сине-черно-белый. Вот и вся разница.
– Неужели? А люди?
– Что – люди? В принципе, тоже одинаковые. Но по ту сторону границы все хорошо одетые, аккуратные…
– Чистенькие, красивенькие, культурненькие, – саркастически продолжил Бондарь.
– Вот именно, – с вызовом подтвердила Вера. – А наши вечно голодущие, пьянющие, злющие.
– Почему?
– Откуда мне знать почему?
– Потому что Русь веками вынуждена защищаться, вместо того, чтобы прихорашиваться да пудриться. Они модные портки производят, а мы – пушки и ракеты.
– У них на вооружение тоже времени и средств хватает, – заметила Вера. – Даже больше, чем у нас.
– Потому что они сообща действуют, – пояснил Бондарь, подбирая доходчивые фразы, словно разговаривал с несмышленышем, а не с прожженной стервой, прошедшей огонь, воду и медные трубы. – Пока Германия с Россией воюет, за океаном жвачкой чавкают, гамбургеры трескают, кока-колой отрыгивают. Потом Америка гонку вооружений затевает, а Европа колготки изобретает, мини-юбки да чупа-чупсы. Нам таких передышек никто не дает.
– Нашел о чем вспоминать! – скривилась Вера. – Все это в прошлом. Холодная война давно закончилась. Можно жить спокойно, ни о чем плохом не думая. «Мерседесы» клепать заместо ракет. Армию распустить. – Она снова бросила взгляд на замок за рекой. – Вон, взять хотя бы Эстонию. Ее же никто не трогает, хотя она маленькая и слабая. Это потому, что она не высовывается. Нам так тоже надо. По-умному.
Глава 8
Эстония – мать порядка
На российской границе процедура проверки виз, паспортов и вещей заняла около десяти минут. Проехав четыреста метров, путешественники предстали перед пограничниками Эстонии, оказавшимися куда более дотошными. Они посвятили чете Спицыных и их машине никак не менее получаса своего драгоценного времени. Багаж пары подвергся тщательнейшему рассмотрению на экране компьютера, причем супругов неоднократно просили показать тот или иной подозрительный предмет: бритву, термос, косметичку, пакет с бельем.
Бондарь мысленно хвалил себя за предусмотрительность, благодаря которой «Вальтер» покоился под вспоротой обшивкой заднего сиденья. И все же неуклюжая обстоятельность таможенно-пограничного контроля попортила ему немало крови. Белобрысый эстонец, завладевший паспортами гостей, битый час втолковывал им, что их туристическая виза выдана для однократного въезда в Эстонию и действительна в течение трех месяцев.
– Понял, понял, – кивал Бондарь, но белобрысый страж порядка не унимался.
Слушать его было тягостно. Словно магнитофонную ленту запустили на замедленной скорости. Человеческую речь с горем пополам воспроизводит, но ответные реплики воспринимает со скрипом.
– Куд-да вы нап-праф-фляет-тесь?
– Из Москвы в Пярну, – отвечал Бондарь.
– Из Москф-фы?
– Да.
– В Пя-а-арну?
– Да, да.
– А поч-чему черес-с Т-таллин? – подозрительно спрашивал пограничник.
– Старинный город. Посмотреть хочется.
– Это ест-ть стран-но. Пот-теря ф-фремени.
– Мы никуда не спешим, – поясняла Вера.
– Это т-тоже ест-тть стран-но, – медленно тянул пограничник, – ф-фсе сп-пешат, а вы – нет.
Из этого следовало, что сам он тоже не любил тратить время даром. Но здесь, в Эстонии, у времени был какой-то черепаший ход. Бондарь почувствовал себя увязшим в тягучей трясине, из которой не выбраться до скончания века. Особенно, когда на смену белобрысому пограничнику явился такой же белобрысый таможенник с водянистыми глазами.
– Имеет-те ли вы валют-ту?
– Две тысячи долларов, – отвечал Бондарь.
– На двоих?
– На двоих, на двоих, – нетерпеливо кивала Вера.
– Сумма свыше 4350 ам-мериканских доллароф-ф подлежит дек-кларированию.
– У нас в два раза меньше.
С таким же успехом можно было бы обращаться к говорящему попугаю. В ответ таможенник высказался в том смысле, что сумму свыше одиннадцати тысяч американских долларов необходимо не только задекларировать, но и сопроводить документальным подтверждением законности происхождения денег. На это ушло не меньше трех минут. Каждое слово эстонец умудрялся растягивать в два, а то и в три раза.
– У нас ровно две тысячи долларов, – устало произнес Бондарь. – Не четыре триста пятьдесят и не одиннадцать. Две. – Для наглядности он выставил растопыренные пальцы.
– Т-тве, понимаю, – важно кивнул эстонец. – Вы будет-те что-нибудь дек-кларировать?
– Мы бы с радостью, – сказала Вера, – но нечего.
– Вы хотит-те поменять доллары на кроны?
– А какой у вас курс?
– Об этом следует спросить в пункте обмена валют-ты, – заявил эстонец и, прежде чем неспешно удалиться, разрешил путешественникам ехать дальше.
К этому моменту Бондарь совершенно упарился в своем дурацком пальто, но испытания нервов только начинались. Обмен части долларов на кроны занял столько времени, что он успел выбросить одну сигарету и закурить следующую. Потом пришлось заправляться бензином, а к этому процессу в Эстонии подходили столь же вдумчиво, как и ко всему остальному. За сорок литров «девяносто пятого» было уплачено триста семьдесят две кроны – примерно тридцать пять баксов. Толстозадый малый в фирменном комбинезоне вел себя так степенно, словно заправлял не легковушку, а самолет или даже космическую ракету.
– Сонное царство какое-то, – заключила Вера по выезде с заправки.
– Европа, – пожал плечами Бондарь.
– Прокати меня с ветерком, Жень. А то я тоже начинаю засыпать на ходу.
– Слушаюсь, мэм.
Бондаря долго уговаривать не пришлось. Он и сам изнывал от отупляющего ритма здешней жизни. Разогнавшаяся «Ауди» птицей полетела мимо вылизанных двориков, подстриженных кустов и кукольных домишек с красными черепичными крышами. Шоссе было узким, ровным и гладким, как школьная линейка. Ни колдобин, ни выбоин. На каждом перекрестке торчали указатели, так что заблудиться в Эстонии не смог бы и ребенок.
Несмотря на то, что дело происходило среди бела дня, все встречные автомобили ехали со включенным ближним светом. Как только Бондарь показывал левым поворотником, что собирается идти на обгон, водители покорно прижимались к обочине, пропуская его вперед. Такая идиллия продолжалась до тех пор, пока «Ауди» не взялась обгонять белый «Форд», следующий параллельным курсом. В нем, на беду Бондаря, сидели полицейские с радаром. Разумеется, это были эстонские полицейские, так что общение с ними напоминало пытку. Нечто вроде поджаривания на медленном-медленном огне. Бондарь даже начал подозревать, что имеет дело не с толстокожими тугодумами, а с изощренными иезуитами, испытывающими его выдержку.
В ходе монотонного собеседования выяснилось, что: а) штраф за езду без включенного ближнего света составляет 600 крон (что-то около 40 евро); б) превышение скорости на двадцать километров в час карается штрафом в 3500 крон или изъятием прав на срок до трех месяцев; в) не стоит пытаться «договориться» с дорожной полицией и предлагать оплатить штраф на месте – это равнозначно подкупу должностного лица.
– Штрафы оплач-чиваются исключ-чит-тельно панковскими плат-тежами, – предупредило должностное лицо с белесыми бровями и поросячьими ресничками.
– Вы хотели сказать: «банковскими»? – догадалась Вера, которой захотелось покрутиться рядом с мужчинами.
– Именно, вот, – кивнул полицай. – Панковскими, та.
Бондарь сложил названные цифры, разделил получившуюся сумму на курс доллара и подумал, что действовать предстоит в максимально сжатые сроки, а от быстрой езды лучше отказаться вообще. Подотчетные деньги стремительно таяли.
– Мы обязательно заплатим, правда, Жень? – сказала Вера, тормоша Бондаря за рукав. – Поехали искать банк.
– Не расчит-тывайте, что вам ут-тастся улизнуть из страны, не уплатиф-ф штраф-ф, – предупредил полицай, протягивая выписанную квитанцию. – Сведения оч-чь п-пыстро попадут в компьют-терную систем-му, и тогда у вас возник-кнут проблем-мы.
– Проблемы уже возникли, – вздохнул Бондарь, возвращаясь за руль. – С тех пор, как мы пересекли границу.
– Интересно, – задумчиво пробормотала Вера, – они и в постели такие заторможенные?
Когда «Ауди» затормозила возле ворот дома профессора Виноградского, часы показывали 16:45 по московскому времени, а спидометр зафиксировал, что позади остался путь длиной ровно в 1022 километра. Однако Бондарю казалось, что он совершил кругосветное путешествие. В компании эстонцев, скрупулезно пересчитавших все телеграфные столбы и объяснявших назначение каждого.
Глава 9
Страсть бактериолога
Сергей Николаевич Виноградский оказался колоритным стариком. Прямая осанка, эйнштейновская грива седых волос, пронзительные глаза – он выглядел весьма импозантно для своего шестидесятилетнего возраста. Голос его звучал молодо.
– Господа Спицыны, надо полагать? – крикнул он, спеша навстречу гостям.
– Добрый вечер, – поздоровались они хором.
– День, дорогие мои, день, – улыбнулся Виноградский. – У нас тут время течет по-особенному, неторопливо, плавно.
– Это мы уже заметили, – признался Бондарь, разглядывая дом, в котором ему предстояло поселиться.
Виноградский проживал на окраине Пярну, особняком. Его родовое гнездо было порядком замшелым и запущенным: черепичная крыша потемнела от времени, высокая труба не досчитывалась нескольких кирпичей, от каменных стен веяло сыростью.
– Неплохое местечко, – одобрил Бондарь.
– Превосходное, друг мой, поистине превосходное, – заверил его Виноградский.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Пятерня Веры удостоилась галантного поцелуя. Состоялась короткая церемония знакомства, после которой Виноградский наотрез отказался изучать протянутые ему паспорта и копию договора аренды.
– Что вы, что вы, – причитал он, отмахиваясь так энергично, словно увидел перед собой не документы, а рой диких пчел. – В этом нет никакой необходимости. Я распознаю хороших людей так же легко, как присутствие гипохлорита в кислороде.
– Вы, наверное, ученый? – восхитилась Вера.
– В некотором роде, – Виноградский отвесил старомодный полупоклон.
Предоставив им заниматься светской болтовней, Бондарь загнал «Ауди» во двор и поставил ее бок о бок со стареньким «Фольксвагеном» с кузовом «универсал». Пока он доставал из багажника вещи, приблизившийся Виноградский поведал ему, что он просто в восторге от таких замечательных постояльцев, после чего повернулся к дому и завопил:
– Ингрид, Ингрид! Иди познакомься с нашими гостями! У них, как и у нас, медовый месяц!
Опешивший Бондарь едва не уронил сумку. Такого поворота событий он не ожидал. Про какой медовый месяц толковал этот закоренелый холостяк? И кто такая Ингрид, о существовании которой Бондарь услышал впервые?
Она не заставила себя долго ждать, появившись на крыльце с чуть смущенной улыбкой на бледных губах. Очень короткая юбка и непомерно длинные полосатые гетры – вот что бросалось в глаза в первую очередь. При ходьбе девушка слегка подпрыгивала, словно в ее колени были вмонтированы какие-то хитроумные пружинки.
– Ингрид, – представилась она, подойдя на расстояние протянутой руки. Ладонь у нее была узкая и холодная.
– Евгений, – выдавил из себя Бондарь.
– Вера, – подключилась его мнимая супруга.
– Мы познакомились через Интернет, – сказал Виноградский, приобнимая Ингрид за плечи. – Переписывались каких-нибудь два дня и вдруг, вообразите только, это небесное создание появляется передо мной собственной персоной. Сваливается, как снег на голову.
«На старости лет от таких сюрпризов и окочуриться недолго», – подумал Бондарь, в упор разглядывая небесное создание, весившее никак не меньше шестидесяти килограммов.
– Очень приятно, – сказал он.
– Me too, – сделала шутливый книксен Ингрид. – Мне тоже.
После этого ей пришлось поправлять свои прямые соломенные волосы, упавшие на лицо. Россыпь веснушек на переносице придавала девушке свойский вид, однако ее внезапное появление на сцене заставляло Бондаря держаться настороже.
– Вы эстонка? – спросил он.
– Только по матери, – ответила Ингрид, произнося слова с легким иностранным акцентом, но безупречно выстраивая фразы. – Мой отец – русский эмигрант, он преподает литературу. Мы живем в Кливленде, штат Огайо.
– И вы примчались в такую даль по зову сердца? – восхитился Бондарь.
– Нет, я прилетела из Америки еще в феврале. Родители поручили мне присмотреть подходящий коттедж на побережье. Теперь, когда Эстония соединилась с Норт Этлэнтик… с НАТО, о лучшем месте отдыха трудно мечтать. Мы собираемся проводить в Пярну каждое лето. – Ингрид лукаво взглянула на Виноградского. – Если мой жених не признается, что его предложение руки и сердца было лишь шуткой.
– Как ты можешь говорить такое! – укоризненно воскликнул он. – С тобой я обрел вторую молодость, любовь моя. – Официальная свадьба состоится в будущем месяце, – доверительно сообщил он Вере, – но настоящие браки заключаются на небесах, не так ли? Мы с Ингрид решили жить вместе с первого дня нашего знакомства. – Виноградский подмигнул Бондарю. – Теперь мне, старику, придется здорово постараться, чтобы наш медовый месяц не уступал по накалу вашему.
– Мне почему-то кажется, что вы некоторых молодых за пояс заткнете, – потупилась Вера.
– Вот! – Виноградский торжествующе вскинул палец. – Не числом, так умением! Главное не количество, а качество, правда, Ингрид?
– Во всем хороша золотая середина, – уклончиво ответила она.
Заметив изучающий взгляд, брошенный ею на Бондаря, Вера поспешила завладеть его рукой. Это был инстинктивный жест собственницы.
– А теперь все в дом, в дом! – завопил Виноградский, подталкивая гостей к крыльцу. – Отлично понимаю, что вам не терпится остаться вдвоем, но для начала я обязан угостить вас рюмочкой «Канну Кукк».
– Что такое «Канну Кукк»? – насторожился Бондарь.
– Превосходный малиновый ликер, после которого усталость как рукой снимет. Неси посуду, Ингрид.
Комната, в которой они оказались, была темноватой, но очень чистой. Старомодная дубовая мебель создавала ощущение покоя и благополучия. В камине весело полыхал огонь, на стене мерно тикали часы с маятником. В раме незашторенного окна виднелись сосны, за которыми угадывалась стальная морская гладь.
– Мне у вас нравится, – сказал Бондарь, получивший крохотную стопку с ядовито-красной жидкостью.
– Очень уютно, – поддакнула Вера, стараясь не обращать внимания на пятна плесени, проступившие сквозь побелку потолка.
– Мы сделаем все, чтобы вы навсегда запомнили наш дом, – заверил гостей Виноградский, – правда, Ингрид?
– Непременно, – пообещала она, задумчиво взглянув на Бондаря.
Он произнес тост за гостеприимных хозяев и, подавая пример присутствующим, лихо опрокинул рюмку. Во рту разлился приторный вкус малины.