Сейчас ему казалось, что жить в такой комнате просто невозможно, а ведь тогда он был почти счастлив. Во всяком случае, более или менее доволен своей жизнью.
Родители Алеши познакомились и поженились по меркам тех времен довольно поздно. Ко дню свадьбы папе уже минуло сорок лет. В молодости, вернувшись из армии, он почти сразу женился, но непродолжительный брак оказался столь неудачным, что после развода отец зарекся когда-либо еще раз надеть на палец обручальное кольцо. Долгое время он оставался верен своему обету безбрачия – но годы шли, а Григорий Ранцов не молодел. Здоровье начало ухудшаться, и все чаще, вернувшись с завода (он был мастером в слесарном цеху), Григорий подумывал о том, что хорошо бы возвращаться не в пустую, холодную и темную квартиру, а в теплый уютный дом, где его ждут, где вкусно пахнет из кухни и где дети радуются приходу отца. Он стал оглядываться вокруг и вскоре заметил в заводской бухгалтерии симпатичную женщину в том возрасте, в котором представительницы прекрасного пола уже обычно расстаются с мечтами о принцах на белых конях. Валя охотно согласилась стать женой непьющего и работящего Григория. Не прошло и года, как в семье Ранцовых случилось прибавление. Сына назвали Алексеем, в честь покойного отца Валентины.
Несмотря на то что мальчик был поздним, долгожданным и очень желанным для обоих родителей, сына Ранцовы не баловали. Но всей душой любили – а это самое главное. Психологи утверждают, что шансы стать счастливыми людьми для нелюбимых детей не слишком велики; чтобы достичь этой цели, им приходится потратить массу усилий. В то время как те, кто с рождения ощущал тепло и заботу, могут быть счастливы изначально, просто потому, что появились на свет. Так было и с Алешей. Конечно, и его наказывали за проступки, конечно, бывало, что и он ссорился с родителями и обижался на них – но никогда, даже в самые трудные моменты, у него не возникало и тени сомнения в том, что и для матери, и для отца он всегда был, есть и будет самым родным, самым дорогим на свете человеком.
Так и проходило детство Алексея, ничем особенным не отличавшееся от детства миллионов его сверстников. Игры во дворе, учеба в школе, летний отдых на даче да книги. Читать Алексею всегда нравилось, он запоем глотал Жюля Верна, Фенимора Купера, Майна Рида, Александра Дюма и Луи Буссенара – а потом, подобно многим своим сверстникам, сочинял сам для себя похожие на прочитанные книги истории, героем которых был он сам, лично. Иногда он рассказывал эти истории приятелям по дачной компании, и тем они нравились.
В шестнадцать лет Алеша, как и многие люди в этом возрасте, считал себя очень мудрым и опытным. Он не сомневался, что знает о жизни абсолютно все, и готов был с вдохновением оратора и подходом философа часами обсуждать мироустройство, тем более что подходящий собеседник всегда был под рукой. С Борей Звягинцевым они дружили с первого школьного дня и за десять лет поссорились один-единственный раз, в шестом, кажется, классе. Что они тогда не поделили, никто из них не помнил, но после примирения дружба окрепла, и стало ясно – это навсегда.
В школе Борис заслуженно считался творческой личностью. Еще в младших классах он начал сочинять наивные и часто нескладные стихи и сказки, в которых, однако, как выразилась на родительском собрании учительница литературы, «уже чувствовалась индивидуальность и творческая одаренность». Естественно, такие способности сразу же принялись эксплуатировать. До самого выпускного вечера Борька был бессменным редактором общешкольной стенгазеты, и ни один праздник, будь то День учителя, 8 Марта или 9 Мая, не обходился без написанных им приветствий и «монтажей» – этим техническим словом в то время почему-то называли выступление нескольких участников, по очереди читавших торжественные стихи. Творить на заказ Боре не нравилось, но даже это не отбило в парне охоту к писательскому делу. Он продолжал сочинять и к старшим классам уже успел попробовать себя во всех жанрах – от эпиграммы до саги.
Однажды зимним вечером друзья сидели по-турецки на потертых красных креслах в квартире Алексея. В плохую погоду они часто проводили время именно здесь. У Бори дома была бабушка, обладавшая удивительно чутким для ее лет слухом и чрезвычайно интересовавшаяся жизнью внука, особенно его секретами – а родители Алеши целыми днями пропадали на работе, и потому у Ранцовых ребятам никто не мешал. В тот вечер друзья говорили о будущем. Тема была весьма актуальной – до выпускных экзаменов уже рукой подать, а «хорошист» Ранцов так и не определился, в какой вуз он будет поступать. Интересовало и привлекало многое, но выбрать из этого что-то одно и конкретное представлялось невозможным.
– Тебе-то хорошо, – заявил хозяин гостю, – у тебя с выбором профессии давно все ясно. Литинститут имени Горького или в крайнем случае филфак МГУ. А вот что делать мне?..
– Ну, допустим, насчет меня ты ошибаешься, – отвечал друг. – Я не пойду в Литературный, а буду поступать в МАМИ.
– Ты? В МАМИ? – Алексей был изумлен. – С чего это вдруг?
– Ну, мы с родителями так решили, – пожал плечами Борька. – У отца там приятель преподает. Предки правильно говорят: писатель – это не профессия. То ли дело инженер! Да и ездить не так далеко – на метро с одной пересадкой меньше сорока минут получается.
– Но ты же чистый гуманитарий! – недоумевал Алеша. – Зачем тебе в Автомеханический, что там делать? Там же сплошные математика и физика, как ты их сдашь?
– Так я же говорю – папин друг поможет. Мне уже репетиторов наняли…
Боря отвечал как-то неохотно и при этом не смотрел на приятеля, а не отрывал взгляда от незашторенного окна, за которым сыпалась мелкая снежная крупа. И Алеше, давно и хорошо знавшему друга, несложно было догадаться: тут что-то не так. Похоже, Борька совсем не в восторге от подобного варианта развития событий. Почему же он смирился? Может, родители надавили?
– Все равно не успеешь подготовиться, – стал прощупывать почву Алексей. – Всего несколько месяцев осталось. Завалишь экзамены.
– Ну, положим, в Литературный я бы тоже экзамены завалил… – вяло парировал Боря.
– Почему? У тебя всегда одни пятерки за сочинения!
– За сочинения у меня всегда пять/три, не забывай. В лучшем случае – пять/четыре. Грамотность хромает… А в гуманитарных вузах русский язык надо знать о-го-го как!
Но Алешу все эти аргументы не убеждали.
– Все равно надо попробовать! Пошли что-нибудь из своих произведений на творческий конкурс в Литературный.
Друг снова пожал плечами. Помолчал и нехотя пробормотал:
– Да я уже.
– Что – уже? – не сразу понял Алеша.
– Уже послал. Три рассказа и повесть. Ту, фантастическую, помнишь, про путешествие в будущее на машине времени?
– Помню, конечно. Классная! И что же?
– Что-что… Позавчера прислали отзыв, что, мол, есть интересные моменты и свежие эпитеты, но в целом рассказы сырые и требованиям не удовлетворяют, композиция хромает, все такое… А повесть вообще никуда не годится, потому что вторична.
– Что значит – вторична?
– Ну как бы это тебе объяснить… Неоригинальная, что ли. Они считают, что я просто подражаю нашим и зарубежным фантастам, не внося ничего своего. Эх, Лешка! Не быть мне писателем никогда…
От сочувствия другу, который так глубоко и сильно переживает, у Леши даже заболело сердце. С ним такое бывало от сильных эмоций: понервничаешь, например, на уроке – и вдруг как кольнет в груди. Мама даже врачу его показывала, но врач объяснил все это подростковым возрастом. Мол, бывает такое, еще несколько лет – и все пройдет.
– Ну прям уж и никогда! – кинулся утешать друга Алексей. – Нельзя так легко сдаваться, Борька! Не получилось в Литературном – попробуй другие варианты.
– Ну уж нет! Еще раз получить по морде? Увольте! Хватит с меня. Я знаешь как позавчера психовал? Даже были мысли руки на себя наложить.
Алексей внимательно посмотрел на приятеля, и тут его словно осенило: «Вот в чем дело! Он просто боится. Боится еще одной неудачи. Надо бы поддержать его, но как?»
– Слушай, Борька, а давай поступать вместе? – Он сам не знал, как слетела с его языка эта фраза.
– Куда это? В МАМИ? – не понял тот.
На миг – всего лишь на миг! – Алеша задумался. Вообще-то Автомеханический – это чертовски интересно, тут Борька прав. Как здорово было бы самому делать красивые современные машины, такие, как показывают в зарубежном кино!.. Автомобили всегда очень привлекали обоих друзей, они могли часами говорить об этом, особенно в последнее время, когда уже выучили на УПК основы автомеханики и вождения и отец Алексея стал иногда разрешать им поездить на его «Жигулях». Но в тот момент, решил Алеша, машины были не главным. Самым важным казалось спасти друга, не дать пропасть его таланту.
– Нет, не в МАМИ, – возразил он, – а… Где там еще, кроме Литературного, учат на писателей? На журфак МГУ, к примеру.
– Нет, не в МАМИ, – возразил он, – а… Где там еще, кроме Литературного, учат на писателей? На журфак МГУ, к примеру.
Борис только присвистнул:
– Скажешь тоже… Туда без блата ни за что не попасть. И потом, я узнавал, чтобы на журфак поступить, обязательно надо печатные работы иметь.
– Какие еще печатные работы?
– Ну, публикации. Статьи какие-нибудь в газетах, в журналах… А кто меня печатать будет, кому я нужен?
– Придумаем что-нибудь. Другие абитуриенты ведь откуда-то берут их, эти печатные работы? Значит, и мы с тобой можем.
Боря вперил в него удивленный взгляд:
– Лешка, но тебе-то зачем это надо? Ты ведь к сочинительству ни сном ни духом…
– А просто так. За компанию. Я ведь так и не решил, куда буду поступать, а вдвоем намного веселее.
– Ну-у… Я не знаю… – заколебался Борис, но Алеша, хорошо знавший друга, уже понял по его глазам, что тот согласен. Более того, очень рад такому предложению.
Вопрос с публикациями решился на удивление легко. Не прошло и нескольких дней, как друзей вызвала к себе завуч по учебно-воспитательной работе. Выяснилось, что ей позвонили из редакции многотиражки завода, который шефствовал над школой, и попросили прислать кого-нибудь из толковых ребят, кто может быстро сделать репортаж о новогодних елках в заводском клубе.
– Справишься, Звягинцев? – строго спросила завуч. – Ну а ты, Ранцов, поможешь товарищу?
Друзья молча и абсолютно синхронно, точно слаженный дуэт мимов, кивнули головами. Ходить на елки, наблюдая за веселящейся малышней, и с самым серьезным видом, как настоящие корреспонденты, брать интервью у их родителей и артистов, развлекающих детвору, ребятам очень понравилось. Сначала они немного смущались, было неловко подойти и заговорить с незнакомыми людьми, но потом ничего – вошли во вкус. И даже получили от исполнителя роли Деда Мороза по подарку – красной пластмассовой коробке в виде кремлевской башни, полной конфет. Ребята для приличия поотнекивались, но потом все-таки подарки взяли.
А в первые же дни после каникул Алексей увидел свою и Борькину фамилии на листе пахнущей свежей типографской краской настоящей газеты. И ошалел от счастья.
– Молодцы, ребята! – Высоченный и тощий, как жердь, редактор многотиражки пожал приятелям руки. – С почином вас, так сказать! Знаете, для первого раза очень неплохо! Слушайте, а может, вы мне и спортивный репортаж сделаете? У нас в следующие выходные лыжная гонка намечается.
После лыжной гонки был День Советской Армии, потом Международный женский день, потом Всесоюзный коммунистический субботник, потом 9 Мая… Таким образом, к концу учебного года у ребят уже собралась целая подборка – три совместных статьи и по четыре самостоятельных на каждого. Более чем достаточно для творческого конкурса на факультете журналистики.
Во втором полугодии друзья приналегли, как тогда говорилось, на учебу – и результаты превзошли все ожидания. У Борьки средний балл аттестата вышел четыре с половиной, Алексей и вовсе окончил школу практически с одними пятерками, еще чуть-чуть – и была бы медаль.
Борис воспрял духом и, похоже, уже не сомневался в успехе. Алеша, напротив, был практически уверен, что у него ничего не получится. Куда уж ему, сыну простого рабочего и бухгалтерши, тягаться с этими нагловатыми мальчиками и девочками в заграничных фирменных шмотках, заполнявшими коридоры старого здания университета на проспекте Маркса! У него ведь нет ни блата, ни таланта, как у Борьки. Конечно, он не поступит, тут и надеяться нечего.
Однако результаты сочинения оказались более чем неожиданны: Ранцов – «хорошо», Звягинцев – «неудовлетворительно». Именно так, и никак не наоборот. Чтобы разобраться, в чем дело, потрясенным абитуриентам пришлось отстоять немалую очередь из собратьев по несчастью.
– У вас, Звягинцев, неплохое сочинение, – сказала представитель апелляционной комиссии. – Интересный взгляд на проблему, полностью раскрыта тема, приведены сравнения с другими произведениями, используются цитаты из критиков. Но вот русский язык никуда не годится! Три орфографические ошибки и пять синтаксических. А мы, согласно правилам, за одну ошибку снижаем оценку на балл. Чего же вы хотите?
У Алексея, как выяснилось, ни единой ошибки в тексте не было. И содержание сочинения также «соответствовало всем стандартам».
– Почему же тогда «четыре», а не «пять»? – удивился Борька.
– Потому что это Московский университет, – объяснили им. – Да к тому же факультет журналистики. Чтобы получить здесь «пять» за сочинение, нужно представить, по меньшей мере, «Войну и мир».
На обратном пути приятели еще раз зашли взглянуть на вывешенные в фойе оценки за сочинение. Судя по ним, в этом году на журфак поступало как минимум три Льва Толстых.
– Блатные! – махнул рукой Алеша. – Ты не расстраивайся, Борьк, на будущий год…
– Нет! – покачал головой приятель. – Никакого будущего года! Иду забирать документы. Хорошо, что в универе экзамены в июле, а не в августе, как в других вузах. Еще успею в МАМИ.
– Да погоди ты! – Алексей еще раз попытался уговорить друга. – Может, все-таки попробуешь еще раз? Ты ведь родился в сентябре, у тебя есть еще в запасе год до армии…
Но Борис был непреклонен. И в то же лето поступил, хоть и с трудом, в Автомеханический, видимо, помог знакомый отца. А Алексей продолжал сдавать вступительные экзамены, и они давались ему необыкновенно легко. И по русскому, и по английскому, и по истории он получил твердые пятерки. Конечно, он готовился, но успех зависел не только от этого. В тот год Алеша на собственном опыте понял, насколько справедлива поговорка «экзамен – это лотерея». Все три раза ему ну просто поразительно везло с билетами. Все три раза доставалось именно то, что он лучше всего знал, просто чудеса какие-то! В итоге общая сумма баллов – двадцать четыре, включая аттестат, – была стопроцентно проходной даже для МГУ. Никто из знакомых не верил в подобное стечение обстоятельств, подозревали, что родители Алексея дали взятку кому-то в приемной комиссии. Но факт оставался фактом: в 1983 году Алеша Ранцов стал студентом факультета журналистики МГУ.
Учиться было нелегко, ведь по большому счету он никогда не занимался литературой и языками настолько серьезно и глубоко, как этого требовал университет. Читал он, конечно, много, но в основном это была познавательная, развлекательная и приключенческая литература. Алеше всегда казалось, что представления о классиках в рамках школьной программы достаточно. И если ты, не жульничая и не пропуская страницы, прочел «Преступление и наказание» и «Поднятую целину», то ты уже знаешь литературу. Оказалось – ничего подобного. Вдруг выяснилось, что в разные эпохи и в разных странах творило еще несметное количество писателей и поэтов, даже имена которых были ему незнакомы. В придачу к ним существовали критики и литературоведы, чьи труды тоже надо было изучать. И все это сочеталось с теорией журналистики и историей КПСС, иностранными языками и физкультурой, официальной общественной жизнью и веселыми неформальными посиделками.
Словом, университет занимал все время. Но, несмотря на это, Алексей еще целых полтора года поддерживал отношения со школьным другом. Наверное, так продолжалось бы и дальше, если бы жизнь не подкинула банальную проблему – между давними приятелями произошла размолвка из-за девушки.
Девушку звали Галина. Она тоже училась на журфаке, только на курс старше Алексея. Он влюбился в нее далеко не сразу, хотя встречал в университетских коридорах почти каждый день и давно уже оценил ее стройную фигурку и хорошенькое личико. Так бывает довольно часто, почему – никто не знает, как говорится, «тайна сия велика есть». Возможно, у него так бы никогда и не возникло желания узнать ее ближе, если бы не тот сон. Однажды Алеше приснилось, как они качаются на больших деревянных качелях в цветущем саду. Вверх – вниз, вверх – вниз. К облакам – к цветам – снова к облакам. А как она смеялась в том сне! Как прижималась к его плечу… И ведь странно, объективно, при оценке на трезвую, бодрствующую голову, в этом сне не было ровным счетом ничего сексуального, ничего даже отдаленно напоминающего чувственные сцены, которые регулярно снятся всем здоровым молодым людям. Но в то же время ощущение от сна было настолько эротичным, волнующим и буквально волшебным, что, проснувшись, Алеша долго не мог унять сердцебиение. Ему казалось просто нереальным, что до этого момента он как-то существовал, не думая о том, что на свете есть она. Любовь, мгновенно переполнившая его, была так велика, так стремительно росла где-то внутри, что вскоре он чувствовал себя слишком ничтожным для хранения такого большого чувства. Хотелось кричать об этом, поведать о своих чувствах всему человечеству. И он начал писать. Это вышло как-то само собой, неожиданно даже для него. Хотя, с другой стороны, кто не марал бумагу, встретив свою первую любовь?