Прошло несколько месяцев после расставания с Рыжкиным, и новым партнером Пахомовой стал ее ровесник – Александр Горшков.
Александр родился 8 октября 1946 года в Москве. «Впервые я встал на коньки в шесть лет, когда пошел в школу. Там моя мама познакомилась с мамой моего одноклассника, которая слышала о наборе детей в школу фигурного катания в Сокольниках. Наши мамы взяли нас за руки и привели туда. За мной быстро закрепилось звание «неудачник», и через год меня перевели в группу для самых слабеньких. Но мама с таким положением дел не смирилась. И однажды привела меня на тренировку сильнейшей группы, а тренер был новенький, подзывает меня и спрашивает: «Где ты пропадал две недели? Болел? Марш на лед!» Так была решена моя участь…»
Однако фигурист немного лукавит – в те годы он все-таки не связывал свою дальнейшую жизнь с фигурным катанием. Все его помыслы были о другом: он мечтал стать инженером, поскольку имел склонность к точным наукам. Поэтому, закончив школу в 1964 году, он сделал попытку поступить в Институт тонкой химической технологии. Однако на экзаменах провалился. После чего ему пришлось вспомнить, что он фигурист-одиночник, и отнести документы в Институт физкультуры. Его благополучно приняли. А потом в его жизнь вмешался случай.
В начале 1965 года в Москве проходил чемпионат Европы по фигурному катанию. Событие весьма значительное, привлекшее к себе внимание многих людей. В их числе оказался и Горшков, которому удалось купить билет на одно из состязаний. Там он увидел катание английских танцевальных пар, а также пару из Чехословакии Ему и Павела Романовых, которые и завоевали «золото» того чемпионата. И вот тут одиночник Горшков подумал: «А почему и мне не попробовать себя в танцах на льду?» Это его желание вскоре обрело плоть и кровь. Вот как он сам вспоминает об этом:
«Когда я решил заниматься танцами на льду, то понял, что буду самостоятельно выбирать партнершу. Сначала, когда я занимался парным катанием, я катался в паре с сестрой моего тренера Ирины Никифоровой. Но мы не сошлись характерами. У меня был друг, который тоже занимался фигурным катанием, – Сергей Широков. И ему поступило предложение от известной фигуристки в танцах на льду, которая каталась в паре с Александром Трещевым. Я пришел к ним на тренировку, хотя ничего не понимал в танцах. И мне это понравилось. Попытки эти заметила тренер Никифорова, она решила, что мне нужна партнерша, и сказала, что в ЦСКА есть девочка – Ира Нечкина, которая специально приехала из Ленинграда, и ей ищут партнера. Я прошел просмотр, и мы стали кататься вместе на одном льду с Татьяной Жук и Александром Гореликом, а также Милой Пахомовой, которая каталась с Виктором Рыжкиным. Здесь же каталась, пока одна, и Ира Роднина. Позже мы очень часто шутили с ней, что мы оба тогда относились к числу малоперспективных фигуристов. Виктор Рыжкин и Мила помогали нам – Рыжкин вставал в пару с Ирой Нечкиной, а Мила со мной, и они показывали нам, как надо делать то или иное движение. Затем они все отправились участвовать в чемпионатах, а две Ирины (Роднина и Нечкина) и я остались тренироваться.
Когда Мила вернулась в Москву после успешных дебютов на обоих чемпионатах, то стало известно, что она не будет продолжать кататься с Рыжкиным. В это время она залечивала травму ноги и не тренировалась. Мы же с моей партнершей катались на катке «Кристалл» в «Лужниках», и Мила по собственной инициативе стала приходить к нам на тренировки и помогать нам. Походила 10 дней, и после одной из тренировок она попросила меня проводить ее до метро. По дороге к метро «Спортивная» она сделала мне предложение кататься с ней. Правда, она сказала, что «тренера у нас пока не будет, из ЦСКА я ухожу, будем проситься на лед куда пустят – подумай». Я думал до вечера и вечером сказал, что согласен. Всем скоро это стало известно, и надо было как-то это объяснить моей партнерше. Я чувствовал себя предателем. Я не был тогда известным фигуристом, многие на меня обиделись, но пришлось это пережить. Мила лечила ногу, я катался один, и если бы мы сразу стали кататься вместе, было бы легче. Но когда она вылечила ногу, нам пришлось засучить рукава и тренироваться по 12 часов в день.
Признаться, я много размышлял над тем, сумею ли ликвидировать ту пропасть, которая была между нами. Мила уже была чемпионкой страны, имела опыт выступлений на крупнейших турнирах, а я только начинал изучать танцы. Но Мила твердо решила, что мы будем чемпионами. В работе она была фанаткой, бросила все, обучала меня танцевальному мастерству. Мила была исключительно сильной личностью, заразившей своей силой, фанатизмом…»
Вспоминает Т. Тарасова: «Однажды Мила перед тренировкой сказала мне в раздевалке: «Ты знаешь, я нашла себе партнера!» – «Кого?» – спросила я. «Ты его знаешь, очень красивый мальчик! Вы учитесь в институте в одной группе». Красивые мальчики со мной вроде бы не учились. «Ну, такой худенький, с большими глазами. С печальными». – «Кто это?» – недоумевала я. «Саша Горшков». А Саша Горшков был тогда настоящий крючок, весь согбенный, катался всегда с ужасными партнершами. И его неудачные партнерши мне запали почему-то в память больше, чем его действительно прекрасные глаза…»
Отметим, что первое время, учитывая занятость Елены Чайковской другими фигуристами, новоиспеченная пара Пахомова – Горшков тренировались самостоятельно. Они сами сшили себе костюмы, стали подбирать музыку. Однако очень быстро поняли, что собственного опыта им все равно будет мало. И тогда за их обучение взялась Чайковская.
Самое интересное, что, когда Чайковская стала тренировать эту пару, многие специалисты смотрели на это скептически. Ведь за те несколько лет, что Горшков тренировался в ЦСКА, больших высот он не достиг, будучи всего лишь перворазрядником. Но уже очень быстро число этих скептиков стало стремительно таять. Молодая пара, появившаяся на свет летом 1966 года, начала создавать совершенно новый – русский! – стиль спортивных танцев на льду. Именно не стандартный, абсолютно оригинальный подход к ледовой танцевальной теме, основанный на достижениях русской и советской балетной школы, русской классической и народной музыки, позволил Пахомовой и Горшкову всего за три года сделать головокружительный скачок на спортивной иерархической лестнице.
О спортивных танцах на льду в «Википедии» написано следующее: «Они внешне очень похожи на парное фигурное катание. Однако в танцах запрещены выбросы, поддержки партнерши выше головы партнера, подкрутки и другие так называемые «акробатические» элементы. После того как в середине XIX века Джексон Хейнз стал первым танцевать на коньках под музыку, конькобежцы начали адаптировать имеющиеся танцы к новой среде. Собственно, в первые годы фигурного катания парное катание и было в первую очередь танцем – но в 1920—30-е годы оно ушло в акробатику, стали предъявляться особые требования к физической подготовке кавалера и комплекции дамы. Так что в 1930-е годы в Великобритании появился новый, более демократичный вид спорта. Именно тогда британские спортсмены продемонстрировали танцы, позднее ставшие обязательными.
В 1952 году спортивные танцы были включены в программу чемпионатов мира и Европы. В течение 10 лет на всех крупных международных состязаниях побеждали фигуристы Великобритании. В 1962 году победили представители новой школы спортивных танцев – чехословацкие фигуристы Ева Романова и Павел Роман. Эта пара побеждала на протяжении четырех лет. Затем пальма первенства в этой дисциплине перешла к советским фигуристам Людмиле Пахомовой и Александру Горшкову…»
Впрочем, до этой победы есть еще несколько лет, и в самом начале второй половины 60-х пара Пахомова – Горшков находилась в самом начале своего пути к триумфу. Вспоминает Т. Тарасова:
«Пахомова с Горшковым начали тренироваться вместе. На первом же тренировочном сборе, который проходил у нас на Украине, в Плютах, Саша меня поразил. Он проделывал такое количество работы, которое нам и не снилось. Мы бегали кроссы, выполняли часовые пробежки на песке. Горшков опережал нас в три раза. Только успеваешь выйти на дорожку, а он уже пропыхтел рядом и обогнал тебя. Смотришь – уже бежит навстречу. Туда и обратно, туда и обратно, а мы, несчастные, гонимые солнцем и Чайковской, мотались еле-еле. Занималась с ним не только Чайковская, но и сама Мила. И с первого же года их выступлений, глядя на Пахомову, было видно, какой спортсменкой она хочет стать, и не приходилось сомневаться, что она ею будет. И «крючок» Саша распрямился.
Работали Пахомова и Горшков так, что это время даже нельзя было назвать тренировкой. Они с утра до вечера разучивали обязательные танцы на полу. Они приседали вместе, шагали вместе, дышали вместе и овладели полной синхронностью движений. Впервые они вышли вместе на лед в Горьком, где находилась вся команда Чайковской. В этот город приехал и муж Лены – Анатолий Чайковский. Он посмотрел наши новые программы и сказал: «Ленуся, у меня есть любимый танец «Кумпарсита», прошу, сделай мне его в подарок». Чайковская начала ставить «Кумпарситу». Пробовали этот танец все. Мы пребывали в таком творческом задоре, что танцевали «Кумпарситу» даже парники. Чайковская, например, проверяла некоторые элементы на мне, конек у меня был неплохой, и я бегала, крутилась, исполняла все зубцы – специфический элемент в танцах. Пахомова с Горшковым время тоже не теряли, разучивали позиции, и когда впервые вышли с этим танцем на соревнования, то сразу же произвели фурор. «Кумпарсита» оказалась новым и свежим ветром в танцах…»
Рассказывает А. Чайковский: «Впервые они попробовали свои силы в официальном турнире осенью 1966 года на катке «Кристалл» в «Лужниках». Соревнования были в какой-то мере камерными, танцевальных пар оказалось немного. Главным образом проверялись силы тех, кто претендовал на места в сборной. Негласным фаворитом уже до старта считалась новая пара – Ирина Гришкова и Виктор Рыжкин. Бывший партнер Пахомовой танцевал с серебряным призером прошлого чемпионата страны. Уже само по себе такое сочетание выглядело более внушительным, чем у другой новой пары – Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова.
Перед самым стартом вдруг вообще выясняется, что Пахомова и Горшков к соревнованиям не допускаются. Почему? Считают, что «у Пахомовой с Горшковым, рядовым перворазрядником, ничего в будущем не получится». А раз так, то и пару в турнире кандидатов в сборную просматривать нечего.
Тренер, однако, сдаваться не хотела. Чайковская, ничего не говоря ученикам, настаивала, спорила и в итоге убедила организаторов турнира: пара к соревнованиям допущена.
Начинается разминка. Танцоры снимают чехлы с коньков и выходят на лед. Появляются Мила с Сашей. Первый шаг – и Пахомова падает у борта – вот до чего доводит предстартовая лихорадка: неоднократная чемпионка страны, а ныне обычная партнерша в рядовой паре, дебютантка забывает снять чехлы. Плохой признак? Вовсе нет. Этот сбой в разминке вызвал своеобразную разрядку. И, кстати, больше никогда и нигде ничего подобного у них не случалось. В копилку спортивного опыта ушла необходимая информация.
Какие были тогда оценки, кто судил, уже не имеет никакого значения. Важно лишь одно: с первого же шага стало ясно, что если и уступают Пахомова и Горшков лидерам, то лишь чуть-чуть, что есть два практически равноценных кандидата в сборную и что обе пары создают свой стиль. Мнение о перспективности Пахомовой и Горшкова быстро меняется. Флюгер поворачивается на 180 градусов. Путь в сборную Миле и Саше открыт…»
Понимая, какой потенциал заложен в этой паре, Чайковская все больше внимания стала уделять им. Видя это, некоторые ее ученики стали обижаться. Среди них – Татьяна Тарасова, которая тогда каталась в паре с Георгием Проскуриным. Послушаем ее собственный рассказ об этом:
«Однажды я вывихнула плечо. Раз вывихнула, второй… Вывих стал привычным – это трагедия в парном катании. У Лены появилась Пахомова, но теперь уже с Горшковым. Чайковская начала с ними готовить «Кумпарситу».
Не вызывало уже сомнений, что у Чайковской свой стиль, свое видение фигурного катания, что она незаурядный тренер. Понимая это, я любила ее еще больше, старалась из последних сил. А силы действительно были последними, все время из плечевого сустава вылетала рука, ни о каких поддержках и речи быть не могло. Я понимала, что Чайковской уже не до меня, что с появлением Пахомовой и Горшкова перед ней встали более серьезные и важные задачи в фигурном катании, чем те, что ставились передо мной и Жорой. Понимала, но обижалась очень. Чайковская, естественно, все меньше и меньше обращала на нас внимания, много работала с Пахомовой. Конечно, пора было оставлять спорт. Постоянная травма руки болезненно влияла не только на мою психику, но и на психику Чайковской. Она ведь была не только моим тренером, но и подругой и резко расстаться со мной не могла. Между нами начали складываться очень тяжелые отношения. Я уходила угнетенная и подавленная. В итоге, назло Чайковской, я перешла в другое спортобщество…»
Первые несколько лет пара Пахомова – Горшков на мировых турнирах звезд с неба не хватали. Так, на чемпионатах мира они занимали следующие места: 1967 год – 13-е, 1968-й (Женева, Швейцария) – 6-е; чемпионаты Европы: 1967-й (Любляна, Югославия) – 10-е, 1968 год (Швеция) – 5-е.
Та же ситуация была и на чемпионатах СССР: 1967 год – 2-е место, 1968-й (Воскресенск) – снова 2-е.
И все же с каждым годом пара понемногу прибавляла и все сильнее заявляла о себе как о перспективной. Особенно явно это стало проявляться в 1968 году, когда в их программе появилась знаменитая «Кумпарсита», ставшая эталоном спортивных танцев на льду. Кто видел этот танец воочию в исполнении Пахомовой и Горшкова, тот никогда не сможет его забыть. А кто еще не видел, советую посмотреть хотя бы в записи. Хотя в момент ее появления не все специалисты отнеслись к нему как к эталону. Вот как будет вспоминать потом сама Л. Пахомова.
«Идея «Кумпарситы» принадлежала Анатолию Чайковскому – мужу Елены Чайковской, который вообще активно участвовал в нашей творческой жизни, и когда речь шла о выборе музыки, сюжета, к нему часто прислушивались. Загадочно, но факт: его любимые произведения в чем-то соответствовали нашему облику, стилю нашей пары, – писала Пахомова об истории создания этого танца. – Так вот, «Кумпарситу» он видел давным-давно в старом фильме. Там вроде бы танцевал танго знаменитый Рудольфе Валентино. Эту картину мы так и не смогли посмотреть, не нашли ее даже в Госфильмофонде. Но впечатление от «Кумпарситы» у Толи сохранилось так отчетливо, что он довольно точно по смыслу, по содержанию показывал нам танец – жесты, контуры рисунка. Ходил в каком-то экстазе по комнате в тренировочных штанах, изображая знойного Рудольфе. Танец был поставлен за одну ночь. Хореографический рисунок не менялся все последующее время…
Однако на премьере публика в «Лужниках» осталась к нему (танцу. – Ф. Р.), в общем-то, равнодушной, а специалисты – те просто нас заклевали: «Непонятно! Зачем нужно показывать старомодный, отживший свое танец?» – «Какие вкусы может воспитывать такая постановка: какие-то фривольные движения бедрами, плечами?» Да, как ни смешно теперь об этом вспоминать, но тогда наша милая «Кумпарсита» показалась кое-кому чересчур смелой… Однако, к нашему удивлению и восторгу, уже следующий показ «Кумпарситы» вызвал горячую овацию».
Они победили и выступали уже свободно и раскованно, а публика заражалась этим настроением: «Мы всегда исполняли этот танец с особым вдохновением, и наша увлеченность моментально передавалась публике. Именно так и бывает. Только так… Наверное, мы попали в точку с этим танцем. Видимо, он был самым лучшим нашим танцем, если все запомнили «Кумпарситу», и просили «Кумпарситу», и судили о нас по «Кумпарсите», и любили нас за «Кумпарситу». Я думаю, этот номер в максимальном приближении отвечал нашему темпераменту, нашему видению танца – танца вообще, танца как явления, как особого средства самовыражения. «Кумпарсита» – это мы, это мы в то время, это то время…»
Между тем 1968 год был олимпийский – на этот раз зимнюю Олимпиаду принимал французский город Гренобль. Отметим, что на тот момент спортивные танцы не являлись олимпийским видом спорта, однако именно в 1968-м МОК решил организовать ПЕРВЫЕ показательные выступления в этом виде фигурного катания с тем, чтобы определиться – стоит ли их включать в олимпийские соревнования. От нашей страны в Гренобль взяли Пахомову и Горшкова. Вот как пишет А. Чайковский:
«В канун Олимпийских игр 1968 года впервые фигуристы получили задание создать так называемые «оригинальные танцы». Конструкция их определялась очень четко: это те же обязательные танцы, но созданные самими фигуристами и их тренерами на заданный танцевальный ритм. Это новшество сразу привлекло к себе внимание. На трибунах, где во время демонстрации обязательных танцев зрителей собиралось совсем немного, места перестали пустовать.
Рьяно взялись за новую постановочную работу Чайковская, Пахомова и Горшков. И тут сразу же выяснилось, что классические обязательные танцы конструировались неграмотно. Надо было осмыслить по-новому все, что было сделано до сих пор…»
А вот что писал по этому поводу известный танцовщик В. Тихонов:
«Людмила Пахомова и Александр Горшков показали программу такой умной и смелой композиции, такой во многом неожиданной трактовки привычных «па», наконец, такого технического блеска, артистизма, темперамента, что кажется, оценки зрителей, и телезрителей в том числе, на сей раз куда более правильны, чем оценки судей…»
Однако даже новаторская программа Пахомовой и Горшкова (впрочем, как и отменные выступления других танцевальных пар из разных стран) не смогли растопить судейские сердца – они отложили свое решение о включении спортивных танцев в программу соревнований фигуристов на Олимпиадах, потому что они еще не стали вровень с другими видами фигурного катания (забегая вперед, скажем, что это случится лишь восемь лет спустя – в феврале 1976 года).
В 1969 году Пахомова – Горшков создают новую программу, пытаясь в ней произвести подлинную революцию в технических и постановочных решениях, создать русский стиль, который бы смог одолеть традиционный английский. Вот как об этом пишет А. Чайковский:
«К 1969 году такой стиль уже стал приобретать совершенно отчетливые контуры. Одна из частей нового произвольного танца – она была поставлена на музыку Родиона Щедрина «Озорные частушки» – выглядела совершенно непохожей на все то, что было до сих пор. Необычность, естественно, была продиктована музыкой, которую выбрала Чайковская для своей пары. До сих пор никто и никогда не пытался использовать «классический вариант» – слишком уж сложным казался он для танцоров. Кстати сказать, симфоническая музыка вообще запрещается правилами соревнований. Но «Озорные частушки» в одной из своих частей были построены полностью на танцевальном ритме, на русской мелодии. И была эта часть настолько необычной, настолько яркой и танцевальной, что никто даже и не подумал, что, в принципе, этот фрагмент взят из произведения симфонического.