За этим прекрасным занятием они удалились от берега миль на тридцать, марсовый углядел «Розу Кардиффа», оба капитана перебрались на ее борт – и пьянка с песнями повторилась с самого начала, но теперь уже Торвальду вторил Нед – фальшивым, как полтора шиллинга, голосом, но так душевно! Для полноты счастья еще и Смолли притащил волынку и взялся подыгрывать, донна Хосефа – подпевать басом и щелкать новенькими кастаньетами, а Поросенок нацепил на голову блестящую миску, оседлал швабру и изображал Изабеллу Кастильскую.
Матросы веселились, Нед с Торвальдом уже обнимались, клялись в вечной дружбе и спорили, сумеет ли Нед освоить скальдову арфу, а Торвальд – шотландскую волынку. Отдаст ли ее Смолли на поругание, даже не спрашивали, – еще одна кружка грогу, и Смолли с донной Хосефой пойдут танцевать джигу и обижаться на грот-мачту, что плохо им хлопает. Какая уж тут волынка!
Дожидаться этого эпического момента сэр Генри Морган не стал. Пьянки с командой хороши в меру, а панибратство не хорошо вовсе.
– А не поужинать ли нам, дорогой мой друг, в более спокойной обстановке? Заодно и обсудим наше пари.
Капитан Харальдсон охотно согласился и ужинать, и обсуждать пари. Отдал свою арфу Неду под клятвенное обещание вернуть завтра в целости и сохранности, ущипнул за задницу пьяную в стеньгу донну Хосефу – и с видимым облегчением покинул пьянку вслед за Морганом.
Ужинать пришлось холодным окороком, виноградом и персиками: кок загулял вместе со всеми, а есть то, что он готовит в приступе пьяного вдохновения, сэр Морган не решался и никому не советовал. По крайней мере, если перед едой было принято грогу меньше, чем употребил кок.
Тяжелые пиратские будни, так-то.
– Ну так рассказывай, друг мой, отчего тебя так радует проигранное пари, – предложил Морган, едва отрезав себе пласт копченого мяса. Всякие политесы и жонглирование словами, на его взгляд, крайне плохо сочетались с сегодняшней сервировкой.
Может, Торвальд и отшутился бы или сложил байку на зависть Неду, но сперва праздник, потом грог и снова праздник плохо сказались на варварском вдохновении. А может, вдохновение он потратил на песню, кто его, северного медведя, знает?
Медведь заглянул в кружку, поискал там ответ и наконец нехотя сказал:
– Восемь лет назад я потерял два корабля, Морган.
Сэр Генри его откровенно не понял. Нет, конечно, два корабля – это два корабля, но на то и есть трудная пиратская жизнь. Или это у медведя покаяние такое?
Помолчал, выжидая, не скажет ли Торвальд что-нибудь еще.
Тот молчал. Сжевал ломоть мяса, потом второй, отпил еще из кружки. Вздохнул:
– У меня дома ты водишь людей, пока с тобой удача, Морган. А тут – два корабля, какая уж тут… удача. Позор рода, Торвальд Несчастливый. Ну я и ушел. Искал того, у кого удача будет велика. И нашел. Тень твоей удачи – на мне.
Морган недоверчиво хмыкнул:
– Ты взял судно с дарами Кортеса королеве Испанской. О такой добыче большинство джентльменов грезят всю жизнь. Это ли не удача?
– Удача – когда тебя любит море, Морган. Когда ты всегда с добычей.
Глаза северянина заволокло мечтательной дымкой – как туман над морем перед самым рассветом.
– Мне был знак. Ты привел меня к валькирии. И показал, что твоя удача больше, чем у всех испанцев…
Морган чуть не рассмеялся. Не весело – нервно. Сегодняшний взгляд в спину наверняка оставил между лопаток ожог. Вот уж удача – повстречаться с Альба, и не просто повстречаться, а заработать личную ненависть. Великая честь, вам такая и не снилась, капитан Харальдсон.
Разумеется, говорить этого вслух Морган не стал. Доверие между пиратами – штука такая же частая, как дождь из дублонов и подснежники на изломе зимы.
– Что ж, знак – это серьезно. – Морган поднял кружку в салюте. – Ты обещался мне служить, капитан Харальдсон. Что ты хочешь за свою службу?
Норвежец так и подался вперед. Блеснул глазами.
– Долю в добыче для меня и моих людей – это само собой. И твой плащ, Морган.
Морган вопросительно поднял бровь:
– Я дам тебе долю как моему старшему помощнику, твоим людям – как своим. Но зачем тебе мой плащ, он тебе на нос не налезет?
Северянин замотал головой. Космы так и заплясали по плечам.
– Часть твоей удачи, Морган! Ты отдашь мне свой плащ, а с ним – толику удачи.
– Ты много хочешь, Торвальд Харальдсон. Удача – это куда больше, чем доля в добыче.
Северянин отчаянно кивнул. И ни слова не сказал, только смотрел… О, как он смотрел!
Не то чтобы сэру Генри Моргану было жаль плаща или он считал, что его удачи убудет. Но нельзя ж разочаровать северянина и вот так просто дать ему его мечту! Еще, чего доброго, разуверится в ее ценности. Нет уж, пусть еще помечтает, а заодно послужит не за страх, а за совесть.
А потому сэр Генри откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Наклонил голову к плечу, рассматривая северянина. Ах, как горели глаза у Торвальда Харальдсона! Повезло ему, что Кассандра не видит, – а то променял бы свою валькирию на удачу.
Последней мысли Морган от души рассмеялся. Хлопнул ладонью по столу:
– Будь по-твоему, Торвальд Харальдсон! Отслужишь три года, покажешь, что достоин, – и станешь моим побратимом! Получишь и плащ, и кровь моря, и удачу. Но учти, если потом пойдешь против братской крови, море не простит.
Северянин онемел. Задохнулся, уставился на сэра Генри недоверчиво, словно ждал – когда же бешеный Морган захохочет и скажет, что пошутил?
Не дождался. Склонил голову:
– Пусть покарают меня боги моих дедов и христианский Господь, пусть не найду я покоя ни в Валгалле, ни в чертогах Эгира, если предам тебя.
– Я верю тебе, Торвальд Харальдсон, друг мой, – сказал Морган ужасно торжественным голосом. – А теперь давай-ка выпьем за любовь и удачу.
Они выпили и за любовь, и за удачу, и за дружбу, и за прекрасные глаза Кассандры. На чем они закончили, сэр Генри Морган наутро не помнил. Да это было и неважно. Тем более неважно, что за час до полудня на горизонте показалось сразу три испанских корабля.
В груди Моргана снова затрепетал заячий хвост, мешая толком разглядеть флаги на испанских мачтах. Неужели Альба?..
И почему-то, когда Морган убедился, что это всего лишь испанский военный флот, на месте заячьего хвоста поселилось разочарование и обида. Глупая детская обида, совершенно не подобающая грозному пирату, живой легенде семи морей.
Глава 33, в которой Торвальд Харальдсон ловит свинью, а сэр Генри Морган – судьбу
За пару месяцев между празднованием святой Исабель де ла Буэна Фортуна и осенними штормами легенда семи морей стала еще более легендарной. «Роза Кардиффа» и «Ульфдалир» словно притягивали к себе испанцев, португальцев, турок, флорентинцев, англичан… Прежде всего, конечно, испанцев. За эти два с небольшим месяца сэр Генри Морган пустил ко дну три военных судна под красно-желтым испанским флагом, двух португальцев – купца и его «грозную» охрану – и еще нескольких ограбил по мелочи. Этой мелочью к началу осени он загрузил трюм так, что рисковал потерять маневренность, подобно обожравшейся утке, и так же в точности пойти в чей-то суп. Или скорее на подгоревшее жаркое.
Этот кто-то вышел на охоту за сэром Морганом через две недели после святой Исабель, и у сэра Моргана было большое искушение покончить махом и с опасностью, и с последними глупыми надеждами Марины избавиться от того единственного, благодаря кому она все еще была жива.
Но уверенности в том, что покончит он, а не покончат с ним, не было. Даже близко.
Если верить испанцу, пошедшему кормить акул неподалеку от Санта-Крус, дон Альварес де Толедо-и-Бомонт вышел на охоту на совершенно несерьезной бригантине. Быстрой, маневренной, но слишком маленькой и легкой, без толковых пушек. Правда, потопленный испанец был свято уверен, что дон Альварес за него отомстит, а сэр Генри будет гореть в аду. Стоило ли верить спесивому индюку? Нет, конечно. Но своему чутью сэр Генри верил всегда. И селки тоже верил. А селки уже дважды рассказывали о горящих кораблях – оба раза это были пираты, англичане и турки.
Конечно, сэр Генри Морган мог и дальше охотиться у берегов Европы и Африки, дразнить испанского индюка и набивать сундуки золотом. Его команда, как и команда «Ульфдалира», именно этого и хотела – трусливых купцов, легких денег и славы, славы! Шутка ли, семь кораблей за какую-то пару месяцев!
Капитан Торвальд, пожалуй, был единственным, кроме Неда, кто понимал: такая удача не может быть вечной и уже начинает походить на сыр в мышеловке. Пусть Торвальд и был готов встретиться с доном Альваресом в честном бою хоть прямо сейчас и насчет мышеловки у него были свои соображения, относящиеся скорее к испанскому флоту и гневу королевы Изабеллы, но в одном они сошлись: пора передохнуть и насладиться плодами трудов неправедных. Тем более что Торвальду удалось добыть для Кассандры саженцы роз и груш, да и сезон штормов на носу.
Так и получилось, что в самом начале осени, на первых пассатах, «Роза Кардиффа» и «Ульфдалир» вернулись на Тортугу и остались в гавани на полтора месяца, пережидать осенние ураганы.
Само собой, эти полтора месяца были наполнены делами под завязку. Надо было выгодно продать добычу, возобновить добрые отношения с губернатором, позаботиться о мелком ремонте, новых парусах и пушках, закупить провиант, обновить гардероб… словом, вздохнуть было некогда. Настолько некогда, что сэр Морган за полтора месяца так и не выбрал времени зайти в гости к Кассандре. Он ограничился запиской, переданной через Торвальда, и сундуком подарков. Да и сам Торвальд тоже вполне мог считаться подарком: он пропадал у Кассандры днями и ночами, настелил ей новую крышу и уже пристраивал к дому еще одну комнату. Для будущих маленьких Харальдсончиков.
Пожалуй, им можно было позавидовать.
Но завидовать Моргану было совершенно некогда!
Вот и сегодня он собирался сразу после завтрака отправиться с Недом в порт и потолковать с пришедшим вчера французом насчет содержимого его трюмов. Если француз не врал про удачную охоту, у него вполне могут оказаться шкуры селки.
Именно о своей страшной занятости Морган и сообщил Торвальду, когда тот подсел к его любимому столу в таверне Джона Серебряной Ноги, заглотил самую большую сосиску и спросил, не собирается ли друг сегодня почтить их с Кассандрой дом своим присутствием.
– Ваш? – переспросил Морган, едва не подавившись. – С каких это пор?
Торвальд сделал важное лицо, погладил заплетенную в целых три косы бороду, смахнул пылинку с новехонького, шитого золотом камзола и веско заявил:
– С сегодняшнего. Кассандра согласилась стать моей женой. Ну, где поздравления?
Проглотив застрявшую в горле сосиску, Морган хлопнул его по плечу:
– Поздравляю! От всей души!
– И?..
Морган вздохнул. Отказаться от приглашения в такой день – кровно обидеть друга и почти побратима. Нельзя. Но и встречаться с Кассандрой – тоже. Она не поймет, что так лучше. И, чего доброго, явится в «Девять с половиной сосисок» ради беседы с подругой. А подруги-то и нет, вся вышла. Если рассудить здраво, совет Кассандры очень даже помог. Нет больше никакого проклятия, а есть капитан Генри Морган, вполне довольный тем, что он Генри Морган. Нежной девице не место на пиратском корабле, а другого места нет и не предвидится. Да и если б оно было – не сможет она уже стать примерной хозяйкой дома, послушной женой и заботливой матерью. Слишком привыкла к свободе и власти. Останься она дома, в Торвайне, унаследуй герцогство, тогда бы ей не помешали и юбки. Герцогиня – это почти что королева, только владения поменьше.
Вспомнив Торвайн, а вместе с ним мать и ее крик о колдовстве, Генри Морган нахмурился.
Матушка сорвала ему такое дельце! Каперский патент от королевы Испании – это вам не берлога на Тортуге. С каперским патентом он мог бы купить себе поместье в Испании или в колониях, получить дворянство и стать пусть не герцогом, но хоть бы губернатором какого-нибудь острова! Чем он хуже Ле Вассера?
Кракены б глодали эту матушку!
И кракены б глодали этого счастливого бородатого варвара. Придется идти, радоваться за новобрачных.
Торвальд сцапал из его тарелки последнюю сосиску, махнул одной из подавальщиц:
– Сидра мне! – и подмигнул Моргану. – Сходим в порт, а потом к Кассандре. Пока она сама не явилась в «Сосиски» со всей своей бандой.
«Вот уже и угрозы пошли, – подумал Морган, допивая свой сидр. – Пора бояться».
С французом потолковали, нашли две шкуры селки и договорились, что их доставят прямо к Джону в таверну. Больше поводов тянуть не было, разве что внезапно разразится еще один ураган. Но на этот раз море и ветер не собирались спасать сэра Генри Моргана – видимо, не считали Кассандру такой уж опасностью.
Впрочем, она и не была опасностью. Просто не слишком приятно, когда в твои личные дела вмешивается ведьма, и неважно, какие у нее намерения. Путь в ад мостится ежедневно и от чистого сердца.
В доме за забором из надежд и благодарности творились суета и безумие. Как и следовало ожидать, в этой суете и безумии участвовали команды обоих судов – предатели и негодяи, ни один не проболтался своему капитану о свадьбе! Даже Нед!..
Хотя почему «даже»? Наверняка именно Нед и велел всем помалкивать, потому что точно знал: дай сэру Моргану фору в сутки, и у него непременно найдется чрезвычайно уважительный повод не прийти.
Предатели. Все. Никому нельзя верить!
Сэра Генри Моргана приветствовали дружным ором, топотом и грохотом. В этой какофонии особенно хорошо звучал визг подсвинка, сбежавшего из-под ножа и теперь удирающего галсами между пиратских ног. Этот поросенок, каким-то чудом углядев открытую калитку, кинулся к вожделенной свободе – и был пойман за уши женихом. Очень полезным в хозяйстве, добычливым и вообще самым лучшим на свете женихом. Прям хоть завидуй ведьме и думай, а каким женихом мог бы быть дон Альварес де Толедо-и-Бомонт?
«Дурацкая мысль. Жених для капитана – нонсенс. А второй донны Хосефы из дона Альвареса бы точно не вышло. Так что не судьба, благородный дон. Не судьба нам встретиться!»
А вот встретиться и поговорить с Кассандрой была судьба. И зря сэр Генри Морган надеялся, что в суматохе праздника ей будет не до того. Еще как до того! Едва завидев гостя, она отмахнулась от всех своих помощников и мешальщиков, солнечно улыбнулась ему и позвала в дом вместе с Торвальдом.
Это понравилось Генри Моргану еще меньше. Вот честное слово, был бы на ее месте какой-нибудь испанец, уже получил бы полдюжины ядер под ватерлинию. О чем это она собирается говорить при капитане Харальдсоне?
– Нет, не я рассказала о твоем секрете, – ответила на невысказанный вопрос Кассандра, едва они остались в ее «колдовской» комнате втроем.
– Что знает команда «Розы Кардиффа», то знает и команда «Ульфдалира», – подтвердил Торвальд. – Но никто больше, клянусь милостью Эгира.
Очень захотелось вытащить из-за пояса пистоль и разрядить его в довольную норвежскую физиономию. Но вот досада, сэр Генри Морган вот уже четыре месяца не носил пистолетов за поясом. Просто на всякий случай. Ведь порох так легко взрывается, когда этого хочет Альба.
– И давно ты знаешь, капитан Харальдсон? – спросил он очень, очень ровно.
– Давно, – согласился омерзительно довольный медведь. – С тех пор как мы взяли на абордаж «Санто-Доминго»!
Морган даже не стал спрашивать, какого черта Торвальд молчал. И так понятно, что сошлется на безмерное уважение. Но на самом деле такая спокойная реакция была неожиданной.
То ли северянин умел читать мысли, просто не признавался, то ли на лице у капитана Моргана мелькнуло что-то эдакое, но причина спокойствия выяснилась тут же:
– Валькирии сопровождают воинов в битве, дочери Эгира помогают морякам. А я не глупец, чтобы отказываться от их помощи.
– Вот и хорошо, что не глупец. – Морган дернул плечом и выразительно покосился на дверь.
Северянин хмыкнул, отвесил ему неуклюже-насмешливый поклон и вышел. Видимо, не хотел проверять, так ли страшны девы волн в гневе, как обещают легенды.
Морган обернулся к Кассандре, встретил ее испытующий взгляд и заставил себя улыбнуться:
– Я рад… да, я рада за тебя.
Кассандра грустно покачала головой, взяла со стола оплетенный пальмовым волокном кувшин и кивнула Моргану на табурет. Сама налила остро и пряно пахнущего травяного отвара в кружку и протянула Моргану. Запах был отлично знаком: травы для бодрости духа и ясности разума. Так что Морган без опаски выпил сразу половину. Кассандра села рядом, не сводя с него глаз.
– Ты зря думаешь, что я буду тебя разубеждать, – тихо сказала она. – Если ты в самом деле уверен, что так лучше, так тому и быть.
Она впервые обратилась к нему как к мужчине. И Морган чуть не подавился во второй раз за день.
Вот так просто? Ни уговоров, ни вопросов, ничего.
Пустота.
Чертова пустота, как все эти четыре месяца, только еще хуже!
Остро захотелось выбежать из комнаты, подняться на борт «Розы Кардиффа» и скомандовать поднять паруса. Моргану срочно, немедленно требовалась хорошая драка, чтобы заполнить эту чертову пустоту – криками, звоном стали, запахом крови, опасностью. Эту чертову пустоту, с которой он просыпался каждое утро…
Он осторожно поставил кружку на столик.
Несколько секунд помолчал – просто не знал, что сказать. И нужно ли тут что-то говорить?
А Кассандра так же осторожно дотронулась до броши на его плаще. До золотого феникса.
Позавчера Морган выбросил его в море. Наверное, раз в десятый. А сегодня утром феникс снова нашелся на его подушке. И подушка опять пахла сандалом, апельсинами, мускусом, мужским потом и горячим металлом – в точности как почти год назад, наутро после взятия «Санта-Маргариты». Да и черт бы с ней, с подушкой, но пока Морган не открыл глаз, он совершенно явственно ощущал рядом с собой кого-то…