Вампир Лестат - Энн Райс 72 стр.


Свет то вспыхивал, то гас, отчего движения зрителей выглядели резкими, можно сказать, конвульсивными.

Они все громче и возбужденнее скандировали в унисон только одно слово: «Лестат! Лестат! Лестат!»

Это было поистине божественно. Какой смертный способен устоять перед подобным восторгом и поклонением? Я взялся за полы плаща – это должно было послужить сигналом для остальных. Потом тряхнул головой, чтобы рассыпались волосы. Это вызвало новый всплеск воплей и свиста, доносящихся отовсюду.

Лучи прожекторов метнулись на сцену. Я поднял полы своего плаща словно крылья летучей мыши.

Вопли переросли во всеобщий рев.

– Я вампир Лестат! – крикнул я во весь голос, отступая от микрофона.

Звук был почти видимым, он прокатился по всему огромному залу, и ответом ему стал невообразимо громкий, пронзительный вопль толпы, как будто старающейся перекричать меня.

– Ну же! Я хочу вас услышать! Отвечайте! Вы любите меня? – сам не ожидая от себя чего-либо подобного, выкрикнул я.

Зрители захлопали, затопали по бетонному полу. Некоторые вскочили на деревянные сиденья.

– Кто из вас хочет стать вампиром?

В зале стоял даже не рев, а поистине грохотал гром небесный. Несколько человек попытались вскарабкаться на сцену. Но телохранители тут же столкнули их вниз. Один высокий темноволосый байкер, держа в каждой руке по банке с пивом, прыгал на одном месте.

Свет вспыхнул еще ярче. За моей спиной из динамиков раздались оглушительные звуки, напоминающие грохот мчащегося на полной скорости поезда, – казалось, локомотив вот-вот выскочит на сцену.

Все остальные звуки буквально утонули в этом грохоте. Мне вдруг почудилось, что зрители пляшут, раскачиваются и извиваются в полной тишине. Яростно и пронзительно запела электрогитара. Барабаны то тише, то громче отбивали ритм. Разрывающее душу продолжительное звучание синтезатора сначала взлетело до самых вершин, а потом вдруг обрушилось вниз и слилось с кипящим морем других звуков, вошло в их ритм. Наступил тот момент, когда должен был тихо и при этом совершенно отчетливо на фоне аккомпанемента зазвучать голос:

– Я вампир Лестат, вы собрались на великий шабаш, но мне очень жалко вас всех.

Сдернув микрофон со стойки, я принялся бегать с ним из конца в конец сцены. Плащ крыльями развевался за моей спиной.

– Не в ваших силах противостоять повелителям ночи. А им нет дела до ваших бед. Ваш страх доставляет им удовольствие.

Они пытались дотянуться до меня, дотронуться до моих ног, посылали мне воздушные поцелуи. Парни поднимали на руках юных подружек, а те старались ухватиться за мой черный плащ, развевающийся над их головами.

– Мы овладеваем вами с любовью, мы убиваем вас с наслаждением, смерть – это ваше освобождение. Никто не в силах сказать… Вас никто не предупредил.

Яростно ударяя по струнам, Таф Куки подскочила ко мне. Она завертелась на одном месте, в то время как мелодия перешла в пронзительное глиссандо. Барабаны и тарелки грохотом обрушились на головы, а звуки синтезатора вновь взметнулись на головокружительную высоту.

Музыка пронизывала каждую клеточку моего тела. Ничего подобного я не испытывал никогда.

Я полностью отдался танцу, то вращая бедрами, то хлопая по ним, приближаясь вместе с Таф Куки к самому краю сцены. Мы имитировали свободные и эротические движения Пульчинеллы, Арлекина и других персонажей итальянских комедий, импровизировали так, как делали это они. Инструменты то теряли нить мелодии, то обретали ее вновь, а мы тем временем импровизировали, ни одно наше движение не было отрепетированным, мы танцевали, находя образы и их пластическое воплощение прямо здесь, на сцене.

Многие пытались присоединиться к нам, однако телохранители безжалостно сталкивали особо настойчивых со сцены. А мы, словно дразня обезумевших юнцов, двигались вдоль самого края площадки, трясли головами, так что волосы полностью закрывали наши лица, но мы вновь откидывали их назад, чтобы оглянуться и посмотреть на собственное изображение на гигантских экранах, кажущееся нам своего рода галлюцинацией. Звуки пронизывали все мое тело. Они катились по нему, как металлические шарики, которые находят для себя одно углубление за другим во всех моих членах. И вдруг я осознал, что отрываюсь от пола и медленно взлетаю вверх, а потом так же медленно и бесшумно опускаюсь обратно на сцену. Полы моего плаща развевались, а рот приоткрылся, являя взорам всех присутствующих острые клыки.

Эйфория… Оглушительные аплодисменты…

Перед моими глазами мелькали белые, обнаженные, вытянутые шеи. Мальчики и девочки жестами манили меня к себе, умоляли подойти к ним ближе и завладеть их телами. Некоторые даже плакали.

Воздух был пропитан дымом и насыщен запахом крови. И повсюду я видел только тела, тела, тела… Тем не менее я чувствовал, что все они наивно и непоколебимо верят в то, что это всего лишь искусство, всего лишь артистический трюк! Что никто не причинит им вреда. Вокруг царила безумная истерия. Однако все были уверены в своей полной безопасности.

Мои оглушительные вопли они относили за счет работы звуковых установок, а прыжки воспринимали как обыкновенные сценические трюки. И это вполне естественно, ибо повсюду их окружала магия и они имели возможность видеть нас, так сказать, нашу кровь и плоть на огромных сверкающих экранах.

Мариус! Как бы мне хотелось, чтобы ты смог увидеть это! Габриэль! Где ты?

Музыка полилась снова. Теперь уже пела вся группа. Великолепное сопрано Таф Куки отчетливо выделялось на фоне голосов остальных. Потом она принялась вращать головой и сгибаться так низко, что концы ее длинных волос касались пола. Гитара в ее руках сладострастно дергалась и походила на гигантский фаллос, вздрагивающий в такт тысячам топающих ног и хлопающих ладоней.

– Уверяю вас, я самый настоящий вампир! – сам того не ожидая, выкрикнул я. Экстаз, головокружительный восторг…

– Я – Зло! Зло!

– Да! Да! Да! ДА! ДА! ДА! – неслось со всех сторон.

Я вскинул вверх руки с согнутыми, как когти, пальцами.

– Я хочу выпить до дна ваши души!

Огромного роста байкер со спутанными волосами отступил на несколько шагов, расталкивая спиной тех, кто стоял за ним, а потом прыгнул прямо на сцену и с поднятыми над головой кулаками оказался рядом со мной. Телохранители бросились было к нам, чтобы вышвырнуть его обратно в зал, но я обхватил его и крепко прижал к груди. Потом одной рукой приподнял его и оторвал от пола, губами и зубами слегка касаясь его шеи в том месте, где пульсировала и билась вена, вот-вот готовая лопнуть и выплеснуть вверх фонтан крови.

Однако его все же оторвали от меня и, словно рыбу в воду, швырнули в раскачивающееся внизу море тел. Таф Куки подскочила ко мне так быстро, что черный плащ спиралью закрутился вокруг ее тела, затянутого в черный атлас, на котором играли отблески света. Она протянула ко мне руки и постаралась успокоить меня, заключив в объятия, однако я лихорадочно вырывался.

Теперь я наконец понял то, что должен был прочесть между строк в книгах и статьях, посвященных рок-музыке и рассказывающих о рок-концертах, – этот охватывающий всех почти религиозный экстаз, это безумное соединение первобытной, примитивной дикости и достижений науки и технического прогресса. Мы все вновь находились в священной роще древних. Мы были рядом с нашими богами.

А тем временем затихли последние аккорды песни и полилась следующая мелодия, ритм которой тут же подхватили тысячи ног и рук, тысячи голосов принялись подпевать нам, выкрикивая знакомые по аудио-альбомам и видеоклипам слова:

– Дети Тьмы, познакомьтесь с Детьми Света. Дети Людей, воюйте с Детьми Ночи.

И вновь они, совершенно не вдумываясь в смысл моих слов, кричали, ревели, завывали и плакали. Могли ли древние кельты на самом краю гибели издавать подобные звуки, проявлять большую страсть и большее безумие?

Однако, повторяю, гибель и жертвенное сожжение моим зрителям не грозили.

Страсть их была направлена только на образы Зла, но не на само зло, только на образы Смерти, но не на саму смерть. Я чувствовал, как их эмоциональный накал обжигает мне кожу, пронизывает меня до корней волос. Таф Куки запела следующий куплет, а я обводил взглядом самые дальние уголки зала, самые укромные его закоулки и чувствовал, что весь огромный амфитеатр превратился в единую воющую от восторга душу.

Избавьте меня от этого! Избавьте от любви ко всему этому! Избавьте от забвения, от желания принести в жертву этому безумию свой разум, свои цели и намерения. Я жажду вас, дети мои! Жажду вашей крови, вашей невинной крови! Я жажду вашего обожания и восхищения в тот самый момент, когда мои зубы вонзятся в вашу плоть. Искушение слишком велико.

И в этот миг внезапно охватившей меня неподвижности и ощущения стыда я впервые увидел в зале их, настоящих… Крохотные, белые, похожие на маски лица на фоне бесформенной массы слившихся воедино лиц смертных, отчетливо выделяющиеся, как когда-то выделялось лицо Магнуса в толпе зрителей, собравшихся в маленьком зале театра на бульваре. Я знал, что стоящий за кулисами Луи тоже их увидел. Однако все, что я увидел и почувствовал, было исходящее от них ощущение одновременно любопытства и страха.

И в этот миг внезапно охватившей меня неподвижности и ощущения стыда я впервые увидел в зале их, настоящих… Крохотные, белые, похожие на маски лица на фоне бесформенной массы слившихся воедино лиц смертных, отчетливо выделяющиеся, как когда-то выделялось лицо Магнуса в толпе зрителей, собравшихся в маленьком зале театра на бульваре. Я знал, что стоящий за кулисами Луи тоже их увидел. Однако все, что я увидел и почувствовал, было исходящее от них ощущение одновременно любопытства и страха.

– Все вы, находящиеся здесь настоящие вампиры! – выкрикнул я. – Покажитесь же наконец!

Однако в то время как смертные вокруг буквально обезумели от восторга, они оставались совершенно неподвижными.

Еще целых три часа мы пели, танцевали, выжимали все, что можно, из аппаратуры и инструментов. Бутылка с виски, расплескивая содержимое, перелетала из рук в руки между Таф Куки, Ларри и Алексом. Толпа подступала все ближе и ближе к сцене, и наконец армия охраняющих нас полицейских была удвоена, а в зале зажгли свет. В дальних концах зала уже ломали деревянные сиденья, по бетонному полу с грохотом катались пустые жестянки из-под пива. Однако настоящие вампиры не сделали ни шага в нашу сторону. Некоторые из них куда-то исчезли.

Так вот как обстоят дела.

Непрекращающийся вопль. Словно в зале собрались пятнадцать тысяч совершенно пьяных людей. Так продолжалось до того момента, когда раздались первые звуки баллады из нашего последнего альбома – «Век невинности».

Зазвучала тихая мелодия. Барабаны постепенно смолкли, гитара была едва слышна, а синтезатор создавал восхитительно красивые, почти прозрачные звуки электроклавикордов, такие прекрасные, что казалось, будто в воздухе летает золотая пыль.

Один-единственный луч прожектора отбрасывал овальное пятно света на то место, где я стоял. Одежда моя стала влажной от кровавого пота, волосы слиплись, на свисающем с одного плеча плаще виднелись темно-красные пятна.

Медленно, тщательно выговаривая каждое слово, я запел, и огромный, опьяненный восторгом зал вдруг затих, внимательно прислушиваясь.

Это век невинности,
Истинной невинности.
Все ваши демоны стали видимыми,
Все ваши демоны стали материальными.

Назовите их Боль,
Назовите их Голод,
Назовите их Война.

Вы теперь не нуждаетесь в мистическом зле.

Гоните прочь всех вампиров и дьяволов
Вместе с богами, которым вы больше
не поклоняетесь.

Помните:
Тот, у кого есть клыки, носит плащ.
А то, что кажется вам очарованием,
На самом деле – чары.

Вы должны понимать, что видите,
Когда видите меня!

Убивайте нас, наши братья и сестры,
Война началась.

Вы должны понимать, что видите,
Когда видите меня.

Буря аплодисментов была поистине оглушительной. Я закрыл глаза. Чему же они все-таки аплодируют? Чему так истово радуются?

Гигантский зал заливали потоки электрического света. В начинающейся давке незаметно растворились настоящие вампиры. Полицейские в форме плотной стеной выстроились перед нами вдоль всего края сцены. Когда мы уходили за кулисы, Алекс дернул меня изо всех сил.

– Слушай, нам пора смываться! Они облепили наш чертов лимузин. И до своей тачки ты ни за что не доберешься.

Я велел им уходить и каким-нибудь образом пробраться в лимузин. Пусть поторопятся, приказал им я.

И тут слева от себя я увидел напряженное белое лицо вампира, с трудом прокладывающего себе путь через толпу. Он был одет в черный кожаный комбинезон, какие обычно носят мотоциклисты, черная копна густых волос ослепительно блестела.

Занавес упал и отделил сцену от зала. Луи шел рядом со мной. Справа возникло ухмыляющееся лицо еще одного вампира, тощего мужчины с маленькими темными глазками.

Когда мы вышли на площадку для парковки машин, на нас подул прохладный ветерок, а перед нами возникло поистине «вавилонское столпотворение» толкающихся и корчащихся смертных, которых полицейские тщетно пытались призвать к порядку. Тэф Куки, Алекса и Ларри запихнули в ревущий лимузин. Один из телохранителей уже завел мотор моего «порше», но юнцы продолжали колотить по капоту, багажнику и крыше, словно перед ними была не машина, а барабан. За спиной темноволосого вампира-мужчины возник еще один демон, на этот раз женщина. Парочка успела подобраться почти вплотную ко мне. Интересно, что они собираются делать?

Мотор огромного лимузина рычал, словно лев на непослушных детей, отказывающихся уступить ему дорогу. Мотоциклисты завели своих мощных железных коней, и выхлопные трубы с оглушительным ревом извергали клубы едких газов прямо в окружающую толпу.

Троица вампиров приблизилась к моему «порше». С искаженным от ярости лицом высокий мужчина одним мощным движением руки приподнял машину, не обращая внимания на прилипших к ней юнцов, и она вот-вот должна была опрокинуться. Чья-то рука вдруг схватила меня за горло, я почувствовал, как напряглось и изогнулось тело Луи, и услышал звук его первого удара, сокрушающего кости сверхъестественного существа, и следом приглушенные ругательства.

Отовсюду послышались вопли смертных. Полицейские орали в мегафоны, требуя, чтобы все немедленно разошлись.

Я рванулся вперед, расталкивая и сбивая с ног попадающихся мне на пути юнцов, и успел в последний момент удержать и поставить на колеса едва не перевернувшийся «порше». Пытаясь открыть дверцу, я ощущал, как наваливается на меня толпа. Еще немного – и вспыхнет самый настоящий бунт. Начнется паника. Свист, вопли, завывание сирен… Чьи-то тела намертво прижали меня и Луи друг к другу. И в этот момент по другую сторону «порше» появился затянутый в кожу вампир, размахивая над головой огромным серебристым серпом, лезвие которого ослепительно сверкало в свете прожекторов. Я услышал предостерегающий крик Луи и краем глаза увидел еще один сверкающий клинок.

И вдруг сквозь невообразимую какофонию звуков прорвался душераздирающий визг вампира, и все увидели ослепительную вспышку огня – вампир был объят пламенем. Рядом со мной послышался хлопок, и еще один вампир, уронив на асфальт серп, вспыхнул как свечка. В нескольких ярдах от нас с треском загорелась фигура третьего вампира.

В толпе началась паника. Кто-то бросился обратно в зал, кто-то помчался к выезду с парковки, остальные кинулись в разные стороны, все равно куда, лишь бы оказаться подальше от вертящихся на одном месте пылающих фигур. Трое вампиров сгорели каждый в своем адском костре – остались только обугленные, почерневшие кости. Я видел, как другие бессмертные с невероятной скоростью бросились врассыпную, разбрасывая в стороны и расталкивая смертных.

Луи потрясенно обернулся ко мне, но, увидев на моем лице недоумение, естественно, удивился еще больше. Никто из нас не имел отношения к тому, что произошло. Ни он, ни я не обладали такими возможностями. Я знал только одно бессмертное существо, которому это было по силам.

Неожиданно распахнувшаяся рядом со мной дверца машины ударила меня с такой силой, что я едва не отлетел. Тоненькая и изящная белоснежная ручка втащила меня внутрь салона.

– Да живее же, вы, оба, – произнес по-французски раздавшийся возле моего уха голос. – Чего ждете? Чтобы церковь провозгласила свершение чуда?

И прежде чем я успел что-либо понять, меня буквально воткнули в кожаную обивку переднего кресла, а следом за собой я втащил Луи, которому пришлось карабкаться на заднее сиденье через мою голову.

«Порше» рванул с места, расшвыривая по сторонам, попадающихся на пути смертных. Я уставился на тонкую, изящную фигурку, сидящую на месте водителя, на распущенные по плечам светлые волосы, на лихо надвинутую на глаза, испачканную землей фетровую шляпу.

Мне хотелось броситься к ней на шею и до боли сжать в своих объятиях, а потом покрыть поцелуями с ног до головы и забыть обо всем. К черту этот проклятый молодняк! Тут она так резко вывернула руль, выезжая из ворот на оживленную улицу, что «порше» снова едва не перевернулся.

– Прекрати, Габриэль! Стой! – заорал я, хватая ее за руку. – Ведь это не ты сделала? Не ты их сожгла?

– Конечно нет, – ответила она на чистейшем французском, даже не взглянув в мою сторону.

Она выглядела потрясающе. Двумя пальцами она вновь резко повернула руль, и машина исполнила головокружительный поворот на девяносто градусов. Мы мчались по направлению к скоростному шоссе.

– В таком случае ты увозишь нас от Мариуса! Остановись!

– Пусть он сначала взорвет фургон, который преследует нас по пятам, – крикнула она в ответ. – Вот тогда я остановлюсь!

Ни на секунду не отрывая глаз от дороги, она вжала в пол педаль газа и еще крепче вцепилась пальцами в обтянутый кожей руль.

Я обернулся и за плечом Луи увидел огромный грузовик, настоящего монстра на колесах, который шел на удивительно большой скорости и почти догонял нас. Он походил на невероятных размеров неповоротливый черный катафалк с хромированными зубами, вытянувшимися в ряд поперек чуть вздернутого переда. Из-за тонированного ветрового стекла на нас смотрели четверо бессмертных.

Назад Дальше