Постепенно я стал привыкать к заданному ритму жизни и теперь мог встать для пробежки рано утром уже без Рона и его палки.
Глава 5 Конец мирной жизни
Я вышел из дверей кухни и обомлел, весь двор и стены были покрыты тонким слоем первого снега. «Вот и «белые мухи» прилетели», — подумал я, поёжившись от холода. На утренние пробежки я не надевал свою недавно купленную тёплую одежду.
Её я приобрёл у проезжих купцов, которые занимались поставками одежды в королевскую армию, и везли назад в Тарон часть товара, отбракованного армейскими закупщиками. Этот брак я и скупил по половинной стоимости, для себя и своей дружины. Плотные штаны, утеплённые куртки, шапки, сапоги — всё было военного образца, и мы стали похожи друг на друга, как близнецы.
Закончив пробежку, я быстро умылся сковывающей ладони водой из ручья и побежал к нашему тренировочному полю. У меня начиналась разминка, а у моей дружины — пробежка. Мимо меня проковылял сержант, отдавший мне честь, а ребята, запев одну из армейских песен, побежали на первый круг.
Рон уже ждал меня возле казарм, правда, не с неизменной палкой, которую он менял по мере изношенности, а со своим цельнометаллическим боевым копьём. Почему-то он предпочитал его мечу, хотя я не раз видел, что он легко и непринуждённо может владеть им. Телохранитель всегда тренировался по два-три раза в день.
Расшнуровав чехол, который предохранял копьё от сырости, Рон вынул копьё и сделал мне знак подойти.
— Что ж, Макс, сегодня у нас не будет обычной тренировки, — серьёзно начал он, — я наконец-то убедился, что ты сможешь поднять копьё или меч, а не свалишься под их весом после минуты занятий.
— Рон, зачем мне копьё-то? — удивился я, пропустив всё остальное мимо ушей.
— Во-первых, не перебивай учителя, — негр дал мне лёгкий подзатыльник так быстро, что я даже не успел среагировать, — а во-вторых — теперь это будет твоё основное оружие.
Почёсывая затылок, я удержал при себе рвущиеся с языка вопросы — рука у нубийца была тяжёлой.
— Теперь вопросы, — улыбнулся Рон.
— Рон, какое копьё, какое основное оружие, ты о чём, оружие дворян — меч, — горячо начал я. — Зачем мне учиться копьём владеть, если мне на мечах нужно будет драться?
Нубиец, снисходительно улыбаясь, послушал мою сбивчивую речь, оборвал её ещё одним подзатыльником, и, когда я замолчал, заговорил:
— А теперь послушай, что тебе скажет профессионал в области быстрого и не всегда безболезненного убийства себе подобных, — с мягкой насмешкой, обращённой, скорее всего, к самому себе, сказал он. — Опасность тебе сейчас грозит одна, вызов на дуэль, я правильно понял?
Я кивнул, боясь произнести хоть слово, нубиец был скор на тумаки.
— Это значит, что ты сам будешь выбирать оружие. Причём — и это самое главное — противника себе выбирать ты ещё долго не сможешь. Пока не научишься сносно владеть оружием — вызвать на дуэль не понравившихся тебе людей не получится.
Я снова утверждающе кивнул.
— Поэтому и нужно копьё, чтобы ты смог одолеть противников, которые обязательно будут старше тебя, опытнее, сильнее и гораздо лучше владеть мечом. Хоть ты и неплохо развит для своих лет, но против опытного дуэлянта тебе ничего не светит, уж поверь мне. Поэтому я решил, что единственный твой шанс попытаться выжить — это освоить копьё. Оружие для дуэлей необычное, и поэтому противнику будет сложнее тебя убить.
— Но ведь в дуэлях разрешены только мечи, — пискнул я, втягивая голову, чтобы не получить ещё один удар.
Гадкий нубиец дождался, пока я выпрямлюсь, считая, что угроза миновала и только после этого дал мне подзатыльник.
— Ну Р-о-он, — возмутился я, — что ты меня, как Шаста, лупишь всё время?
— Сейчас его баронство договорится до сотни отжиманий, — спокойно отреагировал негр на моё возмущение.
Баронство, конечно же, сразу заткнулось.
— Так вот, — продолжил он, — если кое-кто не знает правил, то это вовсе не значит, что ему можно умничать. К твоему сведению, для дуэли любая сторона может выбирать любое оружие. Просто так исторически сложилось, что меч является оружием универсальным, поэтому его носит подавляющие число дворян. Но вызываемая сторона может выбрать то оружие, к которому она привыкла, и это может быть вовсе не меч.
Я удивлённо слушал, такие знания были для меня в новинку.
— Поэтому, — негр показал мне кулак, — как я уже сказал, единственный твой шанс выжить в первых дуэлях — это компенсировать свои недостатки необычным оружием, к которому придётся приспосабливаться твоим противникам. Для начала занятий я покажу тебя основные стойки и приёмы в работе с копьём, а потом выдам тебе вон ту железяку, — Рон кивнул на лежащий на земле толстый металлический прут длиной с его копьё, — выкованную специально для тебя Дарином. И мы вставим занятия с ней в твой обычный график, — закончил он.
Я хотел открыть рот, чтобы ответить ему, но тут меня перебили, на поляну с широко открытыми от страха глазами влетел на коне сын старосты. Месяц назад я снабдил старосту этим транспортным средством, чтобы тот, в случае опасности, сразу мог меня обо всём предупредить. Сердце моё испуганно трепыхнулось, таким я сына старосты видел впервые.
— Что случилось? — спросил я его, когда он свалился с коня, мне под ноги.
— Отец велел передать, — запыхавшись, проговорил парнишка. — Множество дворян прибыло в деревню и теперь едет к замку. Я обогнал их минут на десять.
Мы переглянулись с Роном и оба ощутили тревогу.
«Дело пахнет керосином», — подумал я, отбрасывая от себя тяжёлый металлический прут и срываясь с места.
Послав Рона к сержанту, чтобы тот на время приезда гостей спрятал всю дружину, я бросился к себе и надел одежду, положенную барону по статусу. На ходу я приказал Марте, чтобы она, Герда и Сатти заперлись у меня в комнате, и пока я сам не скажу им, что всё в порядке, дверь никому не открывать. Перепуганная женщина кинулась выполнять приказ.
Вылетев во двор и застёгиваясь на ходу, я крикнул гному, чтобы он брал двоих оболтусов и быстро спрятался поблизости от замка, не высовываясь, чтобы не произошло. Гном, недовольно ворча, всё же согласился, и загасив огонь в горне, на пару с парнями выскользнул из замка через заднюю калитку.
Едва я успел сполоснуть лицо и застегнуться, как услышал топот множества лошадей, приближавшихся к замку. Я оглянулся вокруг, после быстрой эвакуации персонала замок был тих и тишину нарушали только домашние животные, которые издавали разные звуки, беседуя о своих звериных делах.
Слева от меня встал Рон, с копьём наизготовку.
Как я не готовился к встрече, но всё равно страх напал на меня, когда в замок ворвались конные всадники и растекаясь по двору, окружили меня. Мало приятного было в том, что на тебя направляют лошадь, а потом прямо перед тобой сворачивают в сторону.
Среди всей этой пышной, разодетой в пух и прах толпы, которая меня окружила, было минимум десяток дворян. На остальных, бывших, видимо, слугами и пажами, оружия не было, а у этих десяти, горделиво и свысока смотревших на меня, оно имелось.
Все смотрели на меня, не говоря ни слова. Когда в замок въехали последние три всадника, я сразу обратил на них внимание, так как одним из них был мой старый знакомый граф Рональд, а вторым — похожий на него мужчина лет 25–30. Но полностью завладел моим вниманием не они, а третий, хотя мне он был совершенно незнаком.
Ко мне приближался дворянин лет сорока, одетый в дорожный костюм светло-коричнево цвета, с прямой спиной и орлиным носом. По тому, как на него смотрели все окружающие, я понял — по-видимому, это был герцог.
Всадники направились ко мне и остановились, только когда я сделал шаг назад, чтобы меня не задавила лошадь герцога. Я поднял на него глаза и столкнулся со взглядом, который мог заморозить озеро за пару секунд.
Герцог рассматривал меня, как будто пролетающая птичка оставила на земле свой подарок.
Видимо, разглядев, что ему было нужно, он обратился к младшему сыну.
— Не понимаю, Рональд, почему это должна была быть хорошая идея — сделать крюк в нашей поездке, ради одного сопляка.
Сын немного стушевался под голосом отца, но ответил.
— Отец, я подумал, что вы захотите сами посмотреть на этого проходимца, живущего без спросу на вашей земле, но по какому-то недоразумению ставшего бароном. Тем более, что крюк вышел совсем не большим и в замок виконта Шиара мы попадём задолго до темноты.
Герцог посмотрел на меня и спросил.
— Где слуги? Почему мне не поднесли вина с дороги?
От его наглости у меня рефлекторно сработал принцип зеркала и, не вполне соображая, кому и что говорю, я с ходу ляпнул.
— Слугам я разрешил посмотреть на приезжий балаган. Поэтому извините, Ваша Светлость, вино подать некому.
Герцог посмотрел на меня и спросил.
— Где слуги? Почему мне не поднесли вина с дороги?
От его наглости у меня рефлекторно сработал принцип зеркала и, не вполне соображая, кому и что говорю, я с ходу ляпнул.
— Слугам я разрешил посмотреть на приезжий балаган. Поэтому извините, Ваша Светлость, вино подать некому.
Герцог недоумённо посмотрел на окружающих, те, так же ничего не понимая, пожали плечами.
— Я что-то никакого балагана поблизости не вижу, — прорычал он.
— Зато я прекрасно его вижу, — с вызовом ответил я.
От моей наглости опешили не только все присутствующие, по-моему, даже у лошадей появилось недоуменное выражение на мордах. Секундная тишина нарушилась звоном вынимаемых клинков и криками ярости тех, кто понял мой вызов.
— Дайте я заколю эту образину, — услышал я крик слева и, скосившись, увидел, что ко мне направился неизвестный дворянин. Я был спокоен, пока Рон стоял рядом, мне нечего было бояться.
Герцог сделал знак рукой и дворянин повернул назад.
— А ты дерзок, мальчишка, — на меня посмотрели два стальных кинжала его глаз, — чересчур уверен в своих силах и законе короля о неприкосновенности несовершеннолетних?
— Я уверен только в том, что не приносил вам клятву верности и не получал от вас феод, Ваша Светлость, — уже спокойней ответил я, с трудом выдерживая взгляд герцога, будто пронзавший меня насквозь. — Поэтому не понимаю, почему Ваша Светлость прибыла с таким количеством спутников, да ещё и без предварительного уведомления хозяина.
По местным законам я был, конечно, прав, но, если перевести на нормальный язык, то я просто послал герцога и его свиту очень далеко от своего замка.
— Да как ты смеешь, щенок… — раздался голос старшего сына герцога.
— Остынь, Ричард, пусть щеночек показывает зубки, пока их ему не выбили, — улыбнулся герцог, на лице которого улыбка смотрелась страшно. — Он снова обернулся ко мне и сказал: — Живи, щеночек, но помни, пройдёт не более полугода, как ты сам явишься ко мне на коленях, неся в руках ключи от замка и умоляя принять твою клятву верности.
Не дав мне ответить, он резко повернул коня и махнув рукой, поехал прочь, а следом за ним, бросая на меня угрожающие взгляды, двинулась вся кавалькада.
Кричать что-то вслед выглядело бы по-детски, поэтому я просто молчал, глядя, как из замка выезжает последний всадник.
— Ну всё, теперь жди пакостей, — полным ненависти голосом прошипел Рон. — Поверь мне, эта такая гадина, если он пообещал тебе неприятности, то обязательно их доставит.
Я только тяжело вздохнул.
Рон, видимо, отходя от встречи со своим врагом, уже спокойнее произнёс.
— Однако крутовато ты ему сказал, Макс.
Я опять вздохнул. Проклятые рефлексы, это ведь не папе с мамой или учителям грубить, тут себе хорошенького такого врага заимел, в лице властителя местной провинции.
— Сам уже жалею, Рон, — ответил я молчавшему негру, — но сначала сказал, а потом подумал.
— Умеешь ты, Макс врагов себе наживать, — тяжело вздохнув, ответил тот. — Почему не сразу короля?
— Так короля не было среди этого балагана, — невесело пошутил я.
Подошедший гном, увидев наши пасмурные лица, нахмурился и потребовал рассказать, что произошло в его отсутствие.
От моего рассказа гном застонал и схватился за голову.
— Ну ты, Макс, даёшь, нажил такого врага из-за своего языка.
Я сам понимал свою вину, но посыпать голову пеплом было уже поздно.
— Ладно, что сделано — то сделано. Пошли освободим женщин и продолжим тренировки, — сказал я. — Поздно пить «Боржоми», почки отвалились.
Рон оказался прав, неприятности начались ровно через три дня с того памятного визита.
Сын старосты прискакал ко мне и сказал, что охота из дворян с соседних земель выехала на мои и теперь около двадцати всадников топчут мои поля и стреляют мою дичь. Пока я собрался и выехал, охота была уже на своих землях, а мне оставалось только при виде потоптанного лошадьми поля сжимать от злости кулаки.
«Хорошо хоть урожай собран, — подумал я, — если бы такое началось до сбора, плакали мои денежки».
Словно получив негласную команду, топтать мои поля, дороги, стрелять дичь в моих лесах принялись все ближайшие соседи. Я перестал даже выезжать на вызовы, так как, едва я показывался в поле зрения, охотники поворачивали на свои земли и делали вид, что ничего не происходит. Ко всему прочему в деревню попробовали наведаться солдаты, правда, направленные на них четыре десятка стрел и болтов быстро их вразумили. Крестьяне потом целый день праздновали победу, но я понимал, нужно что-то придумывать, иначе меня раздавят.
Пару дней я думал, как мне остановить творившийся беспредел и, придумав, вызвал к себе Рона и Дарина. Собравшись духом, я выложил свой план.
Глаза у Рона и гнома сделались по сестерцию и негр тихо сказал.
— Как ты называешь войну?
— Партизанская, — ответил я, — уходим в подполье и тихо гадим врагу, пока он не передумает.
Гном почесал в затылке.
— Первый раз слышу такой войне, но если рассуждать здраво, то у тебя есть шанс.
— Что скажешь, Рон? — обратился я к негру.
— Не знаю, откуда у тебя такие знания, но мы иногда для победы над врагом применяли нечто подобное. Могу только подсказать ещё несколько способов защиты, а так в целом план одобряю.
Утром во дворе был собран весь состав дружины, она была поделена на двойки, каждой был выдан рабочий инвентарь, а затем Рон увёл их на выполнение «задания партии».
Вечером мои бойцы, усталые, перепачканные землёй и глиной, были доставлены обратно. Каждый день в течение двух недель они отправлялись по всем направлениям, откуда любили появляться желающие потоптать чужую землю и побить чужоё зверьё.
Мой план был прост: если я не могу выступать в открытую, то нужно вести партизанскую войну. Дружинники копали на всех дорогах небольшие, беспорядочно расположенные ямки, бывшие, несмотря на малую глубину, очень коварными для лошадей. Даже при беге рысью лошадь, попав ногой в такую прикрытую дёрном ямку, запросто могла сломать себе ногу.
А уж раскидываемые моими дружинниками повсюду небольшие квадратные дощечки с вбитыми в них гвоздями, ужасным изобретением, от которого отказался ещё Александр Македонский! Я не брезговал ничем, чтобы отвадить любителей потрепать мне нервы. В лесу, на узких тропах, дружинники копали волчьи ямы, расставляли самострелы, подвешивали обрезки брёвен и вообще использовали полный набор партизанских гадостей, мастером на которые оказался мой телохранитель.
Не прошло и дня с момента установок первых гадостей, как группа всадников из замка графа Шарона, погнавшись за оленем, угодила на «минное поле» из досок с гвоздями. Случившееся видел один из крестьян, проходивший мимо, он и поделился впечатлениями со старостой, а тот со мной.
Кстати, всем деревенским было запрещено ездить на лошадях и появляться в лесу, без объявления причин введения таких мер. Впрочем, крестьяне сами вскоре поняли почему нельзя никуда ходить, но, понятное дело, помалкивали, а дружинники работали только попарно и никому не показывались на глаза.
Староста рассказал мне, как гнавшиеся за добычей охотники неожиданно, в несколько секунд, превратилась из организованной и слаженной группы в мешанину людских и конских тел. На первых упавших лошадей падали другие, и только последние ряды успели затормозить.
Этим же вечером ко мне в замок ворвался взбешенный граф Шарон, потерявший в моей западне пятерых переломавших себе руки и ноги рыцарей, а также множество отличных лошадей. Он потрясал передо мной доской с гвоздями, говоря, что это моих рук дело.
Спокойно выслушав орущего графа, я ответил, что в последнее время на мои земли повадились приезжать разные негодяи, и что за их действия я ответственности нести не могу, более того, сам страдаю из-за гадостей, которые они мне устраивают.
Больше всего меня возмутило то, что на мой вопрос, что вообще понадобилось людям графа на моих землях, он только выругался и, угрожая мне скорой расправой, вылетел из замка. После его отъезда я усвоил урок, и теперь замковая решётка всегда была опущена.
Моя предусмотрительность оказалась не напрасной, уже на следующее утро возле неё толпились разгневанные вассалы другого графа. Уехали они с теми же моими заверениями, что швали на моих землях развелось немеряно, и если уважаемые господа узнают, кто это так мне пакостит, то пусть скажут, я немедленно повешу этого мерзавца.
Поразмыслив, я вызвал к себе всех дружинников и на плане местности отметил, где, как, в каком количестве и какие были установлены ловушки, потому что если нападки прекратятся, то к весне нам самим придётся их снимать.
Прошёл ровно месяц, пока до всех местных аристократов и их вассалов дошла одна простая мысль: кто сунется на мои земли, тот минимум потеряет хорошую лошадь. Многие дворяне пытались ездить в одиночку или по двое, чтобы гадить мелкими партиями, но прилетавшие неизвестно откуда болты убивали их лошадей. На возмущённые требования возместить стоимость потерь я сокрушённо заявлял, что, дескать, браконьеров у меня в землях развелось просто видимо-невидимо, сам сижу в замке и никуда не езжу из боязни за свою жизнь.