Именно Гоббс тогда же высмотрел слабое место парламентской системы: «В монархии имеется следующее неудобство, а именно: какой-нибудь подданный может быть властью одного человека лишен всего своего имущества в целях обогащения какого-нибудь фаворита или льстеца. И я признаю, что это большое и неизбежное неудобство. Однако то же самое может случиться и там, где верховная власть принадлежит собранию; ибо власть такого собрания одинакова с властью монархов; члены такого собрания могут поддаться дурным советам и быть введенными в соблазн ораторами, как монарх льстецами, и взаимной лестью они могут поощрять друг у друга корыстолюбие и честолюбие. И между тем как монархи имеют немногих фаворитов, а покровительствовать они могут своим собственным родственникам, фавориты собрания многочисленны, а родственники всех его членов значительно многочисленнее, чем родственники любого монарха… фавориты верховного собрания, хотя и имеют большую власть вредить, обладают очень малой властью спасать…»
Эти мысли Гоббса блестяще и не раз подтвердились в последующие столетия, когда обладающие верховной властью «собрания» пролили столько крови, совершили столько злоупотреблений и принесли столько бед тем странам, где имели несчастье функционировать, сколько и не снилось самому разнузданному тирану в короне. Достаточно вспомнить французский революционный террор, никчемную деятельность российской Государственной думы, обрушившей страну в Февраль, а потом и в Октябрь, а также «верховные собрания» последних лет существования СССР…
Ну, и наконец, нелишним будет напомнить, что именно у Гоббса Карл Маркс заимствовал знаменитый тезис о том, что «свобода есть осознанная необходимость». В общем, я категорически рекомендую труд Гоббса к прочтению – тогда, надеюсь, меньше будет разглагольствований о «тиранстве» Грозного и «исконном российском варварстве»…
Буквально сразу же после венчания на царство молодой царь собрался жениться. Дело тут было не только в естественных стремлениях молодого человека. Испокон веков на Руси считалось, что подлинное совершеннолетие наступает не по достижении определенного возраста, а лишь после женитьбы (каковая может последовать даже раньше формального совершеннолетия по возрасту). Холостой человек считался вроде даже и не вполне полноценным. Даже в двадцатом (!) столетии, перед революцией, неженатый крестьянин, каким бы он ни был справным, хозяйственным, толковым, не имел права голоса в общине, подвергался многим существенным ограничениям…
Вслед за гонцами, развозившими по стране известие о венчании на царство, помчались другие, везущие «сватьи грамоты», адресованные всему русскому дворянству. Сообщалось в них следующее: «Когда к вам эта наша грамота придет и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто ж из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте меж собою сами, не задерживая ни часу».
Молодой царь, таким образом, намеревался выбрать себе жену с помощью первого в нашей истории всероссийского «конкурса красоты», проводимого в два этапа: сначала наместники в губерниях высматривали самых красивых, а уж потом царь лично озирал отобранных. Некое подобие этого существовало еще в Древней Руси, однако носило чересчур уж узкий характер – а уникальность объявленного царем «конкурса» как раз в том и заключалась, что впервые невесту искали по всей стране, среди всех дворянских дочек.
Надо полагать, сами девицы отнеслись к этому мероприятию с величайшим энтузиазмом – во всяком случае те из них, чье сердце было свободно. Приз счастливицу ждал очень уж впечатляющий.
Царской избранницей оказалась Анастасия Юрьева-Захарьина, первая Романова. Впоследствии, когда династия Романовых, имевшая в обоснование своих «прав» лишь этот факт, утвердилась на русском престоле, была развернута могучая пропагандистская кампания с целью елико возможно большего превозношения романовских предков, якобы игравших немалую роль в истории России. Утверждалось даже, будто родители Анастасии и прочие ее родичи обладали уж такой любовью и авторитетом у русского народа, что это якобы и повлияло на царев выбор…
Сказки, конечно. На царский выбор могла повлиять в данном случае исключительно красота девушки, и ничто более: простите за вульгарность, но молодому человеку в постель ложиться хотелось отнюдь не с «высокой репутацией» Юрьевых– Захарьиных…
На самом деле предки Романовых принадлежат хоть и к старому боярскому роду, достоверно известному века с тринадцатого, но особой знатностью не блещут: не имеют отношения, как уже говорилось, ни к Рюрику, ни к Гедимину, да и с Чингизидами в родстве не состоят. Сами Романовы выводили свою родословную из-за границы, из Пруссии, откуда явился-де родич вовсе уж мифического прусского вождя Видвунга Андрей Кобыла. Но веры этому не должно быть ни на копейку. Подавляющее большинство русских дворянских родов разводили сущее баснословие в отношении далеких предков – что, пусть и с деликатными оговорками, признают составители гербовников гораздо более позднего времени. Особо подчеркиваю, что во всем этом нет ничего специфически российского: подобным баснословием грешило и западноевропейское дворянство, в иных случаях выводя свой род даже не от библейских царей, а, бери выше, от самого Адама (было, было…). По всей Европе отчего-то считалось крайне престижным, чтобы основатель рода непременно происходил от иноземцев – это выглядело особенно шикарным. Так что Романовы Америк не открыли и ничего нового не изобрели…
Иван Васильевич принял царский венец, а потом и брачный. Тут-то, вскоре после свадьбы, и произошли страшные московские пожары с бунтами. Глинские, как уже упоминалось, были от царской персоны решительно отстранены – но и старое боярство ничего не выгадало…
Молодой царь действовал не вполне традиционно: он собрал народ на площади и произнес целую речь, где припомнил многочисленные грехи бояр во время их правления, – а потом пообещал покончить с прежними несправедливостями, взять управление государством в свои руки, навести порядок. Для Руси того времени это было ново и необычно и, говоря современным языком, укрепило имидж Ивана Васильевича.
А вскоре стало известно, что над прежней боярской думой будет поставлен совершенно новый орган власти, именующийся Избранной радой. Его возглавили, к негодованию Рюриковичей, две совершенно «худородных» личности: священник Сильвестр и дворянин Адашев. Первый был самого что ни на есть простонародного происхождения, новгородец родом (где сначала держал иконописную мастерскую и занимался перепонкой книг). Адашев происходил из дворян Костромской губернии. Никак нельзя сказать, что это были совершенно левые персоны: Сильвестр к тому времени служил в Благовещенском соборе (по сути, домовой церкви Ивана Васильевича), Адашев, как и его отец, служил при дворе. Но все равно, с точки зрения родовитого боярства, это были чуть ли не бомжи…
Однако Рюриковичам, Гедиминовичам и Чингизидам пришлось смириться, что всем отныне заправляют эти два человека, поскольку такова была царская воля, перечить которой, как к тому времени стало ясно всем и каждому, было очень уж опасно…
Князь Курбский, свидетель и участник событий, писал потом: «И нарицались оные советники у него избранная рада. Воистину, по делам и наречение имели, понеже все избранное и нарочитое советы своими производили…»
Естественно, никакими законами существование Рады не предусматривалось – но с законами касательно государственного устройства, если вы помните, тогда было слабовато. Главное, царь задумал широкие реформы и создал для их проведения новый орган управления, «замкнутый» исключительно на него.
Теперь самое время рассказать о реформах Ивана – уже не соблюдая строгой хронологической последовательности, потому что осуществлялись они на всем протяжении Иванова царствования.
Прежде всего, в заботах о духовном взялись за русскую церковь, которую, назовем вещи своими именами, следовало основательно почистить и привести, без всякого каламбура, в божеский вид.
Пожалуй, главным злом была исконно русская беда – пьянство. Как следует из документов того времени, доходило до того, что не где-то в глухой провинции, а в столичных церквах пьяные попы во время службы с веселым матерком таскали друг друга за бороды и бились на кулачки, что прихожанам благочестия не прибавляло, скорее наоборот, да и на репутации церкви как общественного института сказывалось самым печальным образом.
Монастыри не отставали. Слишком много хитрованов, как оказалось, постригалось в монахи не из благочестия, а исключительнно ради того, чтобы вдалеке от общественности вести разгульную жизнь, – дело касается главным образом людей зажиточных, которые преспокойно строили себе на территории монастырей особые «избы», завозили туда закусь пудами, а вино – бочками, высвистывали веселых девок и начинали разгульное веселье, затягивавшееся на недели и месяцы. Рядовые монахи, видя такой соблазн, старались не отставать. Сохранилось письмо царя, где он в качестве печального примера приводит Сторожевский монастырь, в котором большая часть монахов и послушников разбрелась по окрестностям искать мирских удовольствий, оставшиеся залились совершенно, ворота давно стоят распахнутыми настежь, травой заросло не только подворье, но даже и пол в трапезной…
Пожалуй, главным злом была исконно русская беда – пьянство. Как следует из документов того времени, доходило до того, что не где-то в глухой провинции, а в столичных церквах пьяные попы во время службы с веселым матерком таскали друг друга за бороды и бились на кулачки, что прихожанам благочестия не прибавляло, скорее наоборот, да и на репутации церкви как общественного института сказывалось самым печальным образом.
Монастыри не отставали. Слишком много хитрованов, как оказалось, постригалось в монахи не из благочестия, а исключительнно ради того, чтобы вдалеке от общественности вести разгульную жизнь, – дело касается главным образом людей зажиточных, которые преспокойно строили себе на территории монастырей особые «избы», завозили туда закусь пудами, а вино – бочками, высвистывали веселых девок и начинали разгульное веселье, затягивавшееся на недели и месяцы. Рядовые монахи, видя такой соблазн, старались не отставать. Сохранилось письмо царя, где он в качестве печального примера приводит Сторожевский монастырь, в котором большая часть монахов и послушников разбрелась по окрестностям искать мирских удовольствий, оставшиеся залились совершенно, ворота давно стоят распахнутыми настежь, травой заросло не только подворье, но даже и пол в трапезной…
Да простят меня идеалисты, полагающие былую Русь олицетворением всех добродетелей, но те же документы времен реформ недвусмысленно свидетельствуют о широко распространившейся среди слуг божьих педерастии: в важнейших государственных грамотах бесстрастно фиксируется, что по монашеским кельям в превеликом множестве обитают не только «блудные девки», но и служащие для вполне определенных целей «робята молодые»… (А также – всевозможные племянники, дядья, сватья и прочие родственники, которых монахи щедро подкармливают на казенный счет). Да вдобавок – взяточничество, ростовщичество, незаконное овладение землями с крестьянами, растраты и другие прегрешения…
Царь Иван и митрополит Макарий созвали так называемый Стоглавый собор – всероссийский съезд духовенства – и уж там-то выписали по первое число… Все грехи и нарушения категорическим образом потребовали изжить. Постановлено было ввести «поповских старост», которые станут следить, чтобы церковные службы велись с подобающим благолепием, без отсебятины и отступления от канонов (кроме этого, старосты должны были строго следить за моральным обликом духовенства). Было принято решение об открытии училищ для обучения грамоте – по всей стране (именно отсюда берут начало церковноприходские училища, впоследствии разгромленные Петром I). Монастырскую казну для пущей надежности взяли под контроль царских дворецких. Запретили духовенству заниматься ростовщичеством. Ввели новый общегосударственный налог на выкуп пленных у татар.
В те же годы под руководством митрополита Макария были составлены многотомные «Четьи-Минеи» – упорядоченные жития святых, духовная энциклопедия того времени, сыгравшая для русской культуры огромную роль. Было канонизировано около сорока святых – которые из «местночтимых» стали общерусскими.
Затем царь приступил к реформам государственного управления. Был составлен новый Судебник 1550 г., который нанес уничтожающий удар по системе «боярского кормления». С ней не покончили полностью, но «кормленцев» поставили под жесткий контроль со стороны выборных лиц. Вот так, как ни удивительно это звучит для иных, но «тиран» Иван Васильевич вводил явные зачатки демократии. Отныне все население той или иной области выбирало на сходах «земских старост», «губных старост» и «целовальников» (присяжных) – которые занимались широким кругом вопросов местного самоуправления, а также участвовали в судебных разбирательствах. В некоторых губерниях система «кормления» была отменена вообще – а там, где она сохранилась, воцарился «контроль снизу». Теперь, согласно писаным статьям нового Судебника, бояр-наместников за произвол, взяточничество и волокиту можно было привлекать к суду не по «понятиям», а по закону. И, знаете ли, привлекали…
Очередной удар царя обрушился на местничество. Поскольку читатель наверняка подзабыл, что это такое, объясню популярно. Предположим, живут себе два боярина – Курятин и Щенятин. Как-то однажды случилось, что Курятин попал под начальство Щенятина – совершенно неважно, на войне или на гражданской службе…
Всё! Сколько бы лет ни прошло, как бы ни менялись цари, отныне ни один Щенятин не согласится встать под начало кого-то из Курятиных, занять должность ниже, чем занимает кто-то из Курятиных. Потому что некогда Щенятины «были выше».
Вот это, приблизительно, и есть местничество, от которого государству выпадали одни убытки и вред. Как это выглядело на практике? Извольте. Крымские татары нагрянули на Русь очередным набегом, горят деревни, разбегаются жители, повсюду стон и плач – а собранное для отпора войско не может тронуться с места, потому что воеводы Курятин и Щенятин, наплевав на ситуацию, таскают друг друга за бороды, выясняя, кто из них будет главным, а кто – заместителем…
Честное слово, я нисколько не преувеличиваю и не сгущаю краски. Возможно, того, что я только что описал, в действительности не происходило, но в 1514 г. русское войско потерпело поражение в битве с литовцами под Оршей как раз из-за того, что два воеводы вели себя в точности как вымышленные мной Курятин и Щенятин… Пока они упоенно выясняли отношения и щеголяли знанием истории, литовцы взяли да и ударили по оставшимся без командования полкам…
Местничество проникло буквально во все области жизни. «Тягались» не только из-за руководства войсками или места на царской службе – даже на дружеской вечеринке с вином непременно завязывались долгие скандалы: кому как сидеть… Боярские жены по тем же мотивам ссорились, кому где стоять в церкви. Духовенство не отставало: один из архиепископов, например, отказался есть с одного блюда с низшим. Во время крестного хода монахи препирались из-за более почетного места в процессии, выясняя оскорблениями и пинками, кто тут «старик», а кто – «дух». Купцы старались не отставать. Зафиксирован вовсе уж анекдотический случай (правда, происшедший уже после Грозного): два лихих орла, воевода Басманов и князь Кашин, получили царскую грамоту, адресованную не каждому по отдельности, а обоим вместе (чем-то они там занимались совместно). Естественно, ее нужно было прочитать – но где? Басманов ехать на дом к Кашину не соглашался – бесчестье! Кашин точно так же не хотел грамоту читать в доме у Басманова – невместно! После долгих переговоров через третьих лиц оба встретились где-то посреди московской улицы, так сказать, на нейтральной территории – и только там грамоту прочитали…
Целиком Грозному местничество ликвидировать не удалось (это получилось только сто лет спустя, у царя Федора Алексеевича), но он категорически продавил требование «быть без мест» по крайней мере на военной службе. История сохранила резолюции Грозного по этому поводу: «Местничаешься бездельем!», «То князь Захарий плутует!», «И он бы впредь не дуровал!»
Бояре, как легко догадаться, все же пытались дуровать. Тогда их по царскому указу били батогами (тонкие палки), лишали воинских чинов. Князя Петра Барятинского, не пугавшегося в местническом раже ни батогов, ни тюрьмы, Грозный сослал в присоединенную к тому времени Сибирь – по мнению профессора Альшица, князь стал первым зафиксированным в писаной истории ссыльным в Сибирь…
Кроме гонений на местничество, Грозный провел еще одну, важнейшую реформу государственного управления. Вместо личных канцелярий боярина-наместника или занимавших посты при дворе сановников, создал систему приказов. Приказ, предок современного министерства, был уже постоянным, чисто государственным учреждением, не привязанным к конкретной личности и исправно функционировавшим по одним и тем же правилам, независимо от смены руководства.
Большая государственная печать (лицевая сторона). 70-е годы XVI в.
Чем занимался Посольский приказ, ясно из названия – это было тогдашнее министерство иностранных дел. Приказ большого прихода – нынешнее министерство по налогам и сборам, одновременно и таможенный комитет. Печатный приказ занимался вовсе не книгоиздательством, как можно подумать, – там хранилась большая государственная печать, которой скреплялись важнейшие государственные документы. Поместный и Холопий приказы – ясно из названия, как и Разбойный. И так далее, и так далее. Руководил приказом дьяк, которому подчинялись подьячие. Владимир Высоцкий явно был нетверд в русской истории, когда пел «Дьяки курят ладан…». Ладан в церкви мог курить как раз дьякон, а дьяк, несмотря на кажущуюся близость названия должности, был сугубо светским чиновником, примерно равным министру…