«Вот в чем дело — сказал он про себя. — Здесь каждый, в том числе и ты, проверяет, способен ли он на это[7]. Если я сейчас совершу ошибку — я покойник». Мерисет в своем углу начал вполголоса напевать легкомысленный мотивчик.
А провалы случались. И человек просто исчезал. Может быть, сейчас под одеялом лежит один из них. А может даже, это Чиддер, или Сноксолл, или кто еще из ребят. Все они отправились на дело сегодня вечером. Может, если он провалится, в следующий раз там будет лежать именно его тело…
Теппик снова взял на прицел неподвижную фигуру на кровати.
Экзаменатор откашлялся. Во рту у Теппика пересохло. Паника одолела его, как икота — пьяницу.
Он сжал зубы, чтобы те не стучали. Мурашки бегали по хребту, одежда казалась кучей мокрых лохмотьев. Время замедлило бег.
Нет. Он этого не сделает. Внезапное решение поразило его, как удар в спину на темной безлюдной улице. Дело было не в том, что он возненавидел Гильдию или как-то особо невзлюбил Мерисета. Просто нельзя так испытывать людей. Сама идея подобного испытания ошибочна. Что ж, провал так провал, решил он. Разве не этого добивался старик?
Проваливаться — так уж с музыкой. Теппик взглянул на него, отвел арбалет вправо и не целясь нажал на спуск.
Металлически прозвенела спущенная тетива.
Звякнув, стрела срикошетила от гвоздя в подоконнике. Мерисет пригнулся, когда она жужжа пролетела над самой его головой. Потом, ударившись о факельное кольцо в стене, с истошным визгом бешеной кошки мелькнула перед белым, как мел, лицом Теппика.
И, наконец, глухо вонзилась в укрытое одеялом тело. Все стихло.
— Спасибо, господин Теппик. Если можете, задержитесь на минутку.
Старый убийца склонился над своей дощечкой, губы его шевелились.
Он взял карандаш, привязанный обрывком старой тетивы, и сделал несколько пометок на клочке розовой бумаги.
— Я не настаиваю, чтобы ты брал это из моих рук, — сказал он. — Оставлю все на столе у двери.
Улыбку Мерисета нельзя было назвать особенно приятной: из этой сухо змеящейся на губах ухмылки все человеческое тепло давно испарилось. Так улыбаются трупы, пролежавшие несколько лет под палящим солнцем пустыни. Но, по крайней мере, чувствовалось, что Мерисет старается.
Теппик застыл на месте.
— Так я прошел? — спросил он.
— В свое время ты все узнаешь.
— Но…
— Как тебе должно быть известно, нам не разрешается обсуждать результаты экзаменов с учениками. Единственно хочу сказать, что лично я не одобряю всей этой новомодной показухи. С добрым утром.
И Мерисет крадучись вышел.
Теппик неверной походкой доковылял до пыльного стола у двери и с ужасом заглянул в оставленный там клочок. По привычке он достал пинцет и ухватил бумажку.
В подлинности документа сомневаться не приходилось. Печать Гильдии и похожая на краба раскоряченная загогулина — подпись самого Мерисета. Теппику довольно часто приходилось видеть ее, преимущественно на зачетных листках, под комментариями типа: «3/10. Загляните ко мне». Теппик приблизился к кровати и отдернул одеяло.
* * *Было около часа. Ночь в Анк-Морпорке только начиналась.
Над крышами, в воздушном, эфирном мире воров и убийц, стояла тьма. Но на улицах города жизнь бурлила, как вода в половодье.
Теппик в каком-то оцепенении брел сквозь толпу. Отстраненный вид, тупое лицо — вылитый турист, но, поскольку на Теппике был черный костюм убийцы, толпа безропотно расступалась и тут же смыкалась вслед за ним. Даже карманников как ветром сдуло. Никогда не знаешь, что за сюрприз ждет тебя в кармане убийцы. Не отдавая отчета, он прошел в сводчатые ворота Гильдии и упал на черную мраморную скамью, подперев голову руками.
Все, жизнь кончена. Он далее не думал о том, что будет дальше. Будет ли это дальше — вот вопрос.
Кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, он увидел Чиддера, который тут же сел рядом и продемонстрировал Теппику клочок розовой бумаги.
— Привет, — сказал он.
— Ну как, сдал? — спросил Теппик.
— Нет проблем, — ухмыльнулся Чиддер. — Найвор принимал. Нет проблем. Хотя и заставил понервничать с аварийным трапом. Ну а у тебя что?
— M-м. У меня? Да так… — Теппик постарался взять себя в руки. — Ничего особенного.
— Про других не слышал?
— Нет.
Чиддер откинулся на спинку скамьи.
— Сыроправ точно сдаст, — важно произнес он, — и малыш Артур. Остальные, думаю, нет. Дадим им еще двадцать минут, ладно?
Теппик повернул к нему искаженное мукой лицо.
— Чидди, я…
— Что?
— Ну, когда дошло до этого, я…
— Что ты?
— Ничего, — ответил Теппик, опустив глаза и разглядывая булыжники.
— Тебе повезло — прогулялся с ветерком по крышам. А мне достались канализация и склад в Галантерейной башне. Когда вернулся, пришлось переодеваться с ног до головы.
— У тебя была кукла? — спросил Теппик.
— Увы, а у тебя разве нет?
— Но нас заставляют думать, что все это по-настоящему, — простонал Теппик.
— Так ведь кукла и выглядела по-настоящему.
— В том-то и дело!
— Ну и прекрасно. Ты ведь сдал. Значит, нет проблем.
— Неужели ты ни на секунду не задумался, кто лежит там, под одеялом, кто это и почему…
— Да, я действительно подумал о том, что, быть может, поступаю не совсем правильно, — допустил Чиддер. — Но потом решил, что меня это не касается.
— А я… — Теппик запнулся. Что говорить? Попробовать все объяснить? Эта идея не вызвала у него особого энтузиазма. Чиддер дружески похлопал его по спине.
— Не переживай! Главное, мы своего добились!
И Чиддер поднял большой палец правой руки, прижав к указательному и среднему — таков был древний знак приветствия у убийц.
Большой палец, прижатый к указательному и среднему, — и в этот момент тощая фигура главного наставника, доктора Проблема, словно из-под земли выросла перед опешившими мальчиками.
— Мы не убиваем, — сказал он своим мягким голосом.
Доктор Проблем никогда не повышал тон, но умел придать голосу такое звучание, что его можно было расслышать даже сквозь рев урагана.
— Мы не казним. Не устраиваем резню. Мы никогда, можете быть совершенно уверены, не прибегаем к пыткам. В нашей работе нет ничего общего с преступлениями, которые совершаются по любовным мотивам, из ненависти или ради пустой выгоды. Мы занимаемся ею не потому, что погребение само по себе доставляет нам удовольствие, не ради удовлетворения каких-то тайных душевных потребностей, не для того, чтобы преуспеть, не во имя какого-либо дела или веры; повторяю вам, господа, что все эти мотивы в высшей степени подозрительны. Вглядитесь в лицо религиозного фанатика, который вознамерился вас убить, и вы ощутите омерзительное духовное зловоние. Вслушайтесь в речи проповедника священной войны, и, уверяю вас, вы услышите, что устами его глаголет само зло — безобразный монстр, уродующий чистоту родного языка своим чудовищным хвостом.
Нет, мы делаем это за деньги.
Но кому, как не нам, ведома цена человеческой жизни? Так что мы делаем это за большие деньги.
Нет мотивов более чистых, лишенных всякой претенциозности.
Помните: «Nil mortifi, sine lucre». Всякое убийство должно быть оплачено.
И всегда давайте расписку, — сказал он, выдержав недолгую паузу.
— В общем, все прекрасно, — сказал Чиддер. Теппик мрачно кивнул. Вот что так привлекало его в Чиддере. Этой способности никогда не задумываться над своими поступками можно было только позавидовать.
Кто-то крадучись вошел в открытые ворота[8]. Светлые курчавые волосы блеснули в свете факела, горящего над каморкой привратника.
— Похоже, вас обоих тоже можно поздравить, — сказал Артур, небрежно помахивая розовой бумажкой.
За семь лет он очень изменился. Неудачные попытки Великого Ервя отомстить ему за отсутствие набожного рвения отучили Артура от привычки то и дело прятать голову под плащ. Маленький рост давал ему естественное преимущество там, где необходимо было проникнуть сквозь какой-нибудь узкий лаз. А его врожденная склонность к мотивированному насилию дала о себе знать в тот самый день, когда Пролет с дружками решили позабавиться и устроить кому-нибудь из новичков «темную». Для этой затеи они облюбовали Артура. Десять секунд спустя совместными усилиями всей спальни Артура едва удалось отцепить от Пролета и вырвать из рук мальчика обломки стула. Затем каким-то образом стало известно, что он сын покойного Йогана Людорума, одного из самых знаменитых убийц за всю историю Гильдии. Осиротевшие дети убийц всегда получали бесплатное образование. Гильдия радеет о своих работниках.
В том, что Артур сдаст экзамен, никто не сомневался. Его дополнительно опекали и позволяли пользоваться сложными ядами. Вероятнее всего, в будущем его ждала аспирантура.
В том, что Артур сдаст экзамен, никто не сомневался. Его дополнительно опекали и позволяли пользоваться сложными ядами. Вероятнее всего, в будущем его ждала аспирантура.
Мальчики дождались, пока гонги над городом не пробьют два. В Анк-Морпорке часовое дело не относилось к точным технологиям, и в каждой из городских общин существовали свои представления о том, сколько может длиться час, поэтому грохот гонгов звучал над крышами минут пять.
Когда стало очевидно, что консенсус достигнут и горожане единогласно признали начало третьего, друзья притихли, молча уставившись на носки своих ботинок.
— Что ж, значит так… — сказал Чиддер.
— Бедный старина Сыроправ, — откликнулся Артур. — Настоящая трагедия, если вдуматься.
— Он был должен мне четыре пенса, — согласился Чиддер. — Пойдемте, я кое-что для вас приготовил.
* * *Царь Теппицимон XXVII приподнялся на постели и зажал уши руками, чтобы не слышать шума прибоя. Море сегодня ночью разбушевалось.
Когда он чувствовал себя неважно, шум волн многократно усиливался. Надо было как-то отвлечься. Например, послать за Птраси, любимой служанкой. Она была особенной. Пение ее всегда помогало монарху взбодриться. Когда Птраси заканчивала петь, жизнь сразу становилась намного радостнее.
Или восход. Он тоже действовал на Теппицимона успокаивающе. Приятно сидеть, закутавшись в одеяло, на самой высокой крыше дворца, глядя, как солнце встает над рекой и затопляет землю, словно потоки текучего золота. И душу переполняет теплое чувство удовлетворения будто от хорошо сделанной работы. Пусть даже ты понятия не имеешь, как тебе это удается…
Царь встал, нашарил ногами войлочные шлепанцы и вышел в широкий коридор, упирающийся в каменную винтовую лестницу, которая вела на крышу. Первые, слабые лучи светила озаряли статуи местных богов, бросающих на стену причудливые тени — песьеголовые, с туловищем рыбы или паучьими лапами. Фараону они были знакомы с детства. Ни один юношеский кошмар не обходился без них.
И еще море. Он видел его только однажды, мальчиком. Запомнилось ему немного — что оно очень большое. И шумное. И эти чайки…
Они неотвязно стояли перед его внутренним взором. Они казались ему почти совершенством. Вот бы вернуться к морю в облике одной из этих птиц, но, разумеется, фараону такое не пристало. К тому же фараоны никогда не возвращаются. Потому что никогда не уходят.
* * *— Ну и что это? — спросил Теппик.
— Попробуй, — предложил Чиддер, — просто возьми и попробуй. Больше такой возможности тебе не представится.
— Жалко портить, — поделился Артур, пристально разглядывая изысканный узор на своей тарелке. — А что это за красные штучки?
— Всего-навсего редиска, — снисходительно пояснил Чиддер. — Суть не в ней. Ну, смелее.
Теппик взял маленькую деревянную вилку и покосился на тонкий, как папиросная бумага, белый кусок рыбы. Шеф-повар, ответственный за сквиши, глядел на него внимательно и умиленно, как на младенца, совершающего первые, робкие шаги. Остальные посетители ресторана — тоже.
Теппик осторожно положил в рот кусочек, рыба была солоноватой и на вкус отдавала резиной с легким запахом канализации.
— Нравится? — заботливо спросил Чиддер. Сидящие за соседним столом зааплодировали.
— Специфическое, — согласился Теппик, продолжая жевать. — Что это?
— Глубоководная рыба-шар, — гордо промолвил Чиддер.
— Не бойся, — поспешно добавил он, видя, что Теппик с многозначительным видом отложил вилку — Это совершенно безопасно. Желудок, печень и пищеварительный тракт удалены, вот почему это блюдо столько стоит, оно по силам только первоклассному повару, это лучшее, самое дорогое блюдо и мире, люди посвящают ему поэмы…
— От одного вкуса можно взорваться, — пробормотал Теппик, стараясь держать себя в руках.
Однако рыба, видимо, и впрямь была правильно приготовлена — в противном случае Теппик уже превратился бы в рисунок на обоях. Он осторожно потыкал вилкой мелко нарезанные корешки, изображающие гарнир.
— А после них что бывает?
— Ну, если их неправильно приготовить, то через шесть недель они вступают в реакцию с желудочным соком. Исход — летальный, — сообщил Чиддер. — Ты уж извини. Отмечать так отмечать, вот я и решил заказать все самое дорогое.
— Вижу, вижу, — кивнул Теппик. — Рыба и чипсы для настоящих мужчин.
— А уксус здесь есть? — спросил Артур с набитым ртом. — И немного горохового пюре для полного удовольствия.
Зато вино было хорошее. Не какое-то там невероятное, нет. Не знаменитого коллекционного разлива. Зато теперь стало понятно, почему у Теппика весь день болела голова.
Вино было беспохмельное. На первый взгляд, его друг заказал четыре бутылки самого обыкновенного белого вина. Но стоило оно так дорого потому, что виноград, из которого оно было сделано, еще не успели посадить[9].
* * *Свет в Плоском мире движется медленно, неспешно. Он никуда не торопится. Да и куда торопиться? При скорости света все точки в пространстве равны.
Царь Теппицимон XXVII следил, как золотой диск плывет над Краем мира. Журавлиный клин протянулся в тумане над рекой.
«В чем-чем, а в пренебрежении своими обязанностями меня упрекнуть нельзя», — подумал царь. Никто никогда не объяснял ему, как заставлять солнце всходить, реку — разливаться, пшеницу — расти. Да и кто мог объяснить ему это? В конце концов, это ведь он — бог. Так Теппицимон и жил, отчаянно надеясь, что все в окружающем мире будет происходить само собой. На первый взгляд казалось, что фокус удался. Однако основная беда заключалась в том, что, если все вдруг перестанет происходить, он не сможет ответить, почему так случилось. Его непрестанно посещал один и тот же кошмар: верховный жрец Диос будит его, трясет за плечо — пора вставать, утро, но никакого утра нет, повсюду во дворце горят огни, а разгневанная толпа ропщет под беззвездным небосводом и люди выжидательно глядят на него…
— Извините, — вот и все, что он мог бы им ответить.
Ужасное зрелище. Ему ясно виделось, как реку затягивает льдом, стволы и листья пальм покрываются вечным инеем, холодный порывистый ветер срывает листья, которые, упав на землю, превращаются в грязное морозное крошево, и птицы, закоченев на лету, мертвые падают на землю…
Огромная тень набежала на дворец. Царь поднял затуманенные слезами глаза к серому пустому горизонту, гримаса ужаса появилась на лице.
Он встал, отшвырнул одеяло и умоляюще воздел руки к небу. Однако солнце исчезло. Он был богом, это была его работа, его единственное призвание, но он подвел свой народ.
В воображении его раздался грозный ропот толпы, гулкий рев, ритм которого постепенно становился все настойчивее и знакомее, пока наконец Теппицимон не доверился могучим звукам, последовав за ними в простор над соленой синей пустыней, где всегда светит солнце и существа с влажно блестящим оперением описывают в небе причудливые круги.
Фараон привстал на цыпочки, откинул голову назад, расправил крылья — и прыгнул.
Паря в небе, он вдруг с удивлением услышал позади глухой звук удара. Солнце показалось из-за туч.
Позднее фараон с крайним смущением вспоминал об этом происшествии.
* * *Трое новоиспеченных убийц медленно, пошатываясь, брели по улице, едва не падая, но каждый раз в последний момент удерживаясь на ногах, и дружно распевали, что «на волшебном посохе — нехилый набалдашник». Отдельные звуки почти напоминали мелодию.
— …Большой такой, огромный… — выводил Чиддер. — Черт побери, на что это я наступил?
— Кто-нибудь знает, куда мы забрели? — спросил Артур.
— Вообще-то… вообще-то мы шли в Гильдию, — откликнулся Теппик, — но только, должно быть, заблудились, потому что впереди река. Чую по запаху.
Осторожность в Артуре возобладала над хмелем.
— Т-тчно, — он старался говорить отчетливо, — в это время там может быть опасно… Опасные люди…
— Верно, мы и есть опасные, — с явным удовлетворением произнес Чиддер. — Могу показать бумажку. Зачтено и принято. Хотел бы я посмотреть, кто посмеет нас…
— Ага, — согласился Теппик, почти падая на него, — в клочья порвем.
— Ура-а-а!
Неверной походкой троица взошла на Медный мост.
В предрассветных сумерках действительно бродили опасные люди, и как раз сейчас они шли шагах в двадцати позади приятелей.
Сложная сеть преступных Гильдий отнюдь не сделала жизнь в Анк-Морпорке более спокойной, но, по крайней мере, упорядочила все грозившие горожанам опасности, сведя их в строго рациональную, поддающуюся учету и контролю систему. Главные Гильдии блюли в городе порядок, какой и не снился стражникам былых дней, и каждый чересчур своевольный вор-одиночка без лицензии скоро оказывался в надлежащем месте, где подвергался допросу с пристрастием, причем колени ему намертво сколачивали гвоздями[10]. Тем не менее, всегда находятся свободолюбивые натуры, которые предпочитают рисковую жизнь вне закона, и пятеро из этого вольнолюбивого племени сейчас подкрадывались к веселому трио, дабы угостить его участников фирменным блюдом этой недели: перерезанная глотка, обобранный труп и похороны по первому разряду в речном иле.