ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дыхание?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Слабое.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зрачки?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Бегают.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Перестань! Возьми себя в руки.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как тебе не стыдно?!
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Живите дружно. Делитесь с ближними и дальними, не всё себе. Уступайте места инвалидам и беременным. Поддерживайте отечественного производителя.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Похоронить где?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. У Кремлевской стены.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Там не хоронят.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Сейчас за деньги хоть в Мавзолее… Нет! Нигде не надо хоронить.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Мне лучше.Владимир Николаевич размахивается колотушкой, бьет Петра Ивановича по затылку. Петр Иванович обмякает. Игорь Алексеевич и Владимир Николаевич успевают подхватить его, оттаскивают за кулисы, возвращаются.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (в зал) . Дорогие друзья, от нас ушел замечательный человек, талантливый писатель с самобытной, неповторимой речью. Мы последнее время ругаем наших юмористов и сатириков, а много ли их? Тысячи людей могут заставить нас плакать, и только единицы – смеяться. Редкостный по своей красоте талант покойного бесил отечественных дантесов. И вот русская земля в очередной раз осиротела.
Владимир Николаевич плачет. Он умер, но дело его живет и будет жить в радостном смехе тысяч людей. К нему не зарастет народная тропа. От нас ушел не только выдающийся писатель, но и замечательный отец троих малолетних детей, заботливый сын, последняя опора престарелых родителей. А кто приласкает теперь прекрасную безутешную вдову?
Владимир Николаевич горько плачет.
Пусть тот, чей плоский ум и заскорузлая душа замыслили это зло, не знает ни счастья, ни покоя.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Перестань. (Дергает Игоря Алексеевича за рукав.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (в запале) . Пусть никогда не увидит он в ответ человеческой улыбки, пусть знает, что месть настигнет его! Будь он проклят, мерзавец!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (массирует сердце) . Страшно мне.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пусть задохнется он от смрада собственного дыхания!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Душно мне.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пусть застынет кровь в его гнилых сосудах!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Холодно мне. Как я мог сделать это?.. Сейчас так ясно, что нет никаких темных сил. Есть люди, разные: умные, глупые, веселые, грустные, а между ними – любовь, алчность, зависть, ненависть, симпатия, страх. Но никто не имеет права отбирать жизнь у другого… Господи, как у меня поднялась рука?.. Неужели, Господи, чтобы понять, что нет никакой нечистой силы, нужно лишить другого жизни?.. Теперь его призрак будет преследовать меня днем и ночью.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, призраки есть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (кладет руку ему на плечо) . Мой бедный друг, ты не понимаешь. Это образ, образ измученной совести. Призраков не существует.Из-за кулис, пошатываясь, появляется Петр Иванович, старается понять, где он, оглядывается. Игорь Алексеевич и Владимир Николаевич не замечают его.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. По телевизору призраков показывают каждый день.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дурят народ. Человек идет на работу, там не выдают зарплату, он с остатками денег – в магазин, там резко поднялись цены, уже ничего не купишь, он спешит домой к жене, но ее уже нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Убили.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему убили?.. Почему у нас все новости начинаются с «убили»?.. Она ушла к матери… к своей матери, к его теще. И вот человек ложится в холодную постель, открывает посреди ночи глаза… и видит…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тещу!
ВЛАДИМИР АЛЕКСЕЕВИЧ. Призрак. Нервы у него воспалены, отсюда галлюцинации, предчувствия. В конце концов человек внушает себе то, чего нет на самом деле. Вот мне сейчас мнится, что он стоит за нашими спинами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Призрак Петра Ивановича. Не оборачивайся!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему? Окаменею?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не знаю, лучше не смотреть. (Снимает руку с плеча Игоря Алексеевича, делает несколько шагов вперед.)Петр Иванович подходит сзади к Игорю Алексеевичу, кладет руку ему на плечо.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, призраки есть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Нет, всё в нас: и святое, и грешное. А в чистом виде нечистая сила существует только в сказках. (Делает еще несколько шагов вперед.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (наблюдает за ним, косится на руку, лежащую на плече). У тебя сколько рук?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Две.ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Точно?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Да.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тогда эта чья?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (оборачивается, крестится) . Свят, свят, свят!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Призрак?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (крестится) . Свят, свят, свят!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (крестится; руке на плече) . Кто ты?.. Кто там?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Свят, свят, свят. (Крестит Петра Ивановича.) Сгинь, нечистая сила!
Игорь Алексеевич медленно опускается на колени.
Сгинь, нечистая сила!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (воет) . «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда». (Оборачивается.) Петя! Это ты?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. А я абхар ис ин нуль хотаб. Брель ну да як иссаля, иссаля, мамур.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Петя, это ты?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. У дур гляхма насат о кыр, о кыр, о кыр! Исса-ля-Муххамед.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Петя, это ты?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не знаю.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ты жив! Господи, ты жив! (Бросается к Петру Ивановичу, обнимает его.) Как я рад тебя видеть! Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!.. Как ты себя чувствуешь?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Плохо… Голова трещит. Мне стало дурно, да? И вы отвели меня за кулисы?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Да, тебе вдруг стало плохо.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ни с того ни с сего. И мы отвели тебя.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Знаешь, нечистой силы нет. Ты был прав, ее рождает страх, а убивает стыд. На самом деле нечистой силы нет.Петр Иванович кивает.
Ни чертей, ни леших, ни домовых.
Петр Иванович кивает.
Я переродился.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И я.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. А я их видел.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кого?
ПЕТ? ИВАНОВИЧ. Чертей, кикимор.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Где?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. В комнате.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. В какой комнате?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Я лучше сяду… Когда мне стало совсем плохо, я влетел в какой-то тоннель, в конце его был свет, но очень далеко. Лететь по тоннелю было приятно, свет звал к себе. Но потом вдруг кто-то вцепился мне в ногу и потянул назад, и я попал в темную, сырую комнату. Никого не видно, какие-то голоса, силуэты, обрывки фраз. Я понял, что должно начаться важное мероприятие, но никто не встретил гостей, не было никого из администраторов. Только какой-то худой, черный, с усами, в кожаной куртке всё талдычил: «Сейчас начнем, сейчас начнем, я коммерческий директор».
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧУ (Владимиру Николаевичу) . Это Сергей.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Какой Сергей?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Твой водитель.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Потом я понял, что это похороны. Хоронили известного писателя, говорили, какой он был замечательный отец, сын, муж. Потом поймали его убийц.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Убийц?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да. Его убили.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кто?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Коллеги. Два малозаметных писателя. Один убийца повыше ростом. (Всматривается во Владимира Николаевича.)
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Повернись.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зачем?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. На секунду.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зачем?.. Как он выглядел?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Он все время звонил куда-то, не мог дозвониться. Такой из себя… копыта… в зеленой шерсти.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ну уж!
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Свиное рыло.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ну уж! Это ты бредил.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не перебивай, он интересно рассказывает.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (смотрит на Игоря Алексеевича) . Второй желтый, похож на жабу.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты сказал, было темно.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не перебивай. Похож на жабу.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да, похож на жабу… в пупырышках, струпьях каких-то, бородавках… весь в грязи.Игорь Алексеевич машинально отряхивается.
Этот говорил, что знает всех генеральных директоров. Короче, я понял, что попал в параллельный мир. Они есть – черти, домовые, водяные. Это они устроили дефолт в девяносто восьмом.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Они говорили о дефолте?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да. Радовались. Говорили: «Нужно повторить». С погодой тоже они устроили, с потеплением. И говорили, что надо усилить борьбу с борьбой против коррупции, что надо помогать олигархам.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Тебя там никто не заметил?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (крестится) . Слава богу, нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. За своего приняли.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Но знакомых было много.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. За своего приняли.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Но знакомых было много.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кто?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Политики больше, из шоу-бизнеса все почти, с телевидения тьма народа.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Всё друзья-приятели?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Но никто не узнал?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет. Только один маленький чертенок плюнул в глаз, сказал: «А ты не верил, что мы есть». (Всматривается во Владимира Николаевича.)
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Боком повернись.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зачем?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Повернись, просит же человек.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зачем?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Один там сильно заикался.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Очень может быть.Петр Иванович всматривается в него.
(Поет.) «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда…» Что?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Боком повернись.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не я же.Петр Иванович всматривается во Владимира Николаевича, тот отворачивается.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Потом стало светло, я вылетел из комнаты, из параллельного мира и очутился за кулисами. Я их видел вот как вас сейчас.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. У тебя болит голова, ты сильно ударился.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Обо что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. О колотушку.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Тебе начали мерещиться черти, явь стала путаться с выдумкой, и получилась несусветица.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Петр, пойми, никаких чертей нету.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. И никогда не было. (В зал.) А вы сидите слушаете его. Образование вам дали, ради вас ученые шли на костры, а вы верите в небылицы.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Темные вы! Какие же вы все темные!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Чуть что креститесь, фиги показываете, плюетесь.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Отчего у нас с экологией плохо? Заплевали всё.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Посуду грохнут – к счастью!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Дешевую. Дорогую грохнут – плачут, не радуются своему счастью.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Гадалкам верите!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Они рекламе верят.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не утрируй.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ей-богу верят! Это такая темнота!
ПЕТР ИВАНОВИЧ (выходит вперед) . Не слушайте их, они произошли от обезьян. Нечистая сила рядом. Вы ее не видите, потому что темные. Темные вы! А я вижу. Вот, мужчина с мужественным лицом, у вас на коленях сидит бес. Сидит, да… Зря улыбаетесь. (Крестит мужчину.) Кыш отсюда! Кыш, поганец!.. Женщина, он к вам перепрыгнул. Прогоните его. Он не на коленях, он на грудь сел… на другую… Их много здесь! Одни тянули вас в антракте в буфет, шептали: «Однова живем!» Другие говорили: «Дурак ты, что ли, жену шампанским поить?» (Крестит зал.) Вон отсюда! Вон, бесы!.. Ишь забегали, задергались. Отродье дьявольское. Кыш! (Морщится, трогает затылок.)
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. У меня осталась одна таблетка от головной боли. Дать?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Таблетку приму. (Запивает таблетку.) Но я никогда не приму вашего атеистического учения – холодного, бездушного, бесчувственного.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (Игорю Алексеевичу) . Лекарство начнет действовать минуты через две.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. И вожди-то ваши! Ни во что не верили, а перед смертью соборовались и на всякий случай давали согласие на отпевание. Они лучше всех знали, что нечистая сила есть. Они, может, сами-то и были нечистой силой. (Хватается за голову.) Хорошо как стало. Вспышка, и как будто гвоздь из головы вынули.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Лешие не мельтешат больше перед глазами?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Какие лешие?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Которых ты видел в комнате.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. В какой комнате?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Значит, никакой нечистой силы нет?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Почему мы вообще говорим о нечистой силе?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не было связи с домом. (Набирает по мобильному номер.) Алло, Вера?.. Я звонил, почему не отвечала?.. Как разрядился?.. Ну хорошо, я скоро буду.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Я всё вспомнил!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Всё?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да.Владимир Николаевич незаметно выбрасывает за кулису колотушку.
Я вспомнил, мы собрались поговорить о параллельных мирах, нечистой силе и суевериях. Потом почему-то заговорили о юморе, стали стыдить зрителей за их всеядность, их тянуло к пошлым анекдотам. ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тянуло, но после встречи с нами ситуация резко улучшилась.
Петр Иванович внимательно смотрит на Владимира Николаевича.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Боком повернись.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Надо проверить, надо рассказать несколько анекдотов.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Молодой муж жалуется приятелю: «Жена такая оказалась аккуратистка, я, наверное, с ума сойду». Тот: «Так хорошо, что аккуратистка». Муж: «Хорошо?! Ночью встанешь воды попить, возвращаешься – постель убрана».
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не смешно и опять про постель.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Про постель, но без пошлости.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. В хорошем анекдоте, в настоящей сатире должна быть боль от какой-то социальной неустроенности, несправедливости, намек на глупость, на жадность, на какой-то общественный порок, на ущербность наших нравов.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Например?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Пожалуйста. Анекдот. В Госдуму поступил проект нового закона. Текст библейский – «Не укради». После обсуждения закона всеми фракциями поступило тридцать девять поправок.Владимир Николаевич и Игорь Алексеевич переглядываются.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. То есть ты хочешь сказать, что у нас в Госдуме…
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да.
Владимир Николаевич и Игорь Алексеевич поводят головой в знак сомнения.Предлагаю считать, что с чувством юмора ситуация остается пока тяжелой.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Стабильно тяжелой.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Духовное развитие, отягощенное суевериями, оставляет желать лучшего. (В зал.) На этом позвольте нашу встречу считать… (Игорю Алексеевичу.) Да?Игорь Алексеевич неожиданно плюет ему в глаз.
Ты что?! (Вытирает лицо.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как ячмень?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Ячмень прошел.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ну вот. А ты отвергал народные средства.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не все. И не средства, я отвергал суеверие, какую-либо связь вот этих записок и того, что здесь происходило.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кстати, одна записка осталась.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Прочитать?Владимир Николаевич и Игорь Алексеевич пожимают плечами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нам все равно. ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Мы теперь равнодушны к ним.
Петр Иванович собирается прочитать записку.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ и ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (одновременно поют) . «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке (крестятся) , а мимо пролетают поезда».
ПЕТР ИВАНОВИЧ (осуждающе качает головой, вертит записку) . Ничего нет, пустая. ( В зал .) Я вам еще раз говорю: никакой нечистой силы, ничего противоестественного, ничего таинственного на белом свете н-н-н-н… не су-су-су-су-су… (Владимиру Николаевичу и Игорю Алексеевичу.) Вот же твою м-м-м-м-м…
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. К-к-к-к-к-к…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Конечно?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (мотает головой) . К-к-к-к-к-к…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто спорит-то?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (мотает головой) . К-к-к-кланяемся.Все трое кланяются. За спиной у них сами по себе ползут по сцене два стула. На заднем плане проходит фигура в балахоне, на груди трафарет «АВЕНИР».
ЗАНАВЕС