Так что же происходит вокруг нее – розыгрыш или дурдом?
Оглянувшись вокруг, Елена четко поняла – никакой это не розыгрыш. Она заложница в сельском частном дурдоме.
Легче выполнить их требования и при удобном случае смотаться без выяснения претензий друг к другу.
– Я тебе нравлюсь? – На Елену смотрел Домовой с букетиком ромашек, колокольчиков и еще десятком полевых цветов в руках. – Я необычный и ласковый. В былые времена меня и женить хотели. Я, дурак, отказывался.
Глянув мимо старичка, Лена отметила скатывавшееся к горизонту солнце.
«Часов пять уже. Ничего себе пописать в лесок сбегала».
– Скажите мне честно, Домовой, не знаю, как вас по имени-отчеству. Вот вас лично из психдиспансера сюда насильно привезли, или вы по собственной воле к Ягине прибились?
Домовой подошел к крыльцу ближе, положил на ступеньки букетик, оставив себе ромашку.
– Переживаешь обо мне, значится. Это приятно. Любит, не любит… – начал он срывать лепестки с цветочка. – Но я те честно намекну, что именно ты и псих… Любит, не любит… Рази нормально всю жизнь, а у вас, у человеков, она совсем короткая, сидеть в бетонной коробке, в плохом воздухе и перекладывать бумажки?.. К сердцу прижмет, к черту пошлет…
– Но это работа. – Лена подняла букетик и разглядывала необыкновенно яркие и практически незнакомые цветы. – Работа, она дает деньги, чтобы жить. Общий труд развивает экономику, следовательно, благосостояние государства, а затем, по большому счету, играет роль в эволюции человечества.
Домовой нудно кивал в такт словам Лены и обрывал лепестки цветка, продолжая шептать: «Любит, не любит». Получилось «не любит».
Обидчиво откинув желтую серединку, он встал в «красивую» позу, отставив в сторону ногу и лапку.
– То, что сейчас вокруг тебя, Алена, – вечность и нормальное развитие эволюции. – Снизив пафосный тон, он встал нормально и потер голову. – А конторы ваши и технические средства – очередное временное недоразумение. Поверь, дорогая красивая человеческая женщина, я многое видал.
Сделав шаг вниз, Елена взяла Домового за руку и притянула к себе. Глаза его от неожиданности замигали, переключаясь с человеческого зрачка на кошачий, с поперечной складкой.
В голове Елены завертелись кадры изо всех мистических ужастиков, которые она видела. Но она с собой справилась.
– Домовой, честное слово, не виновата я, что сюда попала. Не нарочно. Подскажи за-ради бога, как мне смотаться отсюда побыстрее? Что сделать? А?
Открыв большущий рот, Домовой хотел ответить. Его глаза в начинающихся сумерках начали подсвечиваться желтым светом, лицо становилось милым и понимающим… Но именно в этот момент к крыльцу подошла Ягиня с тяжелой корзиной, полной овощей и зелени. Она и ответила на вопрос Елены, буднично перебирая травы, наложенные поверх овощей:
– Ребенка, естественно. Вот обряд соблюдем, и ты с Лешим энтим самым главным делом займешься.
Проскочив мимо нее, Домовой на секунду зашел в дом и тут же материализовался на крыльце в цветастой рубахе до колен.Ягиня нахмурилась, посмотрев на него.
– Ты чего такой расфуфыренный?
Огладив себя по небольшому животу, смочив длинным, в полметра, языком ладони, Домовой прилизал волосы и довольно заурчал:
– Предлагаю для чистоты эксперимента попробовать двойню.
– Придурок. – Ягиня дала Домовому звонкий подзатыльник.
Леший в разговоры не вступал, молча носил ведра с водой в баню.
Заметив у дома новое деревце, мешающее проходу к огороду, он выдернул его и закинул в лес. Деревце тут же впилось корнем в почву и даже распустило пару новых листьев.
– Что-то есть хочется, – расстроенно сказал Домовой.
Ягиня свободной рукой погладила его по голове.
– Давай, соображай сам, я при деле. Вон, ушастую возьми себе в подмогу. – Появившаяся у крыльца Мышь преданно поморгала в сторону Ягини и виновато на Елену. – А на Лешего с девкой не готовьте, им кушать сегодня не положено.
Мышь, прихватив сочную репку из корзины Ягини, забралась в избу.
Она сидела в раскрытом окне дома, держала передними лапами репу и аккуратно грызла ее, балансируя задними лапами на деревянной раме, стараясь, чтобы толстый зад не завалился внутрь или наружу.
Ее как раз потянуло влево, и снаружи стала видна Елена, стоящая у крыльца.
Мышь качнулась внутрь. Стала видна горница.
Не сняв праздничной рубахи, Домовой чистил грибы, ополаскивал в закопченной кастрюле и сбрасывал в большой котелок .
Ягиня, стоя у печи, крошила в старинную серебряную суповницу с вензелями двойной корень, вытащенный из общей кучи собранных трав. Она переоделась. На ней белое платье из старинных, ручной работы, кружев. На шее надета низка серебряных ожерелий.
Нож в руке у нее был тоже серебряный, стертый точильными камнями десятками, а может, и сотнями лет до узкого лезвия. Лицо серьезно. Ни одно движение она не делала «просто так» и сопровождала заговорами, отработанными и проверенными ведуньями за много столетий до прихода на Русь христианства.
– Исполнена Земля еси дивности. На море-окияне есть бел-горюч камень Алатырь никем не ведомый. – Вода в серебряном сосуде кипела, принимая волшебные травы. – Под камнем сокрыта сила могучая, и силе той нет конца…
Шепоту Ягини вторил шепот Домового. Он поглядывал на хозяйку со священным уважением. Но в его руках, к его неудовольствию, оказывались не особые травы, а морковь, картошка и лук. Резал овощи он молниеносно, сказывалась многовековая практика.
Раздумывая, Елена досчитала до ста и подошла к открытому окну.
Мышь, устроившись удобнее, слышала теперь и Ягиню, и Елену.
– Отпустите меня, пожалуйста. Отпустите. Меня ведь ищут, волнуются.
Домовой, забросивший в котелок нашинкованную соломкой морковь, утер картошечный нос с торчащими из него седыми волосками.
– Волнуются, Алена, об волнующих людях. А что на попойке тебя нету, никто и не замечает. Они скорее за водку волнуются, что мало ее.
Продолжая заговор над суповницей, Ягиня ни на кого внимания не обращала.
– Будь ты, сила могуча, в красной девице и добром молодце неисходно, а и жги ты, сила могуча, их кровь и сердце кипучее всю ночь…
Услышав, как ей показалось, полный мистический бред, Елена отошла от окна.
Невозмутимый Леший выставлял около колодца ведра воды. К нему Елена подойти не решилась. Вернувшись к окну, она категорично объявила:
– Не собираюсь я сидеть здесь двое суток.
Примерившись, она вгляделась в лес, наметила себе просвет между деревьями и пошла туда.
Мышь, зная, что из этого получится, хлюпнула носом и повернулась к противоположному краю поляны, откуда тут же и вышла Елена.
Ошалело оглянувшись, Елена пересекла край поляны и опять вошла в лес.
Мышь свесилась наружу для лучшего обозрения, стараясь не выронить огрызок репки. И точно, Лена вышла с другой стороны поляны. Мышь, давно не видевшая наглядного воплощения тутошнего феномена, с удовольствием насмешливо фыркнула.
Остальные мало внимания обращали на хождения Елены, только Домовой, вытаскивая огромный котелок на поляну, заворчал:
– Интересно, с какого раза она сообразит?
Второй раз выйдя из леса, в который, как ей казалось, она и не заходила, Лена встретилась взглядом с Лешим. Тот, относя в дом ведра с водой, задержался на минуту, серьезно глядя на нее.
Его взгляд Елене не понравился. Он говорил о никчемности ее попыток, об обязательности выполнения ее долга. Какого такого долга? Она у местных мифологических личностей в долг не брала и ничем им не обязана.
Стараясь не обращать внимания на подступающие летние поздние сумерки, Лена еще раз пересекла заколдованную поляну, теперь по самому длинному радиусу.
И в третий раз за сегодня, как только она вошла в лес, так перед нею появился просвет между деревьями. Оглянулась. Сзади виднелся такой же просвет.
– Оптический обман. – Елена села на теплый пень. – Лесной оптический кошмар.
Ее терпения хватило на десять минут. Вокруг шелестел темнеющий лес, от которого шел холод. Встав, Елена заплетающейся походкой побрела к дому.
Мышь, извернувшись, свесилась с окна до критической точки. В момент, когда на опушке появилась Елена, а сама Мышь решила куснуть репку, ее толстая попа перевесила, и Мышь грохнулась в крапиву, густо растущую под окном.
Ее терпения хватило на десять минут. Вокруг шелестел темнеющий лес, от которого шел холод. Встав, Елена заплетающейся походкой побрела к дому.
Мышь, извернувшись, свесилась с окна до критической точки. В момент, когда на опушке появилась Елена, а сама Мышь решила куснуть репку, ее толстая попа перевесила, и Мышь грохнулась в крапиву, густо растущую под окном.
– Костер! – крикнула из окна Ягиня. – И ты помнишь, только из березовых дров!
Леший в одно движение перенес дрова из поленницы на кострище. Они сами устроились в «шалашик». Леший просунул в середину сухую бересту, распрямившись, протянул руку. Опять поднялся легкий ветер, и из пальца вышла искра-молния. Костер зажегся и загудел ровным сильным пламенем.
Фокусы с огнем во все времена производили на людей впечатление, а уж на Елену, потерявшую ощущение реальности, в сумерках, в незнакомой местности…
Терять нечего – решила она и подошла к Лешему.
– Везде только этот дом. Я туда, – она показала рукой свои маршруты. – И тут же оттуда.
Леший поправил берестяной ободок на лбу, убрал в косу волосы.
– Тебе еще рано уходить.
Елене показалось, что мужчина и не произносил никаких слов, их прошелестел ветер.
– Слышь, ходунья, хватит ерундой заниматься, – выглянула в окно Ягиня. – Иди ты в баню! Тебя Мышь проводит.
– Я не умею, в бане… – растерянно стала объяснять Елена. – Я никогда не мылась в бане.
– По телевизору видела? – в шутку рассердилась Ягиня.
– Видела.
– Вот тогда веник тебе в руки и полотенце… – Ягиня выставила в окно руку с длинным расшитым красными нитками полотенцем. – На шею. Мышка поможет.
Выбравшись из крапивы, Мышь поморгала красивыми глазками и поспешила к бане. Елена побрела вслед за нею.
Баня была освещена свечами. Они рядами стояли на полках в предбаннике и в самой парилке. На выскобленной скамье лежала рубашка с длинным подолом.
Елена медленно разделась, сложила спортивный костюм и сняла кроссовки. Оставшись в носках, она сделала несколько шагов к двери в парилку, но тут ее аккуратно куснула за ногу Мышь. Она стояла перед Еленой и обеими лапами держала сухой дубовый веник, прижав его к своему пузу.
– Спасибо, – поблагодарила Елена и, нагнувшись, взяла веник.
Мышь не успокоилась и несколько раз ткнула лапой в носки. Поняв требование Мыши, Елена сняла носки и открыла дверь.
Слева от двери была сложена из кирпичей небольшая печь. Снизу горел огонь, сверху на кирпичах был вмазан огромный казан, и через отодвинутую крышку выходил пар кипящей воды. Рядом с печкой стояли деревянные ведра. Некоторые пустые, некоторые с холодной водой.
Мышь юркнула вслед за Еленой, запрыгнула на лавку и уселась рядом с деревянным ковшом.
Взяв ковш, Елена зачерпывала кипяток и выливала в пустое ведро. Неугомонная Мышь прихватила веник, положенный на лавку, и потащила к ведру. Елена замочила веник в кипятке. А дальше все пошло как-то само собой, видимо, проснулась память предков.
Елена ловко облила себя теплой водой, намылилась простым мылом, найденным на лавке. Затем в дело пошел веник, и она хлестала себя до тех пор, пока кожа не порозовела.
Напоследок облившись несколькими ведрами воды, Елена почувствовала себя заново рожденной и легкой.
В предбаннике Елена увидела крынку, прикрытую тряпицей. Под тряпицей оказался холодный хлебный квас. Выпив почти всю крынку, она заметила взгляд Мыши. Оторвавшись от кваса, Елена поставила напиток на лавку, и Мышь допила его.
Елена села на лавку и стала расчесывать волосы деревянным гребнем и рассматривала рубаху. Она была расшита красной шерстяной ниткой. Узор незнакомый, наверное, очень древний. По подолу шли женские треугольные фигурки с поднятыми руками, а между ними ромбы с точкой внутри. У ворота стелились красные цветы-вьюны с ягодами. Пройму украшали семь рядов крестиков.
Елена провела рукой по неровному льняному полотну и перевела взгляд на Мышь. Она сидела у ног Елены, доедала какой-то цветочек.
– Мы с Игорем все чаще на разных кроватях спим… – Елена взяла полотенце и промокнула волосы. – Полгода любовью не занимались. Маму с папой месяца два не видела, все только по телефону… Мне так страшно.
Мышь смотрела понимающе и сочувственно. Отложив полотенце и гребень, Елена встала и оглядела себя.
– А я вроде бы еще ничего, сойду?
Согласно кивнув, Мышь доела цветочек, потянулась к венику и оторвала дубовый листок. Лена погладила Мышь по голове, и она, шевельнув ухом, благодарно замигала большими глазами .
Надев рубаху, Елена огладила ткань.
– Ближе к телу, ближе к делу. С богом!
Через минуту она и Мышь шли к дому.
Ягиня вышла на крыльцо дома, держа перед собой на вытянутых руках серебряную суповницу. Под мышкой она удерживала треножник. Леший подскочил к ней, взял треножник и установил над костром.
Мышь, опередив Елену, уселась тут же, под окном, выбрав место помягче. Домовой выпрыгнул из окна и сел рядом с Мышью.
Не сомневаясь, что ее все слушают, Ягиня торжественно установила серебряный сосуд над костром.
– У нас пять минут времени после закипания варева. – Она впервые от души улыбнулась Елене. – Давай, краля, шевелись.
– Ягиня! – крикнул из-под окна Домовой. – Это… то есть того… а, может, все-таки правда двойню попробуем?
Зашипев, Ягиня обернулась, и лицо ее изменилось, став на секунду на тысячу лет старше.
– Не бузи, Домовой, не отвлекай девочку. Вишь, она на пределе? Нам адреналин в крови ни к чему.
Леший сидел на скамейке у колодца, скрестив руки. На нем не было рубахи, только льняные порты. Елена встала рядом с ним.
Распущенные волосы Лешего спускались на плечи и широкую спину. Плоский живот и рельефные руки говорили о его силе. Умные глаза и спокойствие уверенного в себе человека… Или полубога… С таким можно было прожить всю жизнь – но там, в другой жизни.
«А если другая жизнь мне только привиделась?» – неожиданно подумала Лена.
Леший был серьезен и сосредоточен, Елене передалось его настроение.
Невозможно было представить, что через несколько минут незнакомый мужчина дотронется до нее. И они, соприкасаясь голыми телами, будут заниматься не то сексом, не то любовью. Разве это возможно? И хочет ли она этого?.. Сосредоточившись, Елена прислушалась к внутреннему голосу… Если бы она могла избежать близости с Лешим, она бы с легкостью отказалась. Но если иного выбора нет, то она согласна… Очень даже согласна.
На поляне настала ночь. На небе серебрились звезды привычных созвездий, ярко светила луна, отбрасывая от людей и деревьев темные тени. Красным жаром дотлевал костер.
Лицо языческой богини в сполохах пламени менялось, становясь то моложе, то старше.
– …И грехом действо не будет, а только жизнь зародит, и жизнь утвердит… И пусть будет соблюден обряд сей… – прошептала Ягиня, взяла с огня костра серебряный сосуд голыми руками и передала его Лешему.
Леший встал, взял из рук Ягини суповницу и ждал дальнейшего, так же не ощущая горячего металла.
Ягиня сняла с шеи самый большой амулет на витой толстой серебряной цепочке. Амулет был похож на знак пацифиста, только с какими-то змейками и колокольчиками, Ягиня опустила его в суповницу, сосредоточенно зашептала заговор. Когда она вынула амулет, с него на траву упало несколько капель, ставших в свете луны перламутровыми.
– Получилось. – Ягиня подула на варево, и оно перестало парить, став холоднее.
Внимательно заглянув в варево и увидев что-то ему понравившееся, Леший медленно отпил несколько глотков и, повернувшись к Елене, отдал ей серебряную кастрюлю.
Испуганно взяв суповницу, Елена посмотрела сначала на Ягиню, затем оглянулась на дом, под окном которого сидели Домовой и Мышь, серьезно смотревшие на нее, и только потом она взглянула на Лешего. Он медленно кивнул, и она решилась.
– Я вот это выпью и пойду с ним? – Елена смущенно улыбнулась Ягине. – А только пусть он сначала ноги вымоет.
– Ой, я не могу на ее прагматичность, – Ягиня хохотнула. – Не боись, Алена, Леший изначально чистый.
– Ну и хорошо. – Елена собралась перекреститься, но Ягиня придержала ее руку.
– Вот это лишнее, это из других ритуалов. Позже пригодится.