…Дождь в Котону все еще идет, мешая Субисаррете в подробностях разглядеть противоположную сторону улицы: два недостроенных здания и маленький двухэтажный домишко между ними. Над домишком раскинула свои широкие листья пальма. Первый этаж занимает лавка с вывеской над тремя витринными стеклами:
prêt-а-porter
L E R E F L E T
Hommes & Femmes
«Прет-а-порте» – что-то из мира моды, это подтверждают два убогих манекена, выставленные в одной из витрин; посетителей в лавке нет. За то время что Субисаррета наблюдает за улицей, никто не зашел туда и никто не вышел. Прохожих тоже не видно, лишь изредка проезжают машины: приличные, хотя и подержанные иномарки, в основном – французские, «рено», «пежо» и «ситроены». Еще реже в поле зрения инспектора попадают велосипеды – всему виной дождь, слишком интенсивный. Но смотреть на улицу все же приятней, чем на номер за спиной.
Не то чтобы в номере было что-то отталкивающее: он не выглядит убогим, скорее – аскетичным. Кровать, стол с двумя стульями, встроенный шкаф. Беленые стены, старенький телевизор в углу. Единственное украшение номера – рисунок над кроватью, забранный в простенькую светлую рамку, он почти сливается со стеной. На рисунке изображена противоположная сторона улицы, с лавкой «La Reflet» и двумя манекенами в витрине. Единственное отличие от дождливого пейзажа за окном – бегло нарисованный несколькими легкими штрихами автомобиль.
В номере нет ничего ужасного, так почему же Субисаррета ощущает сосущую тоску в груди? Чего он ожидал, заселившись сюда?
Что ключ, найденный в Ируне, подойдет.
Так и случилось, хотя происшедшее до сих пор кажется инспектору чудом и находится за гранью его понимания.
На ключе, выданном портье, был такой же алюминиевый брелок с выбитым номером. Отсутствовала только пиктограмма треугольников. Икер поднялся в номер в сопровождении Жано и потом не стал сразу засовывать свой ключ в замочную скважину. Вот когда Жано уйдет…
Но молодой бенинец и не думал покидать Субисаррету и даже предложил свои услуги гида: да, ему понятно, что месье инспектор прибыл в Котону по делу, но почему бы не совместить полезное с приятным?
– Вы никогда не были в Африке?
– Нет.
– Я могу показать вам город. Лучшие места в Котону, деловые кварталы, океан…
Океан есть и в Сан-Себастьяне, так что вряд ли Субисаррету ожидают какие-то особые откровения.
– Не волнуйтесь, это не то, что обычно показывают туристам…
– Отличная идея, Жано. Спасибо за предложение, я обязательно им воспользуюсь.
– Как долго вы пробудете в Котону?
– Пока не знаю. Все будет зависеть от того, найду ли я здесь ответы на вопросы.
– И что это за вопросы?
Вполне понятное любопытство, но удовлетворить его Субисаррета не в состоянии. Слишком сомнительными выглядят предпосылки к визиту, слишком зыбкими: едва заметный адрес на стекле, ключ от гостиничного номера, книга об искусстве Бенина, аукционный каталог и регистрационные списки пассажиров британской авиакомпании «Би Эм Ай», самолет которой доставил Кристиана Платта из Котону в Женеву. Позиции Икера могла бы укрепить татуировка под коленом мертвеца, тем более что ответ специалиста по африканским культам Энеко Монтойи, которому Икер переправил снимки, обнадеживает: в ней использованы некоторые tattoo-мотивы племени бабонго, что может служить косвенным доказательством принадлежности носителя татуировки к культу бвити. Но в полицейском управлении Сан-Себастьяна сочли доводы инспектора не слишком весомыми, чтобы организовать ему поездку в Бенин за счет внутренних резервов. И дали Субисаррете ровно три дня, чтобы уладить бенинские вопросы за свой счет. А расследование дела на время отсутствия Субисарреты полностью легло на плечи Микеля, главная задача которого – обнаружить Виктора Варади, живым или мертвым.
Икер не слишком-то верит, что Виктор найдется.
И не слишком верит в удачу своей миссии в Бенине, и все же – он здесь.
– …Вопросы? К примеру, как переводится с французского «ренуво»?
– Для этого не стоило лететь в такую даль, – Жано улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы. – «Ренуво» – это обновление.
– Что-то похожее я и предполагал. А еще меня интересует, останавливался ли в этом отеле человек по имени Кристиан Платт.
– О каком периоде времени идет речь?
Как долго ключ с алюминиевым брелоком пролежал в боксе гостиницы-призрака? Пятна ржавчины на цепочке не должны сбивать с толку: находясь не в слишком благоприятных условиях металл довольно быстро подвергается коррозии. А в ирунской «Королеве ночи» были именно такие условия: тлен, запустение и едва заметный запах сырости. Но десяти дней (примерно столько прошло с момента, как Кристиан Платт покинул Котону) – явно недостаточно.
– Последние несколько месяцев. Может быть, полгода-год.
Жано нахмурился:
– Попытаюсь узнать, но немедленного результата не обещаю. Вы же видели ресепшен – у них даже компьютера нет. Запись ведется по старинке, в регистрационных книгах, и не особенно тщательно. Любому, кто расплачивается наличными, ничего не стоит указать вымышленное имя, проверять его документы никто не станет. Я уже говорил вам – европейцы здесь не селятся, они предпочитают отели в центре. У вас есть фотография этого человека?
– Есть. Но это – мертвый человек.
– Ничего страшного, – снова улыбнулся Жано. – У нас, африканцев, доверительные отношения с мертвыми.
…Бенинцы – приятные люди.
Радушные, улыбчивые, всегда готовые помочь. Небольшие денежные вливания приветствуются, но вовсе не являются обязательными: бенинцы могут поделиться информацией бесплатно. Совершенно бесплатно работники отеля, сгрудившиеся на ресепшене, сообщили сопровождавшему Субисаррету Жано, что мертвец с фотографии не снимал номер в «Королеве ночи» в указанный временной промежуток. Ожидая вердикта, Икер наблюдал за ежесекундно менявшимися физиономиями персонала. Сначала их синхронно посетило ощущение собственной значимости (еще бы, к ним за помощью обратился полицейский!): оно сопровождалось улыбками, раздуванием щек и вытягиванием шей. Но, по мере того как фотография переходила из рук в руки, радостное возбуждение гасло. А потом и вовсе сошло на нет. В финале улыбки сменила самая настоящая скорбь, что больше соответствовало мрачному сюжету снимка.
– Нет, – сказал Жано, подойдя к ожидавшему его инспектору. – Этот человек здесь не появлялся, но всех живо интересует, что с ним произошло.
– Его убили. А я здесь только потому, что покойный бывал у вас в Котону и, кажется, вел какие-то дела.
– Но почему вы решили, что он останавливался именно здесь?
– Скажем, у меня были основания так полагать.
– Не стоит отчаиваться. Я попросил послать за хозяином. Быть может, он вспомнит.
– Вы знаете хозяина?
– Нет, но мне сообщили, что всем здесь заправляет он, и всех гостей встречает тоже он. Два дня назад он уехал в Порто-Ново, но к вечеру должен вернуться. Если у вас нет особых планов на день, я покажу вам город.
Субисаррета не особенно расположен к экскурсиям, единственное, чего ему хочется: побыстрее остаться одному. Его надежды на то, что картина происшедшего в Сан-Себастьяне приобретет ясность, стоит лишь отойти на несколько шагов, не оправдалась. На море царит полный штиль – как на картинках в комиксах про малютку Мафальду. И то, что Субисаррета смотрит на него с противоположной стороны (со стороны Африки), никак не отражается на линии горизонта. Она безмятежна, все тайны скрыты глубоко под водой.
Вот уже несколько дней, начиная с вызова в номер, где произошло убийство, Икер пытается увязать имеющиеся факты хоть в какое-то подобие версии. Но результаты плачевны, и до сих пор не выяснен мотив. У главного подозреваемого, Виктора Варади, не было никаких резонов убивать незнакомого ему человека. Виктор – обычный парень, он не имеет никакого отношения к антиквариату, Бенину и даже Швейцарии. Последние несколько лет он не покидал Сан-Себастьян, работал официантом, работал портье, что выдает в нем полное отсутствие амбиций. На его счету в банке лежит умопомрачительная сумма в 789 евро, хотя за квартиру он платит исправно. Он никогда не был в Англии, откуда родом Кристиан Платт. Любовь к ретрозвезде Рите Хейворт характеризует его как неисправимого романтика. Любовь к кошкам характеризует его как человека нежного и сентиментального. Любовь к мармеладу не характеризует его никак. Из остальных характеристик: Виктор абсолютно адекватен, вежлив и дисциплинирован. Не употребляет наркотики, не употребляет спиртное, никогда не посещал казино. Словом, ничего такого, что могло бы спровоцировать спонтанное проявление агрессии.
Виски в холодильнике Виктора Субисаррета сознательно оставляет за скобками – иначе снова пришлось бы вернуться в жалкую квартирку в Ируне. К мистическому окну, несуществующему дождю на стоянке и неоновой надписи «D.O.A.». Самодельным комиксам и странным фотографиям в ванной. «Странные» – исчерпывающий эпитет, он завязан сам на себе – подобно змее, которая кусает себя за хвост. Ничего нового к делу Кристиана Платта фотографии Виктора не прибавляют, под каким углом на них ни смотри. То же относится к «D.O.A.»: Субисаррета убил на кассету Виктора полтора часа, и фильм оказался не менее эффектным, чем название —
Виски в холодильнике Виктора Субисаррета сознательно оставляет за скобками – иначе снова пришлось бы вернуться в жалкую квартирку в Ируне. К мистическому окну, несуществующему дождю на стоянке и неоновой надписи «D.O.A.». Самодельным комиксам и странным фотографиям в ванной. «Странные» – исчерпывающий эпитет, он завязан сам на себе – подобно змее, которая кусает себя за хвост. Ничего нового к делу Кристиана Платта фотографии Виктора не прибавляют, под каким углом на них ни смотри. То же относится к «D.O.A.»: Субисаррета убил на кассету Виктора полтора часа, и фильм оказался не менее эффектным, чем название —
Мертв по прибытии.
Лусии он точно не понравился бы.
Он – старый. Старый и черно-белый. Запутанная история о парне, отравленном медленным ядом (то ли полонием, то ли иридием). Жить ему осталось двадцать четыре часа, и за это время нужно выяснить, кто и почему совершил убийство. Сделать это тем более сложно, что никаких врагов у скромного нотариуса Фрэнка Бигелоу (так зовут парня) нет. В фильме полно гангстеров, полицейских и роковых красоток, но Рита Хейворт там не играет.
Еще три часа ушло у Субисарреты на осмысление смерти Фрэнка. К ней привела цепь случайностей (применимо ли это к смерти Альваро? а к смерти Кристиана?). Та же цепь обычно ведет к любви, но разглядеть любовь удается в самый последний момент.
Когда ничего уже не исправишь.
Нельзя сказать, что время, потраченное на просмотр, оказалось потерянным: Икера не покидает чувство, что в фильме заключено некое послание. Пусть и не такое явное, как увековеченное в граффити кошачье «Hisss!», которое привело инспектора к удивительным находкам в боксе ирунской гостиницы. Если бы у него была точка отсчета, хоть какой-нибудь ключ! Но ключа нет – и не факт, что он найдется здесь, в Бенине.
Весь перелет до Котону Субисаррета изучал блокнот: он действительно принадлежит Альваро, но рисунков в нем немного, чуть больше десятка. В основном пейзажи, обилие пальм поражает. Пальмы растут и в Сан-Себастьяне, но это не Сан-Себастьян и не какой-нибудь другой европейский город. Низкорослые хибарки с плоскими крышами, утыканные антеннами, или просто бетонные коробки с небольшими оконцами. Ни одного архитектурного объекта, по которому можно было идентифицировать хотя бы регион, в блокноте нет. Нет и жанровых сценок (конек Альваро), хотя это не означает, что их вовсе не было: половина, а то и две трети листов аккуратно вырезаны.
Даты, скрупулезно проставленные в правом нижнем углу, говорят лишь о том, что Альваро заполнил страницы в достаточно короткий временной промежуток: с шестого по восьмое октября.
Что ж, приходится констатировать, что надежды инспектора на блокнот не оправдались. Как и надежда узнать что-либо конкретное о жизни Кристиана Платта. Чем он занимался последние пять лет, после того как покинул Англию, неизвестно. В его паспорте, подлинность которого сомнений не вызывает, не так уж много виз. Отчасти это связано с английским гражданством, предполагающим безвизовое сообщение с большинством стран. Из имеющихся можно отметить несколько африканских, включая Бенин. Но камбоджийской визы, на которую втайне надеялся Субисаррета, не нашлось. Каким образом в подлинном паспорте Кристиана Платта оказалась подлинная фотография Альваро Репольеса тоже неизвестно. Остается утешать себя мыслью, что люди, вживившие в затылок Альваро хитрый чип, способны еще не на такие фокусы. Но кто стоит за людьми, стоящими за Альваро-Кристианом? Тайная международная организация, штампующая своим членам татуировки? Мафиозная структура?
Во что ты вляпался, Альваро?
Ответ хотя бы на часть вопросов мог дать Костас Цабропулос, царь горы из «Марии Кристины». Или хотя бы отпечатки его пальцев, они неожиданно всплыли в картотеке и связаны со старинным, едва ли не двадцатилетней давности делом. Костас Цабропулос проходил по делу о международной торговле оружием, в том числе и на африканском континенте. Поначалу он рассматривался как один из подозреваемых, но впоследствии все обвинения с него были сняты полностью. И последние двадцать лет он ведет вполне респектабельную жизнь финансового аналитика, свободно перемещаясь по всему миру. Но последние события говорят о том, что жизнь эта не так респектабельна, как может показаться на первый взгляд.
…Наверное, Субисаррете нужно было принять приглашение Жано и отправиться в город, но он остался в гостинице.
Когда наступит вечер?
Когда закончится чертов дождь?
И что делать с ирунским ключом, который подошел к гостиничной двери в Котону? Субисаррета без труда вставил его в замок: так же легко дверь открылась. Обратные манипуляции тоже увенчались успехом, что дальше?
Чьи следы искать здесь – Альваро Репольеса, художника? Или Кристиана Платта, живо интересующегося искусством Бенина? Не успел Субисаррета подумать об этом, как в дверь осторожно постучали.
Жано.
– Вы не уехали? – удивился инспектор.
– Я собирался, – лицо бенинца осветилось виноватой улыбкой. – Но потом решил заглянуть в бар наверху. А когда спустился – увидел хозяина. Это хорошая новость.
– Он уже вернулся?
– Да. Раньше, чем предполагал. И готов поговорить с вами. Это еще одна хорошая новость.
– Есть и плохие?
– Нет. Бенинцы не любят плохих новостей.
Таонга (так звали хозяина) оказался невысоким щуплым мужчиной лет пятидесяти. При виде европейца, он склонил голову и приложил руки к груди, а потом что-то тихо сказал Жано.
– Хозяин спрашивает, понравился ли вам его отель? – перевел новый знакомый инспектора. – Он приложит все силы, чтобы вы чувствовали себя здесь хорошо.
– Передайте ему, что все в порядке.
– Может быть, есть какие-то пожелания?
– Мне бы хотелось побыстрее перейти к существу дела.
– Я понял, да.
После обмена интернациональными улыбками, в котором принял участие и Субисаррета, Жано положил на стойку фотографию, а Таонга углубился в ее изучение. В его лице ничего не изменилось: все та же застывшая улыбка и блаженно прикрытые глаза. В какой-то момент улыбка стала еще шире, и хозяин заговорил, переводя взгляд с Икера на Жано.
– Он знает этого человека, – сообщил Жано и добавил от себя. – Это можно считать хорошей новостью?
Лучшей с того момента, как самолет Икера приземлился в международном аэропорту Котону!
– Он снимал здесь номер больше года назад, может быть, около полутора лет назад, точнее Таонга сказать не может.
– Таонга так хорошо его запомнил?
– За это время в «Королеве ночи» останавливалось не слишком много европейцев, так что запомнить было нетрудно. Одна французская пара, один репортер, два англичанина, которые каждый день напивались в хлам и разбили телевизор. И вы.
– Меня интересует только этот человек.
– Он выглядел не совсем так, как на фотографии, вот что сказал Таонга.
– Что значит – «не совсем так»?
– Он покинул гостиницу живым, а не мертвым.
– Как долго он здесь прожил?
– Несколько дней. Три, может быть, четыре. Он всем остался доволен.
– Кто-нибудь навещал его?
– Вроде бы нет. И он не был похож на туриста.
– Не был похож на туриста?
– Он ничего не купил, – Жано снова о чем-то пошептался с хозяином и продолжил: – Таонга хорошо помнит французов – каждый день они возвращались груженые покупками. Англичане тоже приобрели несколько сувениров на соседнем рынке. Репортер расспрашивал его, где можно приобрести бронзовые изделия в подарок. А этот человек ничего не купил. Он уходил и приходил с пустыми руками.
– Он заказывал такси?
– Таонга не совсем уверен, но его всякий раз ждала машина. Она останавливалась напротив, у лавки. Да, вот еще что: он не всегда ночевал в номере.
– Таонга помнит даже это?
– Белые люди в его гостинице – большая редкость, – снова напомнил Жано. – Не удивительно, что к ним приковано внимание.
Как будто в подтверждение этих слов Таонга быстро закивал головой, а потом заговорил снова.
– Тот человек уехал внезапно. Он расплатился, оставил довольно щедрые чаевые, но забыл вернуть ключ от номера.
– Да-да, забыл, – машинально подтвердил Субисаррета.
– Это не такая большая потеря, как разбитый англичанами телевизор…
– Безусловно. А почему хозяин решил, что тот человек уехал внезапно?
– Он ушел из гостиницы утром, но вскоре вернулся. Он даже не поднимался в номер. Расплатился у стойки и снова ушел. Больше Таонга его не видел.
– А вещи?
– У него была только маленькая дорожная сумка, с которой он не расставался. Оттого Таонга и решил, что тот человек – не турист. Французы приезжали с двумя чемоданами, и им еще пришлось докупить третий. У англичан был один чемодан на двоих, но очень большой. У репортера – рюкзак и кожаный ящик для аппаратуры…