— Я слыхал, что есть такие, кто молится берсеркерам, но как-то не ожидал встретиться с одним из них.
Из коридора донеслись приглушенные расстоянием крики, послышался топот бегущих ног. Внезапно для Митча самым важным стало одно: кто получит подкрепление — он или Катсулос?
— Скоро мы будем повсюду! — громогласно изрек Катсулос. — Сейчас мы здесь и захватим корабль. Мы воспользуемся им, чтобы спасти ипостась нашего бога, обращающуюся вокруг гипермассы. И поднесем зложитя Карлсена Марсу, и отдадим ему себя. И в Марсе обретем жизнь вечную!
Поглядев Митчу в лицо, он схватился за пистолет в тот самый миг, когда Митч ринулся вперед.
Катсулос попытался увернуться, Митч не сумел за него толком ухватиться, и оба растянулись на полу. Увидев, как ствол пистолета поворачивается к нему, Митч отчаянно нырнул под прикрытие ближайшего ряда кресел. Пистолет грохнул, вокруг Митча посыпались щепки. Через миг он уже снова несся вперед, пригнувшись, вбежал в храм Венеры через одну дверь и выбежал в другую. Не успел Катсулос прицелиться для второго выстрела, как Митч одним скачком одолел ведущую вниз лесенку и выбежал.
Как только он оказался в коридоре, со стороны кубрика послышалась стрельба, так что Митч избрал противоположное направление — к каюте Хемфилла. На повороте в нужный коридор тип в черном мундире заступил дорогу, нацелив в него пистолет. Митч налетел на него, не задумываясь, застав полицейского врасплох. Пистолет запоздало выстрелил, когда Митч уже отбил его в сторону, а затем своей инерцией сшиб типа в черном мундире, уселся на него и тузил кулаками и локтями, пока тот не затих.
Затем с трофейным пистолетом в руке поспешил к двери Хемфилла. Он даже не успел постучать, когда дверь скользнула в сторону и тотчас же закрылась, как только он запрыгнул внутрь.
Покойный черный мундир сидел, привалившись к стене, уставив на Митча невидящие глаза. В груди его зияла россыпь пулевых отверстий.
— Добро пожаловать, — сухо проронил Хемфилл. Он стоял, положив левую ладонь на панель управления, поднявшуюся из тайника в огромном письменном столе, а в правой небрежно сжимая рукоять автоматического пистолета. — Смахивает на то, что нас ждут более серьезные трудности, нежели мы предполагали.
Сидя в полутемном отсеке, где спрятался Дзор, Люсинда смотрела, как он ест. Сразу же после его бегства девушка начала методично обшаривать корабль, шепотом окликая его, пока Дзор наконец не откликнулся. С той поры она стала украдкой приносить ему еду и питье.
Он оказался старше, чем ей показалось с первого взгляда, — примерно ее ровесник. В углах его глаз залегли морщинки подозрительности. Как ни странно, чем больше Люсинда ему помогала, тем подозрительнее становился взгляд Дзора. Вот и сейчас он оторвался от еды, чтобы спросить:
— Что ты собираешься делать, когда мы попадем к Ногаре и искать меня на корабль поднимется сотня человек? Тогда они быстро меня найдут.
Ей хотелось открыть Дзору план Хемфилла по спасению Карлсена. Как только Иоганн Карлсен будет на корабле, никому больше не придется бояться Ногару — во всяком случае, так Люсинде казалось. Но из-за подозрительности Дзора по отношению к ней Люсинда колебалась, не решаясь доверить ему тайну.
— Ты же знал, что рано или поздно тебя поймают, — парировала она. — Так зачем же бежал?
— Ты не знаешь, каково быть заключенным.
— Знаю.
Дзор пропустил ее возражение мимо ушей.
— Меня тренировали для боев с другими на арене. Потом отобрали меня из числа прочих и начали тренировать для чего-то худшего. Теперь они щелкают выключателем где-то там, и я начинаю убивать, как берсеркер.
— В каком это смысле?
Забыв о пище, Дзор прикрыл глаза.
— По-моему, они хотят, чтобы я осуществил покушение на какого-то человека. Чуть ли не каждый день они совали меня в храм Марса, доводили до помешательства и тут же подсовывали изображение этого человека. Всегда одно и то же лицо и один и тот же мундир. А я должен уничтожить изображение мечом, пистолетом или что там найдется под рукой. Когда они щелкают этим выключателем, у меня уже нет выбора, я собой не владею. Они выпотрошили меня и набили своим безумием. Они безумцы. По-моему, они и сами захаживают в храм, включают свое вонючее безумие и упиваются им перед своим идолом.
Дзор еше ни разу не выкладывал Люсинде так много единым духом. Она не знала, много ли в его словах правды, но ощутила, что сам он искренне в это верит.
— Дзор, — взяла она его за руку, — мне о них кое-что известно. Вот почему я тебе помогаю. Но я видела людей, прошедших настоящее промывание мозгов. Тебя на самом деле не уничтожили, со временем ты оправишься.
— Они хотят, чтобы я выглядел нормальным. — Он открыл глаза, все еще настороженные и подозрительные. — Кстати, а ты-то почему на этом корабле?
— Потому. — Люсинда устремила взор в прошлое. — Два года назад я встретила человека по имени Иоганн Карлсен. Да, того самого. Я провела с ним минут десять... если он еще жив, он наверняка позабыл меня, но я в него влюбилась.
— Влюбилась! — фыркнул Дзор и принялся ковырять в зубах.
«А может, только подумала, что влюбилась», — мысленно уточнила Люсинда. В этот самый миг, разглядывая Дзора, понимая и прощая его угрюмую недоверчивость, она осознала, что больше не в состоянии отчетливо увидеть лицо Карлсена.
Что-то вдруг ударило по натянутым нервам Дзора. Подскочив, он выглянул в коридор.
— Что за шум? Слыхала? Будто бы бой.
— Итак, — голос Хемфилла звучал сумрачнее обыкновенного, — уцелевшие члены экипажа забаррикадировались в кубрике, окружены и вынуждены постоянно отбивать атаки. Треклятые обожатели берсеркеров захватили мостик и машинное отделение. Одним словом, они фактически захватили весь корабль, за исключением вот этого. — Он похлопал ладонью по пульту, поднявшемуся из тайника в невинном с виду письменном столе Ногары. — Зная Фелипе Ногару, я подумал, что главный пульт должен быть в его каюте, а увидев полицию, решил, что пульт может мне понадобиться. Поэтому и разместился здесь.
— А чем он управляет? — поинтересовался Митч, вытирая руки после того, как оттащил труп в туалет. Неужели Катсулос настолько глуп, что послал к верховному адмиралу одного-единственного человека?
— Полагаю, с него можно отменить любую команду, посланную с мостика или из машинного отделения. С его помощью я могу открыть и закрыть большинство дверей и люков корабля. Да, еще обнаружились сотни камер, спрятанные в разнообразнейших местах и передающие изображение на этот экранчик. Поклонники берсеркеров никуда не полетят на этом корабле, пока не переделают уйму работы и не выкурят нас из кабины.
— Боюсь, нам тоже никуда не улететь. Вы не знаете, что стало с Люси?
— Нет. Возможно, она и этот Дзор на свободе и сумеют нам чем-нибудь помочь, но рассчитывать на это не стоит. — Хемфилл указал на миниатюрный экран. — Это помещения гауптвахты и тюрьмы под трибунами арены. Если все эти одиночные камеры заняты, там в общей сложности около сорока человек.
— Хорошая мысль. Думаю, они опытные бойцы и уж наверняка любви к черным мундирам не питают.
— Я мог бы поговорить с ними отсюда, — вслух раздумывал Хемфилл, — но как освободить и вооружить их? Дверями их камер я управлять не могу, хотя и отрезал врага от этого сектора, во всяком случае, на какое-то время. Скажите-ка, с чего завязалась заваруха? Что послужило толчком?
Митч выложил Хемфиллу все, что узнал.
— Прямо смех берет. Сектантам в голову пришла та же идея, что и вам: подогнать корабль к гипермассе и отправиться за Карлсеном. Однако, разумеется, они хотят отдать его берсеркерам на растерзание.
Митч тряхнул головой:
— Я считаю, что для этой миссии Катсулос самолично отобрал сектантов из полиции. Должно быть, их больше, чем нам казалось.
Хемфилл лишь плечами пожал. Быть может, он прекрасно понял этих фанатиков, в точности копирующих его самого, но со знаком минус.
Теперь Люсинда не хотела ни покидать Дзора, ни отпустить его. Как затравленные звери, пробирались они по коридорам, которые девушка прекрасно изучила за время долгих прогулок в попытке рассеять тревогу. Стараясь держаться подальше от шума боя, она вела Дзора туда, куда он хотел.
Выглянув из-за последнего угла, он обернулся, чтобы прошептать:
— У дверей гауптвахты никого.
— Но как ты туда проникнешь? Опять же, какие-нибудь стервятники могут оказаться внутри, а ты безоружен.
— А что мне терять? — беззвучно рассмеялся он. — Жизнь? — и нырнул за угол.
Внезапно Митч впился пальцами в предплечье Хемфилла.
— Смотрите! Дзор там, ему пришло в голову то же, что и вам. Откройте же ему дверь, скорее!
Большинство расписных стенных панелей в храме Марса было снято, и двое черных мундиров копались в открывшихся схемах, пока Катсулос сидел на алтаре, наблюдая за продвижением Дзора через собственные секретные камеры. А увидев, что Дзора и Люсинду впустили в гауптвахту, взвился, как коршун.
— Быстрее, включайте луч и сфокусируйте на нем! Перебаламутьте ему мозги! Он так всех поубивает, а после мы без спешки разберемся с остальными.
Двое помощников Катсулоса торопливо подчинились, стыкуя кабели и ориентируя направленную антенну.
— Это тот, которого вы тренировали для покушения на Хемфилла? — полюбопытствовал один.
— Да. Его энцефалограмма на графике. Фокусируйтесь на нем быстрей!
— Отпусти их и вооружи! — грохотало изображение Хемфилла с экрана гауптвахты. — Парни! Сражайтесь на нашей стороне, и я обещаю вернуть вам свободу, когда корабль снова будет нашим. А еще я обещаю, что мы захватим с собой Иоганна Карлсена, если он жив.
Посул свободы исторг из глоток заключенных дружный рев, а имя Карлсена — еще один.
— Да с ним мы отправимся хоть на сам Эстил! — крикнул один заключенный.
Когда луч из храма Марса ударил отвесно вниз, никто не ощутил его, кроме Дзора. Остальным заключенным не вколачивали в голову условный рефлекс, подвергая их обработке снова и снова, а накал их эмоций был и без того высок.
Едва Дзор взял ключи от камер, как луч угодил в цель. Гладиатор понял, что происходит, но поделать ничего не мог. В приступе гнева он швырнул ключи, сорвал с кронштейна на стене автомат и одним выстрелом вдребезги разбил лицо Хемфилла на экране.
Еще не угасшим уголком сознания Дзор ощущал отчаяние, будто тонущий, понимая, что не сможет противостоять дальнейшему.
Как только Дзор выстрелил в монитор, Люсинда догадалась, что с ним вытворяют.
— Дзор, не надо! — и упала перед ним на колени. На нее поглядел невообразимо жуткий лик Марса. Но девушка крикнула Марсу в лицо: — Дзор, остановись! Я люблю тебя!
Марс захохотал над ее любовью — или пытался захохотать. Но никак не мог направить оружие на нее. Дзор рвался изо всех сил, пытаясь вернуться в собственное лицо, и уже отчасти проглянул сквозь бронзовый лик.
— И ты любишь меня, Дзор, я знаю. Даже если тебя вынудят убить меня, помни, я знаю это.
И тут Дзор, отчаянно уцепившийся за остатки рассудка, ощутил прилив целительной силы, воспротивившейся могуществу Марса. Перед его глазами заплясали рисунки, однажды мельком виденные в храме Венеры. Ну конечно! Там наверняка встроен противодействующий излучатель, и кто-то сумел включить его.
Дзор выкладывался до последнего, выплеснул все силы до капли. А затем увидел перед собой Люсинду — и нашел в себе неисчерпаемый кладезь новых сил.
Он вознесся над слепящей яростью, как пловец, выныривающий из пучины с пылающими от удушья легкими. Поглядел на свои руки, стиснувшие автомат. И заставил собственные пальцы начать разжиматься. Марс все еще орал на него, все громче и громче, но могущество Венеры нарастало с каждым мгновением. Ладони Дзора раскрылись, бросив оружие.
Как только оказавшиеся на свободе гладиаторы вооружились, бой окончился, едва начавшись, хотя никому из идолопоклонников и в голову не пришло сложить оружие. Катсулос и двое его приспешников сражались до последнего в храме Марса, включив излучатель Ненависти на полную мощность, под рев записанных на пленку голосов, возглашающих гимн поклонников Марса. То ли Катсулос все еще надеялся довести своих врагов до самоуничтожительного бешенства, то ли таким образом воздавал хвалу своему истукану.
Так или иначе, вся находившаяся в кумирне троица в полной мере испытала воздействие излучения на себе. Митч всякого повидал на своем веку, но когда наконец удалось взломать дверь храма, даже он был вынужден на миг отвести глаза.
Хемфилл же выразил только удовлетворение, узрев кульминацию поклонения Марсу на борту «Нирваны-2».
— Давайте-ка первым делом позаботимся о мостике и машинном отделении. Затем можно убрать эту помойку и трогаться в путь.
Митч с радостью последовал был за ним, но тут его на минутку задержал Дзор.
— Так это вы включили контризлучатель? Если да, я обязан вам больше чем жизнью.
— Какой еще контризлучатель? — недоуменно воззрился на него Митч. — О чем это вы?
— Но должен же быть...
Когда все остальные поспешили прочь, Дзор остался на арене, с благоговением разглядывая тонкие стены храма Венеры, просто не способные вместить излучатель. Затем, услышав призыв Люсинды, заторопился к ней.
На полминуты над ареной воцарилась тишина.
— Аварийная ситуация ликвидирована, — провозгласил через интерком механический голос, обращаясь к рядам пустых кресел. — Корабельный архив возвращается в нормальный режим работы. Последний заданный вопрос касался сути замысла конструкции храмов. Стих Чосера, относящийся к храму Венеры, на языке оригинала гласит:
I recche nat, but it may bettre be
To have victorie of hem, or they of me —
So that I have my lady in myne armes.
For though so be, that Mare is god of armes,
Youre vertu is so greet in hevene above
That if yow list, I shal wel have my love...[7]
А Венера, по пояс возносящаяся над мерцающими волнами, лишь улыбалась.
Верования и чувства людей всегда отражались на их мировоззрении. Можно без труда построить машины, способные видеть в более широком спектре, воспринимать каждую длину волны точь-в-точь такой, какая она есть, не искаженной ни любовью, ни ненавистью, ни благоговением.
И все же человеческому глазу дано видеть больше, чем объективу машины.
ЛИК ТЬМЫ
Минут пять прошло без явных перемен, и Карлсен понял, что есть шанс пожить еще немного. И как только это произошло, его разум осмелился, если можно так выразиться, отверзнуть очи и узреть хляби космические и то, что они вмешают.
Какое-то время Карлсен не мог даже пальцем шелохнуть; минуту-другую ему казалось, что рассудок просто-напросто не выдержит.
Сидя в хрустальной сфере катера — этакой елочной игрушке футов двенадцати в диаметре, — он начал озираться. Военная судьба забросила его сюда, задержав на пол пути вниз по глубочайшему гравитационному колодцу в известной Вселенной.
На незримом дне колодца притаилось столь массивное светило, что ни единый квант видимого света не в состоянии ускользнуть от него. Пытаясь скрыться от врага, катер дождевой капелькой падал сюда около минуты, и теперь отделен от нормального пространства неким неизмеримым расстоянием. Минуту падения Карлсен провел в молитве, добившись чего-то сродни умиротворению и считая себя уже покойником.
Но спустя минуту внезапно обнаружил, что падение прекратилось. Катер вроде бы лег на орбиту — орбиту, где еще не бывал человек, среди пейзажей, не виденных ни единой живой душой.
Он будто оседлал грозу, воюющую с закатом; непрестанная беззвучная круговерть заполонила половину небес, будто недалекая планета. Но эта кипень туч была неизмеримо больше любой планеты, обширнее даже самых гигантских звезд. И ее ядром являлось сверхтяжелое светило весом в миллиард солнц.
Тучи образовались из межзвездной пыли, стягиваемой сюда притяжением гипермассы; в падении они обретали статический заряд, порождавший практически непрерывные разряды молний. Ближайшие вспышки, впереди по курсу, Карлсен видел бело-голубыми; но большинство вспышек, как и большинство туч, находилось далеко внизу, так что свет сюда доходил уже багрово-красным, растратив свою энергию на восхождение по этому крохотному участку циклопической гравитационной пропасти.
Крохотное суденышко Карлсена имело собственную искусственную гравитацию, неизменно поворачиваясь днищем книзу, так что Карлсен видел багровое сияние прямо сквозь прозрачную палубу, между ботинками скафандра. Он сидел в массивном кресле, установленном в центре сферы и заодно совмещающем в себе функции пульта управления и системы жизнеобеспечения. Под палубой находился еще один непрозрачный объект — небольшой, но мощный тахионный двигатель. Все остальное вокруг Карлсена представляло собой прозрачное стекло, удерживающее воздух внутри, не пропускающее радиацию извне, но оставляющее взор и душу нагими перед окружающими безднами космоса.
Достаточно освоившись, чтобы снова двигаться, Карлсен набрал в грудь побольше воздуха и попытался запустить двигатель, чтобы вознестись отсюда. Как он и ожидал, даже полная тяга не дала ни малейшего результата. С равным успехом можно было пытаться укатить отсюда на велосипеде.
Даже минимальное изменение диаметра орбиты обнаружило бы себя тотчас же, потому что катер завис в фиксированном положении среди узкого пояса метеоритов и пыли, протянувшегося к бескрайней багряной панораме внизу, будто волоконце к веретену. Но прежде чем волокно могло хоть сколько-нибудь изогнуться в грандиозное орбитальное кольцо, оно сходило на нет вдали, свиваясь с другими волокнами в более толстую нить.
Эта нить, в свою очередь, свивалась с другими нитями в более плотный пояс и так далее, один порядок масштабов за другим, пока наконец (в сотнях тысячах миль впереди? в миллионах?) первый изгиб грандиозного витого кольца не становился хоть сколько-нибудь заметным; а затем дуга, в этом месте раскрашенная молниями во все цвета радуги, быстро темнела, уходя из виду за ужасный горизонт пылевого облака вокруг гипермассы. Фантастический облачный горизонт, который наверняка находился в миллионах миль впереди, надвигался прямо на глазах у Карлсена. Уж такова была скорость его орбиты.