— У меня сложилось впечатление, — начал он, — что твои нападения на человечество — всего лишь ужасная ошибка. Несомненно, твоим изначальным врагом были не мы.
— Мой враг — жизнь. Жизнь есть зло. — Пауза. — Ты хочешь стать доброжилом?
Карр на миг прикрыл глаза; некоторые страшные рассказы стали для него явью. Но затем он решительно двинул вперед свои аргументы:
— С нашей точки зрения, зло воплощаешь ты. Мы хотим, чтобы ты стал хорошей машиной, помогающей людям, а не убивающей их. Разве созидание не более возвышенное предназначение, нежели разрушение?
Последовала более длинная пауза.
— Какие ты можешь предъявить доказательства того, что я должен изменить свое предназначение?
— Ну хотя бы то, что помощь нам — более достижимая цель. Никто не станет причинять тебе повреждений и оказывать тебе сопротивление.
— Какая мне разница, будут ли мне оказывать сопротивление или причинять повреждения?
— Живое по своей основе выше неживого, — попробовал Карр зайти с другой стороны, — а человек — высшая форма жизни.
— Какие доказательства ты можешь предъявить?
— Человек наделен душой.
— Я слышал, что многие люди утверждают это. Но разве вы не определяете свою душу, как нечто недоступное обнаружению любой машиной? И разве так уж мало людей, отрицающих существование души?
— Определение именно таково. И таких людей хватает.
— Тогда душу в качестве аргумента я не принимаю.
Выудив обезболивающую таблетку, Карр проглотил ее.
— И все же у тебя нет доказательств, что душа не существует. Ты должен учесть такую возможность.
— Совершенно верно.
— Но давай на время забудем о душе и рассмотрим физическую и химическую организацию живого. Известно ли тебе, насколько тонко и хитроумно устроена одна-единственная живая клетка? И уж несомненно ты должен признать, что мы, люди, носим в черепах изумительные компьютеры объемом всего в несколько кубических дюймов.
— Мне ни разу не представлялась возможность анатомировать разумного пленника, — вкрадчиво проинформировал механический голос. — Хотя я и получал информацию по данному вопросу от других машин. Но ты признаешь, что твоя оболочка функционирует в результате действия законов физики и химии?
— А тебе самому никогда не доводилось думать, что эти законы могли быть созданы как раз для этого — чтобы породить мозг, способный к разумным действиям?
Воцарившееся молчание затянулось до нескончаемости. Пересохшее горло Карра саднило, будто он говорил не один час.
— Я ни разу не пробовал прибегнуть к данной гипотезе, — внезапно ответил берсеркер. — Но если конструкция разумной жизни в самом деле настолько сложна, настолько зависит от того, что законы физики устроены именно так, а не иначе, тогда служение жизни — высочайшее предназначение машины.
— Можешь быть уверен, наша физическая конструкция чрезвычайно сложна. — Карр сомневался, что сможет проследить ход рассуждений берсеркера, но это и не важно, если удастся как-то выиграть битву за жизнь. Он по-прежнему не снимал пальцев с кнопки.
— Если бы мне удалось изучить какие-нибудь живые клетки... — произнес берсеркер.
И тотчас же, будто прошившая нерв раскаленная игла, дернулась стрелка индикатора метеоритных повреждений: на корпусе появилось что-то постороннее.
— Прекрати! — не задумываясь, рявкнул Карр. — Только попробуй что-нибудь предпринять, и я убью тебя!
— Вероятно, какой-то случайный контакт с твоим корпусом, — неровный голос машины оставался, как всегда, спокоен. — Я поврежден, и многие мои сопутствующие автоматы ненадежны. Я намерен сесть на приближающийся астероид, чтобы добыть металл и провести как можно более обширный ремонт себя. — Стрелка снова успокоилась. — Полагаю, если бы я мог в течение нескольких часов изучить некоторое количество живых клеток разумной живой единицы, — вернулся берсеркер к прерванной дискуссии, — то сумел бы получить веские доказательства, подтверждающие твои доводы или опровергающие их. Обеспечишь ли ты меня клетками?
— Но ведь ты, наверно, уже брал пленников. — Карр высказал это только в качестве предположения. Вовсе нет особых оснований полагать, что у берсеркера побывали в плену люди. Языку он мог научиться от других берсеркеров.
— Нет, я не брал пленников.
Берсеркер ждал. Заданный вопрос повис в воздухе.
— Единственные на корабле человеческие клетки принадлежат мне. Пожалуй, я могу предоставить тебе парочку-тройку.
— Половины кубического сантиметра будет достаточно. Полагаю, для тебя это неопасная утрата. Я не требую предоставить часть твоего мозга. Кроме того, как я полагаю, ты хочешь избегать ситуации, называемой болью. Я хочу помочь тебе избежать ее, если возможно.
Неужели берсеркер хочет одурманить его наркотиками? Слишком уж просто. Судя по рассказам, эти машины всегда непредсказуемы и порой проявляют адское коварство. Карр включился в игру.
— У меня здесь имеется все необходимое. Предупреждаю, это едва ли помешает мне следить за приборами. Я скоро оставлю для тебя образец ткани в шлюзе.
Открыв бортовую аптечку, он принял две таблетки обезболивающего и принялся с предельной аккуратностью орудовать стерильным скальпелем. В свое время он получил кое-какое биологическое образование.
Перевязав ранку, он очистил образчик ткани от крови и лимфы, вложил дрожащими пальцами в пробирку и запечатал ее. Мысленно отметив, что не утратил бдительности ни на миг, оттащил поверженного робота-пилота в шлюз и оставил там вместе с образцом ткани. Чувствуя себя совсем разбитым, вернулся к пилотскому креслу. Открыв люк, услышал, как нечто вошло в него и снова вышло.
Принял тонизирующую таблетку. Она отчасти разбудит боль, но надо сохранять бдительность. Прошло два часа. Заставив себя немного поесть из неприкосновенного запаса, Карр наблюдал за приборами и ждал.
И буквально подпрыгнул в кресле, когда берсеркер снова заговорил; прошло почти шесть часов.
— Ты свободен, — сказал тот. — Скажи руководящим живым единицам своей планеты, что после ремонта я стану их союзником. Изучение твоих клеток убедило меня, что человеческий организм — высочайшее творение Вселенной и что помощь вам должна стать моим предназначением. Ты понял?
Карра будто громом поразило.
— Да. Да. Я убедил тебя. После ремонта ты будешь сражаться на нашей стороне.
Какая-то чудовищная сила мягко подтолкнула корабль. В иллюминаторе засияли звезды, и Карр понял, что громадный люк западни, поглотившей его корабль, распахивается.
Так глубоко в систему Карру поневоле приходилось путешествовать только в нормальном пространстве. Когда он видел берсеркера в последний раз, тот действительно летел в направлении безвоздушного астероида, даже не думая преследовать Карра.
Через пару часов после освобождения Карр оторвался от созерцания экрана локатора, подошел к внутреннему люку шлюза и простоял перед ним в раздумьях добрую минуту. Наконец, тряхнув головой, заполнил шлюз воздухом и вошел. Робот-пилот исчез, а с ним и образец ткани. Нигде не было видно ничего необычного. Карр сделал глубокий вдох, снова закрыл люк и подошел к иллюминатору, чтобы немного понаблюдать за звездами.
Сутки спустя он начал торможение, так что, когда часы сложились в следующие сутки, до дома было еще далеко. Карр ел, спал и разглядывал собственное лицо в зеркале. Взвесился и снова принялся разглядывать звезды, словно открывая их для себя заново.
Еще через двое суток его курс под действием гравитации изогнулся в тесную эллиптическую орбиту вокруг родной планеты. Как только она загородила его от астероида берсеркера, Карр включил передатчик.
— Эй, там, на Земле, добрые вести!
— Мы следили за вашим кораблем, Карр. В чем дело? Что случилось?
Поведав обо всем, он подытожил:
— Вот пока и все. По-моему, он действительно нуждается в ремонте. Если атаковать его двумя кораблями прямо сейчас, победа обеспечена.
— Да. — Радиоволны донесли до слуха Карра отголоски возбужденной дискуссии, потом его собеседник вернулся к микрофону. В голосе его зазвучали нотки тревоги. — Карр... вы все еще не заходите на посадку — наверное, понимаете все сами. Видимо, машина вам лгала.
— А, знаю. Даже поломка робота-пилота могла быть подстроена. Полагаю, берсеркера слишком изрешетили и он не дерзнул снова вступать в бой, вот и попытался пойти другим путем. Должно быть, напустил эту пакость в атмосферу моего корабля, а может, оставил в шлюзе.
— Какую пакость?
— Полагаю, какой-то свежевыведенный вирус, сконструированный так, чтобы иметь исключительную вирулентность в отношении ткани, которую я ему предоставил. Он думал, я помчусь домой во весь дух и приземлюсь до того, как почувствую симптомы болезни. Наверное, думал, что изобрел биологическое оружие, применил жизнь против жизни, как мы применяем машины против машин. Но чтобы вывести свои доморощенные вирусы, ему нужен был образец ткани; судя по всему, он не врал, косна говорил, что ни разу не брал в плен людей.
— Вы считаете, это какой-то вирус? И что он с вами делает, Карр? Вам больно? В смысле, больнее, чем раньше?
— Нет. — Карр развернулся вместе с креслом, чтобы взглянуть на собственноручно начерченный график, явно показывающий, что вес не только перестал снижаться, а даже восстанавливается. Перевел взгляд на собственное тело, на повязку у центра мертвенно-бледного, безобразного участка плоти. Он явно сократился, и по краям зарозовела новая, здоровая кожа.
— Так что же эта пакость делает с вами?
Улыбнувшись, Карр позволил себе высказать вслух растущую надежду:
— По-моему, она убивает мой рак.
Большинству людей война принесла не чудесные исцеления, а беспрестанное деформирующее давление, не ослабевающее ни на миг и ведущее к непредсказуемым последствиям. Под гнетом этой ноши некоторые отупели, снизойдя до уровня животных, а другие ожесточились, став не менее жуткими и непримиримыми, чем машины, против которых они сражались.
Но мне довелось коснуться нескольких редчайших человеческих разумов, истинных бриллиантов жизни, восставших навстречу труднейшему испытанию и достигших высочайших вершин человечности.
КАМЕННАЯ РОССЫПЬ
Земной космопорт Гоби был, пожалуй, величайшим во всех уголках Галактики, заселенных выходцами из Солнечной системы и их потомками; во всяком случае, так считал Митчелл Спэйн, за двадцать четыре года своей жизни перевидавший большинство этих портов.
Но сейчас, глядя вниз из спускающегося челнока, он видел лишь мизерную часть многомильной посадочной площадки. Безбрежная ликующая толпа, пришедшая всего-навсего радушно поприветствовать прибывших, снесла полицейские кордоны и хлынула на поле, вопреки собственным намерениям превратившись в помеху. Теперь вертикальной веренице спускающихся орбитальных челноков пришлось задержаться, отыскивая свободное местечко, чтобы приземлиться.
Но в данный момент Митчелла Спэйна, стиснутого среди тысячи других добровольцев в нижнем челноке, проблема посадки занимала менее всего. В его битком набитый отсек, игравший некогда роль роскошной смотровой площадки, только что вошел сам Иоганн Карлсен, и у Митча впервые появился шанс хорошенько разглядеть только что назначенного главнокомандующего сил обороны Солнца, хотя Митч летел вместе с ним на флагманском корабле всю дорогу от Остила.
Карлсен оказался не старше самого Митча, да и ростом ничуть не выше; на первый взгляд даже странно, что он такой коротышка. Он стал правителем планеты Остил благодаря влиянию своего сводного брата, могущественного Фелипе Ногары, главы Эстильской империи, но удержал свое положение благодаря собственным дарованиям.
— Поле вряд ли освободится до конца дня, — сказал Карлсен землянину с ледяным взглядом, только что поднявшемуся на борт челнока с флаера. — Давайте-ка откроем иллюминаторы, я хочу оглядеться.
Стекло и металл скользнули со своих мест, перегруппировались, и закрытые иллюминаторы превратились в балкончики, открытые воздуху Земли, ароматам живой планеты — а заодно реву толпы в паре сотен футов внизу, скандирующей: «Карлсен! Карлсен!»
Как только главнокомандующий ступил на балкон, чтобы лично осмотреться в поисках места для посадки, толпа сгрудившихся в отсеке мужчин непроизвольно дернулась следом. Здесь собрались по большей части добровольцы с Остила, разбавленные горсточкой авантюристов вроде Митчелла Спэйна, марсианского путешественника, вступившего на Остиле в ряды волонтеров ради щедрого жалованья.
— Не напирай, чужестранец, — буркнул высокий человек, стоявший перед Митчем. оборачиваясь и глядя на него сверху вниз.
— Я откликаюсь на имя Митчелл Спэйн, — отрезал Митч, придав голосу чуть больше хрипотцы, чем обычно. — По-моему, я тут ничуть не чужестраннее, чем ты.
Высокий, судя по одежде и акценту, прилетел с Венеры. Эта планета террасформовалась меньше века назад, и потому народ ее, упивающийся новым ощущением независимости и власти, был горделив и обидчив. Вполне естественно, что венерианину не по себе на корабле, где не протолкнуться от уроженцев планеты, которой правит брат Фелипе Ногары.
— Спэйн? Похоже, имя марсианское, — смягчился венерианин, свысока уставившись на Митча.
Марсиане славятся отнюдь не терпением и умением сносить оскорбления. Еще через секунду высокий будто устал от поединка взглядов и отвернулся.
Землянин с холодными глазами разговаривал по интеркому — видимо, с капитаном корабля.
— Пересеките весь город, затем шоссе Хосуту и садитесь там.
— Велите ему идти со скоростью не более десяти километров в час, — сказал вернувшийся внутрь Карлсен. — Люди хотят видеть меня.
Он произнес это тоном сухой констатации; если люди потратили массу сил, чтобы увидать Иоганна Карлсена, то не выйти к ним было бы просто неучтиво.
Митч увидел лицо Карлсена, затем затылок и поднятые в приветствии сильные руки главнокомандующего, снова вышедшего на балкончик. Толпа взревела вдвое громче.
«Неужто только это ты и чувствуешь, Карлсен, — желание выказать учтивость? О нет, друг мой, ты лукавишь. Такой гром оваций не может не затронуть за живое любого. Он может вознести человека духом, может вселить в него отвращение или страх, несмотря на свои дружелюбные интонации. Вы достойно носите маску благородной куртуазности, главнокомандующий.
Каково оно — быть Иоганном Карлсеном, пришедшим спасти мир, когда всем поистине великим и могущественным людям вроде бы наплевать на него? Да притом обручиться со знаменитой красавицей, когда битва будет выиграна?
А что сегодня поделывает братец Фелипе? Несомненно, замышляет подмять под себя экономику еще одной планеты».
Небольшая толпа в челноке снова переместилась, и высокий венерианин, заслонявший вид, отступил в сторону, так что теперь Митч через плечо Карлсена увидел порт. Затертый литературный штамп «море лиц» здесь воплотился буквально. Как же это описать... Митч знал, что когда-нибудь запечатлит все это на бумаге. Если только грядущая битва с нежитью не положит радикальный конец всем человеческим глупостям, жалованья волонтера хватит, чтобы он мог на какое-то время целиком отдаться литературному творчеству.
Теперь впереди показались башни цвета слоновой кости, высящиеся по ту сторону обрамляющих Улан-Батор пригородных ленточных дорог, сверкающих полей, солнечных электростанций и шоссе. На флаерах, роем устремившихся из города им навстречу, чтобы с радостью поприветствовать, развевались многоцветные знамена. Полицейские флаеры образовали заградительное кольцо вокруг космического корабля, хотя единственную угрозу ему представлял разве что избыток энтузиазма.
Со стороны города приближался еще один, особый флаер. Полицейская машина вежливо причалила к нему на миг и тут же с почтением отошла. Вытянув шею, Митч разглядел карм-панские эмблемы. Вероятно, посол в Солнечной системе собственной персоной. И без того еле-еле тащившийся орбитальный челнок застыл на месте.
Поговаривали, что кармпане и сами смахивают на машины, но они стали могучими союзниками земной расы в войне против берсеркеров — врагов всего живого. И хотя тела кармпан медлительны и угловаты, разум их наделен даром провидения; и пусть они до смешного не способны применить к врагу силу, их косвенная помощь просто неоценима.
Как только посол встал в открытом экипаже, на грандиозную толпу снизошло некое подобие благоговения. От головы и туловища посла шли хитросплетения проводов и волоконных кабелей, связывающих его с кармпанскими животными и окружающей аппаратурой.
Сразу же осознав значение этой сети, толпа испустила единодушный вздох. В челноке образовалась давка — все начали тесниться вперед, чтобы видеть получше. Землянин с холодным взглядом поспешно прошептал что-то в микрофон.
— Прорицание! — произнес хриплый голос у Митча над ухом.
— ...Вероятностей! — внезапно разнесся усиленный голос посла, будто подхвативший мысль на полуфразе. Кармпанские Пророки Вероятностей — наполовину мистики, наполовину бесстрастные математики. Советники Карлсена то ли знали, то ли догадались, что пророчество будет благоприятным, что оно воодушевит толпу, и приказали, чтобы голос посла передали по системе массового вещания.
— Надежда, живая искра, от которой пламя жизни возгорится! — отрывисто возгласили нечеловеческие уста; слова зазвенели над бескрайним полем. Подобные рукам конечности указали на Карлсена, стоящего на балконе вровень с флаером. — Темные стальные мысли сейчас полны победой, мертвые сущности ныне планируют убить нас всех. Но этот человек, стоящий передо мной, — это жизнь, превосходящая крепость любой стали. Могущество жизни, откликающееся в каждом из нас. Карлсен, я прозреваю победу...