– Возможно, – не стал спорить Убби. – И все-таки я, пожалуй, посижу до утра на палубе и понаблюдаю. Не нравится мне, когда за мной следят, а особенно по ночам. Может, это и правда всего лишь не в меру любопытная молодежь, но после истории с вактом нам надо быть готовыми к чему угодно…
Сандаварг и впрямь не сомкнул глаз до рассвета. Когда утром мы поднялись на палубу, он так и стоял, обдуваемый ветром, на носу бронеката, будто скульптура, какие многие шкиперы приделывали себе на бутафорские форштевни, – кичливые и громоздкие украшения, что некогда были популярны среди перевозчиков. Глянув на розовеющую полоску неба, я не заметил на его фоне мельтешения крылатых силуэтов, и это меня малость успокоило. Я продолжал считать, что, опасаясь вингорцев, Убби перегибает палку, но брошенные им вчера мне в душу зерна сомнений дали-таки всходы. И отныне я не мог думать о здешних обитателях исключительно как о друзьях или, на худой конец, безразличных к нам людях.
– Исчезли, – доложил северянин, кивнув на небо. – Часа три назад. Но они еще вернутся, будь уверен. Вингорцы, как и мы, привыкли по ночам спать, а эти крутились здесь чуть ли не до утра. А один, загрызи его пес, даже не побоялся спуститься вон на тот выступ.
И наемник указал на левую стену «сквозняка» – туда, где на высоте около полусотни метров располагался скальный карниз. Неширокий, но вполне пригодный для того, чтобы на него мог приземлиться в темноте зоркий вингорец. Который, выяснив все, что ему необходимо, затем расправил крылья и вновь прыгнул в стремительный поток ветра, после чего поймал восходящее течение и воспарил к товарищам, на край каньона. Или, в противном случае, спикировал бы на палубу буксира, если бы решил напасть на Сандаварга…
Предчувствия Убби не обманули. Уже через час над нами собралось столько летунов, что я, пожелав их сосчитать, быстро сбился и бросил эту бестолковую затею. По приблизительным оценкам, преследователей было десятка два, не меньше. Они по-прежнему не снижались, а двигались зигзагами вслед за «Гольфстримом», перемахивая на крыльях с одного склона каньона на другой и обратно.
Теперь мы видели вингорцев не время от времени, как ночью, а постоянно. То, чем они занимались, меня, в принципе, не нервировало. Это была их земля, где они могли творить все, что им угодно, кроме, разумеется, откровенного беззакония. А нервировала меня непривычно большая орава слетевшихся к Дельгадо аборигенов и их странные намерения, не слишком напоминающие дружелюбные.
Цель летунов не прояснилась и к вечеру. Их стая сопровождала нас весь день без передышек, упорно игнорируя все попытки Долорес докричаться до них с марсовой площадки. С наступлением темноты, когда мы остановились на очередной ночлег, вингорцы еще немного покружили в вышине и пропали, оставив нас теряться в догадках, что сулит нам грядущая ночь. Вряд ли она выдастся спокойнее вчерашней, поэтому успевший подремать днем Убби после ужина опять заступил на охрану бронеката.
Физз, как и ожидалось, больше не радовал нас сиянием своей чешуи. Но мы еще засветло разложили продукты так, чтобы в темноте все они были под рукой. Как и оружие, с которым приходилось спать почти в обнимку. Засыпая, я утешал себя мыслью о том, что, кроме странного поведения вингорцев, все пока идет по плану и две трети каньона уже позади. И если завтрашний день будет похож на сегодняшний, послезавтра вечером мы доберемся до Столпа Трех Галеонов, где позволим себе короткую передышку. Знал дон Риего-и-Ордас о конечной цели нашего рейса или нет, но если он все еще ищет нас на востоке, мы достигнем Гексатурма раньше кабальеро. Ну а там будь что будет. Главное, успеть свалить из крепости до того, как Кавалькада появится в ее окрестностях, а налегке «Гольфстрим» носится не в пример резвее, чем доверху груженный…
Утро третьего, предположительно последнего дня нашего путешествия по Дельгадо началось вполне обнадеживающе. Преследовавшие нас вчера вингорцы, кажется, решили-таки лечь спать, как все нормальные люди. Исчезнув после заката, они больше не объявились ни ночью, ни на рассвете, когда мы тронулись в дальнейший путь. Я с тревогой поглядывал на небо, но на его светлеющей полосе не промелькнула ни одна тень. Что ж, отрадно. Узнать бы еще, что означал вчерашний спектакль, ведь, по словам Сандаварга, у крылатого народа нет привычки тратить время на бесцельные полеты.
Главную местную достопримечательность – «Оазис морей» – Малабонита заметила с марса ближе к полудню и известила нас об этом дрожащим от волнения криком. А вскоре пришел и наш черед убедиться, что после всего пережитого мы еще сохранили способность удивляться. Созданная в Брошенном мире, некогда плавучая громадина производила неизгладимое впечатление. И чем ближе мы к ней подъезжали, тем все больше «Гольфстрим» напоминал мне жука, что полз к лежащему у него на пути обломку китового ребра.
Северянин нас не обманул. Действительно, лайнер был не таким, каким его описывали скитальцы, побывавшие тут пару лет назад. Что заставило его треснуть посередине – опустившееся дно «сквозняка» или иная напасть, – определить сложно, но раскололся он как нельзя удачно. Заваленные камнями, нос и корма «Оазиса морей» вросли в осыпи, а половины переломившегося надвое корпуса располагались друг к другу под углом, что и стрелки хронометра, показывающего без десяти два. Образовавшийся между ними разрыв имел форму почти равнобедренного треугольника. Его острый верхний угол находился на уровне многоэтажных палубных построек, а основанием служило каньонное дно.
И дыра эта – хвала богине Авось! – была сквозной!
Подъехав поближе, я обратил внимание, что обломки, которые должны были загромождать прореху, оказались уже кем-то убраны и растасканы так, чтобы не мешать движению ни караванов, ни бронекатов. Ветер успел намести у западного борта судна кучи песка, но его скопилось не так много, чтобы он засыпал брешь. Единственное, в чем солгали Сандаваргу: танкер в нее явно не пролез бы. Но «Гольфстрим» мог запросто проскочить в эту дыру, не сбавляя скорости. И все же я приказал Гуго переключиться на малый ход. Просто захотелось дать себе и команде время на то, чтобы осмотреть «Оазис морей» и снаружи, и, насколько это позволял разлом, изнутри.
Даже сегодня, претерпев бесчисленные бури, разграбления и повреждения корпуса, лайнер вызывал восхищение могуществом людей Брошенного мира. В Атлантике есть несколько поселков, жители которых обустроились в кораблях, затонувших в год Всемирного Затмения. Но что это были за корабли по сравнению с нашим исполином! Опустись он в свое время на дно океана где-нибудь западнее или восточнее Хребта, ныне в «Оазисе морей» обитал бы целый город. И у тех поселенцев, кто решил бы обосноваться в лайнере-гиганте, хватило бы терпения выкопать у него под днищем котлован и выровнять судно так, чтобы в нем можно было жить с полным удобством. Что ни говори, а до слез обидно за нас – нынешних землян, лишенных даже толики тех благ, какими владели наши высокоразвитые предки…
Но что за чертовщина? Стоило нам подкатить к «Оазису морей» совсем близко, как его буквально за считаные мгновения заполонили люди. Они десятками высыпали на накренившиеся палубы из перекошенных дверей кают, выглядывали из-за бортов на носу и корме, появлялись на мостиках, трапах и балконах. Толпа невидимых доселе незнакомцев нарисовалась и в проломе, к которому мы направлялись. Они выстроились у нас на пути с явным намерением помешать нашему проезду, и их тоже было довольно много.
Мираж? Хотелось бы, конечно, чтобы это оказалось так. Но увы – все возникшие перед нами люди были настоящими, из плоти и крови. За спиной у каждого из них виднелся большой и плоский, но легкий ранец, из дна которого торчали два направленных вниз и назад иностальных штыря. Эти штыри доходили носителю ранца до голеней и соединялись между собой на концах ременной перемычкой.
Только по этим характерным ранцам мы и опознали, что на «Оазисе морей» нас встречают не кочевники, а вингорцы. Их заплечная поклажа являлась не чем иным, как раскладными крыльями. А странное приспособление под ней – опорной рамкой, на которую находящийся в воздухе летун клал ноги, дабы те не болтались и не нарушали равновесие.
Все вингорцы имели при себе длинные обоюдоострые кинжалы. Но бояться нам следовало не их, а другого, куда более смертоносного вингорского оружия. Исторически сложилось так, что врукопашную худосочные обитатели Хребта дрались плохо и в ближнем бою зачастую проигрывали даже неуклюжим купцам, размахивающим саблей, словно мухобойкой. Зато во владении всяческими метательными приспособлениями – ножами, сюрикенами, бумерангами, болас и прочими – крылатому народу нет равных во всей Атлантике. Поэтому легковооруженные вингорцы испокон веков предпочитали дистанционный бой. И никогда не ввязывались в него, если как минимум троекратно не превосходили противника числом.
Поскольку в полете руки у метателей заняты, те атаковали свои цели, лишь когда приземлялись на близлежащую к ней возвышенность: склон, скалу, каменный выступ, крышу караванного фургона или мачту бронеката. После чего, сделав несколько молниеносных бросков, они перепрыгивали на другую позицию или, если это было невозможно, убегали, сложив крылья, под прикрытие скал, по которым аборигены карабкались с невероятной ловкостью и быстротой. Их женщины воевали наравне с мужчинами. А воспитанием молодежи у них занимались, как правило, старики и калеки, которые уже не могли совершать долгие перелеты по горным кручам.
Метни каждый из засевших на лайнере вингорцев по ножу или сюрикену, и на бронекат обрушился бы целый ливень смертоносной, остро заточенной стали. Однако вставшие у нас на пути хозяева гор не торопились пускать в ход оружие, хотя их поведение явственно указывало на то, что они не собираются с нами торговать и взялись за старое. Зачем еще, спрашивается, настырно следить за нами два дня, а потом выводить навстречу «Гольфстриму» целую армию?
– Стоп колеса! – скомандовал я механику, вовсе не собираясь прокладывать путь по телам вингорцев. Что бы они ни замышляли, я не хотел учинять бойню, не выяснив, чем мы так переполошили аборигенов. Вполне вероятно, здесь имеет место какое-то недоразумение, которое можно урегулировать, не прибегая к насилию. Вон и летуны, кажется, думают похожим образом, а иначе они не стали бы мешкать и напали на нас еще позавчера.
Буксир остановился, не доехав до «Оазиса морей» совсем немного. Трап я, разумеется, опускать не стал. Разговаривать с вингорцами можно и так, а вздумай они захватить «Гольфстрим», то сделают это и без трапа, просто-напросто спланировав к нам на крыльях. И ладно, если захватчиков окажется десяток или полтора – столько противников Убби с нашей помощью теоретически еще уложит. Но аборигенов, что взирали на нас с палуб лайнера, было не меньше двух сотен. И еще примерно полсотни их торчало в проломе. Более чем внушительный перевес. И без математических подсчетов ясно, чья возьмет в этом неравном бою.
Сандаварг подобрал свое оружие и потопал за мной на носовую палубу, откуда я намеревался вести переговоры с хозяевами гор. Малабонита спустилась с мачты и тоже присоединилась к нам. Лишь Сенатор остался на посту, зная, что вслед за командой «Стоп колеса!» может раздаться «Полный вперед!», и тогда очень многое – а возможно, даже все – будет зависеть от расторопности механика. Я, конечно, надеялся, что мне не придется давить вингорцев. Но если они подобно кабальеро не оставят нам выбора, я пойду на прорыв, пусть даже нам навстречу выгонят стариков и детей. Уж кому-кому, а крылатому народу хорошо известно, что в этих краях кару разбойникам назначает не суд, а тот, у кого хватит сил привести ее в исполнение.
Едва мы показались на носу «Гольфстрима», как от перегородившей проход группы отделилась и направилась к нам дюжина аборигенов. Впереди их горделиво вышагивал морщинистый сухопарый старец с растрепанными седыми волосами, стянутыми золотым обручем со множеством драгоценных камней.
Я сразу узнал эту диковинную побрякушку, за обладание которой люди Брошенного мира могли перегрызть друг другу глотки, а в нашем за нее не дали бы и пригоршни монет. Подобного барахла было полно у Федора Оплеухи, нашедшего однажды неподалеку от своего поселка три галеона с золотом, в честь которых и был впоследствии назван его Столп. Федор раздарил падким на все блестящее вингорцам половину своих бесполезных сокровищ, но еще ни разу не слышал, чтобы хоть один из них погиб от статического электроразряда. Вот и седовласый вождь летунов не боялся носить опасное украшение, способное снести ему голову метафламмом от одной случайной искры. При этом старик вовсе не походил на безрассудного глупца. Видимо, таким образом он выказывал свое презрение к смерти, свойственное детям гор не меньше, чем воинственным северянам.
– Загрызи меня пес, если это не сам Шомбудаг – глава совета вингорских кланов! – ошарашенно присвистнул Убби, узнав идущего к нам со свитой старца. – А рядом с ним – вы только гляньте! – почти половина того самого совета! Двинь мне кулаком в ухо, шкипер, если ты думаешь, что эта встреча случайная!
Я, само собой, так не думал. Но если бы и думал, лупить Сандаварга по ушам и другим частям тела не дерзнул бы, даже умоляй он меня об этом, стоя на коленях. Про совет вингорских кланов мне было известно очень мало, и именами его членов я отродясь не интересовался. Но взглянув на взбудораженного Убби, сразу сообразил: парни, желающие иметь с нами беседу, удостаивают такой чести не каждого, кто совался в каньон Дельгадо.
Вот только хороший это знак или дурной? Один мудрец эпохи Чистого Пламени с диковинным именем Эзоп однажды изрек: с власть имущими надо вести себя как с огнем – держаться от них на таком расстоянии, чтобы ненароком не сгореть и в то же время не замерзнуть. Эта стратегия, которой я по мере сил следовал всю жизнь, до недавних пор верой и правдой меня выручала. И то, что сегодня злой рок свел нас не абы с кем, а с самими властителями этих гор, вряд ли могло мне понравиться.
Шомбудаг и его сопровождающие подошли к «Гольфстриму» без опаски и остановились так близко, что я мог бы при желании не целясь продырявить их из баллестирады. Мне даже стало неловко от того, что я взираю на вингорских вождей сверху вниз. Их, уверен, это тоже сильно раздражало. И тем не менее тон, которым заговорил с нами носитель опасного украшения, оказался на диво дружелюбным, чтобы не сказать заискивающим.
– Премного известный шкипер Проныра, славный воитель Сандаварг и прочие, кто находится внутри этой железной машины! – обратился к нам старец, как выяснилось отлично знающий, с кем имеет дело. Я также отметил, что таких хитрющих глаз, как у него, не было даже у моей второй жены – самой известной интриганки во всем Аркис-Грандбоуле. – Меня зовут Шомбудаг Светлогривый Грифон, и я уполномочен говорить с вами от имени совета наших кланов. Слушайте меня внимательно и не перебивайте! Разговор у нас будет серьезный, а выбор, который вам предстоит затем совершить, станет для вас воистину судьбоносным…
– Нашел, чем удивить! – пробормотала под нос Малабонита. – Да у нас в последнюю неделю по пять выборов на дню бывает. Считай, каждую сотню километров выбираем, во что нырять: в дерьмо или в помои!
Я бросил на ворчунью недовольный взгляд, и она примолкла. А Светлогривый Грифон как ни в чем не бывало продолжал:
– …Прежде всего позвольте уточнить, что лично против вас мы ничего не имеем. И более того, наслышаны о вас как о достойных представителях Бескрылого народа, с которым мы с давних пор живем в нерушимой дружбе. Однако непростое положение, в которое мы были поставлены три дня назад, вынуждает нас вмешаться в дела Бескрылых и пренебречь нашими принципами ради блага и процветания всех вингорцев. Я искренне сожалею, что в ниспосланном нам Солнцем испытании вам пришлось стать нашими врагами. Сожалею и прошу у вас за это прощения.
Шомбудаг склонил голову и обреченно развел руками, подчеркивая, насколько он ощущает себя виноватым. Наверное, я должен был чувствовать себя польщенным. Вот только произнесенное главой совета слово «враги» вмиг вызвало у меня неприязнь к этому велеречивому старикану. «Кончай разглагольствовать! Давай ближе к делу!» – так и хотелось выкрикнуть мне. Но армия готовых к бою летунов одним своим видом остужала мое нетерпение.
– Не всем Бескрылым известно, что нынешний год для вингорцев – особый, – выдержав драматическую паузу, вновь заговорил седовласый. – Через десять месяцев исполнится сто лет со дня, как наш великий пророк Наранир Серебряный Луч отправился в свой полет к Солнцу, дабы выпросить у него прощение грехов для своего народа. Этот знаменательный для нас год – год полного очищения и покаяния. Мы освящаем воду солнечным светом и каждый день моем ею свои жилища, моемся сами и купаем в ней наших детей. Для этого нам нужно много воды. Очень много. Многократно больше, чем мы тратим в обычное время. Но, хвала Солнцу, Владычица Льдов согласилась нам в этом помочь и сделать так, чтобы до конца года наши бассейны стояли наполненными до краев. И за это – можете в такое поверить? – мы не должны ей ни грамма иностали! Воистину, более щедрого подарка на столетие вознесения Серебряного Луча вингорцам преподнести просто нельзя!..
– Так-так, – вновь подала голос Долорес. – Кажется, я начинаю понимать, какую сделку заключил команданте с вингорцами. Двинь мне по уху, Убби, если они не потребуют выдать им наши контейнеры!..
Ее догадка подтвердилась буквально сей же момент.
– …Единственное условие, какое поставил нам почтенный дон Риего-и-Ордас в обмен на бесплатную воду, было таким: он обязал нас следить за всеми каньонами, и, как только в каком-либо из них объявится железная машина по имени «Гольфстрим», немедленно ее перехватить, – признался Шомбудаг, вновь перейдя на извиняющийся тон. – А его экипаж, да простите мне мою прямоту, подвергнуть самой мучительной казни, какая только существует у вингорцев…