Коль она неосторожно
И бездумно закутила.
Стоило б глубокой ночью
Сделать вылазку лихую
Да порвать врага на клочья,
Перерезать всех втихую.
Но, испуганные видом
Громких вражеских гуляний,
Осаждённые забито
Ждали божьих воздаяний.
Били лбы свои о землю
И молились с исступленьем.
Те, чей разум глухо дремлет,
Поддаются отупенью.
Обе стороны конфликта
Явно не желали биться.
Олимпийского вердикта
Ожидали что ль, ленивцы?
Люди словно разучились
Что-то думать или делать,
Коль пред тем не заручились
Божьей помощью умелой.
Боги же — на то и боги,
Чтоб не ведать глупой лени,
Чтобы вялостью убогой
Не страдать до ожирений.
Им, конечно ж, восхотелось
За столетья беспробудной
Скуки хоть каким-то делом
Скрасить серость сонных будней.
Вот такая обстановка
Неожиданно сложилась:
Боги — развлекались ловко,
Люди — ждали божью милость.
С мерзким качеством извека
Род людской сосуществует:
Перед ленью человека
Даже божества пасуют.
14
Но всегда найдётся кто-то,
Не желающий безделья;
Тот, кто предпочтет работу
Безудержному веселью;
Тот, кто выберет сраженье
Вместо длительной осады;
Тот, кто славен ярким рвеньем,
А не яркой буффонадой.
Было в войске два героя,
Два вождя из царской рати,
Кто не только для разбоя,
Но и славы вящей ради
К войску присоединился
И остался не доволен
Тем, что царь остановился
И не рвался в битву боле.
А в царе угасли мщенья
Ярость и тоска разлуки.
Не желал он возвращенья
Им утраченной супруги.
Даже самая из самых
Ярких, писаных красавиц
В облаченьях шёлкотканых
Похвалы и звонких здравиц,
Даже этакая фифа
Может надоесть мужчине,
Если в серой бытовщине
Будней жизнь его тосклива.
Не вникая в суть и сложность
Мыслей, свившихся упруго,
Царь оттягивал возможность
Встречи со своей подругой.
15
Но героев не волнуют
Приземленные мотивы,
Что в мозгу дистиллирует
Лидер их неторопливый.
Им, героям, только слава
Ощутимо греет душу,
Им бездействие — отрава,
То, что их гнобит и душит.
Эти два вождя собрали
Храбрецов своих отрядов,
Чтоб они им подсказали,
Как сражаться дальше надо.
Если в лоб не получилось
Город штурмом взять, то значит,
Нужно хитрость вместо силы
Применить для сей задачи.
Сделать вид, что их отряды –
Пусть то выглядит не круто –
Безуспешную осаду
Прекратили почему-то.
Например, болезнь сморила:
От еды и водки местной
Всех поносом прохватило,
Что в их случае уместно.
Или круче: притвориться,
Что чума или холера
В войске царском веселиться
Приготовилась без меры.
Словно мошки на рассвете
Заклубились мысли роем.
Хитрость, следует отметить,
Так не свойственна героям.
Тут скорей всего подсказки
К ним с Олимпа поступали,
Где резвясь и без опаски
Божества интриговали.
Так совет определился
С планом, хитростью рождённым.
Стали ждать, чтоб царь упился
Вновь до чёртиков зелёных.
16
И они недолго ждали
Наступленья жаркой пьянки,
Где герои наши стали
Сердцем бешеной гулянки:
Веселились всех сильнее,
Пели песни басовито.
И старались, чтоб быстрее
Напились и царь и свита.
А когда совсем стемнело,
Под прикрытьем пьяных криков
Часть отрядов очумело
Отступила строем диким.
Не поняв, зачем стараться,
Почему среди застолья
Их заставили расстаться
С выпивкой и хлебом-солью.
Это храбрецы, сославшись
Будто бы на указанье,
Что им царь отдал, начавши
Оголтелое гулянье,
Объявили всем, что войско
От столицы отступает.
Не бежит, а по-геройски
Дислокацию меняет.
Все, кто мог идти ногами,
Отступили и не в духе
Притаились за холмами
Близлежащими в округе.
Кто не смог покинуть лагерь
После принятых напитков,
Те валялись, бедолаги,
Средь разбросанных пожитков
И средь лагерных остатков,
Словно трупы, в беспорядке
Брошенные в жутком страхе
Как свидетельство о крахе.
Так они непроизвольно
Стали частью представленья,
Что являло бесконтрольный
Беспорядок отступленья.
17
Осаждённые с рассветом
Удивлённо оглядели
Лагерь брошенный зачем-то
Без причин и явной цели.
Чернота кострищ кургузо
Вилась редкими дымками
И носился вяло мусор
Меж поблекшими шатрами.
Кто в различных заварушках
Побывал не раз, тот знает,
Что бесплатный сыр в ловушках
По традиции бывает.
Жизнь как есть на этом свете
Не бывает дармовою.
Не надейтесь… И не верьте
Тем, кто вам твердит иное.
Но разумных пессимистов
Осажденная столица
Чаще чествовала свистом:
Здесь держали за тупиц их.
Это был особый город,
Где торговца и менялу
Населенье почитало
Больше нюхавшего порох.
Можно только удивляться,
Как с таким менталитетом
Удавалось защищаться
Горожанам должным следом.
У того, кто размышляет
О своем обогащенье,
Жадность часто побеждает
Чувство самосохраненья.
Если кто-то в час осады
О добыче сланой грезит,
Он воюет вяловато,
Бой ему не интересен.
Нет другого объясненья,
Почему народ повёлся
И с обманным отступленьем
Так бездарно прокололся.
Ведь когда враги столицы
Ежедневно напивались,
Осажденные стремиться
К столкновению не рвались.
Отворять ворота, чтобы
С боем выгнать лихоимцев, -
Это не влекло особо
Ни владетеля-жадобу,
Ни жадобу-разночинца.
Но когда со стен высоких
Осаждённой цитадели
Горожане резвооко
Кучи скарба разглядели,
В них мгновенно заиграло
Нестерпимое желанье
Заграбастать достоянье,
Что вокруг — ничьё! — лежало.
Сердце алчное трепещет,
Видя брошенные вещи,
Хлипкий разум скупердяя
Мрёт, халяву предвкушая.
Кто-то первый исхитрился
Слезть по стенам — был он ловок.
Вслед за ним второй спустился
Вниз при помощи верёвок.
Вскоре третий и четвертый
Тоже как-то изловчились
И с настырностью упёртой
Вниз, как крысы, просочились.
Пятый же не стал заботой
Спуска омрачать свой разум,
Просто взял и вскрыл ворота,
Чтобы все разграбить разом.
Затаившийся противник
Наблюдал, как горожане
Лагерь грабили активно,
Не заботясь об охране.
Осаждавшие с терпеньем
Ждали, чтобы осаждённым
Мозг разъело опьяненьем,
Ненасытностью рождённым.
И когда достигло пика
Бестолковое броженье,
С громким гиканьем и криком
Войско вышло в наступленье.
Штурм недолгим был. Безвольно,
Без — почти — сопротивленья,
Город пал, и враг довольный
Взялся сам за разграбленье.
Был финал осады страшен –
Столько душ людских сгубили.
Город жгли, людей рубили,
Просто сбрасывали с башен,
Резали, кололи, били…
Раззадорились сумбурней
Дикость, варварство и злоба.
Храбрецы-вожди при штурме
Беспощадном пали оба.
Был казнён юнец, укравший
Августейшую супругу,
Этим действием призвавший
Бедствие в свою округу.
А сама краса-девица,
Невредимая, живая,
Согласилась возвратиться
К мужу, прочих бед не зная.
18
Впечатления от песни
Были двойственны и жутки.
Вся деревня бессловесно
Гусляру внимала сутки,
А старик нас будто срезал
Натуральным описаньем
Тошнотворного процесса
Человекоубиванья.
В тоже время с наслажденьем
Вспоминались те моменты,
Где гусляр нас с вдохновеньем
Тешил аккомпанементом,
Где порадовал прекрасным,
Красочным, высоким слогом.
К сожаленью, он ужасно
К сожаленью, он ужасно
Огорчил нас эпилогом.
Что поделать? Жизнь — драма
С трагедийным обрамленьем.
Возвращаясь вместе с мамой,
Я высказывал сомненья:
«Согласись, в сказанье этом,
Настоящей правды мало.
Больше выдумку поэта
Песня мне напоминала.
Но на камне правдолюбном
Никому не удавалось
Даже в шутку в плясках с бубном
Привирать хотя бы малость.
Камень наш не дружит с ложью
В разной форме и личине.
Значит что? Старик нам всё же
Правду преподнёс в былине?»
Мама мне кивнула: «Если
Истиной гусляр считает
Им исполненные песни,
Камень это принимает.
С камнем тем не слицемеришь,
Он почувствует сомненья.
Правда — то, во что ты веришь,
То, что держишь за воззренья.
Ложь — что ты считаешь ложью,
В чём уверен, в том и прав ты.
Но твоя-то правда может
От чужой разниться правды.
Это не противоречье:
Истины и лжи сплетенье –
Только разность точек зренья.
В этом сущность человечья.
Люди мир воспринимают
Как-то слишком субъективно,
Разум будто отключают,
Действуют интуитивно,
Нелогично, импульсивно».
Мы, уже дойдя до дома,
Во дворе остановились,
Но, объятые истомой,
В дом входить не торопились.
«Почему, — уже зевая,
Я спросил, — порой в былинах
Боги часто представляют
Неприглядную картину?»
На вопрос мой не имела
Мама краткого ответа.
Но потом, помедлив, смело
Мне ответила на это:
«От засилья теологий,
Вычурных апологетик
Люди видят в каждом боге
Им присущее на свете:
Все людские настроенья,
Все характеры и свойства,
Логику, дела, стремленья,
Их людское же мышленье,
Бытие, мироустройство.
Если нечто существует,
Люди этому припишут
Только то, что в них бытует,
Чем они, бедняги, дышат.
По людским понятьям волки,
Муравьи, слоны, коровы –
Жизнью вертят с тем же толком,
Что и люди, право слово!
Боги — так считают люди –
Лишь людское отраженье
И во всяких проявленьях
Боги им подобны будут.
Если человеку часто
Быть приходится жестоким,
То их боги — большей частью –
Тоже злы, жестокооки;
Если люди лгут без меры,
То их боги так же лживы;
Люди храбры, боги смелы,
Трусы — боги их трусливы».
19
Мама снова улыбнулась,
Обняла меня за плечи,
Но во мне вдруг всколыхнулась
Толчея противоречий:
«Разве мы не можем, мама,
Мы, влиятельные боги,
Мир людей, таких упрямых,
Сделать менее убогим.
Сделать их, несчастных, чище,
Благороднее, честнее,
Сердцем — лучше, духом — выше!
А душою посильнее!..»
«Можем, да — на то мы боги!
Есть у нас такая сила,
Можем властвовать мы строго
Над стихиею служилой.
Можем мы людей направить
На угодное нам дело.
Можем их от бед избавить,
Рушить страны и пределы.
Можем все. Но если будем
Мы всем этим заниматься,
Уподобимся мы людям,
Наши сущности сравнятся.
А ведь есть еще иное
Населенье Ойкумены,
У которого другое
Представленье о вселенной.
Так давай и их изменим!
Побелее и пушистей
Сделаем без лишней лени
Птиц, зверей и рыб ершистых:
Чтоб не бегал волк за зайцем;
Птицы не хватали мошек;
Чтоб питался лев эрзацем
Из травы и хлебных крошек;
Чтоб не пили крови сладкой
Комары, клопы, пиявки;
Чтобы жизнь сложилась гладко
Даже маленькой козявки…
Мир таков, каким был создан,
Даже мы его не вправе
Изменять, хоть это просто –
Переделать и исправить.
Мирозданье — не потеха,
Где Создателя не ценят.
Ты исправишь человека,
Это жизнь зверей изменит.
Ты зверей исправишь, тут же
Расплодятся вольно змеи.
Змей исправишь — мигом лужи
Жабьим игом зажиреют.
Жаб направишь на благое,
Сразу мухи с комарами
Испоганят все живое
Так, что мы завоем сами.
Были ведь у нас Титаны,
Протестанты Прометеи,
Отвергавшие спонтанно
Невмешательства идеи.
Им казалось, непременно
Нужно бряцать нашей силой,
Жечь жестоких и надменных
И лелеять добрых, милых.
Равно всем делить излишки,
Одарять монетой звонкой
И для всех устроить стрижку
Под единую гребёнку.
Но на место самых жёстких,
Выжженных огнём Титанов,
Громоздились на подмостки
Сотни новых властных кланов,
Претерпевших ущемленье
В предыдущую эпоху.
И от этого правленье
Их вдвойне вершилось плохо.
Людям хуже становилось,
Даже чем в былое время.
Прометеям приходилось
Вновь крушить людское племя.
Снова рушились поместья,
Города и их предместья –
Всё громилось безвозвратно.
Этот цикл греха-возмездья
Повторялся многократно.
20
От вмешательства в людское
Бытие ставало хуже,
Мир почти не знал покоя,
Был разграблен и разрушен.
Сбились все взаимосвязи,
Обесценилась культура,
От разрухи и от грязи
Умерла литература,
Умерло искусство, знанья
Потерялись и забылись.
Это всё и стало гранью,
За которой мы решились
По велению старейшин
Прочь изгнать навек Титанов,
Чтоб они уже в дальнейшем
Соль не сыпали на раны.
И с тех пор всё наше племя,
Наша, собственно, деревня,
Для себя избрало бремя
Управлять стихией древней.
Мы заведуем ветрами,
Звёзд мерцаньем, лунным светом,
Морем, небом, облаками
И природы ярким цветом.
Мы себе не позволяем
Никаких — почти! — вмешательств
В человеческие судьбы –
Даже в силу обстоятельств».
Мамин голос, чуткий, нежный,
Успокаивал сомненья,
Что в душе моей мятежной
Завели коловращенье.
«И тебе пора, мой милый,
Выбрать то, чем ты отныне
Будешь ведать с нашей силой
Без излишеств и гордыни.
Повзрослел уже ты. Скоро
Твой трехсотый день рожденья.
Детство кончилось, и впору
Выбирать предназначенье».
Я недолго над ответом
Размышлял — всё было кстати:
«Мне б хотелось небом ведать
С облаками на закате.
Красота зари вечерней
Мне милей всего на свете,
Чётче мир и достоверней
В сочном предзакатном цвете».
«Будь по-твоему», — и тут же
Я почувствовал, что сила
Нечто лучшего из лучших
Вдруг меня преобразила.
Всё вокруг переменилось,
Мир стал более объёмным.
Сердце радостней забилось
В восхищенье неуёмном.
А потом уже, немного
Отдышавшись от прилива
Чувств, проникнувших глубоко
Внутрь души моей счастливой,
Мы вошли в наш дом, что создан
Нарочито человечьим
Из лучистых рун, что звёзды
Дарят с неба каждый вечер.
21
Снова день сползал к закату,
Снова тучи суетливо
Озарялись розовато
Солнца отблеском игривым.
И небесною палитрой,
Облаков шатром провислым
Управлять я мог нехитро –
Просто лишь движеньем мысли.
Это соприкосновенье
С красотой живой вселенной
Прирастало вдохновеньем
И желаньем непременным
Делать мир еще прекрасней,
Чем он был и есть по сути —
Ярче и разнообразней,
Шире, глубже, амплитудней.
Если что-то на закате
Вас заставит восхититься
Небом красочным в окладе
Туч, играющих, как птицы,
Представленьем цвета пышным,
Коим правит розоватость,
Знайте, это не Всевышний,
Это я дарю вам радость.
Сентябрь 2011