— Напрасно вы так рисковали, — покачал головой полковник, — ведь мы могли вас потерять. Мало ли, очки могли дать сбой.
Эдик посмотрел на него холодно.
— Ни одна разработка Великого Электронщика не даёт сбой. Идите.
— Да сэр. — Полковник помедлил. — Эдуард Сергеевич, позвольте спросить. Зачем вы это сделали? Зачем пришли сюда в облике гражданского? Вас ведь действительно могли убить.
— Мне нужно было услышать, что говорят обо мне люди. Готовы ли к принятию грядущих перемен. Но это уже неважно. Вы, — Потапкин посмотрел на доктора Херца — были правы. Перемены наступают, не спрашивая, готов ты к ним или нет.
— Pain чего всё это? — спросил доктор хмуро. — Paw власти?
— Ради нового мира, — огрызнулся Потапкин. — Мира, где изнурительный физический труд будут выполнять машины. Где нанотехнологии, усиленное развитие которых я давно финансирую, продлят человеку жизнь. Мир, где нет места всем подряд, а только тем, кто будет ему полезен. Все остальные должны уйти.
Эдуард Потапкин, мультимиллиардер, идеолог и программист, известный как Великий Электронщик, давно уже распространивший своё влияние на весь мир и внедривший своих людей в правительственные структуры, вышел в пахнущий кровью и заваленный трупами коридор. Ему хотелось побыть в одиночестве хоть немного. Он встал у окна, за которым была улицы, брошенные автомобили и тела ненужных будущему людей.
Вытащив из кармана сигарету, он закурил и стал ждать, пока ему принесут одежду и алкоголь.
Хруст битого стекла под чьей-то ногой на полу заставил его отвлечься от обдумывания цены, которую заплатят люди за право жить в мире будущего.
— Прости мне Господи, что отнимаю чужую жизнь, — услышал он странную, архаичную фразу.
Рядом с ним стоял доктор Херц, бывший спецназовец и священник-расстрига. Только теперь взгляд врача не выражал доброжелательности, как при их разговоре тогда в кабинете. Потапкину снова бросился в глаза шрам на щеке доктора. Херц словно улыбался ему порванным и вновь зашитым ртом. Свет из окна падал так, что казалось, Эдику улыбается нечто ужасающее и всесильное.
Руки врача метнулись к нему привычным, хоть и немного подзабытым движением. Шею и подбородок Эдика сдавили тиски. Потапкин попытался высвободиться, но железную хватку врача разорвать было невозможно, мощные руки сдавливали гортань только сильнее. Затем резко крутанули его голову в сторону.
Хруста собственных позвонков Великий Электронщик уже не услышал.
Валерий Гвоздей
ВСЕЛЕНСКИЙ ФОРУМ ГУМАНОИДОВ
На космодром, с монотонностью воды, капающей из крана, садились звездолёты самых разных конструкций.
Посланцы вселенной шли нескончаемым потоком. Их принимало в своё чрево огромное здание, расцвеченное флагами тысяч миров.
Предъявив свой мандат, величественные посланцы исчезали за массивными дверями.
Хотя пускали туда не всех гуманоидов. Кто-то из них получал от ворот поворот.
Но был ещё и задний вход, возле которого маячил стражник в бутафорских латах, опираясь на бутафорскую алебарду.
Здесь тоже наблюдалось движение. Правда, не такое активное.
Вот подскакал на четвереньках рыжий орангутан, с явным намерением проскользнуть внутрь.
— Ах, ты! — Стражник замахнулся алебардой. — Пошёл отсюда! Хвост оттяпаю!
— Да нет у меня хвоста!.. — обиженно крикнул примат, убегая за угол.
— Что, уже оттяпали? — ухмыльнулся стражник. — Видать сокола по полёту!
Он поправил шлем, постоянно съезжающий на глаза.
И вдруг заметил, что перед ним стоят два человека, одинаковых с лица, только один — худой, а другой — полный.
— Вот наш мандат, — сказал худой с улыбкой и предъявил глянцевую карточку.
— Что значит наш? — нахмурился стражник. — Один мандат — один гуманоид!
— Да поймите же вы, мы — один человек! — заволновался полный.
— Он — моё альтер эго! — пояснил худой.
— Чего-чего?.. — насторожился охранник и взял алебарду покрепче.
Его шлем вновь сполз на глаза.
— Моё второе я! — сказал худой, тоже начиная волноваться.
— Ничего не знаю! — Стражник решительно оттеснил их от входа. — Один мандат — один гуманоид!
— Я — альтер эго!.. — взвизгнул полный, силясь вернуться на прежнее место.
Худой стал его оттаскивать. Незаметно завязалась драка.
— Но-но! — строго прикрикнул стражник, поправляя шлем. — А ещё гуманоиды!
— Поймите же вы, мы — один человек! — воскликнул худой.
— Это заметно.
Охранник ухмыльнулся и принял вид мудреца из народа, хорошо знающего, что почём в этой жизни.
— Да вы прочитайте, ведь тут написано! — худой снова протянул свой мандат.
— Чего там? — Некоторое время стражник читал запись на карточке, шевеля губами. Затем нахмурился, размышляя. — Да я что… Моё дело маленькое.
— Ну? Видите? — с надеждой проговорил худой.
— Ладно! — решил охранник. — Проходите! Но только — по одному!
Как это? — растерялся полный.
Худой что-то зашептал ему на ухо. Тот заулыбался.
С сугубо официальным лицом худой снова приблизился к стражнику и предъявил законный мандат. Выпрямился.
— Проходите, — важно кивнул охранник, тоже с официальным лицом.
Худой прошествовал мимо. На цыпочках вернулся назад, за спиной бдительного стража протянул карточку полному. Страж подчёркнуто не замечал этих манёвров. Тем более что противный шлем опять съехал ему на глаза.
— Мандат! — сказал полный.
Сдерживая волнение, он предъявил карточку охраннику.
Тот взял документ в руки. Придирчиво изучив, отдал.
— Всё в порядке! — сказал он. — Проходите!
И полный радостно устремился к двери.
Облегчённо улыбаясь, эта странная пара исчезла в недрах здания.
— Морочат голову, — проворчал страж.
Оглянувшись но сторонам, он собрался уже как следует хлебнуть из бутылки, спрятанной у него за мусорной урной. Тут снова появился орангутан.
— Я тебе что сказал?! — заорал на нет стражник. — А ну пошёл отсюда!
— Да человекообразный я! — захныкал орангутан и быстро сунул что-то охраннику в руку.
Выражение бдительного лица мгновенно изменилось.
— Оно конечно, — в размышлении пробормотал стражник.
— Что-то человеческое в тебе есть, определённо… А, ладно. Проходи!
Орангутан с готовностью проскакал в двери.
— Хорошего человека сразу видно… — пробурчал стражник, пряча купюру за подкладку шлема.
И — осёкся. Перед ним возникла сногсшибательная девица. Одетая столь избирательно, что бдительный страж нервно сглотнул, чуть не выронив шлем:
— Э-э… Вы куда? Не велено! Чтобы, значит, никаких дам-с!
— Какой вы серьёзный, положительный… — заговорила девица грудным голосом. — Ну а слабую женщину к настоящему-то мужчине — так влечёт, так влечёт…
Бдительное лицо залила краска.
Надев шлем, страж несколько судорожно обхватил алебарду, как последний оплот верности служебному долгу.
— В мужчине серьёзность — прежде всего, — продолжала сногсшибательная девица. Она вынула алебарду из рук охранника и прислонила её к стене. — Когда сменяешься? Подожди меня тут. Я скоро. Не скучай, милый!
Девица исчезла за дверью.
Страж похлопал глазами.
— Ну что сказать? Не знаю я, что сказать… — Он взял алебарду в руки. — Нет, ну какая, а?!
Лицо охранника приобрело нежное, мечтательное выражение…
По залу вселенских заседаний прокатывались волны синхронного перевода. Низенький Председатель стоял на трибуне, за частоколом разнокалиберных микрофонов, и бубнил отчётный доклад.
Худой, чуть приподнявшись в кресле, покрутил головой:
— В зале черт знает кто… И это Вселенский форум гуманоидов!
Орангутан не сводил глаз со сногсшибательной девицы, сидящей рядом.
— Пойдём отсюда? — шептал он. — Чего тут высиживать? Я думал, кино покажут… Или шоу с девочками…
— Отстань. Не мешай слушать.
— Пойдём! Фрукты, конфеты, шампанское. Всё, что хочешь! Ты какое шампанское любишь?
— Коряги свои не распускай, понял? Не на такую напал… Полусладкое нравится.
— Ну так пойдём! Вечер при свечах. Не пожалеешь, слово мужчины!
— Лапы свои не распускай, понял? Не на такую напал. Вот доклад кончится…
— Номер — люкс! — шептал девице орангутан. — Шампанского— хоть залейся! Пойдём!
— Руки свои не распускай, понял? Не на такую напал… Давай перерыва дождёмся.
— Чего нам время терять? В шампанском купаться будешь — мамой клянусь! Ванну шампанского налью. Нет — бассейн! В нём фрукты плавают. И ты с ними. Решайся.
Председатель закончил бубнить.
— Чего нам время терять? В шампанском купаться будешь — мамой клянусь! Ванну шампанского налью. Нет — бассейн! В нём фрукты плавают. И ты с ними. Решайся.
Председатель закончил бубнить.
— Кто желает высказаться по существу доклада? — обратился он в зал.
— Ты щипаться?! — взвизгнула девица.
Она с силой пихнула орангутана, уже сидевшего на подлокотнике её кресла. Примат с грохотом растянулся в проходе.
Невольно, привлечённый шумом, Председатель уставился на него:
— Что-то хотите сказать?
— И скажу! — Орангутан вскочил. — До каких пор мы, гуманоиды, будем…
— Ты что, сдурел? — зашипела девица. — А ну сядь!
— Вы мне рот не затыкайте! Правду не задушишь!
— Ба! — сразу пришёл в восторг худой. — Эй, шимпанзе! Ты как сюда попал?
— Как все! — ответил орангутан с достоинством. — И я вам не шимпанзе! Я — орангутан!
— Давай, орангуташа! Крой их! — веселился худой.
— Э-э… Что же конкретно вы можете сказать по существу доклада? — снова обратился к орангутану Председатель.
— Да я уже всё сказал.
Орангутан сел с победным видом.
Сногсшибательная девица ошеломлённо воззрилась на него.
— Э-э… Спасибо, — растерянно сказал Председатель. — Теперь давайте перейдём к прениям.
Он снова начал бубнить, глядя в бумажку.
По залу вновь пошли волны синхронного перевода.
Словно вспомнив что-то, сногсшибательная девица оглянулась на худого. И встретила его горящий взгляд.
Посланцы вселенной стали озираться, почувствовав невероятно мощный, интенсивный поток флюидов…
Стражник в надвинутом шлеме дремал, опершись на свою алебарду. Услышав смех, он встрепенулся.
Из двери вышел худой со сногсшибательной девицей под ручку.
— Что, всё уже кончилось? — пробормотал стражник, поправляя шлем.
— Нет, всё только начинается! — радостно сообщил худой.
— Не скучай, милый! — нежно пропела девица, помахав стражнику на прощание.
Глядя им вслед, стражник будто жевал ядрёный лимон без сахара. Он боролся с сильным желанием изо всей силы шарахнуть об пол шлемом:
— Нет, ну какая, а?! И этот… Я его пустил как человека… С этим… Как его… А он… Э-эх!
Тем временем альтер эго сидел на высоком стуле у стойки бара.
Примат обнимал его за плечи длинной лохматой рукой.
— Бросил меня, как… — Полный горько всхлипывал, роняя в бокал скупые мужские слёзы. — Променял на какую-то…
А, ты голубой?.. Не плачь. Все они такие, — утешал его орангутан. — Моя тоже меня вон бросила. А я не плачу. Видишь? И ты не плачь. Будь мужчиной… Или ты у нас — девочка?..
— Я — альтер эго.
— Да?.. Всё равно. Давай ещё по одной.
— Давай.
Полный и орангутан дружно выпили. И заказали ещё. А потом — ещё.
№ 5
Валерий Гвоздей
ЛЕВЫЙ БИЗНЕС
1.
Антон Комов отсидел в коридоре длинную очередь. Вошёл в кабинет.
Думал, опять укажут на дверь, — такое бывало не раз. Придерутся к отсутствию лётного стажа. Все хотят пилота с наработанным лётным стажем. А как наработать лётный стаж — выпускникам, если их не берут? Где логика?
И ведь Комов не самый худший выпускник. Просто его родители связями не обзавелись.
Некоторые сокурсники, занимавшие нижние строчки выпускного листа, сейчас летают к Луне и к Марсу — хотя бы и на подхвате у вторых и третьих нилотов. А многие из верхних строчек рады, что устроились в сельскую авиацию.
Плохое время. Спад в отрасли…
Толстый менеджер продолжал изучать резюме. Затем просмотрел копии документов.
С лицензией всё в порядке. На здоровье жалоб нет.
К чему ещё придерётся, чтобы указать на дверь?
Комов был готов уйти.
К его удивлению толстяк выпятил нижнюю губу и сказан:
Ну, ладно… Компания ласт вам шанс. Если хорошо себя зарекомендуете — получите контракт. Всё от вас зависит.
Толстяк смотрел на выпускника Федеральной космической академии, как на малолетнего рецидивиста, на которого уже давно махнули рукой.
— Берёте меня?.. — Антон не поверил своим ушам. — На каких условиях?
— С почасовой оплатой. Секундомер включается в момент старта. Расчёт но возвращении.
— Аванс?
— Нет.
— Страховка?
- Нет.
— Испытательный срок две недели?
— Два месяца.
— Но как же… Профсоюз говорит…
— Профсоюз — для штатных сотрудников.
Гладкая физиономия излучала уверенность, что пилот согласится. Если уйдёт — не беда. В коридоре много желающих.
Антон согласился. Год случайных заработков, безрезультатных хождений по кабинетам сделают покладистым кого угодно.
— Когда начинать? — спросил он.
— Завтра, в восемь тридцать. Зона шесть. Капитан — Вит Марин.
— Название корабля?
Менеджер ответил, не отрывая глаз от монитора:
— У наших кораблей только номера. Зона шесть — и корабль шесть. Или — «шестёрка»… Сегодня пройдёте инструктаж. По коридору налево, кабинет номер триста восемь.
— Ясно, спасибо.
Кто в такой ситуации начал бы выяснять, куда подевался второй пилот «шестёрки»?
Претендентов хватало, но взяли-то — Комова…
Эта компания разгребала мусорные завалы, устроенные вокруг планеты.
На орбитах разной удалённости болтались не сотни тонн металла, в виде старых, давно бездействующих спутников, разгонных блоков и их фрагментов, а — многие тысячи.
От крупных объектов как-то можно увернуться. Их траектории отслеживают, заносят в лоции. Гораздо опаснее — мелочь, кружащая там со скоростью восемь-двенадцать метров в секунду. Корабли, действующие спутники иногда получали серьёзные повреждения. Бывало, что и люди гибли… Кроме того, космический хлам затруднял работу следящих устройств. Раздражали и фейерверки — время от времени в аппаратах взрываюсь оставшееся горючее. Взрывы обычно вызывал перепад температур из-за быстрой смены дня и ночи. В результате осколков становилось больше, причём они становились всё мельче. Со временем положение осложнилось настолько, что на борьбу с орбитальным мусором начата выделять средства.
Дело не престижное, хоть и полезное.
Кто мог думать, что гордый выпускник элитарной академии станет мусорщиком…
Антон был уверен, что компания едва сводит концы с концами. Но, увидев космодром и сосчитав длиннющие ангары, количество «зон», кораблей, невольно присвистнул.
Видно, совсем не продохнуть от мусора, если так раскошеливаются.
Капитан оказался бритым наголо шустрым коротышкой, в районе сорока, с глазами навыкате и яркими губами. Он не выразил ни радости, ни грусти при виде новичка. Всё принял как должное.
Представил операторам — Нику Лесняку и Максу Рябову. Оба сухопарые, с неприметной внешностью. Тоже лет сорока.
«Шестёрку» уже готовили к старту. Капитан загрузил новичка работой. И Комов засучил рукава.
Валёт провёл, конечно, Вит.
Новичок сидел рядом и набирался опыта. Хотя последовательность операций была ему известна и в теории, и на практике. А потом капитан доверил управление второму пилоту.
Ничего сложного и ничего интересного. Надо вести корабль но заранее рассчитанному курсу к скоплению мусора…
Добрались.
Облако мелочи выглядело в солнечных лучах, как стая рыбёшек — сверкающих чешуёй, затмевающих даже звёзды.
Марин сел в кресло пилота. Операторы выдвинули телескопические штанги, развернули сети из прочнейших углеродных трубок, устойчивых к низким температурам, пластичных.
Шли не навстречу облаку, а догоняли его. Сети вынесены далеко в стороны. Это можно было сравнить с зачерпыванием воды из реки двумя вёдрами на коромысле — Антон видел такое в одном старом фильме. Зачерпнули ведром, пройдя вдоль облака, затянули сеть. Ещё раз прошлись, вторым зачерпнули.
Нарушения баланса компенсировали маневровые, автоматически.
Да, не слишком технологично. Примитивно даже.
Однако работает. Компанию устраивает.
Мусор иногда постукивал в борт. У Комова создавалось неприятное ощущение, что кто-то скребётся о корабль снаружи, просит впустить.
Капитан совершал манёвры. Почти не разговаривал, но всё понятно. Антон старательно перенимал опыт.
Собранную мелочь вполне можно спустить ниже, вытряхнуть. Она сгорела бы в плотных слоях атмосферы. Но Инстанции приняли решение: атмосферу беречь, мусор не сжигать, а транспортировать на орбитальное кладбище — Погост, как его называли. Погост находился на триста километров дальше стационарной орбиты. С неё уже ни один болт не сорвётся — будет летать но кругу тысячи лет, пока не придумают что-нибудь радикальное. Запустят в направлении светила, например.