Но Старбак был так уверен в своей правоте, не сомневаясь в том, что фланговая атака разделается с обороной янки, что считал получение разрешения лишь тратой времени.
— Сержант! — позвал он Траслоу.
Траслоу вновь предвидел приказы Старбака.
— Примкнуть штыки! — крикнул он роте.
— Убедитесь, что они как следует закреплены! Не забудьте провернуть штык, когда всадите его! — голос Траслоу был спокоен, словно это был просто еще один день тренировок.
— Не спеши, парень! Не действуй на ощупь! — он обращался к солдату, который в возбуждении уронил штык, а потом проверил у другого солдата, хорошо ли закреплен штык на дуле винтовки.
Хаттон и Мэллори, еще два сержанта роты, похожим образом проверяли свои взводы.
— Капитан! — крикнул один из солдат Хаттона.
Это был капрал Питер Ваггонер, чей брат-близнец тоже был капралом роты.
— Вы остаетесь или уходите, капитан? — Питер Ваггонер был крупным и медлительным человеком и истовым верующим.
— Я направляюсь туда, — ответил Старбак, указывая на ту сторону поляны, намеренно сделав вид, что не понял вопроса.
— Вы знаете, о чем я, — сказал Ваггонер, и большинство солдат роты тоже это знали, пристально уставившись на своего капитана.
Они знали, что Натан Эванс предложил ему место, и многие боялись, что назначение в штаб может привлечь яркого молодого янки вроде Старбака.
— Ты по-прежнему веришь, что те, кто пьет виски, отправятся в ад, Питер? — спросил Старбак капрала.
— Так это ведь правда, — сурово отозвался Ваггонер. — Божья правда, мистер Старбак. Будьте уверены, что ваши грехи вас настигнут.
— Я решил остаться здесь, пока ты с братом со мной не выпьешь, Питер, — заявил Старбак.
Возникла секундная пауза, пока солдаты соображали, что это значит, а потом по рядам прошел вздох облегчения.
— Тихо! — огрызнулся Траслоу.
Старбак снова посмотрел на вражескую сторону поляны. Он не знал, за что солдаты его любили, но был действительно тронут их привязанностью, настолько, что отвернулся, чтобы скрыть эмоции.
Когда его произвели в капитаны, он понял, что солдаты примут его, потому что он пришел к ним вместе с одобрившим это назначение Траслоу, но с тех пор они обнаружили, что их офицер-янки был умным, пылким и воинственным человеком.
Он не всегда вел себя дружелюбно, как некоторые другие офицеры, подражавшие своим поведением тем, кем они командовали, но одиннадцатая рота приписала некоторую замкнутость и холодность Старбака его северному происхождению. Все знали, что янки были холодны как рыбы, а самыми странными и холодными являлись бостонцы, но солдаты также поняли, что Старбак пылко защищает своих людей и готов бросить вызов любым властям Конфедерации, чтобы вызволить роту из беды.
Они также чувствовали, что у него норовистый характер, а это делало его удачливым в их глазах, а все солдаты предпочли бы иметь удачливого предводителя.
— Вы и правда остаетесь, сэр? — спросил Роберт Декер.
— И правда остаюсь, Роберт. А теперь приготовься.
— Я готов, — ответил Декер, растянув губы в довольной улыбке.
Он был самым юным из пятидесяти семи солдат роты, почти все они являлись выходцами из округа Фалконер, где учились в школе у Таддеуса Бёрда, лечились у майора Дэнсона, слушали проповеди преподобного Мосса и по большей части работали на Вашингтона Фалконера.
Нескольким было за сорок, нескольким за двадцать и тридцать, но большинству — семнадцать, восемнадцать или девятнадцать лет.
Они были братьями, кузенами, шуринами, друзьями и врагами, но в большинстве своем не чужими друг другу, все знакомы с семьями друг друга, с сестрами и матерями, с собакам, с надеждами и слабостями.
Для незнакомца они выглядели как нечесанные и злобные псы, вспотевшие после целого дня зимней пробежки, но Старбак знал их лучше. Некоторые, как близнецы Ваггонеры, были глубоко религиозны и молились каждую ночь вместе с другими солдатами за душу их капитана, а другие, такие как Эдвард Хант или Абрам Стэтхем, являлись мерзавцами, которым ни на йоту нельзя было доверять.
Роберт Декер, пришедший из той же долины Голубых гор, что и сержант Траслоу, был добрым, трудолюбивым и доверчивым, а другие, например, близнецы Коббы, были ленивее кошки.
— Ты должен отправиться на подкрепление роте Мерфи! — лейтенант Мокси всё ещё болтался рядом со Старбаком.
Старбак повернулся к нему.
— Иди и передай Дятлу мое сообщение! Бога ради, Мокс, если хочешь быть мальчиком на побегушках, то будь уж хорошим. А теперь беги!
Мокси отправился назад, а Старбак поднял глаза на Адама.
— Не окажешь ли любезность, отправившись к Дятлу, чтобы сообщить о наших действиях? Я не доверяю Мокси.
Адам пришпорил лошадь, и Старбак опять повернулся к солдатам. Он говорил громко, чтобы перекричать шум стрельбы, объяснив роте, чего от них ожидает.
Они должны быстро пересечь поляну и, оказавшись на противоположной стороне, повернуться направо и встать в шеренгу, а потом пройти по лесу, сметя открытый фланг янки.
— Не стреляйте, пока не возникнет необходимости, — приказал Старбак, — просто громко крикните во все горло, и пусть увидят ваши штыки. Они побегут, обещаю! — он инстинктивно понимал, что неожиданного появления группы орущих мятежников будет достаточно, чтобы янки запаниковали.
Солдаты нервно ухмылялись. Один из них, Джозеф Мей, молившийся, пока они взбирались на холм, всматривался в крепление своего штыка, чтобы убедиться, что он вставлен должным образом. Старбак заметил, что он щурится.
— Где твои очки, Джо?
— Потерял, капитан, — грустно засопел Мей. — Сломал, — в конце концов признался он.
— Если кто-нибудь из вас увидит мертвого янки в очках, принесите их Джозефу! — велел Старбак, а потом прикрепил собственный штык к дулу винтовки.
В битве при Манассасе по настоянию Вашингтона Фалконера офицеры Легиона шли на сражение с саблями, но выжившие поняли, что снайперы врага больше всего любят целиться в мужчин с клинками, и потому обменяли свои элегантные сабли на винтовки как у простых работяг, а свои вышитые рукава и воротники заменили обычной тканью.
У Старбака также имелся револьвер с рукояткой из слоновой кости, который он получил в качестве трофея в битве при Манассасе, но сейчас он собирался оставить дорогое английское оружие в кобуре, положившись на крепкую винтовку Миссисипи с длинным, похожим на пику штыком.
— Готовы? — спросил Старбак.
— Готовы! — ответила рота в жажде сделать свое дело и покончить со сражением.
— Никаких выкриков, пока будем пересекать поле! — предупредил их Старбак.
— Мы не хотим, чтобы янки узнали о нашем приближении. Двигайтесь быстро и очень тихо!
Он оглядел их лица и увидел смесь возбуждения и нервного предвкушения. Потом взглянул на Траслоу, который коротко кивнул, словно прибавляя свое одобрение к решению Старбака.
— Так вперед! — призвал Старбак и повел роту на покрытое желто-зелеными пятнами света поле, а косые лучи солнца сверкали сквозь жемчужную пелену дыма, как клочки туманного покрывала опускающуюся между деревьями.
День сменялся чудесным осенним вечером, и Старбак ощутил внезапный приступ страха, что умрет в этом прекрасном свете, и ускорил бег, опасаясь снаряда с картечью из пушки или чудовищного удара пули, способного сбить с ног коня, но ни один северянин не выстрелил в легионеров, пока они бежали к дальнему лесу.
Они пробились к подлеску на той стороне поляны, где находились янки.
Как только они оказались в безопасности среди деревьев, Старбак заметил блеск воды там, где река поворачивала, разбиваясь об утес, а за этой яркой излучиной он различил длинные, зеленые и накрытые вечерней тенью поля Мэриленда.
Это зрелище причинило ему внезапную душевную муку, но потом он приказал солдатам повернуть направо и встать в шеренгу, взмахнув рукой, чтобы показать, как им нужно выстроиться, но люди не стали ждать приказов, а уже шагали по лесу в сторону врага.
Старбак хотел, чтобы они атаковали фланг янки ровной шеренгой, но они предпочли броситься вперед небольшими яростными группами, и их энтузиазм с лихвой искупил неровность строя. Старбак побежал вместе с ними, не осознавая, что начал завывать, словно привидение.
Томас Траслоу находился слева от него с ножом в руках, лезвие достигало девятнадцати дюймов в длину. Большая часть Легиона когда-то владела подобными зловещими ножами, но вес этого мощного оружия убедил почти всех солдат от них избавиться.
Траслоу, напротив, свой сохранил и теперь выбрал именно его. Единственный в роте он не производил никаких звуков, будто предстоящая работа была слишком серьезной, чтобы кричать.
Старбак увидел первых янки. Два солдата использовали поваленное дерево в качестве укрытия для стрельбы. Один перезаряжал, засовывая в ствол винтовки длинный шомпол, а его товарищ целился из-за ствола.
Старбак увидел первых янки. Два солдата использовали поваленное дерево в качестве укрытия для стрельбы. Один перезаряжал, засовывая в ствол винтовки длинный шомпол, а его товарищ целился из-за ствола.
Северянин выстрелил, и Старбак заметил, как дернулось от отдачи его плечо и показался дымок со снопом искр от взорвавшегося капсюля.
За спиной двух янки лес внезапно наполнился синемундирниками, и ещё более удивительно, с деревьев свисали серые шинели, раскачиваясь, когда в них попадали пули мятежников.
— Убейте их! — заорал Старбак, и двое за упавшим деревом повернулись и в ужасе уставились на атакующих мятежников.
Тот, что заряжал винтовку, повернул ее в сторону Старбака, прицелился и нажал на спуск, но в панике забыл взвести курок.
Винтовка щелкнула с металлическим звуком. Северянин вскочил на ноги и побежал мимо офицера, стоящего с саблей в руке с выражением потрясения и замешательства на обрамленном бакенбардами лице. Старбак, заметив выражение лица офицера, понял, что поступил правильно.
— Убейте их, — закричал он, совершенно не сознавая, что произносит такие кровожадные слова.
Он просто почувствовал экстаз человека, который только что перехитрил врага и навязал ему свою волю.
Это чувство было всепроникающим, наполнив его просто маниакальным восторгом.
— Убейте их! — завопил он снова, на сей раз эти слова, похоже заставили весь фланг янки прийти в движение.
Северяне побежали. Некоторые спрыгивали с утеса, скользя вниз по склону, но большинство бежало обратно вдоль шеренги к вершине утеса, и пока они бежали, всё больше людей присоединялись к ним, и отступление становилось всё более беспорядочным и многолюдным.
Старбак споткнулся о раненого, который жутко завыл, а потом выбежал на поляну, где пушка родайлендцев пропахала рваную борозду с вершины утеса. Он вскочил на ящик со снарядами, по-прежнему вопя свой призыв наступающим солдатам.
Не все северяне побежали. Многие офицеры считали долг важнее собственной безопасности и с храбростью, граничащей с попыткой самоубийства, продолжали драться с наступающими с фланга мятежниками.
Один лейтенант хладнокровно прицеливался из револьвера и упал, заколотый двумя штыками. Он попытался выстрелить, даже умирая, и третий южанин всадил ему пулю в голову, вызвав фонтан крови.
Лейтенант умер, а солдаты всё тыкали его тело штыками с жестокостью охотничьих собак, разрывающих тело убитого оленя. Старбак крикнул им, чтоб оставили мертвеца в покое, и поспешили вперед. Он не хотел дать янки время опомниться.
Адам Фалконер скакал по залитой солнцем поляне, призывая остаток Легиона пересечь ее и присоединиться к роте Старбака.
Майор Бёрд повел знаменосцев в сторону темнеющего дальнего леса, наполненного пронзительными криками атакующих мятежников и стрельбой. Офицеры-северяне, приказывающие солдатам остановиться, не имели ни единого шанса, что в этой панике им кто-либо подчинится.
Траслоу велел северянину бросить винтовку, а тот то ли не расслышал, то ли решил бросить ему вызов, и охотничий нож сделал лишь один взмах с дьявольской экономией усилий.
Группа янки, которой заблокировали путь к отступлению, развернулась и вслепую побежала обратно в сторону атакующих. Большинство остановилось, осознав свою ошибку и подняв руки в знак поражения, но один офицер яростно взмахнул саблей в лицо Старбаку.
Старбак остановился, позволил клинку просвистеть рядом, а потом воткнул в него штык. Он ощутил, как сталь ударилась о ребра янки, и выругался, что колол сверху вниз, а не наоборот.
— Нат! — выдохнул офицер-янки. — Нет! Пожалуйста!
— Хрень Господня! — вырвалось проклятие из уст Старбака.
Человек, которого он атаковал, был прихожанином его отца, старым знакомым, Старбак делил с ним вечность уроков в воскресной школе.
Последние новости, которые Старбак слышал об Уильяме Льюисе, были о том, что он поступил в Гарвард, но теперь Льюис тяжело дышал, пока штык Старбака скользил по его ребрам.
— Нат? — спросил Льюис. — Это ты?
— Брось саблю, Уилл!
Уильям Льюис покачал головой, но не в отказе подчиниться, а от потрясения, неожиданно увидев старого друга в облике мятежника. Потом, заметив яростное выражение лица Старбака, он бросил саблю.
— Я сдаюсь, Нат!
Старбак оставил его стоящим над брошенной саблей и побежал догонять своих людей. Встреча со старым другом выбила его из колеи. Неужели он сражался с бостонским батальоном?
Если так, то сколько еще поверженных врагов его опознают? Кого еще из близких знакомых он погрузит в траур своими сегодняшними действиями на вершине виргинского холма?
Но он отбросил все сомнения, когда увидел бородатого верзилу, кричавшего на мятежников. Мужчина в подтяжках и рубашке с закатанными рукавами одной рукой размахивал банником как дубиной, а в другой держал некое подобие римского острого меча, обычно выдаваемого канонирам.
Путь к отступлению был отрезан, но он отказывался сдаться, предпочитая скорее умереть героем, чем прослыть трусом. Он уже свалил одного из людей Старбака и теперь вызывал других на драку.
Сержант Мэллори, шурин Траслоу, выстрелил в верзилу, но пуля прошла мимо цели, и бородатый канонир как фурия обрушился на жилистого Мэллори.
— Он мой! — прокричал Старбак и, оттолкнув в сторону Мэллори, бросился вперед, а затем отскочил назад, когда верзила замахнулся банником. Это, считал Старбак, было его обязанностью как офицера.
Рота должна увидеть, что он самый бесстрашный и готов к схватке. Кроме того, сегодня он чувствовал себя непобедимым. Боевой клич словно огненная вспышка прошел по его венам. Он со смехом делал выпады штыком, но короткий клинок противника с силой отбивал штык в сторону.
— Ублюдок! — канонир плюнул в Старбака, затем сделал несколько быстрых зловещих движений, пытаясь сковать все внимание Старбака на клинке, а сам замахнулся банником.
Он думал, что обманул офицера мятежников, и с восторгом заревел, предвкушая, как похожий на дубину деревянный наконечник размозжит череп врагу, но Старбак пригнулся, так что банник просвистел над широкополой шляпой, сила этого ужасного замаха была такова, что верзила покачнулся.
Теперь настал черед Старбака победоносно закричать, кольнув штыком, с силой проталкивая его вверх, несмотря на невероятное сопротивление кожи и плоти, он еще орал, когда верзила дернулся и упал, корчась на длинном острие штыка, как умирающая загарпуненная рыба.
Старбак запыхался, пытаясь высвободить штык, но плоть верзилы плотно обхватила сталь, и штык даже не двигался. Северянин бросил свое оружие и ослабевшими руками хватался за винтовку, торчащую у него в животе.
Старбак тоже пытался вытащить штык, но судороги умирающего держали его в каменных тисках. Старбак спустил курок, надеясь высвободить штык, но он не сдвинулся.
От удара пули канонир жутко захрипел, а Старбак бросил оружие, оставив северянина умирать на траве.
Он вытащил из кобуры прекрасный револьвер с рукояткой из слоновой кости и побежал догонять своих, обнаружив, что одиннадцатая рота теперь была в лесу не одна, растворившись в волне серых и ореховых мундиров, которая захлестнула оборонявшихся северян, заставив выживших в паническом страхе бежать с вершины утеса к узкому и глинистому ложу реки.
Сержант ньюйоркцев закричал, когда, оступившись, покатился вниз по склону и сломал ногу.
— Нат! — Адам несся на своем жеребце по лесу. — Отзови их!
Старбак непонимающе уставился на своего друга.
— Всё кончено! Вы победили! — произнеся эти слова, Адам показал на группу мятежников, начавших стрелять вниз с крутого склона утеса в попавших там в ловушку янки.
— Останови их! — просил Адам, будто винил Старбака за это проявление ликующей, но мстительной победы, а потом резко развернул лошадь, чтобы найти кого-нибудь, облеченного властными полномочиями, и остановить убийства.
Но только никто не хотел их прекратить. Северяне попали в ловушку у подножия утеса, а южане поливали эту истерзанную, корчащуюся и истекающую кровью массу беспощадным огнем.
Группа янки попыталась ускользнуть от резни, пробираясь по спинам раненых к безопасности только что прибывшей лодки, но та перевернулась под весом беглецов.
Какой-то солдат звал на помощь, когда течение уносило его прочь. Другие пытались переплыть реку, но вода бурлила и разлеталась брызгами от пуль. Наполнившая поток кровь потекла в сторону моря.
Люди тонули и умирали, а безжалостная резня продолжалась, мятежники заряжали и стреляли, стреляли и заряжали, глумясь над своими побитыми, испуганными и сломленными врагами.
Старбак проложил себе путь к краю утеса и уставился вниз, на эту адскую сцену. Подножие утеса наполнилось колышущейся живой массой, словно огромное животное умирало в сгущающихся сумерках, хотя у этого зверя еще оставались клыки, потому что снизу по-прежнему доносились выстрелы.