Позабыв о трусах, Уилли стал стремительно перестраивать свое тело. Немедленно кости и мышцы его взвыли в агонии трансформации, но в легкие хлынул воздух — холодный, пьянящий, живительный, — и Уилли вновь обрел способность дышать. Вдоль его позвоночника пробежала судорога облегчения, Уилли задрал голову и взвыл. От этого воя в жилах стыла кровь, но только не у того, кто ломился в дверь. Убедившись, что шум в коридоре не прекратился, Уилли прыгнул в окно. В стороны брызнули острые осколки, а он, пролетев совсем рядом с навесом, приземлился на все четыре лапы, но, не удержавшись, повалился на бок и проехал фута три по булыжной мостовой.
Быстро вскочив, он поднял голову и различил в темном провале окна нечто еще более темное. Нечто двинуло рукой, а может, лапой, щупальцем или иной конечностью, и в ней явственно блеснуло серебро. Уилли, не разбирая дороги, бросился прочь.
14
Полиция оцепила величественный, хотя и изрядно обветшавший особняк в викторианском стиле, и потому таксисту пришлось высадить Ранди несколько раньше. У оцепления толпились любопытные соседи. Поднятые с постели ранним утром, они едва успели набросить пальто поверх пижам и халатов. Соседи перешептывались, многозначительно переглядывались, то и дело обращая взгляды к своим домам, а включенные мигалки полицейских автомобилей придавали их лицам выражение болезненной алчности.
Ранди быстро прошла сквозь жиденькую толпу. У веревки, служившей ограждением, ее остановил незнакомый патрульный в форме.
— Я Ранди Уэйд, — представилась она. — Прийти сюда меня попросил мистер Рогофф.
— А-а, понятно. — Патрульный взмахом руки указал на дом. — Рогофф там, разговаривает с сестрой жертвы.
Рогоффа Ранди нашла в гостиной. Увидев ее, он кивнул и продолжил задавать вопросы хрупкой брюнетке лет сорока. В комнате толкалось еще с полдюжины полицейских. Они посмотрели на Ранди с любопытством, но ни один не проронил ни слова. Брюнетка (по-видимому, сестра жертвы) сидела на самом краешке дивана. На женщине был эфемерный шелковый халатик, но она, похоже, не замечала ни холодного воздуха, который напустили в дом полицейские, ни самих полицейских, бесцеремонно оглядывающих ее едва прикрытое тело.
Криминалист, сняв отпечатки пальцев с пианино, отошел, и Ранди, встав на его место, принялась рассматривать фотографии в рамочках, что стояли на его крышке. Внимание Ранди привлекло самое большое фото. На фоне реки были сняты парень в плавках и две замершие по бокам от него симпатичные девушки в одинаковых бикини; парень не отличался атлетическим сложением, но и хилым его тоже назвать было нельзя, его голубые глаза глядели в объектив с каким-то непонятным, настораживающим равнодушием. Улыбающимся девушкам было лет по восемнадцать — двадцать, и они могли похвастаться длинными черными волосами, еще не высохшими после купания. Ранди перевела взгляд на женщину, сидевшую на диване. Определенно она была одной из девушек, но какой именно, Ранди не поняла: девушки были близнецами. Ранди принялась изучать остальные фотографии, но не узнала ни одного лица. Уилли среди них, к счастью, не оказалось. От этого занятия Ранди оторвал Рогофф.
— В спальне на втором этаже коронер производит осмотр тела, — сообщил он, подойдя к ней сзади. — Если хотите, можете подняться туда, но предупреждаю: зрелище не для слабонервных.
Ранди повернулась к нему и спросила:
— Узнали что-нибудь интересное от сестры?
— Этой ночью ей привиделся кошмар, — начал Рогофф, направляясь к узкой лестнице. Ранди пошла следом. — По ее словам, обычно, когда ей снятся плохие сны, она идет в соседнюю спальню и ложится в кровать к Зоуи. — Они достигли площадки второго этажа, и Рогофф, положив руку на стеклянную дверную ручку, приостановился. — То, что она обнаружила в постели сестры нынче ночью, гарантирует ей ночные кошмары на многие годы.
Рогофф открыл дверь и переступил порог комнаты.
В спальне горел лишь ночник над кроватью. Полицейский фотограф снимал нечто красное, распластанное на постели, и от постоянных сполохов вспышки на стенах прыгали, корчились громадные угловатые тени. Желудок Ранди в ответ сделал попытку скорчиться, а память немедленно вернула ее на годы назад, в жаркие июньские дни, когда ветер задувал с юга, и город наполнял смрад от скотобойни.
Фотограф щелкал объективом, то озаряя комнату ярким светом, то погружая ее в сумрак. Над трупом склонилась коронер. Заметив, что вспышки белым пламенем отражаются от потолка, Ранди подняла голову: прямо над кроватью было закреплено большое зеркало. В нем с еще более ужасающей реальностью отражалась постель и распростертая на ней мертвая женщина: вместо лица — красные веревки мышц, из-под которых кое-где проглядывают белые кости; темные, но уже ничего не видящие глаза широко открыты. Несомненно, жертва до последней секунды видела в деталях все, что делает с ней убийца, как видела и свои глаза, устремленные к потолку.
Снова полыхнула вспышка, и на запястьях и коленях убитой вдруг холодно блеснул металл. Ранди на секунду опустила веки, затем глубоко вдохнула и подошла к кровати.
— Кандалы точно такие же? — спросил Рогофф.
— Да. И, кстати, взгляни на это. — Коронер Куни, вытащив изо рта незажженную сигару, воспользовалась ею как указкой.
Ранди, вглядевшись, различила на освежеванной плоти, рядом с браслетами кандалов, темные неровные полосы, от одного вида которых становилось больно.
— Жертва сопротивлялась, — предположил Рогофф. — Вот кандалы и разодрали мышцы.
— Тогда бы ты увидел глубокие раны с запекшейся кровью, — отметила Куни. — А на запястьях и коленях жертвы, там, где ее касался металл, явственные ожоги. Ожоги третьей степени. И у Соренсон обнаружены такие же. Похоже, убийца, сковав свои жертвы, раскалял кандалы добела. Сейчас металл уже остыл. Прикоснись и убедись в этом сам.
— Нет, спасибо, — отказался Рогофф. — Мне достаточно и твоего слова.
— Минуточку, — подала голос Ранди.
Коронер, как бы заметив ее впервые, недовольно поинтересовалась:
— А она что здесь делает?
— Долгая история, — ответил Рогофф. — Мисс Уэйд, сейчас здесь проводится полицейское расследование, и вам бы лучше...
Не дослушав его, Ранди задала вопрос Куни:
— У Джоан Соренсон были такие же ожоги? Там же, на запястьях и коленках, где кандалы соприкасались с телом?
— Да, — ответила Куни. — И что с того?
— Что вам пришло на ум? — нетерпеливо спросил Рогофф.
Ранди, переведя взгляд на полицейского, промолвила:
— Джоан Соренсон была калекой, у нее не действовали ноги, да и вообще тело ниже пояса. Так зачем же убийце понадобилось сковывать ее колени?
Рогофф, немного подумав, покачал головой и вопросительно посмотрел на Куни. Та, пожав плечами, изрекла:
— Действительно, интересное наблюдение. Но только вот что оно доказывает?
Ранди, не ответив, устремила глаза на обезображенное тело. Еще совсем недавно это была привлекательная женщина.
Фотограф продолжал съемку с разных ракурсов. Кандалы зловеще поблескивали. Ранди, набравшись храбрости, прикоснулась к ним и почувствовала холод отполированного серебра.
15
Ночь была наполнена звуками и запахами.
Уилли слепо несся по залитым дождевой водой улицам и темным докам, по мрачным аллеям и ухоженным паркам; он перепрыгивал через низкие бордюры и довольно высокие изгороди. Где он находится и куда направляется, его не волновало: главное — оказаться подальше от дома и от темной фигуры в окне.
Один раз Уилли чуть не остановила высокая бетонная стена, простиравшаяся направо и налево насколько хватало глаз. Первые три прыжка через нее не увенчались успехом, но после четвертого Уилли уцепился-таки передними лапами за верхний край стены и, что было мочи оттолкнувшись от вертикальной поверхности задними, перекатился на противоположную сторону. Упав во влажную траву, перевернулся через голову, немедленно вскочил и припустил дальше.
К счастью, на улицах почти не попадались машины, и лишь раз, когда Уилли пересекал широкое шоссе, откуда ни возьмись появился грузовик и ослепил его фарами. Уилли, застыв посреди дороги, на мгновение увидел за ветровым стеклом перекошенное ужасом лицо водителя. Шофер дал гудок и ударил по тормозам, грузовик на мокром асфальте занесло и чуть не выбросило на обочину. Уилли сорвался с места и стрелой бросился прочь.
Примерно через час непрерывного бега он оказался в пригороде, где вдоль улиц тянулись одно- и двухэтажные дома, а у обочин стояли потрепанные автомобили. Единственными источниками освещения здесь были редкие уличные фонари да бледная луна, иной раз проглядывающая в прорехи облаков. Уилли улавливал запах собак и, слыша время от времени их дикий неистовый лай, понимал, что и они его тоже учуяли. Иногда неистовствовавшие собаки будили своих владельцев и соседей, и тогда в домах зажигался свет и открывались двери, но Уилли к тому времени оказывался уже далеко.
Наконец, когда лапы Уилли были готовы отвалиться от усталости, а язык ни в какую не желал помещаться во рту, он пересек полотно железной дороги, взобрался по крутой насыпи и остановился перед проволочной изгородью футов десяти высотой. За изгородью виднелись обширный пустой двор и приземистое кирпичное строение без окон. За годы запах крови порядком выветрился, но чуткие ноздри Уилли сразу же уловили недоброе. Он немедленно понял, куда его занесло.
Да, то была почти два года как брошенная скотобойня. Уилли опустился на землю возле изгороди; несмотря на густой мех, его пробрала дрожь.
Наконец Уилли обнаружил, что на нем все еще надеты трусы. Он вспомнил лицо водителя грузовика и тотчас представил себе смятение, охватившее бедолагу при виде огромного, мохнатого, с горящими глазами существа в трусах. Уилли вдруг разобрал смех, да такой, что, будь у него для этого приспособлено горло, он непременно рассмеялся бы во всю мочь.
Немного успокоившись, Уилли изогнулся и, вцепившись зубами в резинку трусов, рванул. Трусы треснули, и Уилли, изворачиваясь всем телом, стянул с себя лохмотья. Затем он вновь лег, и пока его тело отдыхало, навостренные уши и чуткий нос улавливали шум проезжающих вдалеке машин и лай собак, запахи отработанного дизельного топлива и холодного металла. Но самым сильным раздражителем для Уилли был дух крови и смерти, исходивший со скотобойни. Дух этот пробудил в Уилли звериный голод. Однако его заглушало куда более острое и сильное чувство — всепожирающий животный страх.
До рассвета оставалось всего часа два-три, а податься Уилли было некуда. Ведь вернуться домой, не зная, убрался ли оттуда страшный, темный гость, который принес с собой серебро, Уилли опасался; не мог он пойти и на работу в банк, поскольку был абсолютно голым. Надо бы укрыться у надежного друга.
На ум пришел «Черный Камень» и замерший у камина Джонатан Хармон. Да, наверное, за крепкими стенами поместья сейчас безопасно... Одна за другой в памяти начали возникать подробности: артритные руки, сжимающие трость со зловещим золотым набалдашником; разглагольствования о железе и крови; огненные блики, пляшущие в безжизненных голубых глазах Стивена. Из горла Уилли непроизвольно вырвалось рычание, и он отчетливо понял, что «Черный Камень» — убежище не для него.
Джоан была мертва, а с другими, подобными, себе, Уилли был едва знаком, да и не желал знакомиться ближе.
Итак, нравится ему это или нет, оставалась только Ранди.
Уилли медленно, устало поднялся. Со стороны скотобойни налетел особенно сильный порыв ветра. Ноздри Уилли затрепетали, и он, запрокинув голову, издал громкий протяжный вой. Вой этот прокатился по округе, а затем его поглотил холодный мрак. Уилли помчался к дому Ранди.
16
В сумерках, когда рассвет еще только занимался, а уличные фонари были уже погашены, Рогофф остановил свой старенький черный «Форд» перед одноэтажным шестиквартирным домом, где жила Ранди. Ранди открыла дверцу автомобиля, а Рогофф заглушил двигатель и, повернувшись к ней, сказал:
— Все же хотелось бы знать имя вашего нанимателя. Я не настаиваю на том, чтобы вы его назвали прямо сейчас. Сначала выспитесь, а потом уж решайте.
— А вы не забыли, что я адвокат? — спросила Ранди.
Рогофф устало улыбнулся.
— Просматривая, по вашему совету, старые дела в архиве, я не поленился и ознакомился с бумагами, касающимися лично вас. Оказалось, вы никогда и не учились на юриста, не говоря уже о получении диплома адвоката.
— Неужели? — Ранди одарила Рогоффа ответной улыбкой.
— Именно.
— Ну, не училась, и что с того? — Ранди пожала плечами. — Знаете, я действительно высплюсь, а завтра мы поговорим. — Она вышла из машины, захлопнула дверцу и вдруг спросила через опущенное окошко: — Рогофф, а как вас зовут?
— Майк, — ответил тот.
— До завтра, Майк.
Он рассеяно кивнул, завел машину и покатил прочь. Ранди поднялась по ступенькам крыльца, подошла к своей двери, достала из сумочки ключи.
— Ранди! — послышалось где-то рядом.
Она оглянулась и, никого не увидев, спросила:
— Кто здесь?
— Я, Уилли, — прозвучал на этот раз более громкий, уверенный голос.
— Ты где?
— Да здесь я, здесь, за мусорным баком.
Ранди перегнулась через перила и увидела дрожащего от утреннего холода Уилли.
— Да ты голый! — удивилась она.
— Сегодня ночью кто-то пытался меня убить в моем собственном доме. Я насилу ноги унес, а вот моя одежда за мной не поспела. Я жду тебя уже больше часа и промерз, как собака. Где тебя носило?!
— Произошло еще одно убийство. Судя по почерку — убийца тот же.
— Господи, — пробормотал Уилли. — Кто убит?
— Ее звали Зоуи Андерс.
— Черт, черт, черт!!! — В глазах Уилли читался дикий страх, но он все же спросил: — А что с Эми?
— С ее сестрой? — Уилли кивнул, и Ранди рассказала: — У нее сильный нервный шок, но, думаю, она оправится. — Ранди немного помолчала. — Так ты, оказывается, знал и Зоуи. Знал так же, как Соренсон?
— Нет, не как Джоан. — Уилли выглядел вконец измученным и опустошенным. — Ты позволишь мне войти?
Ранди, кивнув, открыла дверь, Уилли немедленно взбежал на крыльцо и заскочил в квартиру. Казалось, от благодарности он готов лизать Ранди руки.
17
Боксерские трусы и майка бывшего супруга Ранди оказались Уилли велики, ее собственный розовый халатик — мал, но зато как нельзя кстати пришелся горячий кофе. Несколько глотков возродили в усталом, измотанном Уилли радость жизни, а уж когда на столе появилась дымящаяся тарелка с яичницей и ломтями жаренного бекона, он и вовсе словно перенесся в нирвану.
— У меня тут родились кое-какие соображения, — промолвила Ранди, садясь напротив.
— Великолепно! — прочавкал Уилли. — Я имею в виду яичницу с беконом. И то, что ты надумала, тоже, наверное, под стать этому блюду. Но, Господи, до чего же я, оказывается, голоден! — Он воткнул вилку в бекон, поднес его ко рту и с жадностью откусил. — Замечательно! Просто бесподобно!
— Я тебе скажу сейчас кое-что. Тебя я знаю давно, и в общем-то сказать мне это, кроме тебя, некому. Ты, конечно, будешь смеяться, но... — Ранди нахмурилась. — Учти, Уилли, если рассмеешься, то опять очутишься без халата и трусов на улице.
— Я не засмеюсь, — пообещал Уилли, вдруг замерев и забыв о беконе.
Ранди глубоко вздохнула и внимательно посмотрела ему в глаза, а Уилли подумал, что глаза у нее очень красивые.
— Я полагаю, что моего отца убил волк-оборотень, — не моргая, сообщила Ранди.
— О, Господи! — пробормотал Уилли. Ему было вовсе не до смеха. — Я... Я... Я...
Грудь Уилли сдавила огромная невидимая анаконда, и он, опрокинув стул, вскочил из-за стола и опрометью бросился в ванную. Там он заперся и до отказа выкрутил кран горячей воды; ванная комната начала понемногу наполняться паром. Пар, конечно, не ингалятор, но и он способен снять приступ удушья.
Когда Уилли вновь обрел способность дышать, оказалось, что он стоит на коленях, а халат, трусы и майка на нем такие мокрые, будто он в них только что выкупался. Уилли на четвереньках прополз по кафельному полу, вытянув руку, закрыл горячую воду и нетвердо поднялся на ноги. Зеркало над раковиной запотело. Уилли вытер его полотенцем и полюбовался собой. Лицо оказалось багрово-красным, опухшим, на лбу блестели капельки пота. Уилли попытался вытереться, но от пара полотенце намокло так же, как и все остальное в ванной.
Было слышно, как по гостиной ходит Ранди и как открываются и закрываются ящики буфета. Мужская гордость не позволяла Уилли предстать перед молодой женщиной в таком жалком виде. Он оперся рукой о стену, решив побыть некоторое время здесь и немного прийти в себя.
— Ты выходишь? — послышался из-за двери голос Ранди.
— Да, — пробормотал Уилли, но так слабо, что она его вряд ли услышала.
Он поправил майку и халат, глубоко вздохнул, отпер дверь и вышел в коридор.
Ранди вновь сидела за столом. Уилли, заняв свое прежнее место, сказал:
— Извини, у меня был приступ астмы.
— Я поняла, — промолвила она. — Наверное, это — последствия стресса?
— Наверное.
— Доедай яичницу, пока она окончательно не остыла.
— Да, конечно. — Уилли взял вилку.
Ощущение было таким же, как вчера, когда он, позабыв, что не выключил плиту, ухватился за ручку сковородки. Уилли вскрикнул и отшвырнул от себя вилку. Вилка, несколько раз стукнувшись о стол, замерла перед Ранди. Уилли принялся дуть на покрасневшие пальцы, а Ранди, не спуская с него глаз, очень спокойно взяла вилку и поднесла ее к своим губам.
— Пока ты парился в ванной, я достала приборы из буфета, — призналась она. — Предметы — из чистого серебра; вместе с другой кухонной утварью они достались мне в наследство от бабки.
Боль в пальцах была почти нестерпимой.
— О, Господи! — взмолился Уилли. — Достань скорее масло. Растительное, животное, любое, толь...