– Княгиня, там к тебе…
Рогнеда недовольно сдвинула брови, видит же, что занята, чего лезет? Но дружинник настаивал:
– К твоей милости… из Киева…
– Откуда?! – Рогнеда даже подумала, что ослышалась, потом сердце екнуло от страха. Новости из Киева могли быть только плохими, что-то с детьми?!
Она выскочила на крыльцо, едва не сбив с ног того же гридя. По двору холопы водили троих коней, успокаивая после долгой дороги, их хозяева уже спешились и стояли, глядя на крыльцо. Рогнеда без труда определила, кто из прибывших главный, сразу направилась к нему. Изок шагнул навстречу, поклонился с приветствием:
– Здрава будь, княгиня.
Рогнеда не могла перевести дыхание:
– Что?! Что с детьми?!
Изок опешил:
– С какими детьми?
– Ты из Киева?!
– Да. Только я князем послан слова его тебе передать. – Тут Изок сообразил, что мать спрашивала о своих мальчиках, оставшихся в Киеве с отцом. – Княжичи здоровы, княгиня, будь спокойна. Растут, Ярослав, правда, хром, но про то ты знаешь.
У Рогнеды бессильно опустились плечи, повела рукой в сторону терема:
– Пойдем, передашь, что князь велел. – Потом вдруг усмехнулась. – А если не к спеху, так велю сначала баньку истопить?..
Изок кивнул в ответ:
– Хорошо бы, да только я скажу сначала, а потом и в баньку можно. Вели моих гридей напоить, накормить.
В трапезной Рогнеда выжидающе смотрела на Изока: ну что еще князь придумал? Может, велит и из Изяславля куда убираться? Чуть в стороне стоял сотник Вышан, готовый любому дать отпор за свою княгиню. Изок чуть скосил глаза в его сторону:
– Княгиня, князь велел говорить только с глазу на глаз…
Дружинник тревожно смотрел на Рогнеду. Та, снова усмехнувшись, кивнула ему:
– Иди, я здесь у себя дома, кто меня обидеть может?
Сотник вышел, а Изок чуть улыбнулся, говорить те слова, какие Владимир передал жене, было приятно.
– Князь велел передать, что просит вернуться в Киев к детям.
Рогнеда вскинула на Изока свои большие серые глаза, не веря услышанному, а он продолжал:
– И к нему, если захочешь. А еще велел передать про свадебный наряд, мол, будет любой по твоему желанию…
Глаза княгини, казалось, вылезут на лоб. Изок стоял, счастливо улыбаясь. Понимал, что принес женщине радостную весть. Он не очень понимал, о каком свадебном наряде может идти речь для Рогнеды, родившей уже пятерых детей, но помнил, как радовался сам князь, произнося эти слова.
У Рогнеды перехватило горло. Она столько лет ждала этого гонца, таких слов… И вот они сказаны, даже лучшие, чем ожидалось, а ей не ответить. Длинные тонкие пальцы нервно мяли край платка. Изок понял все без объяснений, улыбнулся:
– Княгиня, я слова князя передал, теперь можно и в баньку. Пойду?
Рогнеда наконец опомнилась:
– Иди, иди, конечно!
Но выйти не успел, вернула:
– Ну-ка, повтори еще раз.
– Велел просить вернуться в Киев к нему и детям. И что наряд будет любой. Свадебный.
Рогнеда закивала головой:
– Да, поняла, иди.
Глядя вслед закрывшему за собой дверь Изоку, она без сил опустилась на лавку. В трапезную тревожно заглянул сотник Вышан.
– Что, княгиня, что он сказал?
Та посмотрела растерянно:
– В Киев князь зовет вернуться…
– А Изяславль как? Только начала жизнь налаживаться. – Честно говоря, Вышану было бы жаль оставлять свое место в Изяславле, здесь он сотник, почти воевода, а в Киеве кто? Да и чем дальше от Волчьего Хвоста, тем лучше. Лично для него лучше. Но прикажет княгиня – и поедет, куда ж деться? Эх, жаль, вон какой град поставили…
Неожиданный отпор Рогнеда получила от… Изяслава, тот не захотел возвращаться в Киев к отцу! Мальчик уже привык к своему положению князя, пусть и маленького, привык к мысли, что и отец, и братья совсем не желают ему добра, и не мог понять мать, вдруг загоревшуюся желанием вернуться к ненавистному князю. Рогнеда растерялась:
– Какой же он ненавистный? Он твой отец.
– Не поеду! – был твердый ответ княжича. – Хочешь, езжай одна!
Рогнеда встала перед выбором, кого предпочесть – Изяслава, которому сама же внушила мысль о виновности отца и братьев, или все же Владимира и младших сыновей. Изок видел колебания княгини и не мог их понять. Когда выяснилось, что княжич возвращаться не хочет, пожал плечами:
– Князь ничего про то не говорил. Но княжичу уже пора не только на коня садиться, но и в дружину идти, все одно без матери жить надо, пусть бы и оставался самостоятельно. С ним вон воевода с дружиной есть. – Сотник кивнул на Вышана, ему очень хотелось привезти с собой княгиню, знал, что Владимир обрадуется. Хитрость удалась, речью остались довольны все – и княжич, и Вышан, и сама княгиня.
Так и решили. В Киев с Изоком собиралась Рогнеда, маленький княжич оставался править Изяславлем от своего имени.
С отъездом пришлось поторопиться, чтобы не попасть в весеннюю распутицу. Добираться решили через Туров, туда дорога хоть как-то наезжена. Вышан предлагал проводить до града, а там уже князь Туры своих людей даст, но Рогнеда отказалась.
– Ни к чему это, оставайся лучше с княжичем. У Изока двое гридей, со мной еще один за возницу будет, доберемся. Даже если возок в снегу застрянет, то четверо вытащат. Я много скарба не возьму, незачем.
После расправы, когда-то учиненной Рогнедой, в изяславльских лесах татей больше не замечали, зима стояла снежная, шатунов тоже не должно быть, потому с княгиней согласились. На беду.
Выехали до света, чтобы успеть к Турову хотя бы к ночи. Перед уходом Рогнеда зашла к сыну попрощаться, кто знает, когда свидятся. Но Изяслав сладко спал, раскинувшись на широкой лавке. Ближний холоп хотел будить, но княгиня остановила его:
– Пусть спит.
Когда поцеловала сына, тот лишь буркнул что-то, не просыпаясь, и повернулся к матери спиной. Она долгим взглядом смотрела на сладко посапывающего сына, поправила сползшую накидку, погладила рукой светлые волосы, вздохнула. Изяслав больше других похож на Владимира, так же высок и строен, уже в малом возрасте чувствуется княжеская стать, глаза синие, а губы обещают быть такими же яркими и чувственными. Не одно девичье сердце забьется при виде его, когда княжич подрастет. Только бы не на беду…
Возок княгини действительно мал, она отправилась на том, в каком объезжали соседние веси. Но так легче проскочить по заснеженной дороге. Ключница заботливо укутала Рогнеду волчьей полостью, все наказывала, в каком коробе с чем пироги спрятаны, где с зайчатиной, где с визигой, где с клюквой… Княгиня рассмеялась:
– Милка, оставь, я не собираюсь седмицу в лесу сидеть, к ночи у Туры будем, там твои пироги и съедим!
К Рогнеде склонился из седла Изок:
– Пора, княгиня. Дни ныне короткие, а дорога у нас длинная.
Та со вздохом кивнула:
– Пора…
И было в том вздохе поровну грусти и радости.
Ключница долго смотрела вслед княжьему возку, гадая, вернется ли хозяйка. Вряд ли, не зря же князь к себе позвал. Что ж, так и лучше, здесь остался княжич, который еще мал, а кормильцем при нем Вышан. Милка довольно усмехнулась, верно она сотника к себе под подол пускала, словно чуяла, что тот станет главным. Вышан, легок на помине, потянул ее за юбку:
– Ну чего встала, пойдем, поспим еще… Теперь никакая княгиня мешать не станет.
Он прав, прежнюю ключницу Перенегу Рогнеда отправила к родичам в Полоцк из-за сожительства с Емком, это все знали. А ну, как и про Милку с Вышаном дозналась бы? Милке почему-то в голову не приходило, что Рогнеда отправила Перенегу подальше от Емка из-за будущего дитяти.
Милка прижалась к Вышану:
– Ко мне пойдем?
Тот только фыркнул, ну что за глупая баба! Не к себе же он собирался тащить бабенку, чтоб переспать с ней! Но тут же довольно заблестел глазами:
– В княжью ложницу, на перинах спать!
Милка ахнула:
– Ты что?! А ну как узнают?
– Кто? Мы с тобой тут главные, к нам и жаловаться придут… А как мне на тебя пожалятся, я тебе рубаху-то задеру, да по голой!.. – Он забормотал что-то ключнице на ухо, одновременно охаживая ее широкий зад. Та залилась довольным смехом. Хорошо все же, когда княгини нет на дворе, и вряд ли вернется.
Рогнеда, в последние годы редко выезжавшая далеко за пределы Изяславля, с удовольствием оглядывалась. Сначала было темно и лес вокруг стоял страшный в своей непохожести, но летящие из-под копыт лошадей комья снега и ветер в лицо все равно веселили. Скоро рассвело, тогда поехали еще быстрее, насколько позволяла узкая малоезженая дорога. Солнышко поднялось довольно высоко, а они не встретили ни одной веси, и впрямь глушь… По сторонам неслись заснеженные деревья, иногда кто-то из ехавших впереди дружинников задевал плечом ветку, и снежная шапка валилась на возок княгини. Рогнеда хохотала, отряхиваясь. Ее щеки раскраснелись, глаза взволнованно блестели. Снежная пыль облепила плат и лицо, заставляя временами закрывать глаза.
На неукатанном снегу из-за большого количества ухабов сильно трясло, потому Рогнеде пришлось крепко держаться. Только это позволило ей не вылететь, когда возок вдруг резко встал. Возница почти поднял лошадей на дыбы, чтобы не врезаться в рухнувшего на полном скаку дружинника. Изок сзади что-то закричал, Рогнеда даже не разобрала что, возница снова погнал, пытаясь объехать упавшую лошадь, возок перевернулся, и княгиня вместе со всем скарбом полетела в снег. Сверху на нее повалилось содержимое саней, какие-то меха, короба с пирогами, накидки, шубы… Пока выбралась, чтобы хоть увидеть свет, ругаясь, что никто не приходит на помощь, все руки ободрала. Но, высунув голову из вороха рухляди, обомлела – вокруг шел настоящий бой! Изок и возница бились мечами с несколькими наседавшими с топорами мужиками. Впереди дергалась, пытаясь подняться, одна из лошадей, запряженных в возок, вторая лежала на боку с пробитой шеей и остекленевшими глазами. Чуть подальше еще один дружинник из изоковских отбивался от двоих. Ойкнув, Рогнеда нырнула назад в гору мехов, но тут же высунулась снова. Возница сумел зарубить двоих, но от третьего нашел смерть сам. Этого татя посек Изок. Сотник был ранен, его нога оставляла на снегу кровавый след, лицо тоже в крови. Не выдержав, княгиня даже закрыла глаза. Почти сразу крики и шум стихли. Осторожно отведя руки в стороны, Рогнеда увидела, что на ногах остался один Изок, но и тот едва держится.
Быстро выбравшись из-под возка, она кинулась к сотнику:
– Жив?! Давай помогу.
Тот действительно едва стоял. Оглядев валявшихся без движения восьмерых нападавших и троих своих, прохрипел:
– Сейчас, я сейчас, княгиня…
Помогая Изоку хотя бы добраться до перевернутого возка, Рогнеда даже не заметила движения еще живого татя, только сотник вдруг толкнул ее в снег, а сам замер на месте. Подняв голову из сугроба, в который полетела, княгиня закричала от ужаса – лицо Изока оказалось проткнуто стрелой. Видно, успел выпустить, целясь в нее, последний из живых нападавших, но Изок принял стрелу на себя. Стараясь не смотреть на сотника, она все же подобралась к нему, подставила плечо:
– Обопрись, я поддержу.
Сотник так и сел к возку со стрелой в лице. Отдышался и решительно взялся за древко, прохрипев:
– Помоги…
Рогнеду мутило от одного вида Изока, но бросилась помогать. К счастью, наконечник слабо держался на древке и легко слетел с него. Обратно стрела пошла споро, но когда из оставленной ею дыры хлынула кровь, сотник упал и бессильно закатил глаза. Тут княгиня точно забыла о страхе, о боязни крови, она рванула подол своей рубахи с такой силой, что тот поддался, оторвала полосу и постаралась хотя бы так заткнуть рану. Судорожно шепча: «Сейчас, я сейчас…», Рогнеда бросилась к возку, притащила короб, вывалила содержимое на дорогу и раскопала из него чистые полотенца, положенные заботливой ключницей. Присела перед Изоком, принялась перевязывать рану уже спокойней. Тот очнулся, благодарно прошептал:
– Спасибо… Я сам…
– Сиди уж, – отмахнулась Рогнеда. Рана была не одна, и возиться пришлось долго. Вдруг ей показалось, что справа кто-то пошевелился. Замерев на месте, княгиня с ужасом скосила глаза в сторону. Так и есть, видно, очухался тать, стрелявший последним. Изок не успел даже повернуться, как Рогнеда вдруг метнула туда здоровенный короб, из которого вытаскивала вещи. И как сил хватило? Короб сбил пытавшегося подняться мужика, встать снова ему не удалось. Княгиня не помнила, как оказалась рядом, она только била и била татя по голове краем чьего-то щита. Голова человека от железной окантовки уже превратилась в кровавое месиво, а женщина все не могла успокоиться. Потом упала в снег сама и зарыдала в голос. Изок сидел у возка, не в силах подняться и помочь хозяйке.
Немного погодя Рогнеда пришла в себя, только вставать не стала, просто на четвереньках подползла к сотнику и снова взялась за его раны. Время от времени она громко хлюпала носом и вытирала тыльной стороной руки лицо, не замечая, что рука вся в крови. Волосы княгини выбились из-под плата, сам плат съехал еще при падении с возком, край рубахи оторван, ворот тоже разорван… Но это сейчас казалось совсем неважным. Когда самое страшное было перевязано, Изок прошептал:
– Посмотри осторожно остальных…
Рогнеда кивнула и, с трудом поднявшись, отправилась в страшный обход. Больше выживших не нашлось, двое дружинников и возница погибли, унеся с собой жизни восьмерых татей. Две лошади тоже неподвижно лежали на снегу, остальные умчались в лес, и только одна все пыталась подняться, дергая поваленный возок. Рогнеда сообразила, что лошадь надо распрячь, чтобы потом запрячь снова. Конечно, княгиня не знала, как это сделать, но надеялась, что подскажет Изок. Тот сидел у возка бледный, как снег вокруг. Хотя нет, снег залит кровью, а вот сотник бел. Рогнеде бы спросить, как распрячь лошадь, но она решила, что справится сама. Бедная кобылка, видно, почуяв близкое освобождение, забилась еще сильнее.
– Тише ты, тише, – попыталась успокоить ее княгиня, но не тут-то было. Рывки лошади страшно мешали, обдирая в кровь пальцы, Рогнеде все же удалось высвободить ее из пут. И тут обезумевшее животное рванулось в последний раз, наконец вскочило, выдергивая упряжь из рук княгини, и… галопом бросилось в лес! Несколько мгновений Рогнеда оторопело смотрела ей вслед, потом изо всех сил заорала: «Стой! Стой!», но было поздно. Лошади и след простыл.
Изок открыл глаза на крик, но почти сразу снова впал в забытье. Рогнеда с ужасом огляделась. Посреди леса на залитой кровью убитых дороге она была одна на много верст вокруг! Едва дышавший Изок не в счет, его самого спасать надо. Княгиня рухнула в снег рядом с беспамятным сотником и залилась слезами от ужаса пережитого, от страха и непонимания, что теперь делать.
Выплакавшись, снова огляделась. Ничего за время ее плача не изменилось, вокруг все так же стоял молчаливый лес. На кустах поближе стайка синичек искала себе пропитание, высоко в небе плыло белое пушистое облачко, ярко светило солнце. Только одного не было слышно – человеческих голосов. До сих пор Рогнеда не задавалась вопросом, откуда взялись в такой глуши эти тати, ясно, что поджидали, значит, знали, что ехать будет. Что это, кому она мешала? Мысли одна другой страшнее метались в ее голове. Может, это ловушка? Ее специально постарались выманить, чтобы убить в лесу? Тогда и сотник на их стороне. А почему его посекли? Может, для того, чтобы не сказал лишнего? Рогнеду охватил ужас, ведь дома остался маленький Изяслав один под ненадежной защитой бездельника Вышана! Но потом она скосила глаза на едва живого Изока и подумала, что уж этот-то точно ни при чем, ему еще как досталось. А значит, ей надо спастись самой и спасти сотника. Закралось подозрение, что это вообще дело рук Вышана, которому совсем не хотелось подчиняться воле княгини. Но тогда в первую очередь должны были бы бить и искать ее, а не сотника и остальных.
Сидя на снегу, Рогнеда уже начала замерзать. Поднялась, шатаясь, подошла к Изоку. Тот стонал в забытьи, показалось, что у сотника жар. Княгиня приложила прохладную руку к голове раненого, так и есть, весь горит. Посмотрела на оцарапанную ладонь, приложила к своей щеке – тоже горячо. Усмехнулась – это рука холодная. Но у Изока действительно начался жар, раны серьезные.
– Ну и что теперь делать? – почему-то вслух спросила сама себя Рогнеда. Голос среди зимнего молчания прозвучал как гром, стало очень страшно. Она затрясла Изока: – Очнись, слышишь, очнись!
Тот с трудом разлепил глаза:
– А? Что?
– Куда ближе, к Изяславлю или к Турову?
– К… Турову… весь недалече… зачем?.. Куда?.. Я… сейчас!.. – и снова упал.
Рогнеда задумчиво уставилась на беспомощного сотника, размышляя о том, как его тащить. Просто на себе далеко не унесет. И она решительно взялась за содержимое возка. Сооружая из разломанного короба и двух щитов подобие санок, княгиня бормотала себе под нос:
– Только бы с дороги не сбиться… Да волков не встретить… Надо дотемна успеть…
Руки содраны в кровь, болит побитая перевернувшимся возком нога, голова трещит так, словно готова расколоться в любую минуту, но Рогнеда упорно движется вперед, уговаривая саму себя. Шаг… еще шаг… еще десять шагов, а потом отдохнуть. Нет, не десять, лучше двадцать, не то дотемна из леса не выбраться… А Изоку совсем плохо, хрипит, едва дышит, за ночь замерзнет, хотя и укутан всеми волчьими полостями, какие только нашлись в возке. Но развести огонь она не сможет, значит, замерзнет и сама, да и хищников страшно. Рогнеда считала шаги, чтоб легче тащить свою поклажу.
Она так увлеклась этим счетом, что даже не сразу услышала конский топот. Когда опомнилась, всадники уже вылетели из-за поворота дороги. Хорошо, что не гнали быстро, не то наскочили бы. И хотя Рогнеде все равно, каких людей встретить, лишь бы просто люди, она заслонила собой лежащего бревном Изока. Ехавший вторым всадник прыгнул с коня, кинулся к ней, крича во весь голос: