Китайцу, кажется, понравилось в Уральском.
- Наша дома кушай нету. Худо. Все помирай. Много люди помирай, сказал он Тимохе.
- А-а!.. Видишь ты!
Это было понятно всем.
- Значит, как мы: не от нужды по миру ходим, а скучно дома не евши сидеть. Мы с тобой бедные. Что же нам делать! Правда? Оставайся у нас!
Мужики дружно соглашались, что Сашке следует жить в Уральском. Такой мастер везде нужен. Почти никто из мужиков так класть не умел.
Вскоре оказалось, что Сашка раскорчевал клок земли, но не около пашни Кузнецовых, как советовал ему Егор, а за протокой. Егор давал ему коня и соху.
На зиму Сашка уехал в Бельго. Опасался Егор, что торгаши испортят Сашку, заставят на себя работать. Но вот настала весна, и Сашка вернулся.
- Ты, брат, нас не забывай! - говорил ему Силин, когда Сашка приходил точить. - Мы, брат, для тебя завсегда... И ты мне печь обещал. Я кирпича достал. Теперь церковь строят и привезли. Мне солдаты дадут.
Сашка улыбался, но не обещал ничего.
- Зимой приезжал исправник, спрашивал, живет ли в деревне китаец. Уж кто-то ему донес... Мы сказали: мол, нет, он ушел. Спросил: "Куда?" - "Не знаем!" Не выдали тебя.
Сашка смеялся вежливо и беззвучно, а работал старательно. Смуглые руки его с красивыми овальными ногтями крепко держали сошник.
* * *
"Надо бы Сашку проведать", - думал Егор, ожидая жену.
К вечеру нашли тучи. В ночь разразилась буря. А бабы все не ехали.
"Я как знал, сердце мое болело", - думал Егор.
- Бог знает, что там может быть?
- Заночуют, и все! - сказал Федька.
Егор сидит в избе, не спит.
"Тайгой идти - дороги не найдешь. Отмели затопило. Но если захочешь, так пройдешь. Хотя горячку пороть - только срамиться. Дождусь утра, там посмотрю".
И вдруг ударило в голову.
"А если что случилось? Конечно, гольды - смирный народ. Но черт их знает, а ну?.. Разве их узнаешь? Мало ли что..." Сам Егор не боялся, против гольдов ничего не таил, а за жену встревожился.
Утром поутихло. Егор пошел за конем.
Петрован вдруг закричал с крыши:
- Тятя, наши едут!
- Слава богу!
Егор посетовал на себя в душе, что нес на гольдов такую напраслину. Но запомнил, что поколебался в вере людям, которых знал хорошо, в людях честных, смирных, кротких.
"Вот душа-то человеческая, верно, что потемки!" - подумал он.
Приехали бабы, веселые и уставшие.
- Ночь не спали, поди, на новом месте?
- Вчера весь день садили с Васькой, а бабке не дали. День-деньской пришлось лечить, чуть не во всех Мылках ребятишек перемыла.
"А я-то на гольдов худое подумал!" - Егор чувствовал себя виноватым.
- И мяса привезли, - оживленно, не раздеваясь, в ватной куртке, которую надела вчера во время непогоды, говорила Наталья, сидя на табурете и беседуя с Егором, как в гостях. Ей не хотелось снимать платка с головы: видно, так понравилось гостить.
- А что там Улугу?
- Бросил огород!
- Да быть не может!
- Бросил Улугушка, бросил!
- Как же?
- Гохча огородничает.
- Все на жену!
- Разве его пристрастишь? Привез кабана тушу; чего, говорит, дедушка в тайгу не идет, сейчас, говорит, кабанов много, ходят у вас под деревней. И тебя ругал; сидит, черемшу с рыбой ест и ругает.
- Кабаны сейчас тощие, а он где-то ладного взял, - заметил Егор.
- Что же, что тощие! Кто сейчас жирный? Он дал мяса и осерчал. "Русский, - говорит, - какой охотник? Медведя увидит, раз выстрелит, ружье бросает и бежит. Никто себе мяса не добывает". На всем Амуре, мол, только одни гольды мясо добывают и рыбу ловят, а русские только разговаривают и торгуют.
- Это уж его кто-то подучил.
- Кто его подговорит в тайге! Его зло на попа берет, да и сам видит. "Егорка, - говорит, - худой, плохой охотник. Даром, - говорит, - живет, звери рядом..." Но полсвиньи отрубил.
- А на огород не идет?
- Гохча огородничает, не нарадуется!
- Неужто Улугушка не подсобит?
- Уж мы силком выволокли его! - подхватила Таня, только что вошедшая в избу и услыхавшая конец разговора.
- Верно, верно! - сказал дед. - Кабаны-то всегда есть на Додьге. Мы уж давно не ходили. Вот уж я собрался, поди-ка, надо сходить. Улугушка-то верно сказал. Зачем побираться у гольдов, когда туши к околице подходят? А под лежачий камень и вода не течет.
- Песни там пели, - встала Наталья и, взглянув в стенное зеркало, сняла платок.
Путешествие кончилось, пора было приниматься за хозяйство.
Настька приласкалась к матери.
- Ну как, хозяюшка моя?
- Завтра на Додьгу поедем, - оказал дед Кондрат. Относилось это к Петровану и Ваське, хотя ни к кому дед не обратился.
- Зайди к Сашке, посмотри, как он там, - сказал Егор отцу.
Он решил, что зря плохо о Сашке думал: мол, побирается, коня станет просить. "А может, человек там мучается? Я с семьей, а Сашка один. Он на чужбине. Разве Галдафу ему чем пособит? Как он ужился с Гао? У него не узнаешь. Но на того надежда плохая, хотя и говорят, что китайцы друг другу подсобляют".
Соль была, мясо стали солить. Пришлось мыть кадушку. Работы прибавилось. Пашни у Егора были запаханы, хлеб всходил, земля позволяла заняться другими делами, надо было успевать.
Иван зашел вечером.
- Ну, как гольды огородничают? Слава богу? - Иван заметил, что дед, видно, собрался на охоту. Спрашивать об этом не полагалось. - Ну что, Васька, тебя дедушка охотиться учит? - посмеялся он.
- А тебе что? - недовольно отозвался парнишка.
- Почему, когда из тайги придешь, у тебя ухо всегда красное?
Васька ответил с твердостью:
- Если смажу, то за ухо схватит и мутузит.
- Я их выучу, - молвил дед.
- Разве, дедка, так учат охотиться? Надо рассказывать.
- Нечего им рассказывать. Пусть знает: не попал - будет взбучка. Катерининские ружья не такие были, а я в десять лет уж стрелять умел. А потом вырос - у нас зверей не стало.
Дед Кондрат не первый раз вел внуков на Додьгу. Он учил их охотиться там на кабанов. Мясо добывали и себе, но большую часть отвозили за реку солдатам. Поэтому дед сильно обиделся на Улугушку, когда тот сказал, будто русские ленятся.
Ребята давно хотели стать охотниками. Теперь ружья в семье были, их учили стрелять.
Петрован, спокойный и упрямый, меток; какого бы зверя ни видел, широкое лицо его было бесстрастно, бил он без промаха.
Васька всей душой желал стать охотником. Заветная мечта его сбывалась, он трепетал, когда позволяли ему взять ружье в руки. Завидя зверей, Васька волновался и неизменно промахивался.
- Иди-ка сюда, родимец, - говорил дед после каждого промаха и трепал внука за ухо. - Ну, теперь знаешь, как стрелять?
- Теперь знаю! - сквозь слезы отвечал мальчик. - Теперь попаду...
Утром дед и мальчишка отправились на лодке вниз по реке, а потом свернули в озеро Додьгу и добрались до речки, пошли под стеной темного, как туча, смешанного додьгинского леса.
- А к Сашке поедем? - спрашивал деда Васька.
- Убьем, так поедем, - отвечал дед. - Сперва дело, а потом уж лясы точить. Делу - время, потехе - час! Раньше времени не загадывай.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Дед не столько удивился тому, что кабаны близко подпустили охотников, сколько тому, что земля, в которой они лежали, уж очень черна. Неужели такой чернозем? Место было вольное, на пойме.
- Видишь свиней? - спросил дед Ваську.
- Вижу... на солнышке лежат.
Свиньи рыли грязь на поляне между белых ильмов, таких толстых, что дупла их казались пещерами. Из грязи повсюду торчали щетинистые полосатые спины зверей.
- Да не ступай ты на валежник, иди потихоньку, а то вспугнешь... Вон пятаки видны. Гляди сюда, под ветки. Ну, еще подойдем. Вот этот секач... В секача... Свиней не бей. Я тебя подведу поближе, и ты стреляй за мной.
Васька старательно прицелился и ждал. А дед все мешкал.
Он зорко и весело оглядел стадо. Вдруг, вскинув ружье и не целясь, как заправский стрелок, ударил в гущу зверья. Выпалил и Васька. Стадо, ломая кусты, с треском потекло в тайгу. Обнаружился тучный перекопанный чернозем.
- Экий огород распахали! - удивился дед.
Кабан-секач бился в глубокой грязи.
- А ты опять промазал. Торопыга! Разве так стреляют? - сказал дед, но не стал бить и бранить Ваську.
Земля была черная, жирная, и когда дед копнул ее поглубже, то конца ей не было.
Старик покачал головой.
- Ладная земелька, хоть бы Расее в пору. Надо Егорушке сказать.
Васька удивился: дед сегодня не ворчал, не дрался и на обратном пути шутил, пел что-то. Сам греб и завернул лодку на протоку, где жил Сашка. Вскоре видна стала, как большая черная шкура среди леса на возвышенности, распластанная коричневая пашня.
Посреди нее стояла заморенная, тощая коняга, запряженная в самодельную соху, а около с длинной березовой хворостиной, в шляпе Сашка.
"Эко чудо! У Сашки-то конь свой..."
- Дедушка, - обрадовался мальчишка, - конь у Сашки!
И сам Сашка и его коняга, видно, притомились. Китаец ничего не мог поделать с клячей. Он замахнулся хворостиной. Лошадь не шла. Голова ее дрожала.
- У-э! У-э! - вдруг дико заорал Сашка, выдвинув нижнюю челюсть, наклоняясь и сделав такое страшное лицо, что Васька замер. Сашка с силой ударил лошадь хворостиной по всей спине так, что раздался хряск. - О-о! У-у! - заревел он. - Э-э! - голос у него с низкого срывался на тонкий.
Лошадь рванула. Сашка бросил свою березовую палку, налег на рассоху, да так сильно, что казалось, он сам толкал соху вперед и разворачивал всю землю, а не лошадь ее тянула.
Сашка ходил по полю, кричал. Лошадь пошла бодрей. Казалось, китаец не обращал внимания на подъехавших гостей.
"Как он страшно кричит", - думал Васька, слыша его отчаянные, то низкие, то тонкие возгласы.
Если Васька устрашился этого зрелища, то дед, напротив, почувствовал к Сашке расположение.
Коняга опять встала. Китаец подошел к старику.
- Ты что же так коня бьешь? - спросил дед.
- Его ничего! - ответил Сашка.
Дед вспомнил разные рассказы, какая жизнь в Китае.
Неподалеку был шалаш, горел костер, варилось что-то.
- А ты землянку себе делаешь?
- Делаю! Будет дом!
- Ты тут целую усадьбу себе сладишь! - сказал дед. - Ты приезжай, я тебе дам кнут. Неужто у вас бьют лошадей палками?
Сашка повел гостей в шалаш.
- Зимой Федька женился? - спросил он.
- Да.
- Шибко хорошо! - улыбнулся китаец.
- Вот и тебе жениться надо! - молвил дед.
Китаец принес чашки. Угостил рисом, дал чаю. После обеда поговорили немного, потом Сашка пошел работать.
- У-э! - орал он и быстро шагал по пашне за лошадью, которая, несмотря на свой заморенный вид, тащила соху.
- Со страху потащишь! - молвил дед Кондрат.
Старик помолчал угрюмо.
Отдохнули немного, и, чтобы не сидеть без дела, Васька, взявши лопату, спросил:
- Можно мне?
Он с удовольствием покопал яму для землянки.
Дед невольно рассмотрел имущество китайца. Ватные штаны, в которых Сашка приходил однажды, сушились на палке, в шалаше - нож, шкура лисы, добытая, верно, еще зимой, черная короткая шкура сохатого и ватное одеяло, ватная куртка, котомка, чашки, связка лука...
Сашка поработал, поставил коня под дым костра и сам пришел, присел с дедом, достал трубку с медной чашечкой и закурил.
- Где ты коня купил? Гао дал?
- Купила!
- Это верно! Ну как у тебя с Гао?
- Хорошо!
- Ты что, его не любишь?
- Не знаю.
- Нет, уж нет... Заметно, заметно, не любишь, хоть и свои. Так ты у русских купил?
- У русских! В Тамбовке!
- Когда покупал, хороший был конь?
- Хороший!
- А теперь худой?
- Сразу как привел его, стал худой!
"Обманули тебя, верно, - подумал дед, - пьяного коня продали. Вот будешь знать русских барышников".
- Ты у кого купил?
- У Овчинникова.
Руки у Сашки дрожат, худая открытая шея мокра, на дабовой куртке черные потеки пота. На нем рыжая кожаная обувь до колен, вся избитая добела о корни и изношенная, но еще целая. Сашка темный, руки коричневые. Он сам как живой кусок земли.
Дед пожалел в душе, что Сашка так рьяно пашет, - значит, в Уральском не будет мастера.
- А печку Тимохе сложишь?
- Пахать кончай и ходи, - ответил китаец. - Ходи и Тимоха работай... Печка делай...
- Ну, я так и скажу!
- Егор как живи? - спросил китаец и вдруг улыбнулся, глаза его заблестели. - Ничего его живи?
- Ничего... Ты тоже тут, значит, развернулся... Где же денег взял?
- Маленько заработал.
Сашка смог купить только такую конягу, и то половину денег пришлось занять у Гао.
"Мы все завели сами, а он за деньги. Купцы пособляют ему, - подумал Кондрат ревниво. - Ему легче, чем нам".
Сошники, лопату, мотыгу дал Сашке в прошлом еще году Иван. Егор помог перековать старье.
Дед пошел к пашне, стал брать землю горстями. Подошел Сашка.
- Земля у тебя хорошая! - сказал дед.
Старик в нескольких местах смотрел землю, брал в пальцы, растирал ее со слюной.
Сашка забеспокоился, недоумевая, почему это так занимает деда? Ведь у них на релке земля не хуже. Зачем он хвалит? Может быть, он завидует, думает, что тут лучше? Чужое всегда кажется лучше. Сашка слышал о русских много плохого и сейчас встревожился.
"А что, если они сгонят меня с земли?" - подумал он.
Но дед не завидовал, а, напротив, рассматривая Сашкину землю, убеждался, что она хуже той, что сегодня видел на Додьге. "Не в пример та лучше и нашей и Сашкиной... Как бы Сашка не пронюхал, - подумал дед, - и не захватил. Тут недалеко".
Так с камнем за пазухой старик и уехал от Сашки.
Добрались домой, выгрузили разрубленную кабанью тушу. Дома Кондрат рассказал Егору про Сашкину пахоту, а потом про находку на Додьге. До сих пор все как-то не верил дед, что тут может быть что-то хорошее, все здешнее считал каким-то ненастоящим. И вот впервые ему понравилась земля. Он сразу понял, какая это ценность. Когда, сидя у Сашки, он подумал, что Додьгу-то могут захватить, ему как в голову ударило: "Ведь богатство! Сущий клад!" До сих пор ни на что особенно глаза не смотрели, никто ничего не берег. Не как на старых местах, где на каждый клок отовсюду глаза глядят. И старик ужаснулся, что земля-то на Додьге не занята, ведь ее мало...
Видя, как отец беспокоится, чего с ним никогда, кажется, не бывало, Егор более поэтому, а не из сбивчивых рассказов Кондрата, сообразил, что земля в самом деле хороша.
- Землица хороша! У самих-то хуже! Как бы он не захватил! Не к ней ли подбирается? Ежели и не видел, а ну как на охоту пойдет даувидит!
"Погоним!" - подумал Егор.
Хищность, желание захватить скорей первым, сбить соперника, если окажется, вспыхнули в его душе. Добрых чувств к Сашке как не бывало. На миг Сашка представился ему злым и хитрым врагом. Рассказы о его пахоте, о том, как он коня купил, - все, о чем с таким восхищением своему тяте рассказывал, сидя на табурете, белокурый, смуглый Васька, не понимавший сути разговора взрослых, пугали, а не радовали Егора. Он слышал в этих рассказах угрозу себе. Сашка, был сильный, горячий человек, он умел трудиться. У него подмога - богачи Гао, их приятель исправник.
- Ты съезди и посмотри, как он посеял, - сказал Кондрат.
Старик был удивлен тем, что увидел. Китаец умел трудиться.
- Тятя, как он пашет шибко, - сказал Васька. - Мы подсобляли ему, землянку копали.
Егор опомнился, смирился в нем от слов сына этот пыл. А то бы, кажется, готов бы взять Егор сухой, крепкой рукой за грудь любого, кто отымет...
- Гохча говорила, что Сашка был в деревне у них, - сказала Наталья. Он будто хочет у Кальдуки в Бельго вдовую невестку купить.
Все засмеялись. И у Егора на сердце отлегло. Он подумал было, какой ветер охватил его душу, что за страшное зло явилось в ней на миг.
"Все же не надо мешкать!"
- Может, поедем, братец, - сказал он Федьке, - посмотрим с тобой, что там за земля?
Но в голове была муть. Ничего не мог сейчас решить Егор.
- Езжайте, езжайте! - подхватила бабка. - У сибиряков-то вон заимки у всех заведены, и нам бы, коли землица-то хороша...
Вставши утром, Егор взял с собой сына и брата. Дед поехал показывать.
Побывали на Додьге. Егор сам увидел черную землю. Мужики прошли в глубь тайги, содрали слой листвы и мокрого дерна. Всюду мокро, но место высокое. Заболочено, как везде в тайге, но это не болото, а просто воде не было стока, солнце ее не сушило, вода осталась еще после таяния снегов. А земля хороша!
Постоял Егор среди перекопанной кабаньими копытами грязи, между тучных ильмов, и пришло ему в голову, что надо распахать тут все, снести этот лес, завести заимку, пробить с берега дорогу к Уральскому. "Будем ездить сюда летом... Зимой отсюда ходить на охоту. Здесь пашню не выдует ветер". Егор видел по дороге через Сибирь такие заимки у сибиряков.
- А ну, давай затески будем делать, - сказал он отцу.
Четыре топора принялись рубить стволы ильмов, кленов и пробковых деревьев.
Васька уже знал: будут затески - место это никто не тронет, не смеет никто занять.
- Правда, тятя, никто эту землю не тронет? - спросил он отца.
- А кто тронет - тому пулю! - пригрозил дедушка Кондрат.
- Никто теперь не займет! - успокоил Егор.
С Додьги он сам хотел поехать к Сашке подсобить ему, если придется. Теперь, когда затески на Додьге были, Сашка опять стал ему приятен. Но Егора занимало, что и как у Сашки; сам еще того не понимая, он желал призанять умения у соседа. Егор помнил, какие пашни у китайцев. И не хотелось оставлять в себе ни доли зла к Сашке.
Егор вспомнил, как Сашка работал в прошлом году у него, Егор ему не платил. С Сашкой печь клали вместе, кирпич обжигали, лес рубили...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
"Черт знает, что за люди русские! - думал Сашка. - И как с ними жить? А что, если в самом деле Гао прав? Неужели меня прогонят?"
Старик Кондрат напугал Сашку. До сих пор ему как-то и в голову не приходило, что русские могут ему позавидовать. Ведь земли много, и в прошлом году он жил с русскими очень дружно. Неужели они захотят отнять хорошее поле? Конечно, у них сила.
В Уральское Сашка явился в прошлом году после больших неприятностей со старшинкой. Он бежал с судна во время ночной стоянки и дошел по берегу до русской деревни, которую видел с палубы, проплывая мимо днем. Сашка уже несколько лет жил в России. Пришлось ехать сюда на заработки. В Уральском он узнал, что неподалеку есть китайская лавка и живут купцы. Он знал, что и тут есть купцы-негодяи. В этих местах вообще все люди опасные, сюда едут сорвиголовы, они торгуют в лесах с дикарями. Сашка не торопился пойти в Бельго. Но все же пришлось. Он пришел к братьям Гао, низко кланялся и был хорошо принят. С помощью хозяина он получил у исправника разрешение остаться жить в Бельго. За это Сашка задолжал хозяину Гао.