— И что будешь делать?
— Не знаю… — Она печально покачала головой. — Если мы откажем Баннусу, он уничтожит нас. Если мы последуем за ним, тогда вы, римляне, поступите с нами, как с его пособниками. Где нам найти иной путь, Катон?
— А есть ли такой путь? Я пришел предложить тебе и твоим людям убежище в нашем форте.
— Это доброе предложение, — улыбнулась Мириам. — Скажи мне, много ли у вас шансов пережить атаку Баннуса?
— Не буду лгать тебе, Мириам. Нас мало, и помощи ждать неоткуда. Нас могут разгромить.
— И тогда моим людям лучше не оказаться в вашем форте.
— Это верно. Если нас разгромят. Но если останетесь здесь, то наверняка попадетесь одной из сторон.
Мириам не поднимала взгляда.
— Мы пришли сюда, чтобы избежать подобных столкновений. Мы хотели мира и возможности жить, как пожелаем. Но, похоже, никуда не деться от борьбы, затягивающей людей. Все продолжается даже здесь, в пустыне. Оглянись, центурион. Есть тут что-нибудь, чем хотелось бы обладать? Что тут может возбудить алчность? Ничего. Именно поэтому мы и поселились в этом покинутом месте. Мы ушли из земель, которых может домогаться человек. Мы отказались от всего, что вызывает зависть или стяжательство. Мы такие, какие есть — ничего более. И все равно нас не оставляют в покое. Хотя мы не желаем им зла, они хотят уничтожить нас. — Мириам протянула руку и положила ее на сундучок. — Такова была судьба моего сына. Я не хочу такой судьбы моему внуку. Юсеф — все, что у меня осталось. И еще — тающие воспоминания старухи.
Мириам наклонила голову и замолкла. Катон не мог найти искренних слов утешения и только ждал. Плечи женщины сгорбились; слеза скатилась на песок, оставив темный след. Катон кашлянул.
— И все-таки, ты примешь нашу защиту?
Мириам вытерла рукавом глаза и взглянула на Катона.
— Со всей благодарностью, нет. Здесь наш дом. Нам больше некуда идти. Мы останемся; может быть — спасемся, может быть — исчезнем. Но я благодарна тебе за предложение.
Катон кивнул.
— Мне пора. — Он встал и посмотрел в глаза Мириам: — Удачи. Пусть твой бог защитит тебя и твоих людей.
Мириам подняла глаза к небу и зажмурилась.
— Да будет воля твоя…
— Как?
Мириам улыбнулась.
— Мой сын так говорил.
— А…
— Прощай, центурион. Надеюсь, еще увидимся.
Катон зашагал в сторону деревни — к своим солдатам; когда он скрылся за домами, Мириам застонала и дала волю слезам.
Баннус и его парфянские союзники не высылали разведчиков, а маршировали к форту в открытую, на виду у Катона и его солдат. Центурион хмуро усмехнулся. Если Баннус пытался впечатлить противника размерами своего войска, то вполне преуспел в этом. По прикидкам Катона, римлянам противостояли больше трех тысяч человек, из них примерно пятьсот всадников — в основном парфян, мастеров обращения с луком и стрелами, и умелых мечников, если дойдет до ближнего боя. Колонна противника легко угадывалась под плотной тучей пыли, поднятой копытами и ногами. В тылу колонны тянулся небольшой обоз — несколько телег, едва различимых в пыльной пелене; что они везут, разглядеть было невозможно. Колонна двигалась неспешным шагом, не торопясь в битву, но с уверенностью, что пройдет по этим землям безнаказанно.
Оценив численность хорошо вооруженного противника, Катон быстро занес сведения на восковую табличку, взятую из седельной сумки, и подозвал солдата.
— Отвези префекту. Сообщи ему, что на момент этой записи враг был примерно в двадцати милях от форта. При нынешней скорости они не объявятся до завтрашнего вечера. Понял?
— Понял, командир.
— Вперед.
Солдат пустил лошадь в галоп, оставив за собой маленькую пыльную бурю. Передовой наездник вражеской колонны повернулся и жестом указал на горстку римлян, но в погоню за ними никто не бросился. Остаток дня разведчики двигались впереди Баннуса и его армии — поодаль, чтобы успеть спастись от внезапной атаки парфянской кавалерии. С наступлением ночи вражеская колонна остановилась. Людям Баннуса удалось раздобыть топлива на несколько костров — найти дерево в этой пустыне было непросто. Своим бойцам Катон запретил разводить огонь — костер мог выдать их положение. Наоборот, дождавшись темноты, центурион приказал сменить позицию, сместившись на другой фланг передней линии противника — на случай, если Баннус решит застать врасплох римлян, следящих за его передвижением. Затем, велев солдатам спешиться и выставив часовых, Катон завернулся в одеяло и попытался уснуть, хотя ночью резко похолодало.
На следующий день с первыми лучами солнца Макрон выехал из форта, чтобы проверить, что сделали солдаты. Ямы, вырытые прошлым вечером, представляли опасное препятствие для атакующей кавалерии. За ямами начиналась вторая линия обороны. Солдаты усеяли пространство шипастыми железными ежами, взятыми из цейхгауза когорты. Шипы пронзят копыто любой лошади или ногу солдата — хоть босую, хоть в сапоге — и выведут из строя всякого, кто сунется на линию обороны римлян. Однако за второй линией обороны противника удержит только вал форта. Макрон коротко взмолился Фортуне и Марсу, прося, чтобы у врага не оказалось осадных лестниц или таранов. Иначе, с их численным преимуществом, победа врага — лишь вопрос времени.
В воздухе еще держалась ночная прохлада, и Макрон поежился, когда, завершив проверку, повернул назад, к форту. Подъезжая к воротам, префект заметил всадника, приближающегося с севера, и, натянув поводья, прищурился, пытаясь рассмотреть человека. Не римлянин, это ясно: накидка покрывала его тело и голову. Макрон взялся за рукоять меча и дернул поводья, поворачивая лошадь навстречу. Очевидно, часовые тоже заметили всадника; послышался топот сапог — дежурная центурия поднималась на стены. Макрон нахмурился при виде такой небрежности. Караульным полагалось заметить всадника раньше Макрона. Кому-то придется ответить, решил префект.
Неожиданно всадник помахал Макрону рукой, словно приветствуя, а через мгновение открыл лицо и крикнул:
— Центурион! Это я! Симеон!
Макрон убрал руку с рукояти меча и с облегчением перевел дыхание, затем поднял руку и помахал Симеону в ответ, направляя лошадь навстречу проводнику, который осторожно прокладывал путь через линию заграждений.
— Ты выбрал неудачное время для визита, — невесело сказал Макрон.
— А бывает удачное? — Симеон рассмеялся, потом повел рукой в сторону солдат, устанавливающих ежи: — Скажи, центурион, для чего ты расставляешь эти игрушки вокруг форта?
— Баннус идет. Видимо, к ночи появится под нашими стенами.
Симеон шумно вздохнул.
— Как он набрал силы — и так быстро?
— Нашел новых друзей. Парфяне прислали ему помощь.
— Парфяне? — Лицо Симеона потемнело. — Баннус — идиот. Что он о себе думает? Его ослепила ненависть к киттимам. Как поступят парфяне, если выбьют римлян отсюда? Иудея, Сирия и Набатея окажутся под пятой Парфии. — Симеон ухватил Макрона за плечо. — Мы должны остановить Баннуса! Прямо здесь!
— Легко сказать, — устало отозвался ветеран. — У него численное превосходство. Легат Сирии бросил нас. Вряд ли мы сможем сдержать Баннуса. — Макрон замолк — ему в голову пришла мысль, несомненно отчаянная. — Если только не получим подмогу. Как быстро ты сможешь добраться до Петры?
— Если отправиться немедленно — дня два быстрой скачки. А что?
Макрон улыбнулся.
— Хочу стребовать должок.
Глава 24
— Ну вот и они. — Макрон поскреб подбородок, вглядываясь в даль. Солнце опускалось к горизонту, и у префекта заслезились глаза, пока он разглядывал врагов. В двух милях от форта большая группа всадников перебиралась через холм. Они натянули поводья и начали осматривать форт.
— Сегодня ночью они ничего не предпримут. Станут лагерем, выставят посты и хорошенько выспятся.
— Об этом можно только мечтать, — тихо ответил Катон. — Баннус захочет сокрушить нас как можно быстрее.
— Это почему?
— Он считает, что мы послали за подмогой, как только узнали о его приближении. Если он хочет взбаламутить всю провинцию, то должен представить доказательства, что римлян можно разгромить. Если ему придется отступить от Бушира, его люди быстро разбегутся.
— Но есть вероятность, что никакой подмоги не будет. По крайней мере, от Лонгина.
— Есть, но Баннус не знает об этом, командир. По его прикидкам, у него шесть или семь дней — до того как появится колонна поддержки. Значит, он должен действовать быстро, чтобы захватить форт. — Катон чуть поразмыслил и добавил: — Он будет рассчитывать, что парфянская угроза не даст Лонгину послать сюда крупные силы, и понадеется, что, захватив Бушир, соберет достаточно новобранцев, чтобы противостоять любым войскам, которые пришлет легат.
Макрон взглянул на Катона.
— Откуда ты все это знаешь?
— Просто рассуждаю с точки зрения противника, командир. — Катон кивнул сам себе. — Вполне правдоподобно. Нам нельзя расслабляться, Баннус может атаковать форт уже сегодня ночью.
— Пусть попробует. — Макрон улыбнулся, подумав о ловушках вокруг форта. Любая попытка противника подобраться к стенам под покровом темноты приведет его на заграждения, подготовленные когортой. Макрон похвалил сам себя, представив, какие досадные задержки и потери ждут Баннуса. Потом он посерьезнел. — Все равно, наверное, ты прав. Буду держать на стене две центурии.
— Это предусмотрительно, командир, — ответил Катон. — И еще кое-что.
— Что?
— Насчет разрешения Постуму и Скрофе вернуться в строй.
— Нам нужен каждый, кто может держать меч.
— Наверное, но я не доверяю им обоим. Эти мерзавцы предадут нас, едва мы повернемся к ним спиной.
— Как они нас предадут? Они в той же ситуации, что и все мы. Или сражайся за свою жизнь, или тебя прикончит Баннус. Они будут сражаться.
Катон помолчал, потом вздохнул.
— Надеюсь, ты прав, командир.
Макрон сдержал досаду. Незачем Катону волноваться о Скрофе и Постуме, его голова должна быть занята более важными вопросами. Ветеран кашлянул и повернулся к другу:
— Хочешь, чтобы я их снова арестовал?
— Что? — Катон нахмурился. — Нет, зачем, командир? Солдаты решат, что префект сам не знает, чего хочет. Так и скажут. Придется возиться со Скрофой и Постумом. В резерве они не доставят хлопот.
Скрофу и Постума отправили командовать кавалерийскими эскадронами, оттянутыми от стен, чтобы подкрепить любое слабое место в обороне. Так решил Макрон.
Префект довольно потер руки.
— Даже если Баннус попытается штурмовать стены в лоб, он ничего не добьется без осадного оборудования. Я думаю, мы без труда с ним справимся, Катон. Вряд ли ему удастся уморить нас голодом. У нас провизии на два месяца для людей и на месяц — для лошадей. Если придется съесть лошадей, протянем еще какое-то время. Резервуары полны до краев — без воды мы не останемся. Скорее стоит пожалеть этих скотов: Баннус не сможет их прокормить. И с водой у них будет туго, — Макрон кивнул в сторону бассейна неподалеку от форта. Из воды торчали туши мертвых овец и коз, которыми новый префект приказал завалить бассейн, как только были наполнены резервуары форта.
— Если сдерживать их подольше, крестьяне проголодаются и затоскуют по дому, — заключил Макрон. — А когда силы Баннуса растают, мы выйдем и займемся им. Как только прихлопнем Баннуса, иудеи поймут, что нельзя бросать вызов Риму.
— Надеюсь, ты прав, — ответил Катон, глядя на всадников вдалеке.
Из-за невысокого гребня показалась голова вражеской колонны и медленно растеклась по равнине перед фортом. Тысячи солдат, а среди них — всадники и вьючные животные. Через пыль, поднятую над растущей ордой, свет солнца окрасился красным, разливаясь, будто кровь, на фоне бледного неба. Катон почувствовал, как холодок пробежал вдоль хребта, заставив содрогнуться.
— Ты, наверное, устал, — сказал Макрон, увидев, что его друг вздрогнул. — Когда закончится первая стража, обязательно отдохни. Это приказ. В ближайшие дни ты мне нужен в хорошей форме.
— Есть, командир.
Катон был рад, что его друг неправильно истолковал его дрожь, и укорил себя за то, что позволил страху проявиться. Если Макрон заметил, то заметят и солдаты когорты. Катон поежился, представив, что бойцы увидят слабину в офицере, недавно прибывшем во Вторую Иллирийскую. Катон взглянул на солдат, расставленных на стене в обе стороны от ворот. Некоторые тихо переговаривались, разглядывая приближающихся врагов, остальные молча смотрели на пустыню с непонятным выражением лица. Некоторые в полном спокойствии прикидывали силы врага; другие волновались, что было заметно по непроизвольным движениям: солдаты, чьи мысли были полностью поглощены близкой опасностью, ритмично барабанили пальцами по бронзовой накладке щита или рукояти меча; топали ногой в сапоге, непрерывно облизывали губы — все это Катону доводилось видеть накануне боя.
Молодой центурион снова взглянул на приближающегося противника и попытался представить, каково этим людям сейчас. Большинство из них — обычные крестьяне, которых толкнули в бой нескончаемая тяжесть и несправедливость жизни. Это поддержит их дух какое-то время, но им не хватает подготовки, опыта и уверенности профессиональных солдат — вроде бойцов Второй Иллирийской когорты. О чем думали крестьяне, топая по пыльной равнине и глядя на толстые стены форта Бушир, с его приземистыми угловыми и надвратными башнями? Неужели их не охватывал страх, несмотря на численное превосходство? Катон очень надеялся на это — и ради себя, и ради них самих. В убийстве крестьян нет никакого удовольствия, не говоря уж о славе. Это грязная, неблагодарная и неприбыльная работа, которая только добавит несчастий народу Иудеи. Если победит Рим, если Катон, Макрон и солдаты сумеют сдержать врага, это только подольет масла в пламя гнева и ненависти к Риму, переполняющему сердца местных жителей. А если победит Баннус, понял Катон, пример Бушира всколыхнет всю провинцию. Толпы вольются в армию Баннуса, и не будет спокойной жизни ни для одного гарнизона от Египта до Сирии. И что тогда? Насколько Катон знал этих людей, не будет ни мира, ни независимой Иудеи. Местные слишком разделены на классовые и религиозные группировки, чтобы действовать заодно. Рано или поздно Иудея будет разорвана гражданской войной и поглощена другой империей — Римом или Парфией. Так всегда было в истории Иудеи.
Катон улыбнулся, обнаружив, что жалеет несчастных крестьян, выстраивающихся перед ним.
Баннус остановил армию в полумиле от форта, в сгущающейся темноте, и встал лагерем. Когда закатное свечение солнца растаяло, на ясном небе появились яркие звезды. Звуки из вражеского лагеря доносились через пески до форта. Прислушавшись, Катон различал взрывы смеха и пение; время от времени раздавались приказы. Один за другим разгорались костры, яркие пятна света залили пустыню и плотные круги людей, жмущихся к огню, пока ночь принимала их в холодные объятия.
Макрон подождал еще немного, чтобы убедиться, что враг устроился на ночлег, и приказал спускаться бойцам, свободным от дежурства. Солдаты протопали со стены и резво направились в казармы. Некоторым удалось быстро заснуть, другие не могли унять возбуждение, которое наблюдал Катон, когда они смотрели на приближение врага. Наконец Макрон позвал Катона, и друзья вернулись в квартиру префекта поужинать с другими офицерами. Скрофа и Постум сидели далеко от префекта и не поднимали глаз, чтобы не встретиться взглядом с Макроном или Катоном. Настроение упало, хотя Макрон приказал интенданту принести лучшие кувшины из винных погребов Скрофы. Понимая, что другие офицеры смотрят на него, Макрон держался невозмутимо и не показывал, что его волнует присутствие врага. Он даже попытался рассказывать непристойные шутки, а под конец ужина произнес тост за неминуемую победу. Офицеры изобразили воодушевление и затем отправились по своим комнатам в конце каждой казармы.
— Да, оглушительный успех, — пробормотал Макрон, когда разошлись все, кроме Катона, который вылавливал финики из стоящей перед ним чаши. — Прямо хоть сдавай форт Баннусу — и дело с концом.
— Они будут храбро сражаться, когда придет время, командир.
— Да ну? И что заставляет тебя так думать, мой почтенный ветеран?
Катон взглянул на Макрона.
— Им некуда деваться. Сражайся или умри.
— Какая неожиданность, — проворчал Макрон. — Послушай меня, Катон, если бы это были легионеры, а не вспомогательные когорты, дух был бы иной. Они бы жаждали схлестнуться с Баннусом и его бандой.
— Может быть, и эти чувствовали бы то же самое, если бы Скрофа и Постум не поработали с ними. Это вопрос руководства. Целые месяцы ими командовали плохо, пока не появился ты. Тебе не хватило времени поднять их боеготовность.
— Может быть, — отозвался Макрон. — Что ж, первая атака взбодрит их, как шило в задницу.
— Надеюсь, что нет, — улыбнулся Катон. — Меньше всего нам нужны раны.
В ответ на натужную шутку Макрон поморщился.
— Это не смешно, Катон. На кону наша жизнь. — Он фыркнул. — На кону судьба всей проклятой провинции. Так что, пожалуйста, давай без тупых насмешек. Только если сначала выпить мех вина… Впрочем, все равно.
— Ясно, командир. Шуток больше не будет.
— Хорошо. — Макрон, задумавшись, замолк. Потом вдруг повернулся к Катону: — А как, по-твоему, это делал Веспасиан?
— Делал что, командир?
— Готовил офицеров к битве. Помнишь, во Втором легионе Августа каждый раз, как нам предстоял бой, легат находил несколько слов, произносил тост, и мы отправлялись к солдатам, горящие желанием воевать. Как у него получалось?