Однако Самурая пробивала дрожь даже при одной лишь мысли об этом. Практически это означало разобрать снаряженную мину без Береславского, хоть он и объяснил все подробно, как и что.
(На самом деле не все было так страшно с этими взрывателями. Ни от щелчка, ни от луча света, ни от легкого нагрева они бы не сработали. Только от электрического импульса либо от близкого взрыва другого взрывного устройства. Но Ефим решил, что немножко страха неопытному человеку в таком деле не помешает.)
А в общем-то все понимали, что первая попытка почти наверняка будет и последней.
Ефим остановил машину в пяти минутах езды от блокпоста, еще не видимый его обитателям.
Рация, рассчитанная на десятикилометровую дистанцию переговоров — обычные били только на пять, и то вне города, — работала отменно.
— Объект плывет, — сообщил Самурай. Потом радостно добавил: — Объект на пристани.
«Так плывет или на пристани?» — успел ужаснуться Береславский, пока не сообразил, что сначала речь шла о катере, а потом — о Гнедышеве.
«Конспираторы хреновы», — ухмыльнулся Ефим. Кстати, забавно будет, если рации охраны работают в том же диапазоне, что и их.
— Корабль принял! — Это уже было гордое сообщение Дока.
— Сколько ему плыть, Док? — спросил он.
— Минут девять-десять, — ответил Док, уже освоившийся с управлением и рекой.
— Скажи, когда останется шесть, — попросил Ефим. — Постарайся точнее.
— Попробую, — отозвался Док. Он понимал, сколько от него сейчас зависит.
Потекли тягостные минуты ожидания. Вот уж действительно нет ничего муторнее, чем ждать и догонять.
Утешало лишь то, что уже дважды Самурай докладывал о наличии объекта на пристани — утро среды он, как и предположили источники информации, собирался посвятить рыбной ловле. И особая удача — рядом с ним никого не было. Хоть и обдумал все заранее Береславский, а вовсе не был уверен, что нажмет кнопку, если рядом окажутся посторонние люди.
— Думаю, пора, — наконец прозвучало в динамике.
Ну, пора так пора.
Ефим включил передачу — двигатель даже не глушил, исключая любую, самую малейшую возможность схода с дистанции, — и потихоньку начал движение.
Рассчитал все точно: через четыре минуты уже подъезжал к блокпосту. Пульт лежал на коленях, все движения заранее отрепетированы, если можно считать репетицией плавание в ванне гостиничного номера.
Одинокий охранник лениво двинулся к нему, не видя в нем никакой угрозы спокойствию.
«Почему он один?» — зачем-то подумал Ефим.
И катерок уже был хорошо виден: слева от пристани, гораздо ближе к ней, чем к этому берегу. На него никто не обращал никакого внимания: слишком низко сидел. Да и мал был для такой реки. Если заранее не знать, вряд ли заметишь.
И в этот момент…
— Он уходит! Внимание, он уходит! — чуть не в голос заорал Самурай. А Ефим уже и без бинокля видел, что Гнедышев встал с небольшого стульчика — рыбу он удил все-таки не с трона — и медленно двинулся ко входу в дом.
Это и называется провал.
Хотя нельзя назвать провалом не сложившиеся в цепь несколько очень маловероятных событий.
Оставалось последнее средство, которым Ефим не замедлил воспользоваться. Новосибирский друг Вовка сделал действительно очень много. И в частности — достал номер прямого сотового Гнедышева.
Впрочем, это бы ничего не меняло, если бы Гнедышев решил половить рыбку без помех, освободившись от сотового. Либо если в его серо-бежевом спортивном костюме просто не имелось бы карманов.
Но Гнедышев ответил. Остановился на середине облицованной дорогими деревяшками площадки и ответил.
— Да, — жестко начал он. Безо всяких «алло» или «Гнедышев слушает».
— Это профессор Береславский, — с лету представился Ефим. Лучше бы было без представлений, но Гнедышева необходимо было остановить. В прямом смысле этого слова.
— Мы же обо всем договорились, — сухо заметил собеседник.
Теперь перед Ефимом стояла нелегкая задача — и катером управлять, и с Гнедышевым разговаривать. Да так разговаривать, чтобы потом по записи к нему не было претензий. А что потом, в случае успеха его начинания, все гнедышевские разговоры будут тщательно препарированы — в этом Ефим не сомневался. Тем более последний разговор.
А тут еще охранник все-таки проявил активность, в окно начал стучать.
Ефим приоткрыл окошко и зло гавкнул:
— Вали отсюда!
Ошарашенный боец так и остался стоять. Уж слишком солидный мужчина, чтобы начать необдуманно действовать. Да и разговаривает по телефону, похоже, с самим хозяином — тот тоже стоит на своей драгоценной пристани с трубкой у уха.
— Это ты мне? — удивился Гнедышев. Он уже развернулся лицом к блокпосту и вновь двинулся к трону. Видно, разглядел Ефимову машину, что вряд ли ему понравилось. Какой ни будь боярин, а воз героина на даче все равно ни к чему.
— Нет, не вам. Охраннику на автостоянке, — быстро сообразил Береславский.
Красный кораблик уже был совсем близко от пристани, но шел чуть не зигзагами — управлять им и общаться одновременно с бандитом становилось невозможно.
— Док, можешь взять руль? — шепотом взмолился он в рацию.
— Могу, — через секундную паузу — видно, пробовал пультом, — даже с каким-то удовольствием согласился Док — в острой ситуации быть «не при делах» трудно.
Ефим выключил пульт, и кораблик сразу пошел ровнее.
— Зачем приехал? — зло спросил Гнедышев.
— Так автопробег у нас. — Ефим старательно работал на будущую «прослушку». — Лекции, семинары.
— Что ты несешь? — Гангстер, похоже, выходил из себя.
— Но мы же с вами собирались заключить договор, — залебезил Береславский. — Реклама — двигатель торговли.
Это он переборщил, конечно. Реклама никогда не была двигателем торговли героином.
— Послушай, рекламист, — отбросил условности Гнедышев. Кораблику оставалось проплыть всего несколько метров до края пристани. — Ты поутру не в себе, что ли? Мы как договаривались?
— Очень даже в себе, — обиделся Береславский. — Сейчас с рыбалки едем. Потом думал к вам в офис заехать по делам рекламы.
— Вот и заезжай в офис. Только, думаю, у меня с тобой бизнеса не получится, — Гнедышев уже взял себя в руки.
— Ну и не надо, — обиделся рекламист. — У меня и без вас клиентов куча. А вы — очень неприятный в общении человек.
Кораблик доплыл до края пристани и подплыл под красные доски.
— Что ты сказал?! — снова переклинило Гнедышева. — Повтори, что ты сказал!
Ефим тщательно отсчитал про себя: «Пятьсот пятнадцать. Пятьсот шестнадцать. Пятьсот семнадцать». А потом ответил:
— Что слышал. Пока.
И нажал кнопку отбоя на телефоне. А потом — красную кнопку на пульте.
И ничего.
Черт! Он же сам выключил пульт!
Судорожно дернув рычажок, Ефим нажал кнопку еще и еще раз, наблюдая за беснующимся на той стороне Гнедышевым.
«Облажался», — только и успел подумать Береславский, как пристань с его недавним собеседником выгнулась горой, напряглась и бесшумно растрескалась сразу по всей поверхности. Потом гора лопнула, оттуда вылился желтый огонь, за ним вверх поднялся водяной столб, а обломки красных досок, взвившиеся высоко в воздух, начали медленно падать вниз.
Гнедышев исчез в этом хаосе мгновенно. Исчез так, как будто его и не было никогда.
Потом донесся звук, очень похожий на раскат ужасного — прямо над головой — грома.
А затем пришла ударная волна, да такая, что «Ниву» даже чуть приподняло, а когда она опустилась, то аж внутренности зазвенели.
Доски уже вовсю сыпались назад, падая на остров, на дом и в воду. На эту сторону ничего не долетело.
Кстати, и дом был почти цел, только полностью без стекол и слегка без крыши.
— Ну вот, можно ехать, — вслух сказал Ефим. Но его остановил совсем очумевший охранник.
Впрочем, парень вовсе не собирался ловить диверсанта. Он обратился к Ефиму с понятным, хотя и идиотским вопросом:
— Что это было?
— А ты что, один тут сегодня? — вопросом на вопрос ответил Береславский.
— Да. Один вчера уволился, а двоих хозяин выгнал. За пьянку. — Служивый докладывал Ефиму прямо как старшему товарищу.
По его лицу было видно, что те двое прикладывались не без третьего.
— А тебя что не выгнали?
— Я хозяину денег должен, — объяснил боец.
— Ты? — не понял Ефим.
— Да. Тысячу баксов. В карты проиграл. Он, когда пьяный, любил с нами в карты играть.
«О нравы», — снова плохо подумал о покойном Береславский, а вслух сказал:
— Знаешь, я думаю, ты его и взорвал. За долг.
— Да вы что? — чуть не заорал боец. — Да вы что говорите?
— Шучу, — успокоил его гость. — Но тебе надо стоять твердо. О чем бы тебя ни спрашивали, как бы на тебя ни жали — никого не видел, ничего не слышал. Меня тоже. А не то — точно окажешься виноватым, ты ж меня сюда пустил.
— Знаешь, я думаю, ты его и взорвал. За долг.
— Да вы что? — чуть не заорал боец. — Да вы что говорите?
— Шучу, — успокоил его гость. — Но тебе надо стоять твердо. О чем бы тебя ни спрашивали, как бы на тебя ни жали — никого не видел, ничего не слышал. Меня тоже. А не то — точно окажешься виноватым, ты ж меня сюда пустил.
— Понял, — сказал парень.
— Короче, тебе ничего не будет, пока ты в полной несознанке, — повторил установку Береславский. — И кстати, ты ему больше ничего не должен.
Вот это парня заметно утешило. Еще раз пообещав «молчать твердо», он пошел в блокпост звонить начальству.
А Ефим развернулся и поехал собирать своих товарищей.
Они подъезжали к дому, а Береславский все просчитывал, какие следы могли остаться после сегодняшнего инцидента.
У реки их никто не видел. Да и если видел? Рыбачить не запрещено, вон сколько удочек.
Останки кораблика вряд ли найдут — большая их часть расплавилась и сгорела, остальное унесет река. А если найдут, то не идентифицируют. А если идентифицируют, то не сразу.
Теперь о «Ниве». Конечно, такую яркую машину могли заметить из дома Гнедышева. Хотя окна в доме до взрыва были закрыты жалюзи. Да и неизвестно, был ли там кто. И если был, то захочет ли он после смерти хозяина говорить. Правда, могут быть еще камеры слежения. Но это вряд ли. Камеры так далеко не фокусируют. Зачем им другой берег, где и так охрана?
А если и засняли? Да, приезжал на переговоры. Да, общался с охранником на автостоянке. Но это на крайний случай, если прижмет.
От пульта с красной кнопкой уже избавились. Руки спецсоставом вымоют — хоть и бывший, но химик. Даже хроматограф вряд ли покажет следы.
С самолетом пока не решил. Жалко уничтожать. Да и куда его пришьют? А катер, кстати, если докопаются, у них еще вчера украли. Решили позапускать вечерком, а кто-то спер.
Но это — если докопаются.
Оставалась еще его расписка, данная Гнедышеву. Но даже если она «жива», ее вряд ли пустят в дело. А если и пустят — то да, был такой шантаж. Героин, как обнаружили — сожгли. Есть два свидетеля. Ну а Гнедышева, к счастью, кто-то убил. Наверное, такие же отморозки, как он сам.
Нет, вроде все неплохо. На всякий случай решил попозже — недельки через две — позвонить своему товарищу. Как раз тот выйдет из отпуска. Аккуратно расспросить о новостях по этому делу. А если надо — и помощи попросить. У друга — можно.
* * *Но самое главное, что внушало надежды на будущее: Ефим понимал, что «ж…у рвать», как говорят милицейские сыщики, за этого человека никто не будет. Был жив — боялись. Сдох — да и черт с ним.
Глава 26
Новосибирск, 26 июля
Еще один гонорар
Скрепов проснулся в отвратительном настроении.
Его больше не били, но сильнее физической боли угнетала мысль о предстоящем. Сегодня у него еще есть, а вот завтра скорее всего уже не будет.
И самое обидное, что все это, по большому счету, по его собственной дурости.
Нельзя все время идти ва-банк. Когда-то удача все равно отвернется. Да и не было никакой нужды идти на такой опасный блеф с Гнедышевым.
Скрепер просто недооценил своего противника, ориентируясь только на собственные стародавние воспоминания.
А ведь время на месте не стоит. Раз тот сумел стать таким забуревшим, да и просто коли сумел пройти живым через все эти годы, к нему надо было отнестись серьезнее.
Послышался шум отодвигаемого засова, дверь скрипнула, и вошел вчерашний сторож. Принес тарелку с большим куском вареной курицы и двумя кусками черняшки.
— Жри, — незло произнес он.
А он и не злился на Скрепова. Это бизнес. И Виктор имел еще малую надежду на том сыграть.
Боец снял ему «браслеты», но лишь на секунду, Скрепер даже кисти размять не успел. Только перевел руки из-за спины вперед, чтоб можно было есть, и снова в наручники.
Если после еды будет обратная операция, можно попытаться напасть. Хотя вряд ли это нападение станет успешным, оценил узник не столько мощную фигуру охранника, сколько измученного себя.
— Не похоже на последнюю трапезу, — заметил Скрепов, скованными руками неловко отдирая кусок курицы.
— А ты что хотел — марципанов в шоколаде? — хохотнул гнедышевский боец.
— Ну, мои ребята не только марципаны пробовали, — намекнул на возможные блага Виктор.
И это было правдой. Тот же Пашка побывал в лучших ресторанах Москвы, носил дорогие костюмы и спал с шикарными проститутками — Скрепер на человеческий ресурс денег не жалел. Так что Пашкина жизнь была вполне сытой. Вплоть до того печального эпизода с печью. Но об этом вербуемый уж точно догадываться не должен.
— Вы ж столичные, — заметил парень. — А у нас тут все попроще.
— Так я ж не за прописку плачу, — гнул свое Скрепер. Боец вступил в контакт, и это давало надежду.
— Не, мужик, ты меня не соблазняй. Деньги — хорошо, а жизнь — лучше, — вдруг посерьезнел тот. Будущее Скрепера вновь омрачилось.
— Значит, отказываешься от настоящей жизни? — все же сделал он последнюю попытку.
— Я б с тобой поработал, — честно объяснил тот. — Но начальник у меня больно строгий. Вон, видишь, рыбку ловит? — показал он, отодвинув жалюзи на зарешеченном небольшом окне.
Скрепер действительно увидел Петра Николаевича, вставшего ни свет ни заря, в спортивном костюме и с удочкой в руках.
— Судьба, — подвел боец итог вербовке. — Кому рыбку ловить, а кому кормить.
Скрепер жевал курицу без всякого аппетита и уже был близок к панике.
У него всегда была опасная жизнь. Но никогда еще ему не приходилось ждать своего конца, не имея возможности ничего предпринять. И это было страшно.
Он понимал, что еще немного — и его казавшаяся железной воля будет окончательно сломлена. Еще одна радость подонку Гнедышеву.
Нет, надо решаться сейчас. Пусть шансы маленькие, но он попытается.
Если удастся сломать охранника, то тогда шансы появятся точно: несмотря на чуть приоткрытую фрамугу, до него не доносилось ни звука. Значит, людей в доме либо нет, либо очень мало.
Что ж, решение принято. Теперь только не упустить момент с переодеванием наручников. А может, ему прямо в наручниках, двумя руками врезать, когда не ждет?
И в этот момент дом так тряхнуло, что оба свалились на пол. Потом раздался ужасающий громовой раскат и хрястнули из окон разбитые стекла. Когда Скрепер пришел в себя, его переполнила страстная надежда.
— Теперь глянь, чудило! — попросил он охранника. — Может, и нет уже твоего начальника?
Тот как завороженный снова отвел жалюзи. В окно без стекол сильно задуло. Но это не мешало увидеть черную холодную воду там, где недавно изволило удить рыбу его величество.
— Ну что, парень, умею работать? — зло сказал Скрепер. — Кто круче, я или твой хозяин?
На секунду Скреперу и в самом деле показалось, что Гнедышева взорвал именно он, взорвал всей силой своей сконцентрированной ненависти.
— Давай снимай свои железки, — протянул Скрепер руки. — И будешь делать, что я скажу. И станешь богатым и счастливым.
Парень секунду подумал и достал ключи.
Еще через час Скрепов уже подъезжал к городу на заднем сиденье мотоцикла. Шоссе было по-утреннему пустынным.
Теплый ветер приятно обвевал непокрытую голову — второго шлема у хозяина мотоцикла не оказалось.
Виктор держался за своего водителя-спасителя, а сам думал, что делать дальше.
В доме Гнедышева и в самом деле больше никого не оказалось. «Среда — священный день», — не слишком понятно объяснил его бывший телохранитель.
Мимо сторожа на пристани вообще прошли мгновенно.
— Ты ничего не видел, — сказал ему новый боец Скрепера, и охранник радостно замотал головой. Ему так тоже было спокойнее.
Про порошок знали только Скрепер, покойный Гнедышев и Али. И еще парень, за чьи бока сейчас держался Виктор.
Боец мог бы сильно пригодиться в будущем — в схватке с тем же Али. Но если уж он с Пашкой не стал делиться, то есть ли смысл брать в долю чужого? Да еще со связями местными? А может, он сейчас вообще едет из одной тюрьмы в другую?
Скрепер крикнул в ухо водителю:
— Притормози, мне отлить надо!
Тот сбросил газ и через несколько метров остановился.
Скрепер отошел по пыльной траве в кусты, действительно справил малую нужду, сквозь ветки наблюдая за бойцом.
Тот сначала сидел в шлеме, потом, устав ждать, снял его.
— Ты там не заснул? — минуты через четыре крикнул мотоциклист.
— Тут хрен заснешь! — откликнулся Скрепер. — И в самом деле Сибирь — страна чудес.
— Клад, что ли, нашел? — заинтересовался тот и голову повернул, пытаясь разглядеть через листья, чем там занимается его новый хозяин.
— Не то слово, — намеренно тихо ответил он. Но парень, теперь стороживший каждый звук, услышал, слез с мотоцикла и быстро направился на голос.