С такими дамочками тоже надо держать ухо востро. Может, на том «Лексусе» как раз ее муж или хахаль проехал. Перламутровая «тойотка» — вряд ли единственная машинка в семье.
Но и расползаться в холуйской улыбке не следует. В конце концов, это она нарушительница, а не он. Да и назад отыграть всегда возможно.
— Что ж так быстро едем, гражданочка? — укоряюще произнес он. О ее же здоровье заботится, разве не видно?
— Да задумалась, — честно призналась дама, протягивая документы.
Равиль проверил — все в порядке. Только в правах, как закладка, оказалась вложенной сотенная бумажка.
— Тут деньги, — на всякий случай сказал опытный старлей.
— Да? Это не мои, — удивилась автолюбительница, забирая права. «Сотка», придерживаемая не потерявшими ловкости пальцами гаишника, осталась в его ладони.
— Вы уж дальше поаккуратнее, — доброжелательно попросил старлей.
— Да уж постараюсь, — засмеялась женщина. — Дальше тоже ваши сидят?
— Наши везде работают, — аккуратно обошел слово «сидят» Равиль. — Стационарный пост в двадцати километрах, а машин больше нет, парни обедать поехали.
— Спасибо, — поблагодарила водительница и с места газанула. Еще через минуту она уже имела свои любимые 130.
— Ты понял, Нияз? — спросил племяша старлей. — Все остались довольны.
— Но так же не всегда получается, — пробурчал младший сержант. К своему седьмому дежурству он еще не вполне избавился от иллюзорного ощущения полновластного хозяина дороги.
— Не всегда, — согласился мудрый дядька.
Уже через пару минут жизнь преподнесла ситуацию, подтверждающую это.
Старый «Пассат»-универсал ехал в сторону Чебоксар не очень быстро, километров 70–75.
В другой бы раз мудрый Равиль его не тронул. Но сейчас обстоятельства складывались так, что старлей взялся за жезл.
Он, конечно, не копался в своем подсознании — почему. А если б покопался, то рациональных причин нашлось бы сразу несколько.
«Фольксваген», даже сильно подержанный, — это не «Жигули» и уж точно не «Запорожец». Его хозяин любит и умеет зарабатывать деньги. И стольник для него — совсем не безумная трата, обеда не лишит.
В то же время это и не «Лексус» — вряд ли из машины вылезет какое-нибудь большое, официальное или неофициальное, начальство. Дополнительным плюсом копающийся в старлейском подсознании исследователь отметил бы наличие у данного автомобиля удлиненного и объемистого кузова.
Может, это не так красиво, как гладкие линии седана или тем паче спортивного купе. Зато говорит о рациональном мышлении автовладельца.
А значит, хозяин такой машины быстро сообразит, что лучше отдать сотню на месте, чем потом долго и нудно оплачивать куда большие суммы: знак-то «40», несмотря на всю его абсурдность, никто не отменял!
И еще одна была причина, уже не имевшая отношения к оценке платежеспособности клиента. Просто за время чеченской командировки семья, несмотря на блокпостовские подработки, слегка поиздержалась: ведь все весенние полевые работы, которые обычно делали потомственные крестьяне Равиль с женой, в этот раз пришлось поручать чужим людям, и не забесплатно.
«Пассат» остановился сразу, и водитель, как и предыдущая дамочка, тоже не поторопился вылезти навстречу инспектору.
Равиля это насторожило. Может, знак не разглядел?
— Нарушаете, гражданин, — строго сказал он в раскрытое окно «Фольксвагена». — Знак видели?
— А вы его что, специально поставили? — взвинченно спросил водитель, нестарый еще мужик лет сорока. — Без него мало зарабатываете?
Вот это уже нехорошо. Никому конфликты не нужны. Но теперь отступать точно было нельзя, тем более что Нияз ловил каждое слово их неприязненного диалога.
— Давайте не будем это обсуждать, — сухо произнес Равиль, внимательно проверяя документы водителя. — Не я эти знаки ставил. — Все же старлей попытался на пару градусов спустить температуру дискуссии.
— Там два знака, — не унимался мужик. — Строительные работы и ограничение скорости. Строительных работ нет.
— А прекращения действия ограничения скорости есть?
Водитель зло промолчал. Конечно, Равилю не привыкать к конфликтам на дороге. И стремление к бесконфликтности вовсе не означает всепрощения.
— Обязательная страховка у вас есть? — вежливо поинтересовался он.
— И обязательная, и добровольная, — неприязненно ответил тот, протягивая прозрачную папочку-файл с документами. Равиль и их внимательно просмотрел. Он — профессионал, и в его послужном списке записана не одна благодарность за изъятые фальшивые права и разысканный угнанный автотранспорт.
— А как насчет аптечки?
— Есть.
Равиль, склонившись к окну и окинув взглядом салон, сам увидел, что аптечка есть.
— Техосмотр прошли?
— Пожалуйста! — Мужик, набычившись, достал из бардачка талон.
— А почему не на стекле?
— Для вас главное, чтобы я прошел техосмотр или чтоб талон был на стекле? — огрызнулся водитель.
— Главное — техосмотр, — спокойно согласился невозмутимый Равиль, возвращая документы. — А можно чуть стеклышко поднять? — мягко спросил он.
Водитель повиновался.
— Спасибо, можно опустить, — без тени раздражения произнес Равиль.
— Могу ехать? — подобрел водитель, решивший, что его аргументы приняты.
— Не можете, — ровным тоном ответил Равиль. — У вас тонировка стекла явно выше нормы. Придется изъять талон техосмотра. Но это не страшно, — тут же успокоил встревоженного водителя инспектор. — Заплатите штраф, обдерете пленку и получите талон обратно. А за превышение я вас наказывать не буду. Может, вы насчет знака и правы.
— Да вы что, инспектор? — взвился мужик. Но уже без того куража, с которым начинал дискуссию. — Сколько же мне мороки?
— Ну, это вы бросьте. — Теперь в голосе Равиля зазвучали ранее не применявшиеся жесткие нотки. — Это вам не знак забытый. Вы, когда стекла тонировали, точно знали, что не разрешено больше определенных процентов.
— Но все же ездят! — чуть не взвизгнул водитель.
— Ничего, и до них руки дойдут, — потерял интерес к теме инспектор. — Пойдемте в мою машину, я выпишу вам официальное постановление.
Победа была полной и чистой. Нияз с восхищением смотрел на дядьку, так легко и спокойно перевернувшего ситуацию. Мужик теперь сам нарывался дать денег, а Равиль отказывался, хоть и в мягкой форме. В итоге сумма выросла со 100 рублей до 300, причем мужик, усевшийся в свой длинный «Пассат», уехал жутко счастливый, что отделался от предстоящей маеты со стеклами, пленками, ментами и сберкассами.
— Понял, как надо?
— Ага, — радостно закивал племяш.
— Пошли перекусим. — За делами они забыли про еду.
Кушать сели не в машине, насквозь пропахшей бензином и службой, а за остановкой, в нескольких метрах от своего передвижного поста, прямо на взгорке, поросшем зеленой, не загаженной дорожной пылью травкой.
Машин шло мало, сказывался предстоящий выходной день. Заканчивали маршрут большегрузы-дальнобойщики, ехали к семьям экипажи легковушек.
И так славно было Равилю сидеть на теплой земле, на аккуратно подостланном полиэтиленчике и кушать из бутылки с широким горлом домашний козий кумыс и домашние же учпеч-моки — вкуснейшие пироги с мясом, луком, картошкой, а главное — с жениной любовью.
Равиль тепло подумал о своей супруге. Ничего, еще три часа — и он направит острый нос своей «девятки» в сторону дома, к деткам и жене. И там уже его ждет не перекус, а еда. А потом, после домашней работы, которая тоже не в тягость, его ждут и прочие, совсем еще не надоевшие радости.
— Смотри, Равиль! — с набитым ртом пробубнил племяш, показывая направо. Оттуда со стороны Москвы по большой дуге некрутого виража шел черный «Опель Омега», попыхивая на пологом подъеме сизоватым дизельным выхлопом.
— Молодец, — похвалил инспектор. Мозги у племяша все-таки есть. Машина из того же лакомого разряда. Но вставать было лень, а главное — если «Опель» и нарушал скоростной режим, то ненамного: наметанным глазом Равиль видел, что вряд ли его скорость была больше 60 километров в час. Специально же злить человека никогда не надо, это инспектор знал точно. Тем более с этими долбаными телефонами доверия. Ну его, пускай себе едет.
Минуты три со стороны Москвы машин вообще не было, даже для такого спокойного времени случай нечастый. Затем протащился, тяжело вздыхая и на такой некрутой горке, «КамАЗ» с огромным тентованным прицепом.
А вот за ним гнала машинка, которая требовала вмешательства со стороны органов правопорядка. «Шестерка» летела явно больше сотни, будто догоняя кого-то. И «КамАЗ» обогнала грязновато, заставив встречную машину правой «ногой» встать почти на обочину.
А главное — Равиль уже заканчивал свой нехитрый перекус и снова был в боевой готовности.
Племяш пошел к машине, зафиксировать показание радара, а инспектор, не торопясь, подошел к краю дороги и повелительно взмахнул жезлом.
«Шестерка» послушно остановилась и, пролетев по инерции вперед, вежливо сдала задним ходом, окончательно остановившись напротив их «девятки», только с другой стороны трассы. С водительского места сразу вылез невысокий улыбчивый мужчина лет тридцати. Равиль пошел ему навстречу, неторопливо переходя шоссе.
— Что-нибудь нарушил, командир? — заулыбался тот, протягивая инспектору бумажник с правами.
«Здесь проблем не будет», — понял Равиль и, не удостоив нарушителя ответом, лишь сообщив свое имя и место работы, углубился в изучение документов.
С бумагами все было чисто.
— Да видел я знак, командир, — нетерпеливо мялся водитель. — Просто тороплюсь очень. Давай сразу штраф уплачу, я же не спорю. — И протянул инспектору три сотенные бумажки.
Равиль легким движением сгреб их в карман и возвратил документы. Но машину не отпустил, а, движимый каким-то профессиональным чутьем, еще раз скользнул взглядом по «шестерке».
— Не в угоне, не бойся, — снова заулыбался водитель. — Хочешь, проверь по компьютеру. — Парень вроде был спокоен, да и чего волноваться — Равиль же деньги взял.
— А кто в машине? — спросил инспектор.
— Мой брат двоюродный, — снова улыбнулся тот. — Я за него ручаюсь.
Равиль понял, что его насторожило. В речи парня пробивался северокавказский акцент, которого он по полной программе наслушался во время недавней командировки.
Он снова подошел к открытому окну и заглянул внутрь.
Пассажира узнал сразу.
И тот понял, что узнан. Не понял кем. Но что узнан ментом — понял.
Именно этого парня задержали на блокпосту с гранатометом. Не он, Равиль, задержал. Бойцы-чеченцы из спецбатальона «Восток». При парне всего было много: и автомат, и одноразовый гранатомет «Муха», и упаковка ранее невиданных Равилем «хаттабычей» — слегка сплющенных боеприпасов к подствольному гранатомету, модернизированных «духами» для метания в качестве маленьких ручных гранат.
После задержания бандита должны были передать следователям. Как же он здесь оказался?
Равиль совсем растерялся — он же не крутой спецназовец. И что теперь делать?
Попытаться задержать? Смерть и ему, и племяшу. Отпустить? Тоже плохо.
Так и не придумал ничего инспектор.
Потому что раздались три выстрела, и все три пули попали в цель. Одна, ударившая в нагрудный жетон, правда, срикошетила и со звоном улетела в траву. Но это никак не спасло Равиля: оба других ранения — в голову и в шею — были смертельными.
Водитель «шестерки» прыгнул за руль и попытался включить двигатель. Горячий мотор завелся лишь через несколько секунд, показавшихся тому и стрелявшему из «стечкина» пассажиру вечностью. Но завелся.
Водитель дал газу, и «шестерка» рванула вперед.
Может, и ушли бы без потерь, если б не заминка на старте.
Однако Нияз уже был на середине шоссе, испуганный и оглушенный происшедшим, но с автоматом «АКСУ» в руках.
Теплый июльский воздух мгновенно наполнился оглушающим грохотом и пороховой вонью, по асфальту запрыгали, сверкая боками, латунные гильзы.
Из этого «коротышки» и опытные бойцы не очень любят стрелять. Из тридцати выпущенных пуль — полного рожка — лишь две нашли цель. Одна пробила тент трудяги «КамАЗа», которого во второй раз за последние пять минут обгоняла злосчастная «шестерка».
Вторая попала в затылок водителю уходившей легковушки.
Машина крутнулась, ударилась об колеса «КамАЗа» и отскочила влево. Перелетев встречку и чудом разминувшись со встречным «жигулем», обезумевший водитель которого нажал на тормоза и сигнал лишь после несостоявшегося лобового столкновения, «шестерка» ушла с дорожного полотна и, пробив низкое ограждение моста, ухнула вниз, в овраг.
Нияз пытался сменить пустой рожок, но руки не слушались. А потом и менять не стал: снизу, с того места, куда упала машина, сначала повалил черный дым и следом, почти сразу, сильно рвануло, — даже с дороги были видны языки пламени. Конечно, это сработал не бензин. Это сдетонировали боеприпасы и взрывчатка, которой было вдоволь в автомобиле.
В служебной «девятке» зашуршала рация. Парень должен был ответить и сообщить о бое. Но не мог сделать ни шагу — ноги стали какими-то пустыми и безжизненными.
Это было его седьмое дежурство.
И это был его дядя.
Али через раскрытое окно тоже услышал выстрелы, потом взрыв и, обернувшись, увидел дым и пламя. Марат уменьшил скорость, ожидая приказа.
— Поехали вперед, — бросил Али.
— А как же… — начал было Марат, но Али оборвал его:
— У нас другие дела.
И надолго замолчал.
Как это было некстати! Только, казалось, все стало налаживаться — и на тебе! И где взять других бойцов?
«Ладно, сначала надо найти Скрепера, а там видно будет», — подвел итог Али.
Глава 9
Автодорога Волга, 15 июля
Те же, коза и Татьяна Валериановна
Перед Казанью Ефим с Доком, как это частенько с ними бывало, подзадержались. Впрочем, никто и не волновался: мужики предупредили авангард по рации. Не сказали по просьбе Дока только причину.
А причина была максимально нестандартная, и началась она километров через сто после Чебоксар, недалеко от Цивильска.
Есть там такое симпатичное местечко, в котором, похоже, все граждане поголовно вяжут изделия из козьего пуха.
Береславский не раз гонял в Казань и уже знал дорожные достопримечательности. Вот и теперь он предложил Доку остановиться и прикупить тому действительно шикарных козьих носков.
Док пробурчал нечто суровое, но примирительное. Собственно, в этом и состояла цель предложения Ефима.
По большому счету, они и не ссорились, просто так вышло, что получасом раньше Береславский, которому изрядно поднадоел храп сзади, пусть даже и мелодичный, предложил Доку проснуться и пересесть на переднее сиденье. Тот с удовольствием согласился, о чем уже очень скоро сильно пожалел. Дело в том, что Ефим снова проявил чудеса гуманизма, теперь спасая неосторожную кошку, однако на этот раз не объездным маневром, а экстренным торможением.
В итоге кошка отделалась легким испугом.
А Док — тяжелым.
Впрочем, один лишь испуг он бы простил быстрее. Если бы, кроме испуга, не возникло легкой трещины на лобовом стекле и соответственно немалой шишки на лбу Дока, который снова забыл пристегнуться. У потерпевшего, к счастью, не наблюдалось ни сотрясения, ни особой боли — стекло попалось явно не лучшего качества.
Но конечно, Ефиму не надо было ржать после такого почти трагического события. Да разве в подобных случаях себе прикажешь? Это ж рефлекс.
И еще он вдруг некстати подумал, что в первый же ездовой день трещины появились на лобовых стеклах всех пяти машин. Но только у одной из них трещина пошла не снаружи, а изнутри, и причиной дефекта был не дорожный камень, а голова, отягощенная высшим образованием.
А что у Ефима на уме, то у него же и на языке. Причем сразу.
Короче, Док обиделся. Даже снова перелез на заднее сиденье и там затаился, скорбно сопя.
Поэтому козьи носки должны были вернуть чистую мужскую дружбу, столь коварно поруганную бесчувственным Береславским.
Местные бабушки не обманули ожидания миротворца Ефима. Носки были чудесны: нежные на ощупь, мягкие, легкие и — это чувствовалось даже в не прохладном чувашском июле — безмерно теплые. То, что надо для Дока, любителя зимних видов спорта.
— Просто супер! — фальшиво восхищался, подливая масло в огонь покупательского ажиотажа, Береславский. Ему-то было наплевать на качество любой спортивной одежды, потому что спортом Ефим не занимался никогда в жизни. Да и качество одежды вообще как жизненной категории его тоже не слишком интересовало.
Другое дело — Док. Он выбирал носки сурово и придирчиво, мял их между пальцев, растягивал и сжимал, смотрел на просвет и даже почему-то нюхал.
И так — на каждой остановке. Потому что, боясь пропустить истинную ценность, Док просил тормознуть около каждой из бабушек, стоявших вдоль дороги у нехитрого приспособления из палок, заменявшего им витрину.
Бабушки стояли через пятьдесят-сто метров друг от друга, и их было много.
Но Ефим не роптал, понимая, что, оборжав такую огроменную шишку на лбу товарища, теперь тоже должен чем-то пожертвовать.
Как известно, лучшее — враг хорошего. Вот почему Док, объехав, осмотрев и обнюхав все предложения, вынужден был теперь довольствоваться последней бабушкой: к предыдущим Ефим наотрез отказался возвращаться, так как еще в Москве поклялся страшной клятвой не разворачиваться до Владивостока.