— Вам представится такая возможность, доктор. Это я вам могу пообещать.
Сэр Джеффри достал рабочий блокнот — его он носил во внутреннем кармане пиджака на тонкой золотой цепочке, чтобы не лишиться его ненароком — и написал «Волынцев Андрей Борисович, личный пилот АV — в активную разработку».
* * *Нет, он не пил. Он был летчиком до мозга костей даже сейчас, и даже сейчас он не позволил себе ни капли спиртного. Да и в том месте, где он сидел, в «Клубе воздухоплавателей» на Крестовоздвиженской, никто бы не поднес ему, зная, кто он, и где работает. Здесь он был одним из столпов, корифеев. На него равнялись.
Тяжело встав со своего места, полковник Волынцев (служба в Особой ЕИВ авиаэскадрилии считалась военной, здесь шли и звания и выслуга лет, добавляя к пенсии) прошел к едва заметной двери, за ней был коридор. Последняя дверь слева — мужской туалет.
Полковник сунул голову под струю ледяной воды, стоически перенес эту пытку. Через две минуты закрутил кран, выпрямился над зеркалом. Его глаза смотрели на него с чужого, серого лица. Чтобы не упасть, он схватился за раковину.
— Что с вами, сударь? Вам плохо?
Сильная рука поддержала его, помогла сохранить равновесие.
— Да нет, нет, ничего… Все в норме, браток, спасибо…
Полковник посмотрел на своего спасителя. Где-то он его раньше видел, только не мог понять где. Лет сорок, среднего роста, с проседью в волосах.
— Э, да вам совсем нехорошо. Может, вам нужен врач, сударь?
— Нет, все хорошо.
Серые глаза незнакомца смотрели словно сквозь него.
— Беда никогда не приходит одна — сказал незнакомец, четко и чуть напевно выговаривая каждое слово — у вас проблемы с сердцем. Вот, примите. Станет легче…
Заболело сердце. Оно раньше не болело, и минуту назад не болело — а вот сейчас заболело. До этого он даже не знал, что у него есть сердце. Хотя нет, знал, просто — забывал.
— Что это?
— Хороший препарат, в основном из трав. Из Швейцарии.
На протянутую руку упала белая, квадратная таблетка, он проглотил ее, едва протолкнув в пересохшее горло. Как ни странно — отпустило почти сразу. Даже думать больше ни о чем не хотелось.
— Помогло?
— Помогло…
— Хорошее лекарство. Давайте, я дам вам еще пару таблеток. У вас есть носовой платок?
В авиации, что военной, что гражданской, существовали строгие правила, перед каждым полетом летчики сдавали кровь, мочу и проходили полный медосмотр. Особенно опасались наркотиков — даже следа наркотиков, даже намека на них (потом часто выяснялось, что это лекарство от кашля или обезболивающее) было достаточно, чтобы отстранить летчика от полета и начать служебное расследование по этому факту. В комнатах подготовки летного состава вывешивались списки медицинских препаратов, запрещенных к приему перед полетами, и препаратов, о приеме которых нужно предупредить медицинскую комиссию. В Особой авиаэскадрилии, учитывая кого она возит, эти правила соблюдались беспрекословно, не то, что у гражданских, которые то и дело норовили «срезать концы».
Но препарат, который принял полковник, прошел бы любую медицинскую комиссию. По своему следу в крови он маскировался под антисалициловую кислоту, обычный аспирин, который периодически принимают почти все. На самом же деле действие этого препарата было куда обширнее, чем действие аспирина и воздействовал он в основном на мозг. Он был разработан одной британской компанией и его состав хранился в секрете, а распознать его в лабораторных условиях, не зная точно, что именно ты ищешь и, не имея реактивов именно на этот препарат — было невозможно.
Домой он не пошел. Он пошел ночевать в гостиницу для летчиков, которая существовала в Пулково, откуда они и летали. Дома была пустота…
* * *— Великолепная работа…
Сэр Джеффри медленно перебирал фотографии, каждая из которых сделала бы честь, украсив собой разворот Плейбоя или Пентхауса. Хотя нет, за такие фотографии их бы закрыли. Слишком жестко, скорее это для подпольно выпускаемых журнальчиков, которые продают завернутыми в целлофан — чтобы не листали не купив.
— Где это?
— Это Гельсингфорс. Шхеры. Легенда проработана, и он и она могли быть там в это время.
Сэр Джеффри подозрительно уставился на своего подчиненного.
— Могли быть или были, Том? Это очень важно.
— Она — точно была. Он — был в самом Гельсингфорсе, но никогда не признается в этом.
— Почему?
— Знаете сэр… Был такой фильм — Дорога на эшафот. Преступник идеально продумал убийство, совершил его — и оно так и осталось нераскрытым. Но волею судьбы он был обвинен в другом убийстве — и не мог опровергнуть обвинение, поскольку в момент его совершения, он совершал другое убийство, не то, в котором его обвинили. Так его и казнили — за то, что он не совершал, за то же убийство, которое он на самом деле совершил — он ушел от наказания. Примерно так и в этом случае сэр.
— Все будет нормально, сэр… — подал голос сидевший на краю стола и раскуривающий кубинскую сигару доктор — степень достоверности достаточная.
— Достаточная? — сэр Джеффри снова смотрел на подчиненного.
— Да, сэр. Кудесники из Кронкайт-Хауса потрудились на славу. Достаточно сказать, что над этой фотографией поработал «большой малыш[25]». Все перебирали по пикселям, сверяли наслоения. Чтобы различить подделку, работа должна быть проделана титаническая. Тем более — по легенде снимки сделаны цифровой, а не пленочной камерой.
— Он не будет это проверять,— снова подал голос доктор.
— Хорошо. Доктор как лучше вручить нашему фигуранту эти произведения искусства?
— Анонимно. Анонимно, сэр. И обязательно так, чтобы его очаровательная супруга в этот момент не была рядом с ним. Злоба не должна расплескиваться. Она должна копиться, да, сэр и чем больше ее накопится — тем лучше…
Иногда сэр Джеффри хотел увидеть, как доброго доктора бросают на сковородку с раскаленным маслом и он корчится там, поджариваемый заживо. Как бы то ни было — сэр Джеффри был священником, верил в Господа и в возмездие. Он так же верил в то, что есть Сатана и его посланцы ходят по земле. И он был достаточно умен, чтобы понять: слуга Сатаны — это не «убийца из вересковых пустошей», который изнасиловал и растерзал несколько девочек на севере и которого задержали неделю назад. Слуга Сатаны — это добрый доктор, ловец человеческих душ, конструктор безумия, копающийся в мозгах людей. То, что он был на их стороне, ничего не меняло, он с той же долей вероятности мог бы оказаться и на противоположной стороне, если бы, к примеру, русские построили ему клинику и поставляли бы подопытный материал. Сатане все равно, где творить зло…
— А если он, к примеру… просто грохнет фигуранта номер два и все?
— Это возможно, сэр. В таком случае мы должны убрать фигуранта номер два со сцены до самой ее кульминации.
— И как же мы это сделаем? — мрачно спросил сэр Джеффри.
— Не знаю, сэр — пожал плечами доктор — это ваша проблема, не моя…
* * *Утром он явился в спецсектор Пулково раньше всех — потому что спал в гостинице и дошел до работы пешком. Принял ледяной душ, прошел в столовую, поставил на поднос два больших одноразовых стаканчика с кофе. Почему-то очень хотелось кофе, настоящего черного кофе. Он не знал, что кофе, естественный алкалоид с очень сложным воздействием как раз и подстраивается к тому препарату, который он принял и вчера вечером и две оставшиеся таблетки — ночью и утром. В нормальном состоянии, он ни за что не принял бы неизвестное лекарство, полученное из рук незнакомца в комнате бара. Но тут сыграли роль два фактора — и его душевное состояние, и то, что он находился в Клубе воздухоплавателей, там были все свои, и подошедшего к нему в баре незнакомца он тоже подсознательно воспринял как «своего». Да и препарат действовал, причем эффективно.
— Не слишком много кофе? — озабоченно посмотрела на него тетя Нюра, которая кормила здесь летчиков с незапамятных времен, так что ни один из летчиков не мог вспомнить, когда же она появилась — тебе лететь.
— Крылья не отнимутся — усмехнулся подполковник.
Когда допивал кофе — через стекло заметил, как подъехал первый из челноков-микроавтобусов, доставляющих летный и технический персонал на рабочие места. Усмехнулся, правда, невесело — Димки не было. Словно почувствовал — напакостил и в кусты. В его время такого не было, за сделанное — отвечали. Часто головой…
— Сука… — полковник допил кофе и отправился на медосмотр, они проходили его каждый день вне зависимости от того, нужно было им сегодня куда-то лететь или нет. Кровь сдавали раз в неделю, мочу — каждый день.
— Сука… — полковник допил кофе и отправился на медосмотр, они проходили его каждый день вне зависимости от того, нужно было им сегодня куда-то лететь или нет. Кровь сдавали раз в неделю, мочу — каждый день.
Небольшая кучка репортеров собралась в гражданской зоне Пулково уже с самого утра. Прилетала «с единственным концертом» какая-то третьеразрядная британская «металл-группа», музыканты которой для создания своего сценического имиджа использовали черную губную помаду, женскую косметику и женские черные чулки. Удивительно — но и на этих придурков находилась публика. Музыканты должны были прилететь чартерным рейсом, в отношении которого был известен лишь день прилета. Поэтому журналисты и телевизионщики — кому это было интересно — собрались в аэропорту с самого утра. Неизвестно было вообще — долетит ли самолет, как сообщали британские таблоиды, во время одного из таких туров лидер группы пытался на высоте восемь тысяч открыть люк и выпихнуть в него одного из своих музыкантов.
Прессе предоставили самые лучшие места для съемки, в том числе для панорамной съемки аэропорта. С этих мест просматривался, в том числе и спецсектор.
— Не слишком много кофе пьешь? — участливо осведомилась врач ВЛК, бегло просматривая распечатку анализа,— еще немного кофе и ты полетишь впереди самолета.
— Голова болит… — сказал полковник.
— Голова болит? Ну-ка… держи.
Здесь использовался древний ртутный градусник, который в отличие от современного электронного надо было держать под мышкой пять минут.
— Горло болит?
— Никак нет.
— Голова кружится?
— Никак нет. Да в порядке я, Зин, что ты меня мучаешь…
— Сейчас посмотрим, в каком ты порядке.
Врач отобрала градусник, посмотрела — тридцать шесть и восемь. Почти нормально. В крови — следы аспирина, видимо, принимал от головной боли. Похоже на начинающуюся простуду, но как можно простудиться летом?
— Кашель есть?
— Нету.
— Открывай рот.
Горло не красное.
— Раздевайся по пояс.
Легкие чистые, хрипов нет. Но было что-то еще. Она не могла понять что — но что-то было не так.
— За тобой что, жена не смотрит?
Врач не наблюдала за своим пациентом, она в этот момент занималась тем, что выдавливала из лимонов сок с помощью соковыжималки. При начинающейся простуде, самое лучшее средство — сок нескольких лимонов залпом, и никаких лекарств. Тут столько витамина С, что и слона свалить можно. Еще добавила из пакетика антивирусный препарат.
И, занимаясь приготовлением сего целебного коктейля, врач не заметила, как на мгновение исказилось от боли лицо полковника, когда она упомянула о жене.
— Ника в Киеве — сказал он.
— Вот теперь понятно. Кот из дома — мыши в пляс. И ничего-то вы мужики сами без нас не можете. Давай — залпом.
— Смерти моей хочешь? — полковник с сомнением смотрел на полный стакан мутной, желтой жидкости.
— Давай, давай. Не спорь. У тебя, кажется, простуда начинается. Пей, если не поможет — обратишься к врачу. Я напишу сейчас. Пей, а то к полетам не допущу!
Полковник залпом глотнул лимонную кислоту, богатую витамином С, на мгновение задохнулся — судорогой свело горло.
— На, запей… — врач протянула стакан воды,— эх, вы…
Она привычно написала короткую записку на латыни, чтобы облегчить работу своему коллеге, если это понадобится. Симптомы вирусной инфекции, самое начало, температура 36,8, горло чистое, хрипов нет. Прописала лимон и антивирусный препарат.
— Держи. Если почувствуешь, что температура, начался кашель, горло болит — сразу к врачу. И где тебя только угораздило летом-то простыть. Кондиционер, что ли? Отдашь ему. Если сегодня не полетишь — вечером ко мне, еще раз температуру померяем. Давай, карту свою.
Ручка застыла на мгновение — все-таки что-то было не то. Но это явно были не наркотики, не запрещенные препараты — все тесты показали отрицательный результат. Конечно, кофе в таком количестве перед полетом лучше не пить, да и простуда возможная. Но, в конце концов, перед ней ас, больше чем с тридцатью годами летного стажа — знает, что делает. Тридцать шесть и восемь — не та температура, чтобы от полетов отстранять, кроме того — первые меры она приняла, застали самое начало инфекции — должно помочь.
И она привычно написала: «Годен без ограничений». Нащупала печать — многие врачи носят ее на цепочке, на шее, а то повадились наркоманы за врачебными печатями охотиться. Красный оттиск заверил подлинность записи.
Дмитрия не было видно, и он чуть успокоился. Выйдя из здания, где располагались службы спецсектора, он осмотрелся по сторонам — и увидел, что Белую Птицу, самолет ВВС-1, переделанный стратегический бомбардировщик приземистый аэродромный тягач выкатывает из ангара…
— Товарищ полковник…
Он обернулся и увидел своего штурмана, майора Тимофея Бортникова.
— Летим?
— Вас по всей базе ищут. Павел Иванович орет, вас требует…
— Гаспа-а-адин палковник! — командующий спецсектором, лысый и толстый штабной хлыщ из штаба ВВС, которого прислали год назад взамен опытного профессионала Ганзы и который успел за это время снискать ненависть всего летного состава, покачиваясь в своей излюбленной манере смотрел на стоящего перед ним по стойке «смирно» полковника — что у вас за бардак в экипаже, па-а-звольте палюбопыствовать!
Командующий именно так и выговаривал слова, с растяжкой на «а» где нужно и где не нужно. От него всегда пахло чесноком.
— Не могу знать, господин генерал.
— Ка-а-к это вы не знаете, па-а-звольте спрасить? Вы, командир экипажа — и не можете знать, где ваш па-а-адчиненный?!
— Так точно, господин генерал, не могу! — на щеках полковника играли желваки.
Генерал Лысенко задохнулся от гнева.
— Не вы на него пасма-а-атрите! Он, видите ли, не может! Ба-ардак!
— Господин генерал, прошу прощения за опоздание!
Рядом щелкнули каблуки, полковник с трудом сдержался. Именно в этот момент операция была на грани срыва. Хамский разнос начальника вывел полковника из себя и появление рядом виновника всех его бед едва не взорвало ситуацию. Он не знал, что тот стакан концентрированного лимонного сока, который он выглотал в кабинете врача, временно ослабил действие спецпрепарата, который он принял. Но не снял его совсем.
— Нет, вы пасма-а-атрите на него! Явился — не запылился! — генерал нашел новый объект для гнева,— где изволили пропадать, майор Тертышных? Па-а-а-чему вы считаете возможным опаздывать на работу?
— Господин генерал…
— И слышать не хочу! Выговор — с занесением в личное дело! Вам, па-а-алковник — устное предупреждение за то, что не смогли организовать работу с личным составом! В понедельник — внеочередной зачет по безопасности полетов. Приму лично! Сва-а-а-абодны!
— Попали?
— Зачет по безопасности в понедельник,— уныло сказал майор Дмитрий Тертышных, второй пилот, самый молодой в эскадрилье,— примет лично.
— И что с тобой делать, с засранцем? — покачал головой бортмеханик Суздальцев, «дядя Миша», мудрейший из мудрых, душа экипажа, долетывающий последний год перед неизбежной пенсией,— из-за тебя, козла молодого, все попали. В поле ветер, в жопе дым.
— Пробки…
— Ага… Знаю я твои пробки.
— Ты бы ее сюда приводил в гостиницу,— вклинился в разговор Бортников,— тогда с утра на работе как штык.
— Э, нет… Надька не поймет.
Надькой звали одну из стюардесс, которая вроде как считалось официальной невестой Тертышного.
— Вот Надьке-то и надо рассказать.
— А как же мужская солидарность?
— Чего-о-о… Это ты из-за мужской солидарности весь экипаж под топор подставил?
— Да ладно вам… Полетов же сегодня не было в графике.
— Да не ладно. Ты не поля на перделке опыляешь. Ты возишь Высочайшие особы. Понимать должен!
— Ну, простите, дяденька, засранца,— уныло сказал Тертышный.
— Вылет через полчаса. Вертолет уже в Красном селе. Сразу предупреждаю — посадка может быть связана с риском. Сами знаете, что происходит в Польше.
— Вашу мать… — выругался Суздальцев, который в восемьдесят первом уже побывал в Польше и знал что такое рокош,— все неймется.
— Отставить мат. Мы не знаем, что может произойти в аэропорту. По данным на восемь ноль-ноль, он был в зачищен, но кругом много остаточных банд, сплошной зачистки местности не производилось. В районе Киева мы сменим эскорт. Восемь машин, в том числе четыре — с бомбовой нагрузкой и тактический разведчик. Они пойдут перед вами, при необходимости — пробьют вам коридор. Порядок приземления такой — сначала разведка, только потом посадка. При малейшем риске — уходите на Киев, сядете в Борисполе, погода позволяет. Мы поднимаем заправщик с Прилук, при необходимости дозаправитесь от него.