Еще раз критически оглядев Ланского и поправив на нем и без того безукоризненно сидевший мундир, Потемкин махнул рукой:
– С богом!
Александр почувствовал, что пол уходит из-под ног, ему стоило труда взять себя в руки, глубоко вздохнуть и шагнуть следом за своим покровителем. В зале, через которую проходили, многие заметили идущего за Потемкиным его адъютанта. Это вызвало нескрываемый интерес к молодому человеку, обычно на подобные вечера князь адъютантов не брал. По залу тут же зашелестело: «Фаворит…» В лицо и фигуру Ланского впилось множество глаз, это только называлось собрание средним, куда якобы приглашались близкие государыне люди, у Екатерины таких близких было достаточно, чтобы заполнить зал для танцев.
Сам Александр не замечал ничего, кроме широкой спины князя, за которой упорно двигался. В висках билась одна мысль: сейчас увидит ЕЕ и даже будет (возможно) говорить.
Дамы, сидящие в небольшой комнате в креслах в ожидании, когда будут готовы карточные столы, повернулись к вошедшим. Сколько их? Спроси Ланского – не ответил бы. Он видел одну – государыню в центре. Ласковая улыбка, приветственный кивок, и князь уже допущен к ручке.
– Ваше Императорское Величество, не только Вы, но и я могу считаться образователем молодежи. Посмотрите, какого кавалергарда в люди вывел.
Императрица повернула голову, ее глаза остановились на лице Ланского, скользнули по высокой статной фигуре, снова переместились на лицо. Он посмел глянуть ей в глаза, открыто и прямо. И Екатерина почувствовала, что… у нее кружится голова! Столь откровенного обожания она уже давно не встречала, если встречала вообще. Пришлось опустить свои, чуть перевести дух, пока нашла в себе силы улыбнуться красивому молодому человеку, обращаясь, однако, к Потемкину:
– Ты, князюшка, всегда умел находить добрых людей. Как вас зовут, господин адъютант?
Ланской, подпихнутый в спину своим благодетелем, опустился на колено и приложился к ручке той, которую поедом ел глазами уже столько месяцев лишь издали.
– Александр Ланской, Ваше Величество.
– Посидите с нами. – Государыня повела красивой ручкой на пустующее кресло рядом. – Понимаю, что молодому человеку скучно со старухами, но уж уважьте.
Потемкин прекрасно знал свое дело, и Ланской был достаточно вышколен, и компания сидела такая, какая нужна, – помимо самой императрицы, лишь ее ближайшая подруга Анна Нарышкина, обер-прокурор Вяземский, невесть как затесавшийся в этот престарелый цветник (он тут же поспешил ретироваться, отговорившись коликами в боку), вечная Анна Протасова, пара фрейлин, удалить которых не составляло труда и вовсе, потому как сами рвались подальше от пристального внимания Екатерины, и он, светлейший князь.
Потемкин заметил, что при ближайшем рассмотрении Ланской понравился Екатерине еще больше, решив при случае обязательно напомнить, что это он придал мальчишке нужный лоск. Все складывалось как нельзя лучше.
– А каково службу несет наш Александр?
– Премного, премного я им доволен…
– Так что ж ты, князюшка, его в адъютантах держишь, коли так способен?
– А как же, матушка, без вашей воли?
Это была словесная игра, прелюдия к возвышению понравившегося молодого человека, и все присутствующие прекрасно понимали сию прелюдию. Но государыня строго соблюдала внешние приличия, чтобы не ставить в некрасивое положение ни себя, ни окружающих. Так удобней для всех.
Глядя на Ланского, которого кидало то в жар, то в холод, но голубые глаза притом не отрывались от лица императрицы все с таким же немым восхищением, Екатерина улыбнулась:
– Даю на то мое соизволение. Отныне нет у тебя, Григорий Александрович, такого адъютанта, похищаю я его. Он теперь полковник.
В остальных комнатах едва ли слышали разговор императрицы, но уже то, что она усадила молодого человека на соседнее, нарочно пустующее кресло и смотрела благосклонно, свидетельствовало, что это новый фаворит. Придворные принялись шушукаться: кто таков да откуда? Ясно, что ставленник Потемкина, да каков у него самого-то нрав?
Салтыков и Толстой скрипели зубами. Салтыков ругал себя на чем свет стоит, видел же, что государыня заинтересовалась тогда мальчишкой! Мог бы сам и представить, так нет, принялся ему еще и выговаривать за гляделки! И Толстой казнил собственное промедление: поспособствовал, чтоб сделали из поручиков флигель-адъютантом, а далее ума не хватило подсуетиться. А Потемкин поспешил, быстро забрал голубчика себе и теперь вон представил как свою находку. Им было невдомек, что самого светлейшего попросила об этом императрица.
Для Ланского все складывалось исключительно хорошо.
В свою комнату, где обучался искусству любви у опытных дворовых девок Потемкина, он уже не вернулся.
Видя внимание императрицы к юноше, пробир-дама Протасова тихо поинтересовалась:
– К Роджерсону и ко мне?
Если честно, то ей самой не терпелось отведать такого красавца, редкий случай, когда служба Анне Протасовой очень нравилась.
Екатерина покачала головой:
– Нет, сразу ко мне. Проверен уж.
Вот те раз! Кто это посмел пробовать лакомый кусочек вместо Протасовой?! Раньше все, приглянувшиеся императрице, проходили один и тот же ритуал. Кандидата в фавориты или даже нескольких сначала с пристрастием досматривал врач Роджерсон, пытаясь дознаться о здоровье и углядеть скрытые недостатки. Если Роджерсон недостатков не обнаруживал – а так обычно и бывало, в кавалергарды хилых не брали, там не выдержать, – то к испытаниям приступала пробир-девица фрейлина Брюс, потом, после неприятностей с Корсаковым, ее заменила Анна Протасова. Если оставались сомнения в «боеготовности» соискателя места подле императрицы на ложе, то испытывала еще и Уточкина. И если отзывы Екатерине нравились, молодого человека звали на обед с Марией Саввишной Перекусихиной, многолетней наперсницей императрицы и вернейшей ее служанкой, и таким же многолетним и верным камердинером Захаром Зотовым. Во время обеда они наблюдали манеры молодого человека, окончательно объясняли его обязанности на ближайший вечер и осторожно намекали на некоторые неудобства, возможные от Екатерины, чтобы после не выболтал про ее храп или неуемное чихание от табака. Только после этого красавца отправляли в монаршую спальню с книгой – почитать государыне на ночь.
Претенденты отбирались столь тщательно, что осечки не бывало, после «чтения» молодой человек бывал провожен Захаром в его новые апартаменты, соединявшиеся с императрицыными тайным ходом (не прятаться же за колоннами, пробираясь по велению государыни в ее спальню!), получал новый генеральский мундир и сто тысяч на обзаведение остальным. А уж дальше следовали сами подарки царственной любовницы в неизмеримых количествах…
Осмотр Роджерсона и проверка пробир-девицей были совершенно необходимым условием, ни подцепить дурную болезнь, ни обнаружить на ложе неспособность любовника императрица не желала.
А тут вдруг все нарушено! И к врачу не водили, и опробования не прошел! Было отчего дивиться той же Протасовой… Видно, обиду своей фрейлины поняла Екатерина, положила свою руку на ее:
– Не хочу тебя утруждать, Аннет. И про здоровье уже все известно. Мария Саввишна отобедает с ним, как положено, и ко мне. Захару скажи, чтоб комнаты приготовил, чую, эти голубые глаза надолго меня очаровали.
Обеда с одними только Перекусихиной и Захаром Зотовым тоже не получилось. Увидев, как в малую столовую входит государыня, бедный Ланской, и без того глотавший через силу, чуть не подавился вовсе. Сделав знак, чтобы сидели, императрица с интересом оглядела стол, вздохнула:
– Как у вас тут все вкусно, жаль, больше не могу, не то присоединилась бы. Вы ешьте, Александр Дмитриевич, ешьте, не смотрите на меня, я свой распорядок блюду, который не всем по душе.
Перекусихина мысленно ахнула: «Сколь же приспичило, если даже к столу сама вышла!» – но вслух, конечно, ничего не сказала.
– Господин Ланской, чем вас матушка в детстве потчевала? Небось разносолов полон стол бывал?
– Нет, – помотал головой Александр, – у нас все скромно очень.
– Это хорошо, когда скромно, дурно, если дитя с младых лет к излишествам приучено, тогда из него мало что выйти может. Куда как лучше, если в строгости воспитать. У меня внуки вон в строгости. Сашенька хоть и мал, а многое понимает и умеет. Никакого баловства, все по распорядку и просто.
Мог ли Ланской когда-то надеяться, что его богиня будет, сидя в кресле и наблюдая, как он ест, рассказывать о воспитании великих князей?!
Екатерина, видно, поняла, что сильно смущает молодого человека, а потому, смеясь, вдруг принялась вспоминать, как когда-то Безбородко привлек ее внимание:
– Вообрази, мой друг. Масленица, мне принесли вкусных блинов. Но их так много, что уж не одна я, и Мария Саввишна, и Захарушка, и Алексей Семенович, и Протасова, и даже собачки мои вот-вот лопнут. А оставлять жаль, вкусны больно. Прошу позвать кого-нибудь из секретарей, чтоб помогли доесть да повара похвалили. Отвечают, мол, нет никого, гуляют! И никуда не денешься – Масленая… Наконец, в приемной нашелся один. Кто таков? Хохол.
Ждала увидеть малоросса в широких шароварах и с чуприной, нет, приходит секретарь, что Румянцевым прислан вместе с Завадовским. «Блинов хочешь?» – «Хочу». – «Садись ешь».
А ел как вкусно! Два укуса – и блина нет, еще два – другого! И с семушкой, и с икоркой, и с маслицем – все пошло! У самой, на него глядя, слюнки потекли, хотя и некуда в меня уж было. Но он ел, а я спрашивать стала про закон какой-то, теперь уж не помню какой. Он кусает, глотает, а сам отвечает не задумываясь. И складно так, и толково! Проверила – все верно говорит!
Императрица с удовольствием посмеялась.
– С тех пор сколько раз вызову его к себе для доклада, а сама тарелочку с чем-нибудь поставлю и киваю, мол, не стесняйся, ешь. Он человек молодой, не то что мы, старухи, все как за себя бросит и готов работать. Вот и ты пример с Безбородко бери, а не с меня. Ты молод, чтобы стесняться и манерничать за столом, ешь так, чтобы за ушами трещало, как граф Суворов говорит. Тогда и силы на все будут.
И Перекусихина старалась попотчевать Александра, точно он оголодавший. Бедолага смущался неимоверно, а Мария Саввишна уговаривала:
– Ты на нас и правда не смотри, ты ешь вкусно, чтобы, на тебя глядя, аппетит проснулся. Государыня это любит, молодой человек во всем должен удовольствие иметь, не только от ночных занятий.
Ланской покрывался краской и старался поскорее прожевать предложенное. Он был в сказке или во сне, императрица звала его своим другом и непринужденно смеялась. Александр даже попытался себя ущипнуть, чтобы проснуться, но сон продолжался.
Он продолжился и в спальне.
Разбуженное ласками «наставниц», молодое тело Александра откликнулось на зов императорской плоти, и он постарался выкинуть из головы, что в его руках та самая богиня, о которой столько мечтал. Помогла Мария Саввишна, перед тем как проводить парня в спальню, успела шепнуть:
– Ты не думай о том, что перед тобой государыня! Она женщина весьма горячая, вот женщине-то и угоди!
Угодил, жаркое, страстное тело Екатерины оказалось столь жадным до ласк, а истосковавшийся за последние дни Александр так ненасытен, что опомнились лишь к утру. Он действительно забыл, что находится в спальне императрицы, кого сжимает в своих руках, чье тело заставляет подчиняться ритму своей страсти. Хорошо, что забыл, иначе такое воспоминание заставило бы остановиться, а делать этого было категорически нельзя, Екатерина уже отдалась потоку плотской радости целиком, получая невыразимое удовольствие от близости с молодым человеком. Такого любовника у нее еще не было! Его молодое тело требовало еще и еще, а она не возражала, напротив, радостно принимала эти требования, с трудом сдерживая рвущийся из глубин крик восторга. Но не стонать не могла, и эти сладострастные стоны все же слышали из-за двери Перекусихина и Захар, стараясь делать вид, что временно оглохли. Ай да мальчик…
Наставницы от Потемкина две ночи старались не зря, кое-что Ланской умел, хотя и оставался весьма неопытен, что тоже доставило удовольствие государыне, возможность образовать фаворита как любовника под себя ее весьма устраивала. Екатерина, не смущаясь, диктовала свои условия, но при этом отдавалась его рукам и телу. Перевернулась на живот… Он крепко держал ее полные бедра, стискивал грудь, усиливая и без того жгучее желание, наваливался всем телом… И она с восторгом подчинялась этому почти животному диктату, рвалась навстречу, сладострастно вздрагивая. Екатерина немолода, перешагнула свой полусотенный рубеж, но только перешагнула. Тело полновато, прежней резвости нет, но и вялости тоже, она еще чувствовала себя молодой и желанной, ждала горячих объятий и обладания и в этом отношении была неимоверно талантлива и ненасытна. Такой, конечно, только молодой жеребчик и нужен…
– Еще, Саша… Еще!
Наконец, насытившись друг другом, устали оба…
В апреле в Петербурге наступает истинное чудо – белые ночи. До самого июля по ночам светло. Солнце заходит, но тьма не наступает, скорее вечерние сумерки сразу сменяются рассветной пеленой. Медлительную Неву и все вокруг окутывает какая-то синеватая дымка, из нее видны лишь шпиль Петропавловской крепости и Адмиралтейская игла, смутными очертаниями выступают стены зданий по берегам реки, слышен тихий плеск воды. Но уже через пару часов снова светло… А в мае ночная мгла и вовсе исчезает, словно природа забывает про ночь. Красота…
Первое время приезжие дивятся, смущаются и спать на свету не могут, все кажется, что еще рано. И Ланской тоже не сразу привык, но теперь спал и в белые ночи, как младенец.
Но только не ныне, когда опомнился, обнаружил, что лежит в одной постели со своей богиней, а ее голова уютно устроилась на его плече и под ухом раздается то самое легкое похрапывание, о котором предупреждала Перекусихина. Ланской замер, боясь даже дыханием спугнуть сон царственной любовницы. Он хорошо помнил, что должен встать и незаметно выйти, чтобы его проводили прочь. Но как встанешь, не потревожив? И Александр лежал, стараясь дышать через раз и ненароком не заснуть.
Шли минута за минутой, но императрица поворачиваться и освобождать плечо парня не собиралась, ей было уютно в объятиях этого мальчика! А он неожиданно для себя вдруг провел рукой, убирая густые волосы с красивой полной груди, и по ходу погладил. Грудь хорошо легла в руку, а крупный сосок попал под большой палец, который невольно заходил вокруг него. В ответ Екатерина, не просыпаясь, повернулась и окончательно прижалась к молодому любовнику. Не в силах больше сдерживаться, он обнял женщину, плотно устроив руку на ее ягодицах. Так и сморил Сашу сон – в обнимку с его богиней.
Екатерина привычно проснулась в пять часов. Зимой она вставала в шесть, а весной и летом было жаль тратить светлые часы на дрему. Открыв глаза, государыня с изумлением обнаружила себя в объятиях молодого человека. Такого не бывало, чтоб любовники задерживались до утра, обычно после горячих ласк она сама отправляла их в отведенные покои, тем более в первую ночь. Но сейчас рядом, уткнувшись носом в ее грудь, лежал молодой красавец, а его рука покоилась на ее бедре, по-хозяйски обхватив то, что пониже спины. Невольно приглядевшись к Ланскому, Екатерина осталась весьма довольна, во сне он был еще краше. Нежное, почти девичье лицо с легким румянцем здоровья, и это при таком-то росте и статях! Она тихонько приподняла легкое покрывало, довольно хмыкнула, убедившись, что стати никуда за ночь не делись и не уменьшились. Снова полюбовалась бровями вразлет и здоровым цветом молодого лица. Хорош!
Но теперь предстояло как-то выпутываться из положения, в которое попала. Часы с золотыми пухлыми амурчиками показывали шестой час, вот-вот, удивленная отсутствием государыни, в спальню войдет Перекусихина. И хотя от нее секретов не было, любовников прямо в постели императрицы даже Мария Саввишна никогда не видела. Приводить приводила, но по утрам не заставала.
Екатерина перевела глаза на проснувшуюся на своих подушках левретку Земиру, хорошо, что это не Том Андерс, тот уже вовсю лаял бы. Императрица приложила палец к губам, и собачка словно поняла хозяйку, молча отползла на свое место на розовой подушечке, улеглась, лишь блестя черными глазками. Екатерина тихо засмеялась, с этим мальчиком даже левретка в сговоре.
Осторожно попыталась освободиться от его руки, но Ланской выпускать не желал, напротив, крепче прижал к себе, по-прежнему плотно держа за зад. Чувствуя, как внутри поднимается новая волна желания, и действительно боясь, что может кто-то войти, Екатерина закусила губу и все же выбралась. Мальчишка, видно, умаялся, спокойно спал, только повернулся на живот, вытянув руку, которой только что тискал ягодицы любовницы. Екатерина еще несколько мгновений полюбовалась сильным, красивым телом с буграми мышц и почти с сожалением осторожно укрыла его покрывалом.
Когда чуть погодя Перекусихина все же осторожно заглянула в спальню, то увидела, как Екатерина жестами зовет ее войти и при этом показывает молчать. На императорской постели сладко спал вчерашний мальчик. Не удержавшись, Мария Саввишна с легкой улыбкой покачала головой, мол, умаялся, бедный… Екатерина, лукаво блестя глазами, развела руками. Почти бесшумно одевшись с помощью Перекусихиной и также жестом позвав собачку, императрица вышла из спальни.
В кресле похрапывал не дождавшийся своего подопечного Захар.
– Захарушка, – осторожно тронула его за плечо Екатерина. Тот вскинулся, пытаясь понять, в чем дело. – Захарушка, ты поди, посиди подле него в спальне, только не буди, пусть спит, сколько хочет. Потом проведешь в его покои.
День императрицы начался несколько необычно и не по правилам, но на сей раз она не проявила ни малейшего неудовольствия нарушением этих правил.
Ланской проснулся привычно в шесть и не сразу понял, где находится. А вспомнив, облился холодным потом. Постель рядом была пуста, тихо тикали массивные часы с амурчиками, рядом в кресле похрапывал Захар. Александр осторожно потянулся за своей одеждой, пытаясь сообразить, как теперь быть. Ясно, что он заснул, вместо того чтобы еще ночью выбраться из спальни и в сопровождении того же Захара уйти. Мало того, не слышал, когда проснулась императрица! О господи! Что же теперь будет?!