Они пошли вниз, Алексей же, напротив, зашагал наверх. Вот и второй этаж. Табличка «Процедурная». И надо же! Семужка и мамуся!
– Богатым будете, Семен Ильич, – пошутил он. – Только что вас вспоминал.
– Представляете, Алексей Алексеевич! Я добился! – радостно сообщил ему Семужка. – Нам сейчас сделают укол! Без всякой ЭКГ! Я дошел до начальника!
«Какой заботливый сын... То есть опекун...»
– Выпей, мамуся, таблеточку, – Семен Ильич полез в карман. – Это тебя поддержит, это витамины... На-ка... Сейчас все закончится.
– Ох, устала, – та послушно запила таблетку водой.
– Семен Ильич, я хотел у вас спросить, – начал, было, Алексей, но в этот момент дверь процедурной открылась.
– Сазонова кто? – спросила выглянувшая оттуда медсестра.
– Мы! – обрадовался Семужка. – Мы Сазоновы!
«Интересно, а как ТВОЯ фамилия?»
– Заходите!
Семужка завел в кабинет страдающую одышкой мамусю. Когда за ними закрылась дверь, Алексей пошел в конец коридора, туда, где были мужской и женский туалеты.
«У них дома всегда фрукты, соки... Когда я вчера пришел, Семужка мгновенно спрятал в холодильник открытый пакет сока. Я еще подумал: чистюля. ЧИСТЮЛЯ. Этот странный запах... запах...» – думал он, идя по коридору. «Первый раз я подумал, что знаю имя убийцы, когда они стояли друг напротив друга, Семужка и Пичугин, у двери в кабинет рентгена... Я дурак! Какой же я дурак!»
Алексей развернулся и побежал обратно. Добежав до процедурной, он рванул дверь и отчаянно закричал:
– Стойте!
Наполненный прозрачной жидкостью шприц в руке у медсестры дрогнул.
– Что случилось? Вы кто? – испуганно спросила она. Лежащая на кушетке мамуся подняла голову.
– Семен Ильич, вы обвиняетесь в убийстве... И в покушении на убийство, – еле выговорил запыхавшийся Алексей.
– Немедленно выйдите отсюда! – велела медсестра. – Мне надо сделать пациентке укол!
– Нет! Не надо! – Алексей подбежал и схватил девушку за руку. – Вы хотя бы померьте ей для начала давление!
– Его уже мерили! У нее давление под двести, поэтому ей немедленно нужен укол! Да пустите же меня! – возмутилась медсестра, пытаясь выдернуть руку со шприцем.
– Ошибаетесь! Семен Ильич, зачем вы только что дали Галине Сергеевне лекарство? И какое это было лекарство?
– Я не... – Семужка побледнел от страха и кинулся к двери.
– Стоять!
Алексей догнал его и резко вывернул руку. Потом свободной рукой выхватил из кармана мобильный телефон:
– Борис, я его взял! При попытке убить Сазонову! Женщину, с которой он жил! Он, оказывается, ее опекун! Стоять! – велел Алексей Семужке. Но тот, проявив вдруг недюжинную силу, вывернулся и, открыв дверь процедурной, бросился бежать. – О, черт! Где ты?!! У клиники?!! Ай, умница! Немедленно перекрыть выход! Девушка, не смейте делать ей укол! – велел Алексей медсестре. – Что вы на меня так смотрите?! Я из милиции! Он, похоже, уже сбросил ей давление таблетками! От такой дозы с ней может случиться удар! Вы меня поняли?! Стоять!!! – заорал он в открытую дверь.
Испуганная медсестра кивнула, и Алексей бросился в погоню за Семужкой. Тот, не мудрствуя лукаво, бежал к выходу. У Семена Ильича была фора, но бежал он медленно, задыхался и все время спотыкался. Алексей настиг Семужку у самых дверей, но схватить не успел. Тот, в одном свитере, выскочил на улицу и угодил прямо в руки Кислицкому.
– Вот и все, – сказал тот, защелкивая наручники на запястьях у Семена Ильича.
– Одень его, на улице холодно, – сказал Алексей, стараясь успокоиться. – Ты как здесь? – спросил он, когда Кислицкий завел Семужку в клинику.
– Как только вы мне сказали «убийца здесь, в клинике», я ноги в руки и...
– А если бы я ошибся?
– Вы никогда не ошибаетесь, Алексей Алексеевич! Вы сыщик от Бога, все в Управлении так говорят!
– Ты будешь смеяться, когда узнаешь причину, по которой он убил старуху. Она забывала выгуливать собак.
– Как-как?
– Возьми его одежду, – кивнул Алексей на женщину, протягивающую им мужскую дубленку. – Одевайтесь, Семен Ильич. Боря, сними наручники, он уже никуда не денется.
– Еще бы он делся! Там, у ворот, его уже ждут! Давай, одевайся! – Щелкнули наручники. – За что ж он ее, Алексей Алексеевич?
– Он, Боря, столько лет пас эту квартирку, а старуха заливала ее, извиняюсь, дерьмом. Собаки гадили прямо в прихожей, и все лилось на новенькие обои Семена Ильича. А запах в его квартире стоял! Ты себе не представляешь! Думаю, он не раз к ней поднимался, устраивал скандал, а старухе все было, как с гуся вода! Моя квартира, что хочу, то и делаю! Участковый был у Анны Вырод на жалованье, он вас, Семен Ильич, послал. Ведь так?
Тот молчал.
– Вы долго терпели. Но вчера сорвались. Оставалось совсем чуть-чуть. Вы уже записали мамусю в клинику, якобы на обследование. Вы специально поили ее грейпфрутовым соком, зная про последние результаты исследований врачей. В сочетании с препаратами, понижающими давление, он, оказывается, опасен для жизни. Я это здесь, в клинике, услышал, но значения не придал. Вы потихоньку расшатывали ее здоровье, но и ваше железное терпение подошло к концу. Когда я вчера пришел, вы испугались и поспешно спрятали открытый пакет в холодильник. Теперь я помню: это был именно грейпфрутовый сок. Вы решили форсировать события. И хотели, чтобы смертельный укол сделала медсестра. Еще бы и иск клинике вчинили! Привели сюда мамусю с высоким давлением, зафиксировали его, а когда дошли до финиша, то есть, до процедурной, стали давать ей таблетки. Если резко сбросить давление несколькими препаратами, у пациента может случиться остановка сердца. Надо подняться, узнать, сколько было у Галины Сергеевны перед тем, как ей хотели сделать укол. Уверен, что давление у нее было невысокое. Что, Семен Ильич, достаточно одной таблетки? И никто не смог бы доказать, что вы ее убили.
– И не докажете, – криво усмехнулся тот. – Я буду все отрицать.
– Вы обронили визитку в прихожей своей соседки сверху. Там вашей рукой написаны дата и время.
– Так вот где я ее... – Семужка осекся.
– Вчера утром на улице было холодно, и Анна Вырод решила не выгуливать собак. Они нагадили прямо в прихожей, а потом она их заперла, дожидаясь своего жениха. Вы, Семен Ильич, почувствовали запах и побежали к ней ругаться. Она вас, как обычно, послала. И тут вы не выдержали. Накинулись на старуху, задушили, потом испугались и решили переворошить картотеку, чтобы подумали на когонибудь из ее должников. Взяли несколько карточек, наугад, вам случайно попалась Владимирская. И сегодня вы попытались навести меня на мысль, что убила она... Уводи его, Борис! Продолжим в кабинете у следователя! О черт! – спохватился Алексей. – Я же жену в ресторане оставил! Я сейчас отвезу ее домой и подъеду к вам! Не забудь взять у него номерок на шубу Галины Сергеевны! Надо же и ее домой отвезти! Кстати, а у вас какая фамилия, Семен Ильич? Глупо скрывать, я могу и у Галины Сергеевны спросить.
– Парашин. И что? – с вызовом спросил Семужка.
Леонидов с Кислицким переглянулись и оба невольно улыбнулись.
– Если бы я знал это раньше! – с сожалением сказал Алексей. – Я бы раньше догадался!
– Дерьмо к дерьму так и липнет,– хмыкнул Кислицкий.
– Перестаньте надо мной издеваться! – по-бабьи взвизгнул Семен Ильич и вдруг расплакался. Видимо, и у него нервы были не железные.
История болезни Парашин С. И.Все глупости на земле совершаются от долгого и томительного ожидания.
Казалось бы, чего проще? Пристройся под навесом на автобусной остановке и жди себе спокойненько общественного транспорта. Если есть остановка, значит, рано или поздно подойдет автобус. Но коварность ожидания в том, что чем ближе финиш, тем больше появляется сомнений. А вдруг на дороге пробка или автобус сломался? В автопарке забастовка! Эпидемия холеры среди водителей и некого поставить на рейс! Наводнение! Пожар! Землетрясение! Да мало ли что? Чем дальше, тем неправдоподобнее появляются версии. И кажется, что ожидание никогда не кончится, минуты тянутся медленно, стрелки на часах, казалось, замерли. Начинается нервозность, непонятная суета, тщетные попытки как-то приблизить момент истины, глупые вопросы окружающим:
– А вы давно здесь стоите?
– А кто пришел перед вами?
– А он здесь давно стоит?
– А сколько он здесь стоит?
– А вы спрашивали?
– А вы всех спрашивали?
– А вы уверенны, что это автобусная остановка?
В этот момент и совершается глупость. Когда осталось совсем чуть-чуть, истомившийся ожидающий плюет на все и топает пешком. И как только он отходит метров на пятьсот, приходит автобус!
И как следствие:
– Водитель, остановите! Он тоже ждал!
– Согласно должностной инструкции не имею права! Остановка общественного транспорта только в специально отведенных для этого местах!
Само собой, водитель отвечает не так. Гораздо короче и так, что доходит сразу. Идите вы все на... Вас много, а я один! Его тоже можно понять: работа у него нервная, за всеми не уследишь, и если каждому идиоту останавливать там, где он попросит, остальные вообще никуда не доедут или же сильно опоздают.
Так что, если у тебя нет терпения, топай пешком или возвращайся обратно на автобусную остановку, жди следующего.
Семен Ильич Парашин был человеком обстоятельным, и все в его жизни было по плану. План он составил на двадцать лет вперед, еще когда был пионером. Школа, потом институт, распределение на работу как молодого специалиста, льготная очередь на жилье... Так жили родители Семена, его старший брат, все его родственники и соседи. В маленьком провинциальном городке, возведенном при единственном на всю округу заводе.
Но самому Семену Ильичу не повезло. Он принадлежал к самому несчастному, самому «кинутому» поколению. К тем, кто попал под танк перестройки и последующего развала страны, где был хоть какой-то порядок, где люди вместе с дипломом получали распределение и очередь на жилье, где охотно рожали детей, увеличивая ожидаемые квадратные метры, и, выйдя на пенсию, помогали детям деньгами, потому что пенсия была больше многих тогдашних зарплат.
Всего этого поколению Семена Ильича Парашина не досталось. Сначала государству было не до него, потому что вообще не до чего, а потом уже просто не до него. Оно стало заботиться о стариках и о молодежи, по крайней мере, часто о них вспоминать, среднее же поколение было забыто. Как будто у него все в порядке и нет никаких проблем! Кто мог, тот на квартиру заработал, и не только на квартиру, но таких успешных было немного, самые известные в списке журнала «Форбс». Из-за них создавалось впечатление, что это успешное поколение и самое удачливое, а вовсе не потерянное. Потому что у неудачников не берут интервью, о них никто не пишет, их никто не слышит и никогда не подсчитывает их процент. Семен Ильич был тот самый тайный неудачник. Хотя, родись он в другое время, чуть раньше или чуть позже, его плановая жизнь была бы успешной.
Младшего, Семена, Парашины выучили в московском вузе и справедливо ожидали для него лучшей доли. Но вместо ожидаемого распределения и льготной очереди на квартиру Семен Ильич получил на руки свободный диплом и туманное напутствие ректора:
– Время сейчас непростое, так что – в свободное плавание!
Сначала Семен Ильич растерялся. В его планах не было такого пункта. И родные не могли дать ему совет: в семье он был младшим ребенком, старшие как-то пристроились: брат успел получить от завода квартиру, сестра жила с родителями. За то время, пока Семен учился в институте, она успела выйти замуж, родить двоих детей и прописать у родителей мужа. В родительской трешке стало тесновато. Семен оказался седьмым за обеденным столом, что же касается комнаты, ему пришлось делить ее с племянниками.
Какое-то время он тоже чувствовал себя ребенком. Только дети ходят в садик и школу, а он ходил на завод. Делал вид, что работает, тогда все делали вид. Предприятие вскоре перешло на сокращенную рабочую неделю, зарплату задерживали месяцами, и город постепенно вымирал. Лет пять Семен Ильич мыкался при заводе. Весной вместе с родителями сажал картошку, осенью копал, помогал матери закручивать банки с соленьями и ездил на стареньком отцовском «Москвиче» по соседним деревням в поисках дешевого молока и мяса. Жениться не мог, ему некуда было привести молодую жену, по планам Семена Ильича семейная жизнь могла быть только на собственных квадратных метрах. Но так жили все: его родители, старший брат, сестра, все его родственники и соседи. Все жаловались на жизнь, но никто ничего не делал, чтобы ее изменить.
Все кончилось, когда завод окончательно встал. Теперь они все сидели дома: отец, мать, сестра, ее муж и сам Семен Ильич. Плюс двое его малолетних племянников. Соседи тоже сидели дома и каждый вечер заходили одолжить то спички, то соль. Закипал чайник, и под вечерний выпуск «Новостей» велось бурное обсуждение последних городских событий.
– Надо что-то делать, – вздыхала мама и смотрела при этом на младшего сына.
И тут ему пришло письмо. Не по электронной почте, тогда компьютеры еще были только для избранных и об Интернете в их маленьком городке никто и не слышал. Обычное письмо в белом конверте. Приятель, с которым вместе учились в институте и которому каким-то чудом удалось зацепиться в Москве, делился своими успехами. Мол, женился, в столице бизнес бурно развивается, устроился на работу, зарплаты в пятьсот долларов хватает, чтобы снимать квартиру и неплохо жить, имея неработающую жену. А не работает она, потому что маленький ребенок. «А у тебя как?» – спрашивал приятель в конце письма.
Пятьсот долларов в то время и том месте, где жил Семен Ильич, были немыслимые деньги. Так он приятелю и ответил. На этот раз пришла телеграмма: «Тогда чего ж ты там сидишь?!»
И Семен Ильич решился. Уехал в Москву с одним чемоданом, устроился на ту же фирму. С работой в столице, и в самом деле, не было проблем. Первый месяц он жил у приятеля, потом нашел однокомнатную квартиру в пригороде. Платил за нее сто десять долларов, на остальные неплохо жил. И даже немного откладывал, поскольку у него не было неработающей жены.
Лет через пять он понял, что накопить на квартиру нереально. Для этого надо рискнуть, заняться бизнесом, что-то придумать, где-то словчить. В общем, проявить активность. Но Семен Ильич по характеру был тем, кто терпеливо ждет, когда и ему наконец выдадут долгожданное счастье.
Приятель рискнул, собрал денег по знакомым и вложил в строящееся жилье. Но, на его беду, строительство заморозили, дом так и стоял, печально глядя пустыми окнами первых трех этажей, и конца этому не было, что навсегда отбило у Семена Ильича охоту становиться в ту же очередь за счастьем. Он был человеком основательным и не мог так рисковать.
В общем, и через десять лет Семен Ильич оставался при своих. Его сбережения росли, но цены на квартиры росли гораздо быстрее. Получалось, что за десять лет он имел денег меньше, чем за пять, если переводить на квадратные метры. Чтобы взять ипотеку, надо было собрать кучу справок. Проблема была решаема, беда в том, что Семен Ильич все никак не мог решиться. Он давно уже подсчитал, сколько на самом деле придется заплатить за однушку в Москве. А если банк пересмотрит условия договора? Ведь это же нарушает планы!
Наконец вариант был найден. Найти одинокую старушку, оформить договор пожизненного содержания и дальше только ждать. Это был конец реальной очереди, ведь все мы смертны. И Семен Ильич решился.
Заплатил фирме, которая нашла ему подходящую квартиру, попытался втереться в доверие в придирчивой хозяйке. У нее был племянник, пьяница и бездельник, как она говорила. Детей не было, и Семен Ильич подписал бумаги. Все было оформлено как положено. Квартира была на Алексеевской, в двух шагах от метро, двухкомнатная! Не квартира, а мечта! Семен Ильич даже решился на переезд. Вопервых, в целях экономии, а во-вторых...
Он хотел ВИДЕТЬ, как движется очередь. Галина Сергеевна была женщиной грузной, на вид очень больной и все время жаловалась на здоровье. Против переезда она не возражала.
– Будем жить как одна семья, – сказала Галина Сергеевна.
Как-то незаметно он стал звать ее «мамусей», а она его «Семушкой». Будто и в самом деле мать и сын. Поскольку Галина Сергеевна была дамой полной и красила волосы хной, те, кто не знал их близко, так и думали.
Скопленные деньги Семен Ильич решил потратить на ремонт, ведь это была почти уже его квартира. Джинн, спрятанный в бутылке его подавленных желаний, вырвался на волю. Как долго он мечтал о квартире! О ремонте! О том, как будет выбирать обои, ходить по магазинам, торгующим плиткой, по строительным рынкам, щупать ламинат и гладить дрожащей от нетерпения рукой ковровое покрытие.
Семен Ильич был просто маньяк ремонта. Тараканы в голове бывают разные, многим людям наплевать, что у них в квартире выцветшие обои, линолеум в пятнах, а потолок желтый. Наплевать до того критического момента, когда все начинает отваливаться, а полы проваливаться, хотя вышедшее из моды пальто они мгновенно выбрасывают на помойку и бегут за новым. Семен Ильич же гардероб обновлял крайне редко, зато криво забитый строителями в стену гвоздь приводил его в бешенство. Что уж говорить о потолках! Потолки должны быть идеальными!
И как всегда бывает, именно Семену Ильичу не повезло с соседкой! Ну не бывает бочки меда без ложки дегтя! А его деготь плавал на самом верху, точнее, тек оттуда.
Когда Семен Ильич оформлял договор пожизненного содержания с правом наследования квартиры, он, разумеется, выяснил, кто соседи Галины Сергеевны. Ну, живет сверху старушка. Детей маленьких нет, шумной семьи гастарбайтеров тоже, квартира внаем не сдается. А собаки, что собаки? К животным Семен Ильич относился, в общем-то, хорошо. И даже, можно сказать, любил их. Он же не думал, что животных можно не выгуливать! Ему даже и в голову это не приходило! Неприятный запах в квартире Семен Ильич записал на счет гниющих половых досок в прихожей – ремонт Галина Сергеевна не делала вот уже лет двадцать.