— Конечно, нет, мисс Фэрли. Когда «просто хочется» — это удовольствие. И совсем другое — долг. Или, может быть, вы находите удовольствие в чувстве долга? Что ж, такое вполне возможно, если вы мечтаете жить в нищете и заботах, помогая бедным и страждущим. Скажите, дорогая, почему вы помогаете людям?
— Потому что я должна помогать людям. Потому что так поступать хорошо.
— Хорошо для кого? — допытывался граф. «Какой же он безжалостный, — думала Сабрина.
Ну почему он так настойчиво пытается доказать свою правоту?» Ей ужасно не хотелось говорить правду, но, в конце концов, она решила, что не стоит лукавить. Да, уж лучше признать некоторые неприятные истины. Лучше честно и прямо ответить на вопрос графа. Собравшись с духом, Сабрина сказала:
— Для меня. Хорошо для меня.
Услышав ее признание, Роуден с ухмылкой кивнул, и что-то проворчал себе под нос.
«Он сейчас как тигр, схвативший обеими лапами добычу», — промелькнуло у Сабрины.
— Что ж, теперь не стесняйтесь, мисс Фэрли, — проговорил граф. — Просите за моего кузена Джеффри. И еще: можете судить меня и впредь, только судите честно. Потому что мы с вами в чем-то очень похожи. Мы оба ценим наслаждения.
Сабрина взглянула на ухмылявшегося собеседника и с некоторым беспокойством пробормотала:
— Нет-нет, лорд Роуден, мне кажется, вы ошибаетесь. Я счастлива, что могу помогать ближним. Поэтому и помогаю Джеффри. Да, только поэтому…
Граф заморгал, и его лицо исказилось от болезненной гримасы. Он пожал плечами и с вздохом проговорил:
— Возможно, я действительно ошибся. Итак, мисс Фэрли, вы пришли ко мне, чтобы просить за Джеффри. О чем же именно вы хотите меня попросить? — Граф снова вздохнул, и теперь казалось, что он чем-то очень огорчен.
Ошеломленная столь быстрой сменой его настроений, Сабрина молчала, стараясь собраться с мыслями. Беседа с этим человеком почему-то ужасно взволновала ее. Более того, ее беспокойство с каждым мгновением усиливалось, и она никак не могла подобрать нужные слова, чтобы четко и ясно изложить свою просьбу.
Тягостное молчание затягивалось, и Сабрина, решив, что молчать больше нельзя, заявила:
— Джеффри хочет принести в этот мир немного добра, вот и все. В вашей власти, лорд Роуден, помочь ему.
Граф пристально посмотрел на нее, потом вдруг спросил:
— А вы хотите сопровождать его в миссионерской поездке? — И вопрос его прозвучал как утверждение.
Сабрина медлила с ответом. Наконец проговорила:
— Мне бы хоть немного очень хотелось помочь ему в его добрых делах. Мы с Джеффри в каком-то смысле единомышленники, понимаете?
Граф молча кивнул и, отвернувшись к стене, снова принялся рассматривать портрет виконта. Минуту-другую он молчал, а потом вдруг спросил:
— Он сделал вам предложение, мисс Фэрли? Вы уже обо всем договорились?
Сабрина густо покраснела и в смущении пробормотала:
— Нет, Джеффри пока еще не сделал мне предложения. Полагаю, что причина в неопределенности нашего будущего. Вероятно, он не уверен, что сумеет обеспечить жену и семью. Но я почти не сомневаюсь: как только он узнает…
— Не кажется ли вам, мисс Фэрли, что вы слишком уж верите в благие намерения Джеффри? — перебил граф.
Сабрина промолчала, и он продолжал:
— Так вот, я наотрез отказал своему кузену. Разве он вам ничего не объяснил? Скажите, это он отправил вас ко мне умолять? Или вы пришли по собственному желанию?
Сабрина по-прежнему молчала. «А ведь Джеффри действительно почти ничего мне не рассказал, — думала она. — Он даже не сообщил, по какой причине граф ему отказал. Как странно…»
— У вас очень красивые глаза, мисс Фэрли, — продолжал Роуден. — Но все-таки это не самый веский довод в пользу того, чтобы вынудить меня расстаться с частью моих денег.
Граф не сводил глаз с ее лица, и Сабрине казалось, что глаза его, излучавшие необыкновенное тепло, манили к себе, притягивали, очаровывали… Это походило на какое-то наваждение, и ей никак не удавалось от него освободиться.
Сделав над собой усилие, Сабрина отвернулась и уставилась на чей-то портрет на стене. Минуту спустя она услышала шаги — оказалось, что граф расхаживал по галерее, рассматривая картины. Украдкой наблюдая за ним, Сабрина мысленно удивлялась: «Почему он с таким вниманием разглядывает каждый портрет? Похоже, он не уверен, что портреты его предков висят в надлежащем порядке».
Внезапно граф остановился у пустого пространства на стене и, покосившись на девушку, проговорил:
— Вот здесь будут висеть портреты моей матери и сестры.
Слова «мать и сестра» всколыхнули в душе Сабрины воспоминания о той страшной ночи, после которой ее разлучили с родными.
— Мне всегда хотелось иметь мать и сестер… Граф посмотрел на нее с любопытством:
— А у вас, их нет, мисс Фэрли?
— У меня есть отец, а также братья, которые намного старше меня. А мать свою я очень плохо помню. Иногда мне кажется, что она умерла. Во всяком случае, до меня доходили такие слухи.
— Моя мать тоже умерла, — сказал граф. — И сестра умерла.
Подобное откровение удивило девушку. Ей захотелось спросить, почему их портретов нет в галерее, однако она не решалась задать такой вопрос.
Уставившись в пустое пространство на стене, граф вновь заговорил:
— Так вот, я могу предложить Джеффри место викария в городке Бакстед-Хит. И если он согласится, то сможет перебраться туда. Однако я не дам денег на его миссионерскую поездку. Это мое окончательное решение.
Эти слова Роудена весьма разочаровали Сабрину, но в то же время и обнадежили. Она почти не сомневалась: уж теперь-то Джеффри попросит ее руки. Будучи дочерью викария, Сабрина прекрасно знала, что священнику не так-то легко найти хорошее место. А граф пообещал найти для Джеффри место викария. Конечно, теперь Джеффри не сможет отправиться в миссионерскую поездку, но ее, Сабрину, вполне устроит и жизнь в Англии, если она и впрямь станет его женой.
— Благодарю вас, милорд, — сказала девушка. — Мне кажется, Джеффри охотно примет ваше предложение.
— Будем надеяться, — ответил граф. — Только имейте в виду, мисс Фэрли, я лично уведомлю кузена о своем намерении помочь ему. А вы пока ничего не говорите Джеффри, хорошо?
— Да, конечно. Я ничего не скажу. Даю вам честное слово.
Граф промолчал, сделав вид, что уже забыл об этом разговоре. Отвернувшись от гостьи, он опять начал расхаживать по галерее. Ненадолго задержавшись у портрета дамы с пышным бюстом, граф в задумчивости произнес:
— Наверное, Йемен.
— Йемен? — переспросила Сабрина. — Неизбитая рифма к слову «лимон», не так ли?
— Одна из самых древних стран в мире, — пробормотал граф с серьезнейшим видом.
— И часть Оттоманской империи, — с улыбкой добавила Сабрина.
— О, мисс Фэрли, браво. Вы действительно много читаете.
Сабрина снова улыбнулась: последние слова графа почему-то ужасно ее обрадовали. Но он в тот же миг отвернулся, явно давая понять, что их разговор окончен.
«Какой же он странный, — думала Сабрина, направляясь к двери. — И как трудно с ним общаться…»
Поздно вечером, после традиционной партии в бильярд, Рис зашел в библиотеку и внимательно осмотрел книжные полки. Увы, даже вышколенная прислуга графа иногда совершала промахи, а потому он сразу заметил на тонком слое пыли прерывистую линию между корешками книг. Было совершенно очевидно, что кто-то брал книгу с греческими мифами. И не было ни малейшего сомнения в том, что мифы брала дочь викария из Тинбюри.
Рис почти постоянно думал об этой девушке и, конечно же, внимательно наблюдал за ней. Она была слишком наивной и неопытной и потому сама себя не понимала, не знала, какие чувства и страсти дремлют в ее душе. Но мисс Фэрли оказалась гораздо умнее, чем он вначале предполагал. К тому же она была искренней и откровенной, чем разительно отличалась от большинства лондонских дам. Более того, она признавалась даже в том, в чем ей очень не хотелось признаваться.
Разговор с Сабриной возбуждал его и доставлял ему редкостное удовольствие. А сегодня, во время беседы в картинной галерее, ему вдруг захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Возможно, именно поэтому он предложил кузену Джеффри место викария в Бакстед-Хите. Что же касается внешности мисс Фэрли… Рис невольно улыбнулся, вспомнив ее чудесные глаза и стройную фигурку. Да, Сабрина Фэрли была прелестной девушкой, и он чувствовал, что она нравится ему все больше.
Снова улыбнувшись, граф взглянул на книгу, которую держал в руке. «Тайны обольщения» — гласила надпись на зеленом кожаном переплете. Вытащив томик Байрона, стоявший прямо под греческими мифами, Рис поставил вместо него книгу в зеленом переплете.
В Тинбюри, где все дни были заполнены хлопотами и заботами, Сабрина обычно засыпала сразу же, как только ложилась в постель. А если ей не спалось, например в ненастную, дождливую погоду, то она, лежа в постели, предавалась сладким грезам о будущем или вспоминала свою мать. Когда же в Тинбюри появился Джеффри, она начала думать о нем; и вскоре молодой священник стал занимать все больше и больше места в ее мечтах о будущем.
И не было ничего удивительного в том, что здесь, в поместье графа, ей никак не удавалось уснуть — ведь она провела весь день в лени и праздности. Но главным виновником ее бессонницы был сам хозяин поместья. Сабрина старалась о нем не думать, однако у нее ничего не получалось — ей то и дело вспоминались все разговоры с лордом Роуденом, вспоминались его удивительные глаза…
Она ворочалась с боку на бок, сбивая белоснежные простыни и тихонько вздыхая. Наконец, немного успокоившись, легла на спину и уставилась в потолок — ей пришла в голову совершенно неожиданная мысль, ужасно ее взволновавшая.
Несколько минут спустя, выпростав из-под одеяла руку, Сабрина вытянула ее перед собой и пошевелила пальцами. Затем, снова сунув руку под одеяло, принялась легонько поглаживать себя — сначала плечи и груди, потом живот и бедра. И тотчас же по телу ее одна за другой прокатились горячие волны, а между ног вдруг возникло какое-то странное томление. Ошеломленная этими неведомыми ей прежде ощущениями, Сабрина невольно застонала, а в следующее мгновение ей вдруг вспомнились слова графа: «Как вы полагаете, почему женская кожа такая нежная, такая соблазнительная? Может, женщины созданы специально для того, чтобы их ласкать?»
Она замерла на несколько секунд, а потом снова принялась себя поглаживать, только теперь Сабрина представляла, что это не она себя поглаживает, а чья-то чужая рука ее ласкает. И от этого ощущения стали еще более острыми, еще более сладостными.
Сабрина снова застонала, на сей раз уже гораздо громче. И тут же перед ней возник образ Роудена. Граф улыбался ей, и что-то нашептывал о соблазнах и наслаждении. Сабрина вскрикнула и замерла, крепко сжав кулаки. Затем, шумно выдохнув, прошептала:
— Нет, я не должна… Я не должна об этом думать.
И действительно, почему она так много думает о Роудене, почему придает такое значение его словам? Конечно же, ей следует забыть все то, что он говорил. Совершенно непозволительно делать то, что она сейчас делала. Нельзя выходить за рамки приличий из-за самого обычного любопытства. И если уж ей сейчас не спится, то можно подумать о чем-нибудь другом. Например, об их с Джеффри будущем. Вскоре они обвенчаются, и она, Сабрина, станет женой викария. А жить они будут в Бакстед-Хите, потому что граф обещал подыскать для Джеффри место.
Еще минуту-другую Сабрина думала о молодом священнике, но затем перед ней вновь возник образ лорда Роудена.
Глава 9
На следующее утро Сабрина проснулась с ужасной головной болью — естественное следствие слишком плотного ужина и обильных возлияний на сон грядущий (ни к тому, ни к другому она не привыкла, хотя, возможно, все дело в том, что ей удалось заснуть лишь перед рассветом). А ранним утром к ней в спальню вошла горничная и стала подбрасывать дрова в камин и шевелить их щипцами. Стук поленьев и позвякиваниё металла усилили головную боль, и Сабрина со стоном уткнулась лицом в подушку. Когда горничная наконец-то ушла, она вздохнула с облегчением и пробормотала:
— Неужели все гуляки чувствуют себя по утрам так же скверно? Но если любители спиртного мучаются по утрам, то стоит ли из-за нескольких часов удовольствия подвергать себя такой пытке? — размышляла Сабрина. Полежав еще минуту-другую, она приподнялась и бросила взгляд в окно. Но даже тусклый зимний свет безжалостно резал глаза, и Сабрина со стоном рухнула на постель. «Но не лежать же весь день…» — сказала она себе и, сделав над собой усилие, все-таки встала и подошла к окну. Погода совершенно не понравилась. По низкому небу плыли зловещие тучи, и такая ужасная погода могла бы испортить настроение кому угодно, не только ей.
— Сабрина, что случилось?! — В спальню ворвалась Мэри, в изумлении уставившись на подругу. Сабрина едва держалась на ногах.
— Ох, Мэри, не говори так громко. Ужасно болит голова.
— О, дорогая, как жаль… Я очень тебе сочувствую. — Мэри подошла к подруге и приложила ладонь к ее лбу. — По крайней мере, у тебя нет жара. Но скажи, ты сможешь отправиться вместе с нами в дорогу?
Сабрина с вздохом покачала головой:
— Ах, Мэри, прости меня, пожалуйста, но сейчас я, наверное, не вынесу поездки по этим ухабистым дорогам. — При одной мысли о дорожных неудобствах Сабрине сделалось дурно.
— Джеффри и Колберты будут очень расстроены, — пробормотала Мэри.
Сабрина пожала плечами:
— Но вы ведь скоро вернетесь, не так ли? Мэри тут же закивала:
— Да, конечно. Через день или два. Дорога туда занимает всего несколько часов. А граф был так любезен, что предоставил свой экипаж. Он такой милый, не правдали? И у него совершенно безупречные манеры. Даже не верится, что все рассказы о нем — правда. Впрочем, этой ночью они с мисс Ликари, гм-гм… — Следующие несколько слов Мэри прошептала прямо в ухо подруге.
— О Боже, у меня нет сил, все это слушать!.. — простонала Сабрина, прижав ладони к вискам.
— Хорошо, хорошо, не буду, — проговорила Мэри. Но было очевидно, что она очень огорчилась из-за того, что не может посплетничать на такую пикантную тему. — Я попрошу миссис Бейли, чтобы тебе принесли чай, и порошок от головной боли. Ах, мне будет так скучно без тебя. Только давай обойдемся без прощальных объятий. Возможно, у тебя какая-нибудь… инфекция, понимаешь? Во избежание нежелательных для меня осложнений.
— Да, ты права, — кивнула Сабрина. — Но будь осторожна, дорогая. Не нравится мне сегодняшняя погода. Ничего хорошего она не сулит.
— Нет-нет, ничего страшного! — оживилась Мэри. — Поверь, все будет хорошо. Погода как погода, самая обычная для зимы. Что ж, я пойду, а ты… Знаешь, лучше ложись в постель. Надеюсь, что к моему возвращению ты уже будешь здорова.
— Да, конечно, — пробормотала Сабрина. Она улеглась в постель, а Мэри, улыбнувшись подруге, вышла из комнаты.
Минут через десять невозмутимая экономка принесла чашку горячего шоколада, и порошок от головной боли. Прошло еще какое-то время, и Сабрина, забыв о головной боли, погрузилась в сладостные грезы.
Сабрину разбудили яростные порывы ветра и холод, порвавшийся в комнату. Приподнявшись, она увидела, что окно распахнулось, причем ветер был такой сильный, что даже пламя в камине трепетало.
Выскользнув из-под одеяла, Сабрина подбежала к окну и плотно прикрыла раму. Вероятно, миссис Бейли перед уходом оставила окно чуть приоткрытым, решив, что свежий воздух благотворно подействует на гостью.
За окном же бушевала самая настоящая метель, и Сабрина почти ничего не видела за густой пеленой снега, кружившего в воздухе. Нельзя было разглядеть даже гравийные дорожки перед особняком — вероятно, их уже замело.
Зябко поежившись, Сабрина подхватила со стула шаль и устремилась к пылавшему камину. Усевшись в кресло, мысленно улыбнулась. Выходит, она оказалась права! Метель! Ранняя зима! Значит, белки не обманули. И тут вдруг Сабрина сообразила, что осталась в доме одна вместе с графом, если, конечно, не считать мистера Уиндема и синьору Ликари.
«Хорошо, что хоть голова уже не болит», — подумала девушка. Вспомнив о подруге, Сабрина помолилась о том, чтобы Мэри и ее муж благополучно добрались до дома Колбертов. К счастью, Колберты жили совсем недалеко, всего лишь в нескольких милях от Ла-Монтань. Так что, скорее всего они уже сидели у камина и попивали горячий шоколад.
Ах, горячий шоколад!.. Сабрина вдруг поняла, что с удовольствием бы выпила чашку шоколада. Она в нерешительности потянулась к колокольчику для вызова прислуги. Позвонить или не стоит? «Но ведь граф держит столько слуг именно для этого…» — думала девушка. Решившись, наконец, она позвонила, и минуту спустя на пороге возникла миссис Бейли, с подносом в руках. Аромат, исходивший от чашки на подносе, не вызывал ни малейших сомнений в том, что это какао. А рядом с чашкой стояли тарелочки с золотистыми поджаренными хлебцами и сыром.
— Ах, благодарю вас, миссис Бейли. Вы такая… — Сабрина умолкла, заметив, что экономка смотрит на нее с осуждением. Всем своим видом миссис Бейли как бы говорила: «Да, я прекрасно знаю, что нигде больше нет такой замечательной экономки, как я, и ваши комплименты мне совершенно не нужны».
— Вам уже лучше, мисс Фэрли? — спросила она. Сабрине ужасно захотелось крикнуть: «Из-за вас мне снова плохо!» — но она была не из тех, кто обижается по малейшему поводу.
— Да, мне уже лучше, миссис Бейли. Порошок очень помог. Огромное вам спасибо.
Экономка коротко кивнула — и все. За все время пребывания в этом доме Сабрина ни разу не видела на ее лице улыбку.
— Еще раз спасибо за порошок, миссис Бейли, — добавила девушка.
Экономка снова кивнула и проговорила:
— Мисс Фэрли, граф уведомил меня, что собирается ознакомить своих гостей с наиболее интересными залами в своем особняке. Начало через полчаса. Он полагал, что вас не будет, но раз вам лучше, то, думаю, ваше присутствие его обрадует. Ему будет приятно увидеть вас среди прочих гостей. Все уже собрались на застекленной террасе.