Игорь Резун
Укок, или Битва Трёх Царевен. Часть 1. Время АБРАКадабры
Кони Йото – старый шаман,
Внешне выглядит очень странно:
Он глотает морозный туман,
Как другие глотают сметану!
Кормит змеями свой костер,
И играет в кости с лисой,
Держит в пальцах змеиный огонь,
И по углям ходит босой!
На создание этого романа ушло:
3,4 фунта немецкого трубочного табака Kapten Bester сорта Cherry Famous;
3,5 кварты коньяка дагестанского (Дербент);
53 галлона пива крепкого, полутемного;
И безмерное количество терпения бывшей жены моей, Маргариты.
Посвящается ей!
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается.
© Игорь Резун, 2015
Часть первая
Время АБРАКадабры
Пролог
Москва, специализированное лечебное учреждение закрытого типа. Через десять лет после описываемых событий.– Вы ее всё-таки развязали? – спросил Коновалов, сонно всматриваясь в толстое стекло с зеленоватым отливом и, кажется, даже мелкими пузырьками кое-где.
Сухонький, воробьиной комплекции и такой же клювоносый доктор хихикнул, поправил очки; Коновалов знал, что руководит тот Дачей уже четырнадцать лет, с самых-самых проблесков нулевых – срок солидный, бестия хитрая, учитывает всё!
– По вашей просьбе… – доктор обнажил зубы, маленькие, мышиные, остренькие – Чтобы она чувствовала себя свободно.
– А в остальное время она всегда в смирительной рубашке?
– Пижа-ме – вежливо, но твердо поправил главврач – Лечебно-профилактическая пижама номер 3. Видите ли, обычную одежду она уничтожает. Она все на себе уничтожает.
Коновалов продолжал смотрел сквозь стекло, не мигая: так всегда делал, когда вникал в суть предстоящего разговора, моделировал его, просчитывал ходы и предвидел увертки. Так как любой сидящий в комнате со скудной обстановкой – стол и два стула, всё даже не привинчено, а приварено к полу; мог наблюдать только непроницаемо-коричневый слой тонировки, то разглядывать его с другой стороны можно было бесконечно долго и совершенно свободно; что коновалов и делал.
Начинал он обычно с головы. Так как пациентку обрили на стандартную длину «один миллиметр», то форма черепа ее прочитывалась; «яйцеголовая», иначе не скажешь – купол черепа сходился вверх прямым, хорошим сводом, совершенно правильной острой формы, лоб высокий, такой же белый, как и незагоревшая кожа под состриженными волосами. Высокие дуги бровей, не нарисованных – на «Даче» вряд ли позволили бы пользоваться косметикой, а своих, натуральных, невыщипанных; глаз Коновалов хорошо не видел, не тот разворот, она сидела в три четверти, как будто зная, что за ней наблюдают – и курила, закинув ногу на ногу; сигареты ей принесли хорошие, но не дамские – французские Gitanes.
Коновалов отметил кулачок выпирающего подбородка, ровную прямую шею, жилистую шею – такую нелегко пережать даже силовым приемом, вывернется; небольшую, выпуклую грудь и форму сосков – нерожавшая, это видно, так бы, отдав расписанный природой запас молока, грудь эта сделалась бы плоской, прилипла бы к ее худому гибкому телу… Женщина сидела на стуле абсолютно голая; блик от лампы скользил по фарфоровому бедру с четким, хорошо выраженным изгибом: как на каком-нибудь «Крайслере» семидесятых. Подумал коновалов, он хорошо знал американские машины той эпохи и любил их, у самого когда-то еще по студенчеству, появился Chrysler Le Baron, первый в городе, хотя откровенно говоря, хлам жуткий, $65 на автосвалке… Промежность женщины под худым, впалым животом, мерно двигающимся, играющим точкой пупка, была закрыта ватными тампонами, бинтами, чем-то еще; медицинским скотчем прилеплено к телу, испачкано темным, догадываемся, чем…
– Что у нее с половыми органами? – спросил он казенно, прозвучало еще более грубо, как будто матом; но и по-другому не скажешь.
Главврач пожал плечами.
– Дважды пыталась… лишить себя, так сказать, биологического статуса женщины. Один раз канцелярским ножом в кабинете заведующего, а потом украла ножницы с поста. Два раза зашивали.
Коновалов молчал, он еще не закончил; на темном металлическом полу со следами сварных швов очень четко выделялись её ступни – тоже белые; можно сказать, узловатые, если бы перед Коноваловым была старуха; но нет, просто чуть утолщенные, выпуклые фаланги длинных и цепких, как крючья, пальцев стопы, широкий взъем, узкая пятка, средний палец, а не указательный – длиннее! Эту анатомическую особенность Коновалов сохранил, положил в копилочку; он никогда ее не упускал и прощупал глазами дальше – от тонкой аристократической щиколотки до коленки бугристой, с мышцами, отметил развитые, тугими холмиками, икры спортсменки, еще раз оценил таз – узкий, не рожала точно, может быть, и бесплодна, может, с этим связано? Он повернулся к главврачу:
– Тогда я начну. Альберт Моисеевич, только – как договорились. Никаких ограничений. Никакого вмешательства.
– У нас в два часа процедуры по графику – тусклым, безжизненным голосом проговорил медик и было видно: pro forma, чтобы хоть чуть-чуть отстоять свою самость перед незваным гостем.
Но Коновалов уловил это с первых букв, с артикуляции собеседника; уже повернулся спиной и шел к выходу из комнатки наблюдения, чтобы через несколько секунд взяться за холодную металлическую ручку двери той самой комнаты для разговоров с пациентами. Наверное, с особо опасными пациентами.
Из-за стен, выкрашенных в серебристо-синий свет какой-то особой краской даже желтизна электрического светильника под потоком не спасала; все казалось облитым мертвенно-сиреневым, и нагое тело женщины тоже; прямо портрет Иды Рубинштейн, отметил про себя Коновалов; посчитал количество окурков в серебристой фольге на столе – пепельницы не дали – получается, она тут минут десять, а курит одну за одной.
Она не отреагировала ни на его приветствие, на своё имя – согласно протоколу, согласно делу – и на его удостоверение, показанное профессионально корректно: быстро и ловко. Сидела, отвернувшись «к окну», если бы окно там было, в этой металлической стене, но вместо него белел участок алюминиевой обшивки, более новый, чем остальные, более лоснящийся, свежий.
Коновалов сел, раскрыл папку, выложил бумаги. Он всегда делал это медленно, не спеша; и не потому, что тянул время, изматывая собеседника: нет, некоторые набрасываются сразу, не то, что эта истуканша; он пытался поймать их, но ему это очевидно не удавалось, а глаза между тем обычные, светло-серые, разве что пожалуй, очень светлые и льдистые – зрачок колет, смотреть прямо жутковато.
Женщина курила. Красивые губы, хорошо очерченные, выпускают дым, мимика потрясающая – если бы не эта уродливая окровавленная тряпка внизу живота хоть сейчас можно в студию, шикарное тело для глянца, если так рассудить…
– Я представляю Следственный департамент МВД России – холодновато, с ледком, как всегда на первый раз, проговорил Коновалов – …Ада Герардовна, анкетные данные я с вами уточнять не буду, это формальности… да и не мой функционал, честно говоря. Меня интересует очень простой вопрос всё-таки: зачем вы это сделали?
Ада загасила окурок в серебристой бумажке из пачки "Житан". Красивые руки, тонкие пальцы. Только одна деталь, которую он отметил с изумлением; и понятно, почему не видел раньше. Кожа на ладонях. Это не просто кожные натертости ударницы-шпалоукладчицы, это сплошная мозоль. Красноватая, местами ороговевшая и желтоватая кожа.
От начала кисти до пальцев, разве что подушечки сохраняли еще, видимо, какую-то мягкость.
На ладони, а броня.
– Простой вопрос – будет и просто ответ! – обронила Ада, смотря на Коновалова в упор; голос был резкий, кричащий, хотя она и не повышала его тона, как крик чайки на пустынным северным берегом, голос – Выполняла особое задание. Есть такая профессия – Родину защищать.
Сказав это, она поменяла положение ног. Теперь на весу покачивалась левая узкая ступня. И тут особенность: на таком же худом и суставчатом среднем пальце ступни не было ногтя.
Коновалов улыбнулся.
– То есть вы хотите сказать, что ваши деяния, предусмотренные ст. 20, части 1 Административного Кодекса Российской Федерации, и квалифицированные следствием, как «мелкое хулиганство», были сделаны в порядке выполнения служебного задания? От какой организации?
Она зажгла спичку. Как-то по особенному зажгла, едва достав из коробка – будто и не касалась черной головкой списки коричневого коробочного бока.
– Не имею права отвечать на этот вопрос. Обратитесь к моему руководству!
– Но я не знаю вашего 2руководства»…
– Коммутатор ФСБ, 34–60, позывной «Кремль».
– Очень хорошо! – улыбнулся Коновалов, с интересом наблюдая за подвижной мимикой ее худого лица; она казалась застывшей, но всё-таки иногда ломалась, как весенний ледок – Я так и сделаю.
– Ни черта вы не сделаете. Иначе бы не держали меня в этом бедламе второй месяц. За мелкое хулиганство.
– Понимаете, меня интересует, как человека… зачем? Сначала вы обманом проникли в посольство Соединенных Штатов на Новинском бульваре. Фальшивое приглашение на торжественный раут, посвященный падению Берлинской стены… Потом, как следует из материалов дела, разделись догола в кабинке туалета… Это так?
– Да, это так.
– Затем подошли в голом виде к послу США, мистеру Роджеру Даунворду, задали ему вопрос… кстати, какой вопрос вы ему задали?
Ада помедлила. Покачала голой ступней и несколько раз поджала-распрямила пальцы; Коновалову показалось, что он слышит зхруст застоявшихся без дела, онемевших сухожилий.
– HaveyoumetJesus – без эмоций обронила Ада.
– Любопытно… Он что-то значит?
– Это дешифруемый код-мессидж. Это секретная информация!
– А потом вы плеснули в него томатным соком. Почему именно томатным, кстати? Кровавые злодеяния американского империализма?
– Нет. Просто на каком-то столике делали «Кровавую Мэри». Я взяла стакан по дороге.
– Зачем вы обнажились для этого?
– Кинезэнергетика. Вся моя одежда, включая нижнее белье, была заряжена, я не могла построить защитный энергетический кокон вокруг себя в одежде.
– А зачем вам нужен был этот… защитный кокон?
– В зале находились люди, которые могли меня физически уничтожить.
– Охрана?
– Нет, гости.
– Всех гостей раута, включая вас, проверяли рамкой… Неужели кто-то пронес оружие?
Ее льдистые зрачки смотрели на Коновалова с сожалением; так смотрят на неразумное дитя – или опытная старшеклассница на малышню, пойманную за подглядыванием в женский туалет.
– Психоэнергнетическое воздействие. Сердце более уязвимо сзади, удар может быть направлен под лопаточную кость.
– Удар чего?
– Ментальной энергии. Сгусток энергии… Я вам не объясню, это слишком сложно для обычного человека.
– Ну, допустим. Итак, вы опасались неких «врагов», но соткали себе кокон… А сотрудником службы безопасности посольства вы не опасались?
– Нет. Я была для них практически невидима.
– Каким образом?
– Отвела глаза, так можно сказать.
– Нелогично. Зачем же вы тогда делали липовое приглашение – вы могли такой невидимкой проскользнуть в посольство?
– Это достигается только сверхкоцентрацией всей биоэнергетики. Я могла это сделать только в тот момент и на короткое время.
– А для чего вам это нужно было? Вы хотели причинить какой-то вред послу?
– Нет. Я хотела считать его ментальный месседж. У него есть важная информация, касающаяся участия США в событиях на Украине. Она заблокирована, он сам не может ее дать.
– Он мог ее вам сообщить?
– Да! Я требую вызова моего руководства! Прекращения идиотских допросов и вызова моих непосредственных начальников!
– Вы их не называете, Ада Герардовна.
– Вызовите полковника…
Коновалов неожиданно бытро – для видимой его расслабленности, прервал:
– Такого человека нет. Мы проверяли. Заодно и другие фамилии, на которые вы ссылаетесь… Вы лучше скажите. Против каких «невидимых врагов» вы боретесь своими… сверхестественными методами?
Женщина скривила губы; и они, обкусанные и шелушащиеся, сделались в этот момент адски красивыми…
– Вы знаете. Это враги! Они повсюду! Это энергеты, они обладают… Господи, какой же вы тупоумный идиот! Это заговор! Заговор мирового уровня!!!
– Лучше всё-таки вы бы назвали хоть одно нормальное имя… ваших сообщников – устало прошелестел Коновалов.
– Я уже доложила! 34–60, позывной «Кремль».
– Хорошо… – Коновалов переложил бумаги в папке; на самом деле это ему не было нужно – знал наизусть; но это пауза, а он немного сбился – Теперь я попрошу вас объяснить, зачем вы оставили в хозяйственном помещении номер четыре… это комната уборщика посольства, нечто, что было квалифицировано службой безопасности, как взрывное устройство с часовым механизмом и вызвало экстренную эвакуацию посольства?
– Я уже объясняла. Я написала, что это было.
– Да… – Коновалов опять для вида заглянул в папку – После разрушения устройства роботом с водяной пушкой обнаружили, что но состояло из батарейки, двух электродов, будильника… и некоего животного. Предположительно крысы. Следов взрывчатки не обнаружено. Это так?
– Так. Стандартная пси-мишень для агрегаторов среднего уровня.
– Хм… А подробнее, всё-таки.
– Не делайте из себя дурака, вы это читали…
Она загасила очередной окурок и взялась руками за голые плечи, зябко; обе ступни уперлись в металлический пол и завибрировали; коновалов видел, как по фалангам напряженных пальцев переливалась бледность, пятнами.
– …в контейнере находился механический будильник с простейшим соединением с батареей. От батареи электроды шли в тело обыкновеннойй лабораторной крысы. Обездвиженной слабым специфическим веществом. Через равные промежутки времени электроды пропускали ток, крыса издавала звук…
– Но… но ведь явно этот звук мало кто слышал! Уборщик отреагировал на тиканье будильника.
Ада резанула его презрительным взглядом.
– Крыса издавала звук, который не слышало человеческое ухо. Это импульс боли. Его хорошо слышали потенциальные агрегаторы. Он дестабилизировал их, отвлекал и автоматически ориентировал не на меня, а на контейнер!
Коновалов мягко улыбнулся.
– Не надежнее ли было использовать любой электронный таймер, например, в мобильном телефоне?
– Любая электроника может быть выведена из строя направленным пси-ударом. Механический будильник можно только сломать руками.
Он не стал спорить. Закрыл папку, демонстрируя, что играет открыто; да, все знает, без дураков. Восемьдесят пятого года рождения, подкидыш, Барышевский детдом, зачем медицинский техникум, медсестра, курсы повышения квалификации, врач ЛФК, не замужем, не была, комната в общежитии – не приватизирована.
– Итак, вы выполняли задание руководства… А кому подчиняется ваше руководство?
– Как полагается, вышестоящему. А директора Федеральной службы назначает Президент Российской федерации.
– Чем занимается… ваша служба.
– Это секретная информация. Коммутатор…
– Вы уже говорили. Хорошо, еще один эпизод. В марте прошлого года вы были задержаны погранслужбой Финляндии в районе госграницы, как незаконно ее перешедшая. Вы были тепло одеты, в армейский комплект спецназа, но… но несмотря на температуру около минус двадцати градусов ниже нуля, вы были босы. При этом прошли около пятидесяти километров и не обморозили ступни. Как это получилось?
– Это закрытая информация! Я не только сенсор высокого класса, но агрегатор.
Коновалов поморщился. Это его уже немного утомляло. Посмотрел вверх – по краю матового желтого светильника, забранного решеткой, деловито ползала черная точка. Таракан? Нет, муха. Передвигается специфически.
– Вы тоже выполняли какое-то задание? Вы ничего не захотели тогда объяснить.
– Да. Я выполняла секретную операцию по преследованию особо опасного энергетического объекта.
– Почему… без обуви? Ее при вас не обнаружили.
– Я вытаптывала объект.
– Как это?
– Сенсор такого класса, как я, обнаруживает энергетический след только голой ступней. Все энергеты оставляют такой след. Обнаружить его могут только сенсоры.
– Вам холодно?
Ее руки ощупывали плечи; ногти коротко острижены, как полагается всем клиентам «Дачи», но и эти ровные короткие ногти впиваются в матовую кожу.
– Нет… – вдруг она уперлась бусинками зрачков в Коновалова, насквозь – У вас было ранение в голову, несколько лет назад, проникающее, в затылок, пуля вышла у правого глаза… Так?!
– Так. Но это не имеет отношения к делу.
Он первый раз ощутил холодок – сквозит, черт возьми, именно сквозит; такого не должно быть; холод как раз в районе носа и века, онемение – как раз оттуда вышла пуля Салмана аль-Бинди, на мемориале ВТЦ, это было глупо, чертовски глупо – сам подставился… Коновалов с трудом, как он говорил, собрал мозг.
– То есть вы вытаптывали… – проговорил, чтобы на этот раз потянуть.
Вместо ответа женщина внезапно извернулась на привинченном к полу стуле и закинула обе ноги на стол. И закурила, выхватил сигарету из бело-синей пачки; перед Коноваловым – две розовых подошвы, вытянутых, абсолютно чистых, без малейшего следа огрубелости.
– Потрогайте! – властно сказала Ада.
– Зачем?!
– Потрогайте.