Видимо, эти мысли отразились у него на лице, потому что Лариса спросила:
– А ты какую работу ищешь?
– Да примерно такую же, – осторожно ответил он, – только…
– Только – что?
– Ну, хотелось бы, чтобы фирма была большая. Стеклянные лифты, там, живое дерево в вестибюле, растущее прямо из пола, и каскад фонтанов вокруг. Иностранец в начальниках и всякое такое.
– Так тебе дерево или должность? Ведь там, где дерево с фонтанами, тебя возьмут на самую низшую ступеньку. Если вообще возьмут.
В душе он знал, что она права, но все же надеялся, что случится не так.
– Думай, – сказала Лариса. – Я предлагаю тебе реальную работу и хорошую зарплату.
Коржик думал. На собеседование в крупные инофирмы его еще не приглашали. И неизвестно, пригласят ли. Да и его английский был не так уж хорош для беглой болтовни. Так что перспективы были туманными. А тут он получал запись в трудовой, ссылаясь на которую мог впоследствии объявить себя потомственным топом и требовать подобающего статусу отношения.
Он решился:
– Ладно, я остаюсь.
– Вот и славно, – обрадовалась Лариса. – Завтра и приступай. Сегодня у нас уборка.
– Ас директором не надо встретиться?
– Он отъехал по делам, вернется вечером. Я ему все скажу.
– Директором у вас все так же Анатолий?
Его Коржик тоже называл по имени и отчества не помнил.
– Да, Анатолий Петрович. Кому же еще? Он владелец, он и директор.
«Она рулит, когда его нет, – подумал Коржик. – Клево! Я, значит, буду третьим человеком в конторе. В настоящей инофирме об этом нельзя было и мечтать. Свалю потом, если что».
Он еще не знал, что сваливать отсюда придется не в переносном, а в самом прямом смысле.
5
Коржик вернулся домой в приподнятом настроении. У него опять была работа и, судя по всему, очень неплохая.
– Я нашел работу, – сказал он жене.
Та обрадовалась:
– Быстро ты управился.
– Долго ли умеючи, – не без гордости заявил Коржик.
– Умеючи – долго, – игриво заметила она.
Кажется, она имела в виду что-то другое.
А ночью ему приснился сон про одного трудолюбивого клерка. Тот очень любил сидеть на работе. Сядет, бывало в свое уютное кожаное кресло с деревянными подлокотниками, закопается в бумаги и монитор и так и просидит весь день, с неохотой вставая только на обед и в туалет. По дороге домой он думал о своем кресле, дома тоже о нем думал, а утром, по пути на работу, думал о нем вдвойне. Он вожделел его, как юноша вожделеет девушку. Он говорил всем, что он трудоголик, что работа для него превыше всего и, будь его воля, он даже в выходные приходил бы на работу. Он надеялся, что эти слова достигнут ушей начальства и оно его как-то отметит.
Они и достигли. Но начальство подумало: «А хрен ли его отмечать, трудоголика этого? Трудоголил он без отмечания раньше, пусть трудоголит и дальше».
Добрые люди передали эти слова клерку. Он огорчился, что его не очень ценят, но ненадолго. «Главное, – подумал он, – у меня есть любимое рабочее место».
И все бы ничего, да стал чувствовать клерк, что от долгого сидения на работе жопа его каменеть начала. Захочет он ее почесать, украдкой наклонится на одну сторону, сунет пальцы под ягодицу – а она твердая и холодная. Но зудит, черт побери, как теплая. Почешет кое-как, чуть не ломая ногти, – и опять за работу, чтобы не думать об этом. А задница каменеет все больше. О том, чтобы сходить к врачу, и речи не было. Ведь это же надо покидать любимое кресло, отпрашиваться с работы, выходить под дождь на улицу. В общем, запустил он процесс. Может, медицина и могла ему помочь вначале, но время было упущено. Довел он дело до того, что иглы в жопу лезть перестали, гнулись попросту и все тут.
«Ну и ладно, – решил клерк, – можно жить и с такой жопой, особо она и не мешает».
Так-то оно так, но неудобства некоторые все же появились. К примеру, сел он как-то с размаху на работе на унитаз, не рассчитал немного ускорение – и рассыпалось от его каменной жопы сидение вдребезги. Очень он тогда испугался. Собрал куски, сложил их воедино и тихо выскользнул из туалета. Переживал, чтобы не выяснили, кто это сделал. Но все обошлось. Поорал немного офис-менеджер в пространство, что, мол, что за народ такой пошел, все ломает – и забылось.
Стал он садиться на унитаз осторожно. Сидение потрескивало, но выдерживало.
А жопа все тяжелела. И настало время, когда пришлось сидение поднимать – не было оно рассчитано на такой вес. Пару раз это сработало, но потом он как-то поскользнулся, потерял равновесие и накрыл унитаз своей каменной жопой уже без всякой осторожности. Унитаз жалобно крякнул, постоял немного, словно раздумывая, что же ему теперь делать, и рассыпался на мелкие кусочки. Клерк едва не умер со страху.
Но все обошлось и на этот раз. Он крадучись вышел из туалета и пробрался на рабочее место. Его никто и не видел. Правда, офис-менеджер теперь бушевал гораздо дольше и лез ко всем с расспросами, кто же это такое вытворяет. Но не выяснил. А наш клерк после этого стал ходить на улицу в синюю кабинку – там таких проблем не возникало.
Наступила зима, ударили морозы. В выходные жена потащила клерка на каток.
– Пойдем, клерк, – сказала она, – разомнешь жопу. А то сидишь сутками, никуда не ходишь.
Клерк пошел. Не очень ему и хотелось идти, ведь так уютно было думать о работе, лежа на диване и шелестя бестолковой газетой «БарыгаЪ», да спорить с женой было бесполезно. Каток был устроен на пруду в ближайшем парке. Они взяли напрокат коньки и стали кататься. Но клерк давно уже не катался и почти забыл, как это делается. Он разогнался, потерял равновесие и со всего маху шлепнулся на задницу. А задница-то была каменная, тяжелая, как у памятника. Она проломила лед и потащила его под воду.
Он долго барахтался и цеплялся за края полыньи, но лед обламывался. Коржик бросился навзничь, подполз и протянул ему руку. Клерк уже почти ухватился за пальцы, но тут прозвенел будильник, и Коржик проснулся. А клерк пошел ко дну. Несколько минут Коржик в отчаянии пытался уснуть опять, чтобы все-таки того вытащить, но ничего не получилось. Клерк утонул.
«А не вещий ли это сон?» – думал Коржик, собираясь на работу.
6
После банка на новом месте было тихо и уютно. Никто не бегал по коридорам со срочными бумагами, не разрывались телефоны, не ломились посетители, не разносили для ознакомления под роспись новые идиотские распоряжения, разработанные отделом внутреннего контроля. Контроля вообще не было. И телефоны не прослушивались. В воздухе не висела агрессивность клерков друг к другу, никто не отталкивал конкурентов в желании лизнуть руководящую задницу.
Все пили чай и смотрели в окна. По Тверской текла праздная публика. Клерки лениво комментировали увиденное и обсуждали свои внеслужебные дела. Разговоры были долгими, неспешными и бесполезными. Такие забываются на следующий день и начинаются заново. Все откровенно коротали время. Не хватало только ковров с подушками в восточном стиле и журчащих фонтанов.
Суета начиналась с приездом директора. Он галопом пробегал по коридору, скрывался у себя в кабинете и начинал кому-нибудь названивать. Его партнеры тут же прознавали, что он уже в офисе, и начинали звонить ему. Клерки принимались звонить им. Те в ответ звонили клеркам. Покой улетучивался.
Директор, которого за глаза звали Толян, приносил с собой суету, но не агрессивность. Поначалу он показался Коржику идеальным начальником. У него не было даже тени высокомерия. Он излучал деловую доброжелательность и демонстрировал хорошие манеры. Он никому ничего не приказывал, а просил сделать, причем в мягкой форме. Коржик мог зайти в его кабинет в любое время и обсудить любой вопрос. Это был тот самый доступ к «телу», о котором он мечтал и которого был лишен в банке с его строгой субординацией. Он опять чувствовал себя топом, а не бесправным мелким клерком. Временами появлялась иллюзия, что все здесь были единомышленниками, делающими общее дело.
Потом он начал осознавать, что не очень-то и понимает суть этого дела. Толян просил секретаршу набрать неведомых Кильду Ураловича, Петра Сазоновича или Сергея Лазаревича. Их фамилии, должности и города не назывались. Однажды новая секретарша Вика затупила и спросила номер очередного таинственного человека без фамилии.
– Лариса знает, – недовольно ответил Толян по громкой связи, – посмотри у нее.
Вика подошла к Ларисе, та молча открыла записную книжку и ткнула пальцем в нужное место, чтобы не произносить вслух. Коржику было понятно, что это какие-то важные перцы в своих регионах, чиновники или начальники, но какова их роль в сложном бизнесе Толяна, оставалось только догадываться. И сам Толян не спешил ее прояснять. Он вообще старался говорить о своем бизнесе как можно меньше. Перед каждым ставилась узкая задача, а общая картина была понятна только ему. И он ревностно оберегал ее от посторонних взглядов. Он почти никогда не устраивал планерок и не анализировал результаты работы. Никто и не знал этих результатов. Коржику было неясно, каким образом он может вклиниться в бизнес, которого не понимает. Что он мог предложить Толяну такого, чтобы стать партнером? Он не знал.
Ему по старой памяти продолжали звонить дилеры с долгового рынка и порой делали выгодные предложения. Но для сделок нужны были деньги.
– Анатолий, давай купим долг этой компании, – предлагал Коржик. – Потом продадим и заработаем.
– А если не продадим? – сомневался тот.
– Продадим. Я знаю, кто покупает.
– А много денег нужно?
Коржик называл сумму.
– Много! Столько денег у меня сейчас нет.
– А сколько есть?
– Нет, на это дело вообще нет. Деньги в обороте, я не могу их вынуть.
– А как же быть?
– Возьми на комиссию, как ты раньше брал.
«Тогда зачем ты мне нужен?» – подумал Коржик.
А вслух сказал:
– Это было от имени банка, который все знали. А кто даст такой неизвестной фирме, как мы?
– Не знаю, придумай что-нибудь, – отмахнулся Толян.
Он поднял трубку и сказал:
– Вика, набери мне Равшана Гусейновича.
Аудиенция была окончена. Коржик вернулся к себе. Ничего не придумывалось. На долговом рынке можно работать либо деньгами, либо именем. У Толяна не было ни того, ни другого.
7
Клерки в офисе Толяна были заметно проще, чем их лощеные собратья в банке, казавшиеся по сравнению с ними сплавом резины и пластмассы. Поначалу Коржику нравилось за ними наблюдать.
Вот на пороге возникла Ольга из бухгалтерии, крашеная блондинка лет тридцати пяти.
– Поздравляю всех с пятницей! – радостно возвестила она.
– Спасибо! – отозвалась Лариса.
– С чем? – переспросил Коржик.
– С пятницей!
– А что, сегодня праздник?
– В пятницу – всегда праздник, завтра выходной.
Коржик не считал выходные таким уж праздником, а будни – такой уж каторгой. Часто он не знал, чем заняться и в выходные, и на работе. Это как пойдет.
А вообще, офисная жизнь была скучна и однообразна. Ее слегка оживляли только чаепития, перекуры и командировки. Ну, и еще выходные, как у Ольги. Она поздравляла всех с пятницей каждую неделю, ни разу не забыла. При этом она сияла лучезарной улыбкой доброй феи, как будто пятницу людям принесла именно она. Замученный народ отвечал ей вяло.
У Ольги была хорошая фигура и выглядела она привлекательно. Но вблизи все портили глубокие морщины на шее. Из-за них она казалась старше своих лет. Но все равно Коржик решил, что при случае и по пьянке утащит ее в какую-нибудь каморку. Этим планам впоследствии не суждено было осуществиться – в офисе все просматривалось, а свободных каморок просто не было.
«Наверное, по выходным ее жизнь становится яркой и насыщенной, – думал Коржик, – раз она так радуется пятнице».
– Что ты будешь делать в эти выходные? – как-то спросил он после очередного поздравления.
– Пойду в гости, – ответила Ольга.
– А что делала в прошлые?
– Принимала гостей.
– Ну, а на следующие выходные что запланировала?
– Пока не знаю. Может, выберемся на шашлыки. Все было ясно – женщина любила веселые компании.
Голос у Ольги был слегка хрипловатый. Это от курения. Хрипотца придавала ему домашний уют, но Коржик никогда не знал, о чем с ней говорить. Впрочем, с ней и молчать было нормально, ее присутствие не тяготило. У Ольги был позитивный взгляд на вещи, она никогда никого не ругала. Когда о человеке нечего было сказать хорошего, она и не говорила, просто меняла тему разговора. Этот ее вечный позитивизм и делал общение с ней неинтересным. Что толку говорить о хорошем, если с ним и так все ясно? Хотелось брюзжать и источать желчь, а она этого то ли не желала, то ли не умела.
На кухне она всегда предлагала Коржику налить кофе, передать печенье, еще добавить кофе. Он воспринимал эти знаки внимания рассеянно, потому что они оказывались не только ему, но и всем остальным мужчинам.
Ольга обожала рассказывать о своей собаке, сыне, а иногда и о муже. Она была воплощением открытости и непосредственности. Она не разучилась радоваться простым вещам, чему можно было только позавидовать.
Ольга работала у Толяна едва ли не со дня основания фирмы, как и Лариса. За это время Толян ее не повысил и не сделал главбухом. Зачем? Она хорошо выполняла свою работу, пусть сидит на ней и дальше.
Ольга рассказывала, что однажды ее попытались изнасиловать в лифте, но она оказала решительное сопротивление, не подпустив насильника к пульту, чтобы тот не смог заблокировать движение кабины. Он хотел заломить ей руку и оттащить от кнопок, она же двинула его кулаком в живот. Худосочный пьяный хмырь не смог совладать с ней. Борьба происходила в тишине. Она ударила его коленом в пах и выскочила на своем этаже, а мужик уехал дальше. Ольга знала его визуально, хотя и не здоровалась. В маленьком подмосковном городке все друг друга знают. Безработная пьянь, холостяк.
Дома она рассказала обо всем мужу. Тот быстро выяснил, кто это был, и кинулся к тому домой, чтобы линчевать. Но там уже никого не оказалось. Мужик протрезвел, понял, в какую историю вляпался, и сбежал из города на несколько месяцев. Заявлять в милицию Ольга не стала – пожалела алкаша.
В другой раз в сумку к ней залезла черномазая воровка. Ольга как раз примеряла туфли в магазине. Она ударила воровку ладонью по руке. Та руку отдернула. Она ничего не успела украсть, и Ольга не стала поднимать шум.
– А что было дальше? – спросил Коржик.
– Она посмотрела на меня, улыбнулась и отошла, – ответила Ольга.
Коржик спросил, почему же она не позвала милицию или хотя бы не подняла шум. Оказалось, что это просто не пришло ей в голову. Она была рада уже тому, что спасла кошелек.
– Тебе нужна сумка с кодовым замком, – посоветовал он, – вот как у меня.
Ольга посмотрела на его дорогой портфель, улыбнулась и ничего не ответила. Толян платил ей недостаточно для таких покупок.
8
Прошел месяц. Никто и не думал оформлять документы Коржика. Он решил напомнить об этом Ларисе.
– Какая у меня должность? – спросил он.
– Заместитель финансового директора.
– Так давай запишем это в трудовой.
Лариса замялась:
– Тебе это очень нужно?
– Ну, не горит, но желательно.
– Это не так-то просто.
– А в чем сложность? – пошутил он. – Берем ручку в одну руку, печать «Метпрома» – в другую. Пишем и шлепаем.
Лариса пожала плечами:
– Шлепнуть, конечно, можно, только это будет неофициально.
– Почему?
– Потому что в штате «Метпрома» числятся всего три человека: Анатолий Петрович, я и главбух. Шеф вряд ли захочет увеличивать штат.
– Почему?
– Это усложнит бухучет, увеличит начисления на фонд заработной платы и так далее.
– А как же остальные сотрудники?
– Они работают здесь неофициально.
– А другие наши фирмы?
– Их нет.
– Как нет? Мы же ставим на договоры и платежки их печати.
– Наличие печати не всегда говорит о наличии фирмы, – ответила Лариса.
– То есть?
– Есть мастера, которые сделают печать с любым словом, которое ты им скажешь.
– Фальшивую то есть?
Лариса неопределенно кивнула.
– А что у нас есть настоящего?
– Только «Метпром».
– И все?
– Ну, еще кипрский офшор.
– Стало быть…
– Ты можешь получить в трудовую неофициальную печать «Метпрома» либо любую из наших левых печатей.
– А кипрскую?
– У этой фирмы нет печати. Иностранцы работают без них. Иногда используют прямоугольные штампы. Но кипрская печать, даже если бы она и была, для трудовой ничего не даст. Это все равно, что она есть, что ее нет.
– А я-то рассчитывал… – разочарованно протянул Коржик.
Она развела руками:
– Увы. Тебе надо было сразу об этом спросить.
– Я же не знал ваших заморочек, – раздраженно ответил он.
– Половина Москвы так работает.
– Почему именно так?
– Чтобы не иметь дела с налоговой и ничего не платить.
Коржик тоже не любил налоговиков, но здесь был явный перебор с уклоном в незаконное предпринимательство. Он задумался.
– Так что ты предпочитаешь? – спросила Лариса.
Он пожал плечами.
– Попроси Сашу Шлыкова, – посоветовала Лариса, – он тебе покажет все варианты. Можешь шлепнуть любую.
Коржик пошел к Саше, сорокалетнему мужику с сединой в шевелюре и интеллигентным лицом, и тот, кряхтя, достал из-за плитки подвесного потолка коробку от ботинок. На ее крышке кто-то написал синим маркером: «Нематериальные активы». «Шутники, блядь!» – подумал Коржик. В коробке лежали штук двадцать печатей разных АО, ТОО, ЗАО и ИЧП, о которых он ничего и не слышал. Это была история Толянового бизнеса. Каждая печать была наклеена на замусоленную деревянную рукоятку столетней давности. Коржик стал перебирать их и читать названия. По большей части они были стандартными: «Фаворит», «Альфа-1», «Санпромсервис», «Техмонтаж-нано», «Синергия». Но встречались и настоящие перлы: «Мухосранич», «Бизнес-сирота», «Деньги давай», «Хачу кушать», «Памажите, чем сумеете». О том, чтобы шлепнуть это убожество в его красивую трудовую, и речи быть не могло.
«Издевается она, что ли?» – подумал Коржик о Ларисе.