Песчаная магия - Орсон Кард 2 стр.


— Властвую? — изумился тот. — Что за странное предположение! Нет, я над ними вовсе не властвую, я им служу, защищаю и отдаю им свою силу, а они отдают мне свою. Так мы все становимся сильнее. А властвовать — это уже не магия. И как тебе могла прийти в голову такая мысль?

Потом старик стал рассказывать о проделках глупых белок. Когда Кер наелся досыта, старик вручил ему корзинку и повел в лес собирать ягоды. Этим они занимались до полудня.

— Одну ягоду бери, а другую оставляй, — наставлял мальчика старик. — И так на каждом кустике. Тогда осенью птицам будет что клевать. А из тех ягод, которые упадут на землю, весной вырастут новые кустики.

И Кер неожиданно для себя самого остался жить с лесным магом. Наверное, то была самая счастливая пора в его жизни — кроме раннего детства, когда мать напевала ему колыбельные, и незабываемого путешествия с отцом к холмам Западных Пустошей, где они охотились на оленей.

Незаметно настала осень, порадовав Кера разноцветьем листопада. Потом пришла зима, и они с лесным магом, увязая по колено в снегу, лечили поврежденные ветки. В весенний месяц блоан Кер прореживал молодые побеги, чтобы новые деревья не мешали друг другу расти. Лесной маг уже решил, что тьма в сердце Кера сменилась светом, а если где и остались темные уголки, они больше не тревожат мальчика.

Он ошибся: Кер все помнил и никому ничего не простил.

Запасая сухие листья для зимнего очага, Кер воображал, будто собирает кости врагов. Протаптывая тропинки в снегу, он мысленно шел в бой, чтобы сокрушить нефирийцев. А когда вырывал из земли молодые побеги, представлял, что казнит своих дядек. Кер хотел поступить с ними так же, как нефирийцы обошлись с его отцом; для него они теперь были ничем не лучше врагов.

Кер мечтал о мести, и чем ярче светило над лесом летнее солнце, тем мрачнее становилось у него на душе.

Однажды он заявил старику:

— Я хочу научиться магии.

Старик улыбнулся, обнадеженный этими словами.

— Ты уже ей учишься, и я с радостью буду учить тебя дальше.

— Я хочу овладеть магической силой.

Лесной маг разочарованно вздохнул.

— Тогда даже не мечтай научиться магии.

— У тебя ведь есть сила, — возразил Кер. — Чем я хуже тебя?

— Да, у меня есть сила, — ответил маг. — Сила рук и ног. С ее помощью я могу собрать высохший мох, развести огонь, подогреть на нем смолу и смазать поврежденный ствол, чтобы из него не вытекал сок. Я могу отсечь больную ветку, чтобы спасти дерево; могу научить деревья, как защищаться от грозящих им опасностей. Вся остальная сила принадлежит не мне, а деревьям.

— Но они исполняют твои повеления, — не отступал Кер.

— Потому что я исполняю их повеления! — неожиданно рассердился лесной маг. — Уж не думаешь ли ты, что в моем лесу есть рабы? Или ты принял меня за царя деревьев? Только люди позволяют, чтобы другие властвовали над ними, но в лесу этому не место. Здесь царит лишь любовь: я люблю деревья, а они любят меня. Вот на этой любви и зиждится моя магия.

Кер с досадой отвернулся, а лесной маг, подумав, что мальчику стало стыдно, забыл про гнев.

— Ах, мальчик мой, я вижу, ты до сих пор не понял самого главного. Любовь — вот корни любой магии, служение — вот ее ствол. Лесные маги любят деревья и служат им, и их волшебство основано на силе единства людей и деревьев. Маги света любят солнце. По ночам они разводят огонь и служат ему, а огонь служит им. Конские маги любят лошадей и заботятся о них, поэтому кони, подчиняясь магии табуна, быстро мчат этих магов, куда им нужно. Существует еще магия полей и равнин, магия камней и металлов, магия песен и танцев, магия ветров и иных стихий. Но каждая из них основана на любви, и ее сила увеличивается благодаря служению мага.

— Я должен овладеть магической силой, — упрямо сказал Кер.

— Должен? — переспросил древесный маг. — Тебе нужна сила, чтобы повелевать? Есть магия, которая дала бы тебе такую силу. Но мне она недоступна.

— Хотя бы скажи, как она называется, — потребовал Кер.

— Даже не спрашивай, все равно не скажу, — с неожиданной твердостью заявил маг.

Это заставило Кера задуматься. Нет, он думал не о любви и не о служении, такие слова были для него пустым звуком. Но, значит, все-таки существует магия, которая позволяет расправиться с врагами?

Не одну и не две недели Кер терзал лесного мага расспросами. Сперва тот наотрез отказывался отвечать на вопросы мальчика, но Кер был упрям. И наконец старик не выдержал.

— Ты хочешь знать? — сердито бросил он. — Так слушай же, настырный мальчишка! Есть морская магия, которой занимаются порочные матросы. Они служат чудовищам морских глубин и приносят им в жертву живых людей. Ну что, тебе это подходит?

Кер молча ждал продолжения. Старик явно не все ему рассказал.

— Я начинаю догадываться, что пришлось бы тебе по вкусу. Пустынная магия.

Лесной маг не ошибся. В этих словах Кер сразу уловил некий сокрытый для других смысл.

— Как ей научиться? — спросил Кер.

— Этого я не знаю, — ледяным тоном ответил лесной маг. — У меня и мне подобных она вызывает только отвращение. Но твое сердце полно тьмы, его влечет к тому, от чего я готов бежать без оглядки. Вряд ли сыщется магия еще чернее пустынной… Хотя нет, есть и еще почернее.

— Как она называется? — тут же спросил Кер.

— И зачем я тебя подобрал? — сокрушенно вздохнул старик. — Надо же было сделать такую глупость! В твоем сердце полно ран, но ты не хочешь, чтобы они исцелились. Нет, ты постоянно бередишь их, чтобы они кровоточили и болели еще больше.

— Назови мне магию еще чернее пустынной, — потребовал Кер.

— Хвала луне, что она тебе недоступна, — сказал старик. — Чтобы овладеть ею, нужно любить людей, и любовь к ним должна быть тебе дороже собственной жизни. А ты так же далек от любви, как море от гор и земля от неба.

— Но небо касается земли, — возразил Кер.

— Касаться-то касается, но им никогда не соединиться.

Лесной маг взял корзинку, положил туда хлеб и ягоды и подал Керу. Потом старик вручил мальчику небольшой бурдюк родниковой воды.

— Теперь уходи.

— Уходить? — переспросил Кер, вовсе не ожидавший такого.

— Я надеялся исцелить тебя, но ты не нуждаешься в исцелении. Ты слишком крепко цепляешься за свои страдания — видно, они тебе дороже всего на свете.

Кер выставил вперед босую ногу: культя на месте отрезанного большого пальца до сих пор не зарубцевалась.

— Ты даже не попытался вырастить мне новые пальцы, — с упреком сказал он старику.

— Вырастить? — изумился лесной маг. — Это не в моих силах. Такого я не умею! Зато умею врачевать. А еще помогаю деревьям больше не горевать по отсеченным ветвям — иначе их сок будет стремиться туда, где ветки больше нет, и весь вытечет, и такие деревья засохнут и погибнут.

Кер поднял корзинку с едой.

— Спасибо тебе за доброту, — сказал он старику. — Жаль, что ты не понимаешь самых простых вещей. Сколько ни убеждай дерево, оно не простит ни топор, ни огонь, — так же и я. Чтобы я снова смог по-настоящему жить, мои враги должны погибнуть.

— Уходи из моего леса, — повторил маг. — У кого на душе черные замыслы, тому здесь не место.

И Кер ушел. Спустя три дня он вышел из леса, а еще через два спустился с Митеркама в долину. До пустыни Кер добирался несколько недель, но теперь он знал, что делать дальше. Он будет служить пескам, а пески будут служить ему.

По дороге его остановили нефирийские дозорные и тщательно обыскали. Увидав, что на ногах Кера нет больших пальцев, солдаты отколотили его, обрили едва пробившуюся бороду и, дав пинка под зад, отпустили на все четыре стороны.

Кер не удержался и сделал крюк, чтобы посмотреть на родные места. Теперь все здешние усадьбы и все земли принадлежали явившимся с юга нефирийцам, и, боясь, как бы Кер чего-нибудь не стянул, новые хозяева его прогнали. Ночью Кер пробрался в отцовский погреб и украл оттуда мясо, а из птичника стащил курицу.

Перейдя реку Грибек, Кер добрался до засушливых земель, где отдал мясо и курицу тамошним беднякам. Прожив с этими людьми несколько дней, он углубился в пустыню.

Целую неделю он странствовал по пескам, и наконец у него кончились вода и еда. Все это время он пытался разгадать секрет пустынной магии и, подражая лесному магу, разговаривал с горячим песком и раскаленными камнями. Но песок не знал, что такое боль, и не нуждался в целительных прикосновениях. И камни не понимали, зачем и от кого их нужно защищать. Они не отвечали на вопросы Кера, только ветер швырял ему в глаза песок.

Выбившись из сил, Кер лег, чтобы больше уже не подняться.

Его обожженная кожа загрубела и потрескалась, одежда давным-давно превратилась в лохмотья, в пустой бурдюк набился песок. Он лежал, закрыв глаза; белизна пустыни ослепляла его.

Кер не мог ни любить пустыню, ни служить ей. Он не мог дать ей ничего, в чем бы она нуждалась. Пустыня не имела ни доброты, ни красоты, достойных любви.

Но Кер не желал умереть, не отомстив врагам. Ненависть поддерживала и питала его, и когда на него случайно наткнулись абадапнурские кочевники, он еще дышал. Кочевники дали ему воды и несколько недель выхаживали его. Им даже пришлось смастерить нечто вроде волокуши, на которой его перетаскивали от одного колодца к другому. Абадапнурцы кочевали со своими стадами и табунами, уходя все дальше от земель Грита и ненавистных Керу нефирийцев.

Кер поправлялся медленно и еще медленнее учился языку кочевников. И все же спустя несколько месяцев, когда небо затянули облака — предвестники зимних дождей, Кера уже признавали за своего. Теперь у него росла борода, и по меркам племени он был взрослым мужчиной. Лицо его оставалось суровым даже в те редкие мгновения, когда он смеялся, и это внушало кочевникам уважение.

Юношу считали много повидавшим. О своем прошлом Кер никому не рассказывал, но кочевники многое понимали и без слов. Простенькое с виду оловянное кольцо и всего восемь пальцев на ногах говорили сами за себя, поэтому никто не лез к Керу в душу. Да и не принято это было у кочевников.

Кер учился жить так, как живут они, и узнал, что в пустыне вовсе не обязательно умирать от жажды, а голодать просто глупо. Он учился заставлять пустыню делиться с ним жизнью. Кочевники называли это «выманить у пустыни жизнь».

— Все живое лишь мешает пустыне, — объяснил Керу предводитель племени, и юноша хорошо запомнил эти слова.

Пустыня не терпела никого, кроме себя самой. Может, в этом и скрывался ключ к пустынной магии? Или ему так и придется вечно безуспешно стучаться в крепко запертую калитку? Как же можно служить пескам и добиваться от них ответного служения, если они только и ждут твоей смерти? А как отомстить врагам, если погибнешь сам?

— Я готов умереть, если это погубит убийц моего отца, — однажды признался Кер.

Услышав это, лошадь, на которой он ехал, опустила голову и весь остаток дня еле плелась, хотя Кер то и дело пришпоривал ее.

Наконец Керу стало невмоготу. Время шло, а он ни на шаг не приблизился к мести. Он отправился в шатер вождя племени и напрямую спросил о песчаной магии.

— Песчаная магия? Ты, должно быть, спятил!

И после этого вождь племени старался даже не глядеть в его сторону. Кер понял, что кочевники ненавидят песчаную магию ничуть не меньше, чем лесной маг. Но почему? Разве абадапнурцам не хочется стать могущественными?

А может, вождь потому отказывается говорить о песчаной магии, что его племя тоже ничего о ней не знает?

Но Кер ошибся.

Прошло еще несколько дней, и вождь велел Керу сесть на лошадь и следовать за ним.

Они ехали все утро, пока жгучее солнце не поднялось к зениту. Дневной зной они переждали в пещере у подножия каменистого холма; Кер уснул, а когда предводитель кочевников его разбудил, уже смеркалось. Жару сменила приятная прохлада, и они ехали весь вечер, пока к ночи не достигли развалин города.

— Эттуэя, — прошептал вождь.

Они с Кером не торопясь подъехали ближе. Развалины были наполовину занесены песком; легкий ветерок продолжал гнать песчаные струйки и громоздить холмики у стен домов. Стены эти были из камня, но в отличие от больших городов Грита здания венчались не куполообразными крышами, а шпилями. Высокими шпилями, способными, казалось, вонзиться в сами небеса.

— Икикиетар, — прошептал вождь племени. — Икикикайя ре дапии. О икикиай этетур о абаданапнур, икикиай ре дапии.

— О каких ножах ты говоришь? — спросил Кер. — И как песок мог их убить?

— Ножи — это те башни. И они же — средоточие силы.

— Какой силы? — встрепенулся Кер.

— Тебе она недоступна. Ею владели лишь эттуэйцы, ибо были мудры и знали человеческую магию.

Человеческая магия. Лесной маг называл ее самой черной и опасной среди всех других.

— А есть магия еще сильнее человеческой? — спросил Кер.

— Нет — ни в горах, ни на равнинах, где воды в изобилии, ни в лесу, ни на море, — ответил абаданапнурец.

— А в пустыне?

— А хуу пар эйти унунура, — сказал вождь, сделав знак, отгоняющий смерть. — Только сила самой пустыни. Только магия песка.

— Расскажи мне про нее, — попросил Кер.

— В прежние времена здесь было сильное и процветающее государство, — начал вождь. — Этот город стоял на берегах полноводной реки, тут часто шли дожди, и красная почва не уступала в плодородии землям твоего родного Грита. В Эттуэе, где правил царь Даппа, жило не меньше миллиона человек. Но у богатых государств всегда есть завистники. К западу от Эттуэи жило немногочисленное племя, ненавидевшее человеческую магию здешних царей, и племя это нашло способ уничтожить город. Завистники сделали так, что на Эттуэю подули ветры из пустыни, что здесь прекратились дожди. Реки пересохли, солнце выжгло урожайные поля. Царю Эттуэи не осталось ничего иного, кроме как отдать полцарства песчаным магам из племени дапинурцев. Так возникло царство Дапну Дап.

— Царство? — удивился Кер. — Но ведь так называется большая пустыня.

— А раньше на месте этой пустыни были поля и луга, такие, как в твоих родных краях. Однако песчаные маги не удовлетворились половиной царства — и с помощью своей магии превратили всю Эттуэю в пустыню. Песок все время надвигался, погребая под собой все живое, и наконец пустыня одержала победу. Армии Грита и Нефириды — тогда они были союзниками — окончательно добили Эттуэю. А мы, жители царства Дапну Дап, превратились в кочевников, вынужденных довольствоваться жалкими крохами, которые пустыня не может от нас утаить.

— А куда подевались песчаные маги? — спросил Кер.

— Мы их перебили.

— Всех?

— Всех, — ответил предводитель племени. — И если сегодня кто-нибудь осмелится заняться песчаной магией, мы убьем и его. Мы помним, что случилось с нашими предками, и не позволим, чтобы по нашей вине пострадали другие.

В руке абадапнурского кочевника блеснул нож.

— А теперь поклянись, — велел вождь. — Поклянись перед звездами и песками, поклянись перед призраками тех, кто жил в этом городе, что оставишь мысли о песчаной магии.

— Клянусь, — сказал Кер, и кочевник убрал нож, поверив его слову.

На следующий день Кер оседлал лошадь, взял лук и стрелы и всю еду, какую смог украсть. В самое знойное время дня, когда кочевники спали в своих шатрах, он покинул племя. Его бегство заметили, пустились в погоню, но Кер убил из лука двоих преследователей и скрылся.

Все племена Абадапнура облетела весть о новоявленном пустынном маге, который бродит в этих местах. Кера было велено немедля убить, где бы он ни появился. Но он не появился нигде.

Теперь Кер знал, как служить пустыне и заставить ее служить себе. Пустыня любила смерть и ненавидела травы, деревья, воду и все, что несло жизнь.

Служа пескам, Кер добрался до земель нефирийцев на восточном краю пустыни.

Он принялся отравлять колодцы, бросая в них дохлых крыс и сусликов, а когда из пустыни дул жаркий ветер, поджигал посевы на полях, и суховей разносил огонь, губя селения и города. Кер рубил деревья, резал коров и овец. Нефирийские воины пытались выследить его, но он уходил в пустыню, зная, что у преследователей не хватит смелости последовать туда за ним.

Его набеги становились все более дерзкими.

Кер успел разорить многих нефирийских землевладельцев, но воевать в одиночку с целым государством все же не мог. Он чувствовал, как растет его власть над пустыней, и заботливо скармливал ей излюбленные лакомства: смерть и засуху.

Кер снова начал говорить с песками, но теперь совсем по-другому. Он нашептывал им о землях на востоке, вожделенных землях, до которых рукой подать. Ветер прислушивался к словам Кера, продолжая наметать песчаные барханы. На небольшом пятачке вокруг юноши было спокойно, но вокруг бушевала песчаная буря.

Ветер нес песок на восток, засыпая песком земли Нефириды.

Кер разбудил дремлющую алчность пустыни, и за одну-единственную ночь она успевала разрушить в сто раз больше, чем сумели бы разрушить его нож и факел. За какой-то час в песке тонула целая оливковая роща. За день песок чуть ли не по самые крыши заносил селение, а за неделю поглощал крупный город. Нефирийцы спешно переправлялись через реки Грибек и Нефир, надеясь, что вода остановит страшные песчаные бури.

Их надежды оказались тщетными. Послушный Керу, ветер насыпал песчаные дамбы, и реки разлились на многие мили, затопив земли, давно не видевшие воды. Солнце отражалось в обширных зеркальных водах и торопилось высушить их до дна. Пересохшие русла больше не несли струи в море, и пустыня продолжала наступать, приближаясь к самому сердцу Нефириды.

Нефирийцы всегда полагались на силу оружия, беспощадность к врагам была их боевой союзницей. Но против пустыни их армия ничего не смогла поделать: воины не умели воевать с песком. Если бы Кер об этом знал, он мог бы собой гордиться. Хотя никто не учил его магии, он стал величайшим из всех когда-либо живших песчаных магов. Ненависть оказалась лучшим учителем, чем сотня свитков, а Кер жил теперь только ненавистью.

Назад Дальше