Было спокойно, пусто и немного тоскливо.
Солнце кровавым пятном садилось за горизонт, бросая в щели между древними постройками последние косые свои лучи.
В голову пришла глупая и неуместная мысль: откуда под землей, в центре вулкана, взялось солнце?
Я, как мог, отогнал навязчивую идею.
На душе было почему-то тяжело, все вокруг угнетало. А Ирина, единственное светлое пятно, саднила в сердце какой-то ноющей болью. То ли обида, то ли чувство вины, а может быть, ощущение безвозвратной потери…
Крис читал книгу, озаглавленную как «Нонн Панополитанский. Деяния Диониса»[76].
Сперва я подумал, что это его мелкая провокация, из жажды меня позлить, а потом я просто устало махнул рукой и стал смотреть на проплывающий мимо пейзаж.
Ирина, полусидя на парчовом кресле, курила сигарету и делала пометки в своем планшете.
Купе было роскошным, с тяжелыми бордовыми занавесями и золочеными светильниками. Молчаливый высокий и костлявый проводник принес кофе. Кофе был отвратительным. Все выглядело как в давящем тоскливом сне. Я пытался рассредоточить свои мысли, направив их в позитивное или же абстрактное русло. Получалось у меня неважно – краем глаза я нет-нет да и бросал взгляд на Ирину, и сердце болезненно сжималось. Где та девочка, которая с бластером бросилась ради меня на танк?
Что-то изменилось, необратимо и глобально. Но я не мог взять в толк, что именно. Мои аналитические способности, не раз выручавшие меня в трудную минуту, крепко спали. А может, все очень просто? Может, изменился я сам? Она не хочет быть женой Охотника, и я понимаю ее. Я сейчас тоже не хотел ничего. Только быть рядом с ней, пускай и последнее, что я увижу, будет нестерпимо яркая вспышка…
Вся эта тяжелая атмосфера казалась мне насквозь фальшивой и неестественной.
Я первый нарушил тишину, прерываемую только постукиванием колес.
– Далеко нам ехать-то? – спросил я.
– Не особо, – медленно ответил углубленный в чтение Крис.
– Я бы так ехала и ехала, – вдруг сказала Ирина. – Просто так, без всякой цели… Бесконечно…
– В какой-то момент это, наверное, надоест, – осторожно предположил я.
– Все рано или поздно надоедает, – флегматично ответила она. – Мы не в состоянии вместить в себя вечность. Ее можно только попытаться прожить. Какие же глупцы те люди, которые мечтают о бессмертии.
– Те, кто мечтает, действительно, глупцы, – согласился Крис, не отрывая взгляда от книги.
– Наверное, стоит вздремнуть, – ответил я нейтральным тоном.
– Я бы на вашем месте не расслаблялся особо, – сказал Крис, продолжая чтение. – Приехать мы можем в любой момент. Я сам даже не знаю когда… На том свете отоспимся.
– Мило, – скептически ответил я. – Что-то обстановка всеобщего воодушевления меня сильно будоражит.
Крис впервые оторвал взгляд от книги и поглядел на меня поверх очков. Он явно хотел что-то ответить мне, но промолчал.
– Неуемный ты человек, Дэн, – словно бы за Криса, ответила Ирина.
– Есть за мной такой грех. – Во мне стало возрастать раздражение. – Еще я очень доверчивый…
– Я вот, к примеру, – продолжила она ровным голосом, – смирилась с мыслью о том, что я – это ключ. Я просто должна выполнить свое предназначение, и это меня успокаивает. А у тебя есть предназначение?
Нет, это определенно не Ирина. Я не узнавал ее с каждой фразой все сильнее.
– У меня его навалом, – язвительно отозвался я. – Вот, к примеру, сейчас я чувствую, что мое предназначение – это смочить горло. Крис, может, организуешь?
Крис с недовольной гримасой отложил книгу и, взяв позолоченную трубку внутреннего телефона, инкрустированную мелкими стразами, коротко произнес:
– Графин коньяка и три рюмки, будьте добры.
Через некоторое время в дверь деликатно постучали.
– Войдите, – сказал Крис.
В купе вошел давешний проводник в синей форме и белых перчатках. Он поставил на столик серебряный поднос. Графин с янтарной жидкостью был окружен изящными бокалами, а на фарфоровом блюдце аккуратно были разложены лимонные дольки, несколько зерен кофе, маленькие квадратики черного шоколада и кучка корицы.
– Благодарю вас, – сказал Крис, и проводник так же молча удалился.
– Никогда я тебя, Дэн, не могла понять до конца, – грустно вздохнула Ирина.
– Да там и понимать нечего, – ответил я, потянувшись к графину. – Кому еще налить?
Крис молча, не отрываясь от книги, поднял руку.
– А я, наверное, не буду, – сказала Ирина задумчиво. – Хотя почему нет? Налей и мне, что ли.
Я разлил, и мы все ударили с легким звоном бокалами.
– За успех нашего безнадежного предприятия! – Мой тост прозвучал в этой гнетущей обстановке как-то особенно нелепо.
– Крис, а скажи мне, – я не мог молчать, как они, – а что это за солдаты из двадцатого века, которые встретили меня в «санитарной зоне» сразу после пирамиды на Горе?
– Это искусственная квантовая реальность, некий лимбус, – ответил Крис, не глядя на меня. – Первый уровень охранной зоны: все солдаты, или воины, которые гибли в боях, во времени и пространстве, попадают периодически сюда в виде энергетических структур.
– Но мне показалось, что они из плоти и крови, – удивился я.
– Так и есть, в некотором смысле этого слова: это долго объяснять, Странный. – Крис наморщился. – Вообще мало кто может пройти это препятствие, как ты сам, наверное, понял. Ты просто удивительно везучий сукин сын. Поэтому я и попросил твоей помощи.
Я не стал комментировать, как он начал просить эту помощь, и то, что дело не в моей везучести, а в том, что мне помогли монахи. Ведь они тоже являются хранителями этой части Горы. Но про них Крис почему-то не упомянул – может, не знал?
– Только лучшие воины охраняют Священную Гору, так говорилось в марсианской легенде, – вспомнил я.
– Так оно и есть, – кивнул наш Ангел.
– Хорошо, что я всего этого почти не увидела, – прошептала Ирина.
– Как это? – удивился я. – Где же вы шли?
– Я просто берег ее нервную систему, Странный, она нужна крепкой, – отозвался Крис. – Поэтому в особо опасных местах я вводил Ирину в состояние транса.
– А… – протянул я, наливая себе новую порцию.
Неожиданно поезд въехал в темный тоннель, и за окном стало черным-черно. Грохот колес усилился отраженным в тоннеле эхом.
Крис поправил очки и взглянул в окно.
– О, Врата Ганзир проезжаем, скоро наша, – сказал Крис с таким равнодушным спокойствием, словно размышлял – сдавать уже белье проводнику или еще нет.
– А можно вопрос? – попросил я с бокалом в руке.
– Давай, – вздохнул Крис.
– Вы не подумайте, пожалуйста, что я трушу… – начал было я.
– Все знают, что ты без башни, Странный, – отмахнулся Крис.
– А вот это ошибочное впечатление, – нахмурился я. – Очень даже с башней, и боюсь я всего часто. Вот и сейчас… – я замялся, – не то чтобы боюсь, так, чуть-чуть… А нельзя ли пеленг на бомбежку послать прямо возле самого входа, а потом сразу убежать?
– Нет, Странный, нельзя. – Крис усмехнулся. – На входе в командный центр находится настоящий портал нуль-транспортировки, устройство Древнейших, чтобы люди и материальные объекты могли перемещаться на большие расстояния. Так что давать пеленг перед этим порталом не имеет смысла. Понимаешь?
– Я так и думал, – в свою очередь вздохнул я, – где-то должна быть нестыковка…
– А потом, – продолжил Паттерсон, – портал активируется, только когда считает биоэнергетический рисунок Ирины.
– Хитро, – пробормотал я. – Ворота – отдельно, дом – отдельно.
– Тебя никто не заставляет, Странный, я просил тебя только проводить нас, – невозмутимо сказал разведчик-камикадзе.
– Эх, – вздохнул я, залпом опрокинув в глотку ароматную жгучую жидкость, – как сказал старинный летчик-философ Антуан де Сент-Экзюпери, «в действительности все совершенно иначе, чем на самом деле»…
– Это ты к чему? – Паттерсон слегка изогнул левую бровь.
– Это я к тому, – ответил я, наливая себе новый бокал, – что здравый смысл подсказывает мне с вами не ходить, – значит, я пойду.
– Я же говорил, что ты без башни, – усмехнулся Крис.
– Тебе, Крис, меня не понять, а объяснять долго, – ответил я и тут же выпил.
– Да где уж мне. – Крис поглядел на меня, как мне показалось с неким уважением и сочувствием. – Дэн, не налегай особо на спиртное…
Ирина молчала, глядя в свой планшет, но у меня было стойкое ощущение, что она боковым зрением или мозжечком внимательно слушает и наблюдает за нами.
– «Это есть наш последний и решительный бой!..» – негромко затянул я.
– О боже, – вздохнул Крис и вновь углубился в чтение.
Поезд продолжал ехать по тоннелю – за окнами царил мрак.
Я перестал петь, прервавшись на фразе «восстанет род людской».
Поезд продолжал ехать по тоннелю – за окнами царил мрак.
Я перестал петь, прервавшись на фразе «восстанет род людской».
– Крис, – позвал я, стараясь игнорировать Ирину взглядом, – скажи, а если затея не выгорит и мы погибнем зря?
Крис отложил книгу, стиснув зубы.
– Что значит «зря»? – Он нахмурился. – Если вдруг – подчеркиваю: вдруг – у нас ничего не выйдет, за нами придут другие. Придут обязательно – в «Пантеоне» многие за перемены… – Он опять вздохнул и вытер пот со лба, проступивший крупными каплями. – Но мы подготовились и сейчас очень неплохо – ракеты способны проникать на глубину более трехсот метров гранитных пород. Даже если они не достигнут цели непосредственно, возникнет мощное землетрясение и сдвиг пород. Оставшаяся часть панцерпехов, боевые роботы и верные люди из марсианских кланов, в общем все резервы, с максимальной скоростью появятся там… Древнейшие не смогут, при всех своих силах, справиться с натиском – все продумано… Даже при их способностях…
– Допустим, – кивнул я, наливая себе в бокал, мелко трясущийся под гулкий стук колес. – Но разве Древнейшие, эти чудовища со сверхспособностями, не ждут нашего появления? Разве они не в курсе, что мы миновали «санитарную зону» этой искусственной квантовой реальности? Ты, я, Ирина – мы смогли просочиться незамеченными? Вместе с твоими «Гепардами», панцерпехами?
– Хм… – Паттерсон вытянул губы, как давешняя лошадь. – Ты, Дэн, задаешь правильные вопросы… Жаль, что ответов на них у меня нет… Ирину так и не… хм… не попытались остановить – а ведь ключ-то она… Меня пытались останавливать… Да уж про тебя и не говорю… Они думают совсем не как мы. С их силами и возможностями они могли бы уничтожить нас уже давно. Тут ты прав – либо они готовят нам западню, что было бы смешно с их возможностями, либо, что скорее всего, в их презрении к людям они уверены, что дееспособная личность, даже хорошо подготовленная, их санитарной зоны не пройдет, с Ириной не договорится (а ведь Ирина должна добровольно пройти в портал), и, главное, не верят в то, что человек, со своими инстинктами, способен пойти на смерть, а тем более те, кто служит им… Да, конечно, они знают, что в «Пантеоне» произошел раскол, что Кожевников убит, а его бывшая жена с нами движется в сторону их штаба. Но, как мне кажется, и наша жизнь является зароком этого, – за долгие тысячелетия они настолько расслабились за стеной продуманных поступков и подчинения приматов типа «хомо сапиенс», что хоть и понимают нашу силу – уверены: мы бессильны перед ними. К тому же правители Земли полностью им подчинялись до последнего, а информация об их ликвидации просочилась внезапно…
– А ты не думаешь, Кристофер, – проговорил я захмелевшим голосом, – что нас уничтожат возле портала или сразу после?
Крис икнул – выглядел он при этом и величественно и комично. На лице была легкая гримаса: видно, ему не нравилось, что я назвал его полным именем.
– Самое опасное – это «перед», – ответил он тихо. – «После» – уже не принципиально: в мою нервную систему вмонтирован мощный пеленгатор – даже если меня убьют при выходе, сигнал я послать успею… И ваши передатчики – они подхватят волну… Мне не хотелось втягивать сюда твою Ирину, но она захотела в этом участвовать, когда узнала, за что погиб ее бывший муж… Понимаешь?
– Понимаю, – я скрипнул зубами, – все понимаю.… А что насчет «перед»?
– Перед? – Паттерсон приподнял брови. – А сейчас мы это узнаем… Я думаю, что хуже не будет… А, Странный?!
Он попытался хохотнуть, но вышло какое-то натужное карканье…
– Спасибо, обнадежил, добрый человек, – хмыкнул я. – План у тебя безупречный. Особенно учитывая предательство Лайлы, Дарби и уж не знаю кого там еще… Джованни встрял – зачем? К чему боролся за Древнейших Азиз? Или тот же самый Кожевников? У меня одна мысль сейчас – с вами я пойду по-любому, но разве не за эту крысиную возню и хаос нас презирают Древнейшие люди? Сила человечества в способности договориться, но не в беге наперегонки. А, Кристофер?
– Ты выпил слишком… – сказал он с жесткими нотками в голосе. – Отдыхай уже, я тебе все сказал…
– О’кей, – ухмыльнулся я. – Значит, будет у нас веселый день! А то я начал скучать уже, господин майор…
Меня трясло… Темнота прерывалась стробоскопным мерцанием, только оно было разной частоты… Господи… Когда же это все кончится!!! Я барахтался в кровавом бассейне… Это было как во сне или в бреду… Белая пена пузырилась, напоминая рвоту… Про запах я боюсь даже думать… Бульканье, громкий ритм барабанов… Мерцание белых лиц… Абсолютно белых… с синеватым оттенком кожи… Мертвые, беспомощные и гневные лица…
Куда девалось купе с Ириной и Крисом? Я не помнил… Был какой-то провал… Потом чернота… Потом всплеск… И этот кошмар… Я видел силуэты, склонявшиеся над другими силуэтами, – кто-то протыкал острыми ножами язык… кто-то выл… кто-то откусывал свои пальцы… крича от боли. Боже, хорошо, что мозг отказывается верить в то, что я вижу… Лица… манекены… Пластиковые тела… Смех и смерть… Лица… Голландец, Йорген, Сибилла… Скорцес… Лайла… Кожевников… «Ящер» – Андрей… Комод… Я увидел человека с окровавленным лицом: он занес нож над девушкой… У него были мои черты, а девушка напоминала Ирину… Мозг отключался и не мог этого осознавать – видно, заработали какие-то последние защитные барьеры… Я четко осознал – я умер… Умер давно… Еще на планете Земля – меня сбил автомобиль… Точнее, грузовое транспортное средство… Секунды… буквально секунды хрустели мои кости… Рвались мои сухожилия и лопались мои артерии с венами… Потом… Я словно взлетел над грязным, забрызганным серой пеной черно-белым рефрижератором… Потом… части тел на мостовой… стрела автокрана, торчащая в разодранной дверце кабины… Белая дряблая нога, свисающая на порожек грузовика… Над ней кусок позвоночника… Я думаю о Марсе… Об Аресе… Я невесом… лечу к другой планете… Я придумал себе игру: я – «Охотник» Марса… у меня «важное» задание… Я не умер – я спасаю людей… А вокруг летают светящиеся шары и шепчут что-то, от этого возникает тошнота, но… Блевать нечем… обморок так похож на смерть… Бессилие… Невесомость… Отшельник с насекомыми в бороде… Джей улыбается… Я парил над красной равниной… Господи… Как хорошо, что все кончается… Смерть… Ха-ха… смерть… Какая глупая мысль – смерть так прекрасна: без нее не было бы этого счастья… И этой суеты… Лошади? Почему я вижу их? Я знаю – я обречен… Я вхожу в колоннаду… Меня размазывает по асфальту… Я вижу орбиты планет… Психопат… Я – психопат… То есть человек, подверженный заболеванию мозга, с дисгармоничным складом личности, от которого страдают или сами больные, или общество… Я читаю книги… Мне выдавливают глаза… Сатана? Отец? Где вы?..
Передо мной задрожали блики – темно-бордовая вода доходила до колена… Вокруг меня сиреневым полумраком мерцал воздух, окруженный куполом ватной чернильной тьмы. Свечение постепенно угасало в вязкой дымке ночи, и куда бы я ни двинулся, я всегда был в конусе этого бледного нимба. На некоторых кромках моего комбеза, торчащих ремешках, застежках и краях ткани слабо светились голубоватые точки.
Я с легким плеском сделал два шага вперед – огоньки зашевелились, будто потревоженные насекомые. Это напомнило мне Огни святого Эльма[77].
Отчего-то при взгляде на воду меня начинало мутить. Осторожно шевеля ногами, я продвигался вперед, утешая себя тем, что выдержал очередную «волну» этого объекта. Я опять не свихнулся, я вновь жив и почти здоров… Правда, очень сильно устал, почти выдохся… Желания все исчезли… Мозг стал работать как-то иначе… Совсем иначе, нежели раньше. Если раньше – я сейчас озирался бы по сторонам, прислушивался к малейшему шороху, изучал бы ногами дно, хлопал бы в ладоши, чтобы по эху определить размер темного пространства зала и свою точку расположения (хотя с чего я взял, что это комната?), прикидывал бы шансы выживания и тактику при возможном боевом столкновении. А теперь я просто созерцал. Не то чтобы потерял чувство опасности или желание жить – просто я стал чувствовать совсем по-другому, словно это место изменило меня, как человека. А может, так оно и есть? Все эти воздействия? Они ведь влияют не только на психику, но и на физику организма… А количество излучений, которое я чувствовал на ментальном уровне Пастуха Глюков, вообще давало понять, что лучшей обители для плазмоидов и не найти.
Может, я и правда сам становлюсь глюком, как сказал Посейдон в одном из моих видений? Я не могу этого объяснить, но я четко знал, что сильно изменился за последний месяц. Я уже не тот пассажир шаттла, летящего на Марс, я уже не «земное недоразумение» и романтик марсианских пустынь. Я совсем не похож даже на того Охотника Странного, который ходил в рейд к земле Ноя. Я даже не тот Дэн, который бегал под «Нефилимами» у Башни. Я изменился так сильно, что даже не тот… Совсем не тот, который полюбил Ирину… И дело не в том, что я стал уставшим и циничным, и не в том, что развеялись мои романтические воззрения, и конечно же, упаси боги Марса, не в том, что я разлюбил Ирину или полюбил Криса и Дарби, смирился с потерями… Нет – дело вовсе не в этом: все, кем я был раньше, осталось во мне. Просто до этого я двигался по жизни линейно, вперед, напролом. День за днем, год за годом… Не знаю, как объяснить – по порядку и последовательно… А сейчас было ощущение, что именно в тот момент, когда был готов тронуться рассудком, я свернул на другие рельсы и, напротив, стал все очень четко и ясно видеть и понимать. Я видел жизнь, события ее прошлого и возможные варианты будущего, всех участников происходящих со мной событий и самого себя в общей массовке. Видел словно с высоты огромной горы… Я перестал быть последовательностью кадров киноленты, точнее, не перестал, а добавил к этой киноленте некоего человека, просматривающего эту киноленту, держа в своих руках, одновременно и принимающего участие в действии, и наблюдающего за ним. Это сложно уложить в слова, но ощущение было четким и однозначным – я изменился, я стал другим, хоть и остался собой.