– Скажи, достойный Острая Пуля, – спросил я, – они были такие?
Тот наклонился и присел рядом со мной, так что глазницы оскалившегося черепа смотрели прямо на меня. Он некоторое время глядел на мой рисунок, затем кивнул.
– Похожа, – кивнул он опять, – огонь здесь плюют…
Он показал узловатым пальцем на хвостовое оперение самолета.
– А в какую сторону полетели черные Харпазы? – спросил я, пытаясь справиться с охватившим меня волнением.
Острая Пуля поднялся и указал в сторону тонущей в облаках громады Олимпа.
– На Великую Гору, – вновь кивнул он убежденно. – Я смотреть на них – бояться быть проклятый: на Великой Горе есть Боги, и Демоны есть. Я все сказать Глаз Варана. Он говорил – надо ждать… Мы ждать одиннадцать солнц. И ты пришел… Зачем Пастух Глюка черный Харпаза?
– Я охочусь на них, ибо они посланники демонов, – процедил я сквозь зубы.
Все внезапно смолкли и воззрились на меня.
– На этот Харпаза нельзя охотиться, нельзя их есть, – с опаской, медленно произнес Острая Пуля в наступившей тишине. – Это дурной Харпаза: проклятие демонов в тебя попасть…
– Он не боится проклятия, – вступился за меня Глаз Варана, – он Пастух Глюков, Великий Воин, Острая Пуля.
– Да и есть я их не собираюсь, – сказал я, глядя на то, как из палатки вышла такая же раскрашенная и татуированная, как и все, девушка, держа в руке кусок стальной трубки с приплюснутым кончиком, на котором тлел огонь. Только волосы ее на голове не были выбриты, а скручены в грязно-рыжие жгуты и свернуты бубликом.
На лбу ее висела маленькая микросхемка с припаянным к ней жидкокристаллическим экранчиком, на котором светились цифры, означающие местное время и уровень радиации.
– Возьми курить с нами, – поклонился Острая Пуля. – Ты Великий Воин, и мы будем сильнее, когда вместе курить…
Девушка поклонилась в пояс и протянула трубку мне, как гостю.
Я для проверки слегка потянул носом – запах был дразняще-ароматным, каким-то вязким. Это явно был табак, но с примесями.
С легким поклоном принял я Трубку Клана, и когда затягивался этим терпким и густым дымом, искренне надеялся, что в составе этого зелья нет каких-нибудь веществ, которые выдерживают только мутанты.
После того как я выдохнул и передал трубку Острой Пуле, Глаз Варана, уже державший в руке прокопченную лепешку, отломил от нее кусок и протянул его мне, словно дым надо закусывать, – я было поднял руку, но он поднес хлеб к моему лицу. Я понял, что надо есть из рук, и осторожно взял губами подношение Слышащего Богов.
Потом по кругу пустили каменную кружку с каким-то пойлом, выточенную довольно прилично. Пойло отдавало слегка керосином, и что-то скрипело на зубах – наверное, песок.
Я чувствовал себя как гончая собака, напавшая на след: одиннадцать дней… А я был в отключке дольше – значит, и у Криса не так все гладко. Или же истребители искали меня. Хотя это для них слишком рискованно – уж больно заметная и необычная техника для Марса.
Спустя минут десять за каменную ограду пришли другие жители лагеря. В бочку подлили немного мазута и кинули несколько промасленных пучков травы. Раздалась какая-то ритмическая музыка, и я удивился: звук явно был искусственного происхождения и немного «плавал» по тембру, отчего синтезатор, казалось, гнусавил.
Наконец я разглядел среди пестрой толпы освещенных неровным светом костра людей одного человека, сидящего на пустом пластиковом ведре, который держал на коленях что-то вроде музыкальной приставки, к которой был приделан дисплей и железная ручка генератора питания. Он крутил ее, словно взводил механическую пружину древней шарманки.
Несколько человек запели на империо, как мне показалось, перемежая его испанскими словами и выражениями. Испанского я не знал, но песня в общих чертах сводилась к тому, что когда-то их праотцы и праматери прилетели сюда с неба, и тогда их называли Сынами Неба. Их же родители поселились на Великой Горе до неба. Потом же на Великую Гору поднялись демоны из подземных пещер, чтобы тоже воцариться на небе, и была Великая Битва. И все воины Сынов Неба, защищая своих родителей, пали в бою, а основателей их рода демоны окружили кольцом на вершине Горы. Победить они их не могли, но и спуститься к погибшим детям не давали. Тогда Великий прародитель их народа Гунн-Шу, или Ганн-Шатии, покровитель воинов, нашел в пещере горную крысу, вскочил на нее верхом и, разбежавшись по Горе, спрыгнул вниз с одного из утесов, стремясь перепрыгнуть орды демонов, окруживших вершину. Напрасно предводитель Сил Зла Гада-Мука метал в него молнии – прилетели Сияющие Шары и закрыли Гунн-Шу, отразив все молнии повелителя демонов. Гада-Мука решился на отчаянный шаг – он собрал силу всех своих демонов и, отломив один из своих острых клыков, бросил его в Гунн-Шу. Зуб демона пролетел сквозь Сияющие Шары и, едва коснувшись отца Сынов Неба, обратил его в камень. Так и рухнул Гунн-Шу в долину, будучи уже глыбой камня. Но гигантская любовь, которая была у него к своим детям, не умерла, а так и осталась в этом камне. Упав меж мертвых тел воинов своего народа, окаменевший Гунн-Шу отдал всю любовь тем, кто был ему так дорог, и все павшие воскресли и восславили отца своего. Вот тогда и назвались они народом Одинокого Камня. С тех пор говорят, что в камне есть душа, а окаменевший Гунн-Шу так и стоит в долине верхом на своей верной крысе, но найти этого застывшего отца может только воин с чистой душой…
Я где-то слышал нечто подобное на Марсе и в более подробном виде, эта легенда напоминала сильно искаженные мифы индуизма. Наверно, как-то срослись два поселения – одно индийское, другое испанское, откуда и вышел этот винегрет.
Сердце мое дало о себе знать тяжелым импульсом боли – я вспомнил, как Ирина с интересом изучала и записывала все местные обычаи… Наверняка она сейчас бы…
В это время Глаз Варана сделал повелительный жест какой-то молодой черноволосой девушке и кивнул в мою сторону. Она немедленно подбежала ко мне, покачивая молодой грудью с темными сосками – у Одиноких Камней не в почете были лифчики.
Девушка присела рядом со мной, тут же, словно по команде, положив мне голову на колени. В ноздри ударил щекочущий аромат ферамонов и… запах немытого тела, пополам с копотью…
Я кивнул, сделав вид, что не произошло ничего существенного, но внутри все бурлило. Я хотел ехать дальше – и в то же время боялся показаться невежливым: по всей вероятности, почести, оказываемые мне, доставались не каждому гостю. Любопытно, а есть у этой девушки хвостик? – мелькнула в голове идиотская мысль.
Только после того как музыка стихла и люди стали переговариваться, я осмелился задать вопрос предводителю Одиноких Камней.
– Скажи мне, Слышащий Богов, – сказал я, затянувшись сигаретой. В голове моей приятно зашумело после Трубки Клана – видать, были там какие-то бодрящие травы.
– Все, о чем знаю, Пастух Глюков, – кивнул тот с достоинством, моргнув третьим белесым веком.
– Ты мудр и многознающ, – продолжал я с легким поклоном. – Скажи, не ведомо ли тебе, где могут вить гнезда такие черные Харпазы демонов? Где на Великой Горе может быть их логово?
Я весь превратился в слух, хоть и сомневался, что эти люди могут мне сказать что-то важное.
Глаз Варана вздохнул, закатив глаза и слегка прикрыв полупрозрачные веки. Так он застыл, будто впал в глубокую медитацию.
– Я много знаю, Пастух Глюков, ты прав, – наконец изрек он медленно, не раскрывая глаз. – Но я никогда не поднимался высоко на Великую Гору. Она необъятна, как Небо, она и держит небо со звездами, чтобы те не упали нам на головы, ты должен и сам это знать…
– Конечно, знаю, – убежденно кивнул я, – но испокон веков миру демонов высшими богами – Теми, Которые – было запрещено вторгаться в мир людей. А сейчас твой воин видит спокойно летящих гигантских черных Харпазов, которые похитили мою жену, не сделавшую ничего дурного. Они хотят войны, и я должен их остановить – иначе мир перевернется…
– Да… – протянул старик. – В пророчестве Гунн-Шу говорится о том, что мир изменится и сущее рухнет, но придет избранный Воин Света, который сможет переломить ход Большой Битвы за Гору. Ты уверен, что именно тебя избрал Гунн-Шу?
– Я иду по велению сердца, – ответил я, помедлив: как на минном поле, я боялся сказать что-то лишнее. – Если мою жену забрали на Великую Гору, значит, они ждут, что я приду за ней…
– В твоих словах есть прожилка слюды истины, – кивнул Слышащий Богов.
Он вновь помолчал, словно взвешивая все «за» и «против», будто решался – сказать мне или не стоит оно того.
– Ровно посреди Великой Горы, там, где давным-давно демоны окружили богов, – заговорил Глаз Варана глухим голосом, – в том месте, где прыгал с утеса Гунн-Шу верхом на своей крысе, стоит на склоне Город Змей. Опоясан он округ гигантской каменной змеей, кусающей себя за хвост. Когда Гунн-Шу вышел на утес и стал готовиться к прыжку, огромный змей Наггат выполз на поверхность, потревоженный шумом битвы и самим Гунн-Шу, который спускался за священной крысой в пещеру.
Наггат бесшумно подполз к Гунн-Шу, пока тот обозревал поле битвы и готовился к прыжку, и уже раскрыл свою пасть величиной с пещеру, чтоб ужалить отца Сынов Неба. Но его верная крыса учуяла врага, и как только Наггат собрался ужалить Гунн-Шу, она ловко перекусила ему шею. Голова змея осталась лежать возле утеса, а хвост так и остался свернут кольцом вокруг того места, где стоял Гунн-Шу. Тело мертвого змея окаменело с годами. И после гибели нашего бога, воскресившего Сынов Неба, ставших Одинокими Камнями, боги и демоны сошлись для разговора. Они решили, что никто из них не уступит, но и не захватит Гору. А для того чтобы договор соблюдался, внутри кольца мертвого змея решено было сделать крепость, в которой служили бы самые лучшие воины. Они должны были молиться и богам и демонам, да и следить: не нарушит ли кто из них договор? На утесе, с которого прыгал Гунн-Шу, поставили сторожевую башню, с которой можно видеть и мир демонов и мир богов. С этой башни ты и увидишь, куда отнесли черные птицы твою жену…
День я переждал в одной из многочисленных пещер Ломтя Сыра. Даже палатку ставить не пришлось. Я нашел самый уютный, самый сухой и безопасный грот на некотором возвышении от поверхности. Мы с Белым вполне уместились в нем, повыгнав оттуда летучих мышей при помощи резонатора.
Я проснулся еще ранним вечером, как ни странно, выспавшийся и свежий, хоть мне и казалось, что спал я плохо и мало.
Наскоро перекусив, мы отправились в дорогу.
Пригороды Лихоторо-Сити начинались постепенно. В основном это были небольшие поселки рядом с дорогами, которые лепились у подножия каменистых холмов. Между этими холмами были построены стены, перегораживающие проезд и защищающие поселения.
К трем утра я прошел шесть блокпостов, и нигде мой жетон не вызвал ни малейших подозрений со стороны народной милиции и даже паладинов, которые часто шли работать в деревни в качестве наемников.
Еще до наступления утра я любовался высокими зданиями, даже трубами и вышками связи – словом, сотнями построек, которые возвышались над приземистыми камнями. Город, утопавший в легкой ночной дымке, сиял тысячами огоньков, прожекторов, окон и фонарей. Вновь раздавался гомон голосов, отражающийся между камнями, к которым уже лепились разнообразные лабазы, лавки, просто жилые лачуги различнейших форм и материалов.
Наконец мы с Белым заняли очередь возле последней преграды. Это была каменная стена с надписью, которую даже подсвечивали, не жалея электричества: «Лихоторо-Сити, юго-западный округ, районы 17, 18, 19, 20. Добро пожаловать! Блокпост № 14. Готовьте заранее жетоны и входную пошлину».
Приближался Ракетный Сезон, и тысячи Охотников, фермеров и просто жуликов стекались в столицу с целью урвать свой кусок материальных благ марсианской жизни.
Суета была какая-то праздничная. Не знаю, как объяснить, но в Персеполисе было совсем другое ощущение, хоть, наверное, мало чем отличалась эта публика от той. Может, просто людей было больше? Или они все же были БОЛЕЕ разными, нежели в кратере Персеполис? Большой город – его чуешь издалека. Может, просто огромный букет новых запахов? Может, больше суеты?
Раздавались многоголосые гудки электромобилей, грузовиков, фыркали, топали и пахли животиной множество верблюдов и свиноконей. Скрипели повозки. Чадила гарью горящая помойка, а в оцинкованных бочках росли невысокие деревья.
Я уплатил за вход, зарегистрировал жетон при проходе в ворота – и… Вот я в городе.
Сразу бросалось в глаза обилие света: фонари разных форм, а что добивало своим расточительством и роскошью – так это множество цветных гирлянд прямо на улицах, аккуратно мощенных шлифованными камнями.
Ох… Не так я себе представлял встречу с Лихоторо… Совсем не так – здесь уместнее было идти рядом с отдыхающими, и чтобы на Белом сидела хрупкая фигурка в оранжевом комбезе…
Я стиснул челюсти, стараясь концентрировать внимание на красивых узорчатых тенях крон уличных деревьев, которые в искусственном свете казались совершенно нереальным видением из детских снов. Втоптанные в пыль окурки и полированные гранитные клумбы – я не переставая что-то подмечал, пока наконец не встряхнулся, взяв себя в руки, и не подошел к ближайшему патрульному милиционеру уточнить дорогу, которую я и так знал.
И вот я сижу в седле Белого, в центре какой-то довольно компактной и милой площади. Вокруг снуют люди, сияют вывески магазинов и кабаков. А я пытаюсь сосредоточиться, чтобы не раствориться в этой суете и бурлении. Только что у меня был культурный шок – я видел фонтанчик с питьевой водой!
Продолжаю концентрироваться на своих целях и задачах, поэтому сосредоточенно курю. Напротив меня возвышается крашеное бетонное здание с ажурными решетками на окнах. Табличка над черной металлической дверью гласит: «Управление внутренних дел юго-западного округа Лихоторо-Сити. Начальник милиции. (И ниже.) Старший офицер-координатор 44-й роты Космического Десанта. Прием граждан ежедневно с часа ночи до четырех утра. Выходной – воскресенье».
Я продолжаю пускать из-под забрала шлема табачный дым и изучать белые буквы на синем пластике.
Я выделяюсь в суете улицы своей статичной позой и созерцанием. Наконец меня замечает дежурный из будки рядом с дверью.
Он румяный, веселый, гладко выбрит, с модной эспаньолкой. Он закуривает сигарету и медленно подходит ко мне.
– Что, парень, никак не решишься во всем признаться? – говорит он с усмешкой на холеном лице. – Пойдем, провожу: облегчишь душу – самому лучше станет! У нас и адвокаты бесплатные, присяжные там всякие, а уж кормят в тюрьме!.. Хоть самому садись!
Я спрыгнул с седла и небрежным жестом кинул ему поводья Белого. Он рефлекторно поймал их и, нахмурясь, вопросительно поглядел на меня.
– Ты меня убедил, брат, – сказал я, затягиваясь сигаретой. – Пойду сдаваться! А животинку мою припаркуй рядышком – я скоро вернусь.
Метнув сигарету в стоящую неподалеку урну, я под недовольный взгляд милиционера решительно направился к черной металлической двери.
– А кто верблюда моего потравил – так я знаю, вот те крест, знаю! – кричала тучная женщина. – Сосед мой, Борис! Это его морда наглая…
– Тихо, гражданка, что вы шумите. – Начальник милиции выглядел невыспавшимся. – Анализы послали в лабораторию – там реактивы кончились, на следующей неделе будут…
– Давайте я вам заплачу, – неожиданно понизив голос, предложила она. – Купите этих реактивов и сделайте уже этот анализ… Я так любила Джерри!.. Это что же получается? Он напакостил, этот Борис…
– Гражданка, что вы такое предлагаете? – Тот нахмурился.
Я стоял, облокотившись о потертую конторку, и ждал своей очереди. На заднем фоне милиционер с нашивками прапорщика отчитывал секретаря-курсанта.
– Это до какой же степени надо охренеть, – сдавленно шипел прапор. – Ты сам-то это прочел???
– Там все по правилам… – пытался оправдываться курсант.
– По правилам?! Ты послушай сам, недоразумение ты генетическое! «Будучи доставлен в отделение милиции, гражданин Свободных колоний Ганаев по прозвищу Хобот продолжал хулиганить и ударил ногой прапорщика милиции Кена Миллера в область полового органа, причем с последнего слетела шапка…» Ты про что писал, идиот?..
Я оглянулся по сторонам, но никто даже не улыбнулся.
Наконец после нескольких томительных минут, попросив гражданку подождать его в кабинете, начальник воззрился на меня.
– Тебе чего надо? – вздохнув, спросил он.
– Здравствуйте, – сказал я с расстановкой.
– Здравия желаю, – казенным тоном ответил он.
– Мне бы адрес одного человека узнать, – сказал я. – И так, осмотреться… Может, какую гостиницу посоветуете…
Его потухшие еще секунду назад глаза округлились, и он, вскинув брови, поглядел на меня в упор.
– Слышь, Охотник, – возмущенно спросил он, – а ты адресом-то не ошибся? Это Управление внутренних дел! Это не адресное бюро и не богадельня! Давай гуляй…
Я молча положил перед ним на стол свой жетон-удостоверение.
– И чего я должен делать? – Он указал обеими руками на мой жетон, будто это была дохлая крыса.
– Просканируй в режиме «Ку-два», – невозмутимо посоветовал я.
Он, продолжая буравить меня взглядом, будто был потрясен моей наглостью, снял с пояса универсальный КПК, покачал головой и, переведя в заданный режим, небрежно провел сканером по моему жетону. Поглядев краем глаза на экран, нахмурился, пошевелил беззвучно губами, а потом вновь поглядел на меня, но уже гораздо более любезно.
– Слышь, разведка, а чего ты ко мне-то пришел? – Он немного виновато развел руками. – Вон в соседнем крыле паладины сидят, так пускай они…
– Ну, надо мне, майор. – Я для убедительности тяжело вздохнул. – Так не пошел бы тебя дергать, конечно…