Кроме всего прочего, поисковой командой в его логове был найден толстенный фолиант, многостраничная книга, скорее даже не книга, а инкунабула, изготовленная явно типографическим способом, содержащая текст на незнакомом языке и множество чертежей и рисунков, изображающих различные механизмы, приспособления и самодвижущиеся машины. Часть пустых страниц в конце инкунабулы была заполнена от руки. По предположению исследователей она (означенная часть) является своего рода дневником, который год за годом вёл последний живой мертвяк вплоть до своей поимки.
Именно этот артефакт и был назван неким учёным-остряком «Великой книгой зомби», имея в виду то, что в ней хранятся все знания, накопленные за весь период существования зомболизации, от момента возникновения и до момента полного исчезновения. Так ли это на самом деле — судить не мне. Пусть каждый решает эту дилемму для себя самостоятельно.
А нам же, в заключение, остаётся добавить, что саму «Великую книгу зомби» любой желающий, интересующийся нашим трагическим прошлым, может увидеть в музеуме Института прикладной антропологии, в Отделе биогенных катастроф и приобрести, по желанию и за умеренную плату, копию артефакта в печатном, либо в электронном виде.
Первый и последний снег
В самой середине лета, в июле месяце, невесть откуда взявшийся ледяной ветер притащил с севера холодную серую тучу. Серая туча заволокла небо, от края до края, от горизонта до горизонта и не было в ней ни разрыва, ни просвета, будто пепельноцветный саван (нет, про саван, пожалуй, ещё говорить рано), будто серую кисейную накидку набросили на зеркало. Ветер стих, лазоревки больше не пели в зарослях сирени, бабочки упали в траву и там затаились, сложив крылья, муравьи скрывшись в муравейниках, принялись закрывать ходы и лазы, как делали это обычно перед наступлением зимней поры, кошки разбежались по чердакам, собаки забились под крыльцо. Люди выходили из домов на улицы, всматривались в серое небо и спрашивали друг у друга, что случилось с погодой. Никто из них не мог точно ответить на этот вопрос, поэтому они стояли и ждали, что случиться дальше, но вокруг ничего не происходило, ни страшного, ни нестрашного. Люди успокоились и разошлись по домам, говоря: «мало ли что твориться в природе». И как только двери за ними закрылись, с неба посыпался снег.
В самой середине лета, в июле месяце, невесть откуда взявшийся ледяной ветер притащил с севера холодную серую тучу. Серая туча заволокла небо, от края до края, от горизонта до горизонта и не было в ней ни разрыва, ни просвета, будто пепельноцветный саван (нет, про саван, пожалуй, ещё говорить рано), будто серую кисейную накидку набросили на зеркало. Ветер стих, лазоревки больше не пели в зарослях сирени, бабочки упали в траву и там затаились, сложив крылья, муравьи скрывшись в муравейниках, принялись закрывать ходы и лазы, как делали это обычно перед наступлением зимней поры, кошки разбежались по чердакам, собаки забились под крыльцо. Люди выходили из домов на улицы, всматривались в серое небо и спрашивали друг у друга, что случилось с погодой. Никто из них не мог точно ответить на этот вопрос, поэтому они стояли и ждали, что случиться дальше, но вокруг ничего не происходило, ни страшного, ни нестрашного. Люди успокоились и разошлись по домам, говоря: «мало ли что твориться в природе». И как только двери за ними закрылись, с неба посыпался снег.
- Удивительное дело, - ворчали хозяйки, - снег в середине лета. Что станется с нашим урожаем?
- Ракеты, - авторитетно заявляли мужья — всё зло от ракет. Ракеты дырявят небо, пробивают озоновый слой, защищающий землю от ультрафиолетового излучения и губят природу.
- Тогда не забудьте про самолёты, дизельные локомотивы, автомобили, трактора, мотоциклы, скутеры и мопеды, - напоминали отцам их взрослые дети.
- Полезные ископаемые, добыча нефти и газа, вырубка лесов в Амазонии, - вторили сыновьям соседи.
- Ракеты, главное — ракеты, - кричали мужья, - всё зло от ракет!
- Самолёты, выхлопные газы, синтетические масла, химия, - перечисляли взрослые сыновья.
- Атомные станции, - перебивали их соседи.
- Наши цветы, наш урожай, - причитали жёны, - наша клубника, наша малина!
- Не волнуйтесь, - говорили свояки, - это обычная атмосферная аномалия. Иногда даже в Сахаре идёт проливной дождь.
- Верно, верно, - щебетали свояченицы, - разве мелкие неприятности могут испортить нам праздник? Давайте купим вино, достанем из холодильников мороженое, напечём разных вкусностей и устроим праздник.
- Нам надо работать, - бурчали мужья, собираясь. Представляете, одевать летом пальто и калоши?
- Какие калоши? - злились жёны, - вы никогда не носили калош.
- Ну, тяжелые зимние ботинки, - говорили мужья, - тяжелые зимние ботинки на толстой рельефной подошве, с меховым подкладом. Или зимние полусапожки и толстые шерстяные носки. В самой середине лета?
- А что делать нам? - причитали хозяйки, - если наш урожай погибнет. Что будем закатывать в банки мы по осени? Что будем мы шинковать, чистить, резать и посыпать солью? Что будем мы варить, смешивая с сахаром, если яблоки, груши в наших садах так и не созреют?
- В крайнем случае, купите их в магазине, - отвечали мужья, вытаскивая из стоек для зонтов консервативные английские зонты.
- Мы ушли, - предупреждали мужья, громко хлопая дверями.
Они выходили на улицы и цепочка следов отмечала их путь от дома до работы, или от дома до автобусной остановки, или от дома до гаража.
Снег всё сыпал и сыпал из серой тучи, то мелкой сухой крупой, то мокрыми большими хлопьями, устилая землю, мостовые, крыши домов ровным белым слоем и не собирался таять.
Так продолжалось не день и не два: сутки за сутками, неделю за неделей, месяц за месяцем шёл снег и не только над городом, снег шёл во всём мире: серая туча нависала над Сахарой, Гоби, Каракумами, Ордосом, Мохаве, снегом покрывалась Азия, Африка, Австралия, Европа и Америка. Снег был везде и его становилось всё больше и больше и люди уже не справлялись с его уборкой, люди прятались по домам, а дома заносило снегом и дома превращались в ловушки, в которых люди медленно умирали от голода.
А снег всё падал и падал, белым смертным саваном застилая пространства вокруг... Первый и последний снег.- Удивительное дело, - ворчали хозяйки, - снег в середине лета. Что станется с нашим урожаем?
- Ракеты, - авторитетно заявляли мужья — всё зло от ракет. Ракеты дырявят небо, пробивают озоновый слой, защищающий землю от ультрафиолетового излучения и губят природу.
- Тогда не забудьте про самолёты, дизельные локомотивы, автомобили, трактора, мотоциклы, скутеры и мопеды, - напоминали отцам их взрослые дети.
- Полезные ископаемые, добыча нефти и газа, вырубка лесов в Амазонии, - вторили сыновьям соседи.
- Ракеты, главное — ракеты, - кричали мужья, - всё зло от ракет!
- Самолёты, выхлопные газы, синтетические масла, химия, - перечисляли взрослые сыновья.
- Атомные станции, - перебивали их соседи.
- Наши цветы, наш урожай, - причитали жёны, - наша клубника, наша малина!
- Не волнуйтесь, - говорили свояки, - это обычная атмосферная аномалия. Иногда даже в Сахаре идёт проливной дождь.
- Верно, верно, - щебетали свояченицы, - разве мелкие неприятности могут испортить нам праздник? Давайте купим вино, достанем из холодильников мороженое, напечём разных вкусностей и устроим праздник.
- Нам надо работать, - бурчали мужья, собираясь. Представляете, одевать летом пальто и калоши?
- Какие калоши? - злились жёны, - вы никогда не носили калош.
- Ну, тяжелые зимние ботинки, - говорили мужья, - тяжелые зимние ботинки на толстой рельефной подошве, с меховым подкладом. Или зимние полусапожки и толстые шерстяные носки. В самой середине лета?
- А что делать нам? - причитали хозяйки, - если наш урожай погибнет. Что будем закатывать в банки мы по осени? Что будем мы шинковать, чистить, резать и посыпать солью? Что будем мы варить, смешивая с сахаром, если яблоки, груши в наших садах так и не созреют?
- В крайнем случае, купите их в магазине, - отвечали мужья, вытаскивая из стоек для зонтов консервативные английские зонты.
- Мы ушли, - предупреждали мужья, громко хлопая дверями.
Они выходили на улицы и цепочка следов отмечала их путь от дома до работы, или от дома до автобусной остановки, или от дома до гаража.
Снег всё сыпал и сыпал из серой тучи, то мелкой сухой крупой, то мокрыми большими хлопьями, устилая землю, мостовые, крыши домов ровным белым слоем и не собирался таять.
Так продолжалось не день и не два: сутки за сутками, неделю за неделей, месяц за месяцем шёл снег и не только над городом, снег шёл во всём мире: серая туча нависала над Сахарой, Гоби, Каракумами, Ордосом, Мохаве, снегом покрывалась Азия, Африка, Австралия, Европа и Америка. Снег был везде и его становилось всё больше и больше и люди уже не справлялись с его уборкой, люди прятались по домам, а дома заносило снегом и дома превращались в ловушки, в которых люди медленно умирали от голода.
А снег всё падал и падал, белым смертным саваном застилая пространства вокруг... Первый и последний снег.
Караваев и улитка
На стене одиноко висело объявление: «Продаётся улитка. Большая. Не ахатина африканская (гигантская)». И номер домашнего телефона на надрезанных гребёнкой лоскутках бумаги. Караваев развеселился. Улиток он видел с детства, а повзрослев и занявшись бизнесом, даже попробовал. Во французском ресторанчике и не дома, а в самой что ни на есть Франции. С видом на Эйфелеву башню. Конечно, улиток можно было попробовать и дома, благо в его родном городе с начала нулевых имелся свой французский ресторан, в который виноградных улиток привозили самолетами в живом виде прямо с их исторической родины, потому что это были французские виноградные улитки, собранные на виноградниках Прованса, как дежурно шутил шеф-повар ресторана месье Пьер, лично вынося счастливчику дежурное блюдо от шефа. В действительности же, улиток завозили из Калинградской области, где их разводили в промышленных масштабах специально для продажи в рестораны и на нужды фармацевтической промышленности. Таким образом, настоящие французские улитки были фальшивы насколько, насколько был французом месье Пьер. Правда, знали об этом немногие, но Караваев относился к числе тех, кто был приобщён к тайне, через друга лучшего друга зятя сестры Караваева Андроники, который, друг друга лучшего друга зятя сестры, непосредственно занимался поставками этих самых калининградских виноградных улиток во все рестораны французской кухни родной караваевской и примыкающей к ней области.
- Что значит гигантская? - задался вопросом Караваев, машинально отрывая бумажный лоскут с телефонным номером. Улитки, которых он видел, размерами никогда не превышали трёх-четырех сантиметров. - Надо бы поискать в интернете эту самую, как там её? - Караваев перечитал объявление, - африканскую ахатину. Он черканул в записную книжку название улитки и заложил страницу сорванным бумажным лоскутом для памяти.
- На работу, Виталий Константинович? - водитель Жора предупредительно распахнул заднюю дверцу лимузина.
- На работу, Георгий, - сказал Караваев, обречённо бросая сумку на сиденье. Куда ещё, кроме как на работу?
Жора индифферентно промолчал.
Вечером, после двадцати одного ноль ноль, Караваев отпустил водителя Жору домой, а сам поехал к сестре «вечерять». «Вечерять» означало ужинать в семейном кругу. Сам Караваев был холост и жениться в обозримом будущем не собирался. В прошлом он был неудачно женат. Брак продлился полтора года и расстались они с женой по взаимному согласию, без обид и сожалений, благо, что детей в этом кратковременном союзе не нажили. Бывшая жена вскоре благополучно связала себя повторным браком, а Караваев уехал на «севера», чтобы заработать «большие» деньги или за «длинным рублём». «Длинный рубль» или «большие» деньги, мыслились ему тугими новенькими пачками купюр, туго перетянутых крест-накрест бумажными банковскими ленточками, оттягивающие карманы брюк и хруско шелестящие при пересчёте. В пачках были исключительно пятитысячные купюры, общей суммой не меньше миллиона рублей. Караваев заранее планировал купить хорошую машину, а оставшиеся от покупки деньги без сожаления просадить на курортах Черноморского побережья, куда намеревался отправиться на своём свежеприобретённом автомобиле. Да простит меня внимательный читатель, если таковой найдется, обнаруживший ненароком гнетущее однообразие в личной судьбе главных героев. Все они холостые, да разведённые, все с неустроенной личной жизнью, все бездетные, пусть и порой вполне успешные внешне. Объясняется такое унылое постоянство достаточно просто. Женатого мужчину труднее отправить в далекое путешествие, заставить ввязаться в сомнительную авантюру с неясным результатом, отказаться от выгодного места и рисковать деньгами, карьерой и здоровьем. Нет, конечно, в жизни встречается множество мужчин, отцов семейства, по роду своей деятельности или в силу характера и сложившихся обстоятельств вынужденных длительное время находиться вдали от семьи (в широком спектре от космонавтов, моряков, дальнобойщиков до банальных алиментщиков, то есть особей мужского пола, скрывающихся от уплаты обязательных выплат на содержание ребенка, иначе — алиментов), но жизнь настоящая и жизнь выдуманная соотносятся также, как натуральная осетровая икра и икра искусственная, изготовленная из куриных яиц, молока, желатина, мяса ценных пород рыб, соответствующего органического красителя, красного или чёрного и соевых добавок. В том смысле, что... ну, вы меня, надеюсь поняли.
Посему, будет у нас Караваев одинокий холостяк. Одинокий и богатый. Опять же, почему богатый? Он мог бы быть одиноким и небогатым, и даже не небогатым, а попросту нищим, перебивающимся случайными заработками или живущим скромно на маленькую зарплату, едва хватающую от выплаты до выплаты, отчего ему приходилось часто, давя в душе закипающую злобу и переступая через попранную гордость, столоваться у родной младшей сестры, стойко вынося иронические взгляды и насмешливые реплики сестриного мужа относительно его, караваевского, хронического безденежья, помноженного на неспособность устроить своё неприкаянное бытие. Потому что социальная опция «быть богатым» есть необходимое (настоятельное) условие в рамках конструируемого и постулируемого рассказчиком сюжета. Проще говоря — для исполнения задуманного Караваев должен быть богатым. Не Крезом каким-нибудь, входящим в топ-сто миллиардеров по версии журнала Форбс, а обычным таким, среднестатическим середнячком, с чистым доходом в один-пять миллионов (мало?), ладно в пять-десять миллионов американской валюты в год.
Дверь открыл Аркадий, муж сестры Караваева Андроники, в роскошном белом махровом халате, с гостиничным логотипом, шитым золотой нитью на бархатной синей подложке. Гостиница была европейская, дорогая, из сети дорогих европейских гостиниц, отличающихся изысканностью обстановки и заботливым, почти домашним сервисом. Аркадий не занимался бизнесом, и жена его, сестра Караваева, не была бизнес-вумен, а гостиничный сертификат, с недельным проживанием в королевском люксе был подарком Караваева к свадьбе, и халат не был захвачен постояльцами по случаю при отъезде (читай, украден), а подарен ви-ай-пи клиентам официально (вручён с пожеланиями счастья и поздравлениями по поводу бракосочетания), в количестве семь штук (комплектом, семь штук уютных, легких, мягких, воздушных халатов, отдельно мужским, отдельно женским), упакованным в удобную сумку на застёжке-молнии и с непременным логотипом гостиничной сети на выпуклых сумочных боках. Волосы у Аркадия были мокрыми и взъерошенными, на шее дремлющим питоном висело махровое полотенце, неблагонадёжной радужной окраски.
- Сева, - сказал Аркадий, энергично улыбаясь, - заходи!
Аркадий практиковал североамериканский подход к жизненным реалиям, перипетиям и невзгодам, состоящий из двух нехитрых аксиоматических частей: у меня «всё o'kay» и «всё all right», сопровождаемый направленной вовне зверской аффектированной (насквозь лживой, определял про себя Караваев) улыбкой, от которой на улице в панике разбегались кто куда домашние и бесхозные собаки и злобно шипели в спину сидящие на скамейках у подъездов старушки-пенсионерки.
- Я в душе, - сообщил Аркадий, набрасывая на волосы полотенце и по дуге отклоняясь вправо по коридорчику к полуоткрытой ванной комнате. - Не скучайте без меня!
- Вот ещё! - из кухни выплыла сестра Караваева Андроника, получившая имя в честь басилевса империи Ромеев (восточной римской империи, Византийской империи) Андроника I Комнина[2], правившего с империей с 1118 по 12 сентября 1185 года (см. Википедия, статья «Андроник I Комнин»), последнего из рода Комнинов и предка династии Великих Комнинов, императоров Трапезундской империи.
- Похристосимся, братишка, - ласково сказала Андроника и близкие кровные родственники, по старому русскому обычаю трижды поцеловались в щёчки, обнявшись, опять же по-братски или по-сестрински, смотря с какой точки зрения глядеть на эти традиционные объятья-поцелуи.
- Снимай ботинки, тапочки под вешалкой.
- Я помню, сестрёнка.
- В этом и заключается шарм хлебосольной хозяйки — вежливо напоминать гостям о правилах приличия.
- Так я не гость, сестрёнка, если ты не забыла.
- А на тебе я тренируюсь, братик.
- Коварная. Где племяшки?
- Младшая смотрит мультики наверху. Старшая читает.
- Читает? Ух ты!
- Дети, бывает, тоже читают.
- Не представляю. Разве только смски.
- Ты удивишься, братик. Книги. Бумажные, - и сестра изобразила руками как перелистывают страницы бумажных книг.
- Надо это посмотреть, - немедленно загорелся желанием увидеть процесс чтения молодежью проверенного веками информационного гаджета.