Хосров склоняется к ней и благоговейно целует землю у ее ног.
И после этого свадьба.
И конец поэмы?
Ничего подобного. Низами понимает, что эта поэма не может кончиться идиллией.
Счастье Хосрова и Ширин длится недолго: над шахом висит проклятие предательства — смерть Ферхада. И Низами не может простить ее Хосрову.
Хосров изменился, он старается мудро править страной, он приближает к себе ученых, он забывает о пирах и забавах. Страна благоденствует.
Но рок неумолим. У Хосрова подрос сын от Мариам, его зовут Шируйе. И Шируйе безумно полюбил мачеху. Еще один зловещий поворот судьбы.
Шируйе ставит себе целью добиться мачехи. И когда Хосров, забыв мирскую суету, становится жрецом в храме огня, он свергает его с престола и бросает в темницу.
Ширин идет в тюрьму вслед за Хосровом. Когда ему плохо, она его не оставит.
Ночью, когда супруги заснули, подосланный Шируйе убийца вонзает в Хосрова меч.
От нестерпимой боли Хосров пробуждается. И тут совершается великое превращение — гений Низами находит такой путь в этой тьме трагедии, что мы склоняем головы перед силой любви.
Весь кровью он залит… Глядит он, чуть дыша…
Смертельной жаждою горит его душа.
Подумал царь: «Ширин — жемчужину жемчужин —
Я пробужу; скажу: глоток воды мне нужен.
Но тут же вспомнил тот, чей взор покрыла мгла,
Что множество ночей царица не спала.
«Когда она поймет, к какой пришел я грани,
Ей будет не до сна среди ее стенаний.
Нет, пусть молчат уста, пусть дышит тишина,
Пусть тихо я умру, пусть тихо спит она».
Так умер царь Хосров, ничем не потревожа
Ширин, уснувшую у горестного ложа.
Ширин просыпается от кошмара: ей снилось, что муж погиб. Она откидывает покрывало и видит окровавленное тело Хосрова. Низами не описывает ее чувств — это лишнее. Мы достаточно долго жили рядом с Ширин, мы знаем ее куда лучше, чем ничтожный Шируйе. Она обмывает тело Хосрова, умащает его благовониями, сама наряжает в царские одежды.
Входит гонец от Шируйе. С тонким лицемерием Шируйе просит передать царице, что ей дана неделя скорбеть о муже. После этого она должна дать согласие на брак с пасынком.
Ширин лишь вздрагивает, словно ее ударили. И после короткой паузы отвечает: «Выждем срок».
Она застывает в горе, но ни слезинки не выкатилось из ее глаз. Она даже принимает пасынка и говорит, что готова стать его женой, но он должен до погребения Хосрова выполнить все ее условия, пусть даже они покажутся ему странными. В числе этих условий два чудовищных: у Шебдиза должпы быть подрезаны сухожилия, трон выкинут из дворца — в царстве Шируйе не должно остаться следа от Хосрова. Разумеется, пасынок не без удовольствия выполпяет пожелание мачехи. После этого Ширин раздает нищим все одежды дгужа.
И вот день похорон.
Среди прислужниц и рабов за носилками с телом Хосрова идет Ширин, одетая, как невеста. Ее вид вызывает всеобщее осуждение:
Все, глядя на Ширин, решали вновь и снова:
«Не в горести она от гибели Хосрова».
Тело царя вносят в гробницу. Ширин приказывает всем выйти из склепа и закрыть его. Она хочет побыть одна рядом с мужем.
Когда дверь закрывается, Ширин подходит к носилкам и вонзает острый кинжал себе в печень. И молча падает на тело Хосрова.
И ложе царское ее покрыла кровь,
Как будто кровь царя, растекшаяся вновь.
…………………………………………………………
И тучи поднялись из-за морей беды,
И грозы глянули из черной их гряды,
И ветер из равнин, как бы единым взмахом,
Весь воздух свил в одно с взнесенным черным прахом.
Лишь о случившемся сумели все узнать, —
Восславили Ширин…
А потом Низами в нарушение всех канонов пишет главу, которую называет «Смысл сказа о Хосрове и Ширин». И в этой главе он признается, что написал поэму в память о своей умершей жене Афак, которую любил и любит. И потому он молит Аллаха, чтобы тот защитил сына, которого родила Афак.
…В то время, когда Низами писал последние главы романа о Хосрове и Ширин, на другом конце Земли, в Японии, высокий сановник императора-инока, по имени Наритику, замешанный в заговоре против главы дома Тайра, печально следовал в далекую ссылку. Рукава его одежд были мокры от слез. Он вспоминал свои прегрешения. Вспоминал, как оскорбил монахов буддийского монастыря Святой горы. И как монахи, бессильные наказать обидчика, прокляли его. Казалось, проклятие монахов не сбылось. Наритику получал высокие чины и пользовался покровительством императора. И вот через много лет судьба настигла его… И размышлял он так: «Божья ли кара, людское ли проклятие — рано или поздно непременно настигнут они человека, и никто не знает, в какой час совершится возмездие!»
Мы никогда не сможем до конца прочувствовать форму поэмы, тонкость ее эпитетов, музыкальность ее двустиший. Даже знание персидского языка не приблизило бы нас к истинному пониманию — за восемьсот лет язык сильно изменился. Переводчики Низами — а переводили его наши лучшие мастера: М. Шагипян, П. Антокольский, К. Липскеров, В. Державин — старались донести поэзию Низами до современного читателя. Они создавали новый поэтический язык, вступая в неизбежную борьбу с поэтом. Они стремились сохранить аромат времени, то есть подбирали слова и образы, для русского языка устаревшие.
В этом извечная проблема переводов старинных художественных текстов. Особенно это чувствуешь, когда читаешь переводы средневековой русской поэзии. Так и хочется порой перевести перевод еще раз — на наш, современный язык. Но нельзя: модернизация сродни неуважению. Можно подумать, что Низами или автор «Слова о полку Игореве» писали не на самом что ни на есть современном для своего читателя языке.[10]
Почему-то никто из исследователей не говорит о драме, происшедшей с поэмой после того, как в 1181 году Низами ее закончил, посвятив заказчику — султану Тогрулу.
Затем он посвятил ее и правителю Гянджи. Но впоследствии появляется третье посвящение — новому атабеку Гянджи, Кызыл-Арслану, который вступил на престол в 1187 году.
Так что же происходило в течение шести лет?
Вначале Низами ждал, что за поэмой приедут из Исфахана. Но посольства не было. Шли месяцы, потом годы. Низами отчаялся и написал второе посвящение — местному властителю Пахлавану. Второй покровитель жил рядом.
Но что-то случилось и в самой Гяндже.
Возможно, ответ на это заключается в одной из приписок к поэме — приписка называется «Порицание завистников». В ней Низами обрушивается на придворных поэтов, на ханжей, окружающих правителя. Почему вдруг Низами, уже закончив поэму, начинает борьбу с завистниками? Почему он отчаянно доказывает, что поэма благопристойна и что ее автор имеет целью лишь восхваление пророка?
Причина тому — либо отказ, пришедший из Исфахана, либо, что более вероятно, отказ, полученный здесь, в Гяндже. Второй заказчик, Пахлаван, поэму не принял.
Поэт и царь — извечная проблема. Потомки, воспевающие Низами, поэты, подражающие ему, ученые, разбирающие по жемчужинке его строки, — все они еще не родились. А пока есть только пишущий под псевдонимом Низами горожанин Ильяс ибн Юсуф, которого можно увидеть на улице и оттеснить к грязной стене крупом коня. Мы порой забываем, что поэт всегда окружен людьми, которые не могут понять великого, — горько читать письма Пушкина, который сетует на критиков, что твердят на каждом углу: Пушкин исписался, Пушкин кончился.
Поэма Низами была революцией в литературе. Люди, о которых она говорила, не входили в рамки устоявшихся понятий. Низами написал неправильную поэму. Конечно же, сразу нашлись цензоры и блюстители нравственности, которые сделали все, чтобы о поэме забыли.
Низами пишет громадный роман, но в лучшем случае он может позволить себе снять с него одну-две копии. И все. Бумага страшно дорога, труд писцов — тоже. Как нанять писцов небогатому горожанину? Следовательно, пока поэма не куплена царствующей особой, она мертва.
Идут годы. Кто-то поэму читает, у нее наверняка появляются поклонники. Может, ее обещают купить…
В очередной приписке к поэме Низами пишет, что ему обещаны кони в драгоценном убранстве, рабы и золото. Но тут же с горечью замечает:
Смотри, как задержалось выполнение обещания,
Как мое вьючное животное пало и вьюк застрял в пути,
Как обещавший унес свои пожитки,
Как оставил несжатым засеянное поле.
В 1186 году Пахлаван умер. Трон в Гяндже перешел к его брату Кызыл-Арслану.
В 1186 году Пахлаван умер. Трон в Гяндже перешел к его брату Кызыл-Арслану.
Низами уже давно не пишет: он беден, он не может позволить себе бросить повседневные занятия ради поэзии. Может быть, и на бумагу денег нет.
И вдруг в дверь стучится посланец Кызыл-Арслана. Тот стоит лагерем в тридцати днях пути от Гянджи. Гонец привез письменный приказ поэту собираться в путь.
Когда Низами ввели в шатер атабека, Кызыл-Арслан предавался веселью под звуки музыки: певцы исполняли газели Низами — легкие и беззаботные стихи молодости. Низами остановился у порога. Повелитель приказал певцам уйти.
Кызыл-Арслан поднялся с ковра, подошел к Низами, обнял его и посадил рядом с собой. В долгой и милой сердцу поэта беседе — какой поэт в глубине души не мечтает так, попросту, поговорить с царем — Кызыл-Арслан вдруг спросил, нравятся ли Низами те две деревни, что ему подарены, хорошо ли ведут себя крестьяне, не нападают ли разбойники?
Никаких деревень Низами не получал и слыхом не слыхивал о такой милости. Пришлось в этом признаться.
— Ах, — воскликнул повелитель, словно и не подозревал о таком несчастье, — неужели ничего Низами не получил?
И тут же приказал выписать Низами грамоту на деревню Хамдуниан и вынести для него почетный халат.
Когда Низами собирался в обратный путь, кто-то из придворных с деланным сочувствием поведал о том, что деревня потому и дана поэту, что не приносит дохода, лежит она на границе и разбойники отнимают урожай у крестьян, как только те его соберут.
Так величайшая поэма средневековья не принесла Нивами дохода.
Но из этого не очень удачного визита родились легенды, которые упорно рассказывали современники, а затем, приукрасив, потомки. В них был шах, смиренно подходящий к хижине поэта, и мудрый старец, у которого всего-то добра — войлочная подстилка да Коран. И последующая дружба шаха с шейхом-поэтом. Такой образ был куда удобнее, чем вид скромного горожанина, над которым посмеиваются сытые вельможи.
Но поэма все же жила: ее переписывали, ее копии атабек дарил знатным гостям, слава Низами гремела, хотя до Гянджи докатывались лишь отзвуки ее. Умерла вторая жена Низами, которую он не любил, подрастал Мухаммед, доставляя отцу и радости и огорчения. Почти семь лет он ничего не пишет, если не считать короткой оды Кызыл-Арслану.
Весной 1188 года к Низами прибыл гонец из Шемахи от ширваншаха, того самого деспота, который заморил в тюрьме Фалаки и терзал Хагани. Это был большой ценитель поэзии и не менее известный губитель поэтов. Одно другому не мешало. Как знаток и ценитель, он предложил Низами переехать к нему. Низами, естественно, не согласился. Тогда ширваншах заказал поэму, причем обозначил не только тему, но и сюжет. Низами должен был описать в стихах судьбу несчастных возлюбленных Лейли и Меджнуна, героев легенды, которая уже своей известностью сковывала поэта. Сам Низами в предисловии к поэме пишет, что тема эта его не увлекла и, если бы не бедность, он бы не принял заказа. А уговорил его сын, которому уже тринадцать лет, он почти мужчина. Мухаммед недоволен тем, что Низами отвергает выгодные заказы, а сейчас намерен отказать ширваншаху. Мухаммеду надоело жить в бедности. Он уговаривает отца не только написать поэму, но и добавить специальную главу, восхваляющую сына. Низами написал эту главу — обращение к наследнику престола с просьбой приблизить к себе сына, но честно признал, что склонность сына к блестящей жизни ему не нравится и он пишет эти строки лишь из любви к своему мальчику, ибо каждый волен избирать себе судьбу.
Правда, наследник престола сына Низами не приблизил.
Начав писать, Низами постепенно увлекся. Он создал не очередной пересказ грустной истории о том, как Меджнун, которому родители Лейли отказали в руке любимой, становится безумцем, удаляется в пустыню и в конце концов погибает, а психологически тонкий роман в стихах. Поэма Низами родила целую литературу. Более сорока «Лейл и Меджнунов» было с тех пор написано именно в подражание Низами.
Поэма была закончена и отправлена заказчику. Доходов она не принесла, сын ко двору не попал. Низами продолжает жить в Гяндже. Проходит еще восемь лет. По тогдашним меркам, Низами уже почти старик — ему за пятьдесят. Жизнь завершается. И приходишь в отчаяние от того, что не осталось никаких свидетельств, даже слухов о том, как же шла эта удивительная жизнь, для нас озаряемая лишь раз в десятилетие, когда Низами заканчивал новую поэму. Между поэмами — тьма, забвение. И беды. Во вступлении к следующей поэме Низами намекает на них:
И дверей своих пред нищим я не закрывал.
Ибо хлеб мой и достаток сам ты мне давал.
Я состарился на службе у тебя в саду.
Помоги мне, чтобы вновь я не попал в беду.
И вот в 1195 или 1196 году из города Мараги, от тамошнего правителя, ценителя поэзии, которому посвящено несколько произведений других поэтов, пришел заказ. На этот раз заказчик либеральнее предыдущего. Он просит написать на любую тему, какую изберет поэт. А за наградой не постоит.
Впервые за много лет Низами может писать, что пожелает.
Он начинал с философской поэмы, размышляя о смысле жизни. Достигнув зрелости. Низами пишет о неладной любви, протянувшейся на годы. Затем «Лейла и Меджнун», поэма о роковой страсти, о Ромео и Джульетте Востока. Не зная, в какой последовательности написаны поэмы, никогда не догадаешься, что «Сокровищница тайн» на много лет предшествует «Лейли и Меджнуну».
И вот под шестьдесят, больной, так и не разбогатевший Низами снова берет калам. Он подводит итоги жизни?
Ничего подобного — он пишет светлую, озорную, приключенческую, сказочную поэму «Семь красавиц». Он пишет о приключениях царя Бехрама Гура и его любовных утехах. Помимо истории о самом шахе в поэме есть и вставные рассказы семи красавиц, возлюбленных шаха. Любопытно, что среди возлюбленных Бехрама есть и русская княжна. Она живет во дворце красного цвета, и ее рассказ тоже связан с этим цветом.
В своих поэмах Низами — реалист, насколько можно быть реалистом человеку средневековья. Все действия и события в жизни героев имеют рациональное объяснение. Даже Ферхад, круша горы, не обходится без помощи Евклида. Но в «Семи красавицах» Низами откровенно сказочен.
Вот, например, Черная сказка. Жил-был индийский царь, милейший человек. Однажды он увидел путника, одетого во все черное. Царю стало интересно, что это значит. Но чем дольше он расспрашивал путника, тем упрямее тот уходил от ответа. Царь распалился от желания узнать тайну, но путник поведал лишь, что в Китае есть многолюдный город, который прозвали Городом Смятенных. Все его жители ходят в черном. Побывав там, путник тоже облачился в черное. Тут уж царю просто невтерпеж — так хочется разгадать тайну.
Разумеется, царям многое дозволено — вот и наш царь поехал в Китай, нашел Город Смятенных. Поселился у одного юноши, сдружился с ним. Сдружившись, царь начал осыпать юношу дарами, чтобы узнать, почему же все ходят в черном. Юноша жалел царя, долго сопротивлялся, но все же устоять перед ним был не в силах. И вот однажды ночью он привел его на окраину города, к полуразрушенной башне, к которой на канатах была привешена корзина. Как только царь залез в корзину, та поднялась на вершину башни. Там было пусто. Царю стало страшно. Дул ветер — корзина не спускалась. Появилась громадная птица. Она села рядом с царем и заботливо прикрыла его крыльями от холодного ветра.
На рассвете птица собралась улететь, но царь уже осмелел. Он схватился за ноги птицы и полетел, неизвестно куда.
Наконец птица опустилась в прекрасном саду. Вечерело. В сад вышли очаровательные девушки с факелами в руках. И не успел царь налюбоваться ими, как появилась их повелительница — царевна умопомрачительной красоты. Царь тут же влюбился.
Царевна угощала царя вином и фруктами, царь млел, да и царевна захмелела. Царь понял, что настало время любви. Он начал страстно лобзать царевну, та отвечала на его поцелуи и со вздохом призналась, что такого мужчины ей еще встречать не приходилось. Разумеется, она готова ему отдаться. Только не сегодня.
— Прошу тебя, — сказала она царю, — возьми на сегодняшнюю ночь одну из моих девушек, не обижайся, есть у меня причины отложить нашу любовь на завтра.
Царь покорился. Он проследовал в роскошную опочивальню с прекрасной девушкой, и та услаждала его до утра.
Проснулся царь поздно. Сад был пуст, светило солпце, пели птицы, настроение было чудесное. К вечеру в сад снова пришла царевна с девушками, и все повторилось. На этот раз царю было еще труднее подчиниться прихоти царевны, но он понимал, что на пути к их счастью стоят какие-то важные причины. И провел ночь с другой подругой. И так, страшно подумать, двадцать девять дней!
На тридцатый вечер царь не выдержал: сегодня или никогда!