— Никогда под пулями не кланялся и врага не боялся, — парировал он все наши доводы. — А если кто считает, что там и без нас обойдутся, может со мной не ходить.
После этого попробуй задержаться на НП или в штабе. Все, конечно, пошли в дивизии и полки первого эшелона».
Орел, Климент Ефремович! Но разве в том состоит доблесть полководца? Пулям не кланяется, врагов не боится, а взять на себя ответственность — слабо. Такому и отделение доверить нельзя.
Вот маршал курирует Ленинградский фронт: идет вслед за танком по льду Невы, дабы наглядно убедиться, что лед вес танка не выдержит. Убедился: танк утонул. Картину с восхищением наблюдал офицер-пограничник А.П. Козлов: «Враг обстреливает район, но Ворошилов, наблюдая за полем боя, словно и не замечает близких разрывов. Убит стоявший неподалеку полковник. Даже и после этого маршал не счел нужным уйти… На Ладоге о Клименте Ефремовиче ходили легенды. Рассказывали, что еще в 1941 году, будучи командующим Ленинградским фронтом, Ворошилов, чтобы предотвратить отход отдельных наших пехотных подразделений на направлении главного удара немцев, бросился с группой офицеров наперерез отступавшим и тем самым восстановил положение, предотвратил прорыв фронта».
Что и говорить, храбрый был вояка. Приехал и грудью закрыл прорыв «на направлении главного удара». Непонятно только, кто фронтом руководил, пока «первый маршал» занимался такими интересными делами?
До Ворошилова действия Петрова «координировал» маршал Тимошенко, примерно таким же манером:
«— Прикройся от этой высоты дымовой завесой, — сразу же решил представитель Ставки Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, который прибыл на мой наблюдательней пункт и которому я докладывал свои соображения. — Вызови авиацию, они поставят дымы, а ты в это время атакуй. Ну а сейчас поехали, посмотрим, как твое войско живет.
Противник с высоты своих позиций кое-где неплохо наблюдал наши коммуникации и, разумеется, не пропускал ни одной машины, чтобы не обстрелять ее из орудий или минометов… Ехали медленно, в нескольких местах немцы обстреляли нас из минометов, но ни Тимошенко, ни его водитель как будто не замечали этого… Эти несколько часов, пока я с маршалом ездил, потрачены были с большой пользой».
Так и катались по фронтам «китайские наблюдатели», давая советы, демонстрируя войскам безумную личную храбрость, а потом — в вагончик, слушать на ночь Гоголя в профессиональном исполнении холуев-полковников (вот и Соколовский сидит в 100 км от фронта с адъютантом-полковником. Непременно должен быть именно полковник, это подчеркивает твою значимость — видно, что ты большой начальник).
Получив подкрепление в лице «видного полководца сталинской школы», командующий Отдельной Приморской армией начал разрабатывать новый план. К этому времени на плацдарме скопились девять стрелковых дивизий, две морские, одна танковая бригады, тяжелая артиллерия.
Основная роль по-прежнему отводилась войскам 16-го стрелкового и 11-го гвардейского корпусов. На этот раз главный удар решили нанести на правом фланге плацдарма, в обход «неприступного» поселка Булганак с севера. Для обеспечения успеха прорыва и захвата командных высот, которые трудно было штурмовать в лоб, по инициативе Ворошилова было намечено высадить на Азовское побережье в ближайшем тылу немецких войск в районе мыса Тархан тактический морской десант. План операции Ставка утвердила 22 декабря, на подготовку отвели 10 дней.
Для высадки азовцы собрали все исправные средства — около 40 тендеров, мотоботов, рыбацких сейнеров, несколько сторожевиков и бронекатеров. Основной десант состоял из 166-го гвардейского стрелкового полка, 143-го батальона морской пехоты и роты разведчиков под общим командованием подполковника Г.К. Главацкого общей численностью около 3000 бойцов и командиров. Численность вспомогательного десанта майора Н.Д. Алексеенко не превышала 700 человек Ответственность за подготовку десантов, посадку на суда и обеспечение перехода по морю возложили на адмирала Холостякова, вступившего во временное командование Азовской флотилией. Высадка неоднократно откладывалась то из-за неготовности сухопутных войск, то по причине плохой погоды.
Как вспоминает Холостяков: «Впору было отменять ее и в ночь на 10 января: накануне над морем висел непроглядный туман, а теперь угрожал разыграться шторм. Однако новая отсрочка считалась невозможной, приказ был категорическим, и десант пошел».
Посадка началась вечером 9 января 1944 года. От кордона Ильич, где суда принимали на борг войска, до мыса Тархана всего 15 миль, но на Азове снова поднимался шторм, из-за чего задерживались погрузка и выход в море. Когда десант к рассвету добрался до места высадки, сила шторма достигла пяти баллов. Снова захлестываемые волнами тонули и разбивались суда, снова матросы и солдаты бросались в прибой и с трудом выбирались на берег под огнем неприятельской артиллерии и ударами авиации. На главном направлении высадилось 1765 человек, на вспомогательном — 374. Снова, сражаясь с врагом и со стихией, десантники выполнили задачу, овладев грядой высот в тылу противника.
И снова — все без толку. Атака армии с фронта захлебнулась. Части 11-го гвардейского стрелкового корпуса за сутки сумели продвинуться на 1–2 км, но соединиться с отрядом Главацкого не смогли. К исходу второго дня, не получая помощи и израсходовав боеприпасы, десантники по приказу Петрова сами прорвались к главным силам. Корпус без всякого результата бился о немецкую оборону до конца января, за сутки боя удавалось продвинуться максимум на 200–300 метров. От артиллерийского огня погибли половина офицеров штаба, в том числе командир корпуса.
Тогда триумвират — Ворошилов, Петров, Штеменко — принял решение, не прекращая атак по всему фронту, основные усилия перенести на левый фланг армии. Главный удар теперь должен был наносить 16-й стрелковый корпус, обходя Булганакский укрепленный район с юга. И конечно — морской десант, который планировалось высадить прямо в Керченский порт. В первом эшелоне шли 369-й и 393-й батальоны морской пехоты, во втором — планировался полк 339-й стрелковой дивизии. Набор задач — стандартный: зацепиться, закрепиться, отвлечь на себя, держаться до подхода основных сил.
В ночь с 22 на 23 января Азовская флотилия, уж невозможно и представить на чем, успешно высадила в черте города морских пехотинцев. Одновременно поднялись в атаку дивизии Провалова. Эта совместная операция армии и флота оказалась самой короткой: батальоны в ночном бою потеряли друг друга и действовали вразнобой, полк второго эшелона так и не дождался посадки на суда, части 16-го стрелкового корпуса прорвать оборону не смогли, хотя массированно применили тяжелые огнеметы…
«…несмотря на настойчивость и упорство Приморской армии, — пишет Василевский, — действия ее войск не только не дали желаемых результатов, но и привели к значительным и неоправданным потерям, а потому вызвали беспокойство в Ставке. Верховный Главнокомандующий в разговоре со мной по телефону неоднократно выражал недовольство руководством боевыми действиями Приморской армии».
Люди у Петрова закончились, полки по численности сравнялись с батальонами, а батальоны были меньше роты. 28 января генерал Петров вынужден был остановить наступление.
Чтобы оправдать свое фиаско, наши мемуаристы придумали версию о том, что своими активными действиями и «массовым героизмом» Приморская армия приковала к себе семь дивизий противника, причем называются номера частей, которые и вовсе в Крыму никогда не бывали. Кроме того, как сообщает маршал Еременко, в тылах 17-й армии настолько активизировались партизаны, что против них пришлось бросить две дивизии румынского горнострелкового корпуса. Интересно, с кем же сражалась в это время на Перекопе 51-я армия Крейзера и кто окружил в районе Армянской 19-й танковый корпус, если всего в Крыму имелось десять дивизий противника?
Оптимизм наших полководцев в оценке самых неудачных своих действий неизменно однообразен: «Несмотря на отсутствие территориальных успехов со стороны советских войск, враг понес огромный урон…»
Как писал начинающий поэт: «Пусть пушка взорвана, она еще стреляет…»
В начале февраля генерал Петров предпринял еще одну попытку вырваться с плацдарма на оперативный простор, но к этому времени на Керченском полуострове появилась 73-я пехотная дивизия.
7 февраля в командование Отдельной Приморской армией вступил генерал армии А.И. Еременко. Петров с формулировкой «за самоустранение от проведения боевой операции» был понижен в звании до генерал-полковника и выведен в резерв Ставки.
В первых числах февраля, когда велись бои за никопольский плацдарм, маршал Василевский представил свои соображения по организации наступления в Крыму, считая возможным начать наступление 18–19 февраля. Однако Верховное Главнокомандование приняло решение провести его после того, как будет очищено от противника нижнее течение Днепра до Херсона и войска Толбухина освободятся для решения других задач. 17 февраля Ставка в связи с разгромом никопольской группировки противника приказала начать наступление в Крыму не позднее 1 марта независимо от хода других операций. Но из-за ненастной погоды и сильных штормов на Азовском море, задерживавших перегруппировку войск фронта и их переправу через Сиваш, операцию пришлось отложить. 16 марта Сталин приказал начать ее после овладения районом Николаева и выдвижения советских войск к Одессе.
В окончательном варианте замысел операции заключался в том, чтобы одновременными ударами войск 4-го Украинского фронта с севера, от Перекопа и Сиваша, и Отдельной Приморской армии с востока, из района Керчи, в общем направлении на Симферополь—Севастополь расчленить вражеские войска и полностью уничтожить группировку противника.
Решающая роль отводилась 4-му Украинскому фронту. Главный удар планировалось нанести с плацдарма на южном берегу Сиваша силами 51-й армии (10 стрелковых дивизий, 78-й УР, 32-я гвардейская танковая бригада) и 19-го танкового корпуса. Плацдарм снабжался по двум переправам, находящимся под постоянным артиллерийским и авиационным воздействием противника, организация наступления отсюда представляла большие трудности. Из-за частых штормов армия Крейзера регулярно оказывалась отрезанной от своих тылов. Однако так же думали и немцы, а значит, при соблюдении всех мер скрытности, должен был сработать фактор внезапности. К тому же удар со стороны Сиваша выводил советские войска в тыл всем укреплениям противника на Перекопе и позволял быстро вырваться на оперативный простор. Овладение Джанкоем открывало свободу действий в сторону Симферополя и Керченского полуострова. Вспомогательный удар наносился 2-й гвардейской армией генерал-лейтенанта Г.Ф. Захарова (8 стрелковых дивизий, 116-й УР) на Перекопском перешейке. Отдельная Приморская армия (12 стрелковых дивизий, 2 морские бригады, 63-я танковая бригада) должна была прорвать оборону севернее Керчи и развивать удар в направлении Симферополь—Севастополь, а частью сил — вдоль южного берега Крымского полуострова. На керченском направлении наступление предполагалось начать через 2–3 дня после начала Перекопской операции.
На Черноморский флот возлагалась задача блокировать Крым, наносить удары по коммуникациям противника, содействовать войскам на приморских флангах. 1-я бригада торпедных катеров из Анапы и 2-я бригада из Скадовска должны были уничтожать неприятельские суда на ближних подступах к Севастополю и непосредственно в портах; бригада подводных лодок — на дальних подступах и авиация — на всем протяжении коммуникаций противника. Всего для этих целей выделялось 12 подводных лодок, причем предписывалось постоянно иметь на подходах к неприятельским портам не менее 7, 31 торпедный катер и 430 из 650 самолетов морской авиации.
В ходе планирования возникла было идея одновременно с наступлением Отдельной Приморской армии высадить оперативные морские десанты силою до четырех дивизий и двух отдельных батальонов морской пехоты на северный и южный берег Керченского полуострова. Но по зрелом размышлении, изучив обстановку на театре и состояние флота, Еременко от этой затеи отказался: «Анализ опыта высадки десантов в Феодосии и Керчи в 1941 и 1942 гг. подсказывал, что успех операции требовал наличия сильного, быстроходного военно-морского флота, надежного воздушного прикрытия и внезапности действий. Всего этого мы не имели». Поэтому Азовская флотилия получила задачу обеспечивать перевозки через Керченский пролив.
Координацию действий всех привлекаемых к операции сил осуществлял представитель Ставки маршал Василевский. Представителем Ставки в Отдельной Приморской армии оставался маршал Ворошилов.
Подготовка происходила в исключительно сложных условиях. В распутицу при бездорожье в район предстоящих боевых действий перебрасывалась 2-я гвардейская армия, сосредоточивались крупные силы артиллерии и бронетанковых войск. Через Сиваш на плацдарм соединения и части переправлялись по двум построенным саперами двухкилометровым дамбам и мостам, поддержать которые в работоспособном состоянии удавалось лишь благодаря поистине титаническим усилиям: «Переправы были одной из главных целей авиации и даже артиллерии противника… Автотранспорта не хватало, чтобы подвезти грунт для подсыпки дамбы. Приходилось издалека подвозить пиломатериалы. Трудности усугублялись тем, что дорог с твердым покрытием в районе не было. Глинистая почва, насыщенная солью, размокла. Грязь засасывала любой транспорт… Обстоятельства вынудили создать не предусмотренную никакими штатами и долгосрочными прогнозами «службу проталкивания машин». Задача этой доморощенной организации состояла в том, чтобы вызволять из грязевого плена транспортные средства. Приказом по корпусу для этих целей выделялись от частей дежурные тракторы и люди. В особо ненастные дни количество бойцов «службы проталкивания» доходило до тысячи человек. Только так удавалось подвозить землю, бревна и доски к переправам, доставлять продовольствие и горючее, боеприпасы войскам, эвакуировать с плацдарма раненых и заболевших. Бойцы работали, покрытые с головы до пят соленой грязью. Сменившись с дежурства, они подчас не могли ни помыться, ни обсушиться». Исключительно сложной являлась переброска на плацдарм с соблюдением тщательных мер скрытности и маскировки танкового корпуса генерал-лейтенанта И.Д. Васильева, осуществленная с 13 по 25 марта.
К началу операции в составе советских войск насчитывалось 30 стрелковых дивизий, танковый корпус, 2 укрепленных района, 2 стрелковые, 3 танковые бригады, 4 отдельных танковых полка — 470 000 человек, 5982 орудия и миномета, 559 танков и САУ. Плотность артиллерии на участках прорыва была доведена до 150–160, а на Перекопе — до 200 стволов на километр.
В 4-й и 8-й воздушных армиях, поддерживавших сухопутные войска, имелось 1250 самолетов.
Блокированная в Крыму 17-я немецкая армия, которой командовал генерал-полковник Эрвин Енеке, имела приказ удерживать Крым во что бы то ни стало, хотя с выходом советских войск к Карпатам политические мотивы Гитлера утратили всякое значение. В феврале-марте армия получила две пехотные дивизии, переброшенные морем и по воздуху, и к началу апреля 1944 года имела в своем составе пять немецких, семь румынских дивизий, две бригады штурмовых орудий, большое количество артиллерийских, инженерных, строительных, охранных и полицейских частей. Армия насчитывала в своем составе 195 000 человек, 3600 орудий и минометов, 215 танков и штурмовых орудий. Ее поддерживали 148 самолетов 1-го авиационного корпуса генерала Дихмана, базировавшихся в Крыму, и авиация с аэродромов в Румынии.
Основные силы — 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада (50, 111 и 336-я пехотные дивизии, 279-я бригада штурмовых орудий), 3-й румынский кавалерийский корпус (9-я кавалерийская, 10-я и 19-я пехотные дивизии) — оборонялись в северной части Крыма. Штабы корпусов находились в Джанкое.
На Керченском полуострове действовал 5-й армейский корпус генерата Альмендингера (73-я и 98-я пехотные дивизии и 191-я бригада штурмовых орудий), 6-я кавалерийская и 3-я горнострелковая дивизия румын.
Южное побережье Крыма от Феодосии до Севастополя прикрывал 1-й румынский горнострелковый корпус (1-я и 2-я горнострелковые дивизии), западное — от Севастополя до Перекопа — два полка 9-й румынской кавалерийской дивизии.
Штабы 17-й армии и 1-го горнострелкового корпуса румын находились в Симферополе.
На Перекопском перешейке на глубину до 35 км были оборудованы три полосы обороны: Турецкий вал, Ишуньские позиции и рубеж по реке Чатырлык. Хотя основу немецкой обороны составляли советские позиции, оборудованные в 1941 году, никакой информацией о них наше командование не обладало. Ее приходилось добывать по крупицам всеми видами разведки. Как вспоминает начальник артиллерии 2-й гвардейской армии генерал И.С. Стрельбицкий: «Артиллерийским огнем вскрыта маскировка 12 дотов. Эти доты отчетливо видны. Однако амбразуры не просматриваются, так как построены с расчетом на фланговый огонь. Как много потрачено усилий и средств только на обнаружение этих дотов! А ведь мы бы могли иметь исчерпывающие данные о всех укреплениях, так как 8 дотов построены нашими войсками в 1941 году. Гитлеровцы захватили их, исправили, вооружили своими пулеметами и теперь подготовили для борьбы с нами. Казалось, должны где-то сохраниться чертежи их, координаты точек стояния с описанием секторов огня. Однако, к большому сожалению, все попытки найти эту важную документацию не увенчались успехом… Поэтому и пришлось нам теперь специально вскрывать гитлеровскую маскировку, израсходовав на это очень много гаубичных снарядов». Оборону непосредственно на перешейке держала 50-я пехотная дивизия генерал-майора Сикста, усиленная отдельными немецкими и румынскими частями, при 400 орудиях и минометах.
Перед плацдармами советских войск на южном берегу Сиваша противник в узких межозерных дефиле оборудовал две-три полосы. На Керченском полуострове на всю его 70-километровую глубину были построены четыре оборонительные полосы.
В оперативной глубине готовилась оборона на рубеже Саки, Сарабуз, Карасубазар, Старый Крым, Феодосия.
С момента сухопутной изоляции жизненно важное значение для немецко-румынской группировки приобрели морские коммуникации с Одессой и портами Румынии. Резко возросла интенсивность движения на трассе Севастополь—Констанца. Если в феврале здесь прошли 20 конвоев, то в марте — 44, а в апреле — 141. Их охрану обеспечивали германские легкие силы — 13 торпедных катеров, 30 охотников, 17 катеров-тральщиков, а также авиация. Румынский флот выделил четыре эсминца и три канонерские лодки. Кроме них, большую роль сыграли около 80 самоходных десантных барж и паромов, решавшие на театре широкий круг задач. Немцы в этот период по-прежнему господствовали на море, а рапорты советских подводников о десятках потопленных судов не производили на них никакого впечатления.