– Я тоже не уверена, что мы без него справимся, – после долгой паузы сказала я Сэм. Меня пугала мысль о потере Карлоса, и когда я озвучила ее, мне стало еще страшнее.
* * *В ночь на Хэллоуин внутреннее напряжение, которое долго копилось в нас, закончилось вспышкой агрессии. Бездомная жизнь становилась все труднее и труднее, и мы это чувствовали. Когда ты не можешь удовлетворить свои самые простые жизненные потребности, начинаешь сходить с ума. Голод расшатывает нервную систему, состояние нервозности высасывает всю энергию, а стресс и недостаточное питание добивают. Я даже и не подозревала, как устала, но ночь на Хэллоуин показала мне, что бездомная жизнь не проходит бесследно.
В тот вечер мы были втроем: Карлос, Сэм и я. Разбрасывая ногами опавшие красные и золотые листья, мы шли по Бедфорд-парку, и я кричала: «Счастливого Хэллоуина!» Я даже сама удивлялась тому, как громко кричу. Сэм увидела, что я «завелась», и тоже начала кричать. Я кричала долго, до тех пор, пока не заболело горло.
Карлос стал бить бутылки о стены и тротуар и переворачивать мусорные бачки. Я последовала его примеру. Я устала ходить и ощущала ненависть ко всем, у кого есть дом и кто спит в собственной теплой кровати. Чем больше я крушила все подряд, тем легче мне становилось. Карлос заметил мое состояние, улыбнулся и начал передавать мне бутылки, чтобы я их разбила.
Потом мы стали кидаться конфетами. Так мы гуляли несколько часов. Возможно, от ненависти или от беспомощности мы подходили к домам, в которых жили наши друзья, и пытались разбудить их своими криками. Бобби не спал и, услышав нас, высунул голову в окно. В его руках был пульт от телевизора, а его волосы блестели в свете луны.
– Как дела? – спросил Бобби, глядя на нас.
Что мы могли ему ответить? «Мы устали. Нам это совсем не нравится. Можно у тебя снова переночевать?»
Но Сэм крикнула:
– Счастливого Хэллоуина!
Она произнесла это таким смешным тоном, что Бобби захохотал. Карлос стоял в стороне, бросался конфетами в машины и недобро улыбался. Рядом с Бобби в окне появилась голова нашей общей подруги Дианы.
– Привет, ребята! – закричала она.
Они с Бобби выглядели такими здоровыми, отдохнувшими и довольными. Я с завистью подумала, что она, наверное, спала в его объятиях в теплой и удобной кровати. Ко мне подошел Карлос, глаза которого были красными от недосыпа.
– Пошли, Шэмрок, – сказал он, и я побрела за ним по Конкорс-авеню.
Потом мы остановились у дома, в котором жила наша приятельница Джейми. Мы конфетами приклеили на ее окно на первом этаже записку со смайликом и следующим текстом: «Хотели зайти к тебе. Отдыхаем. Счастливого Хэллоуина. 31.10.1996».
Несмотря на шум, который мы устроили, Джейми не проснулась, точно так же, как и многие другие наши приятели, под окнами которых мы в ту ночь громко кричали и шумели.
Перед рассветом мы украли чье-то одеяло, которое вывесили для просушки, и сели около теплой кабинки на станции метро «Бедфорд-парк». Через некоторое время люди пошли на работу и начали мешать нам спать пиканьем своих проездных. Мы с Сэм крепко прижимались друг к другу под все еще немного влажным одеялом, сильно пахнувшим стиральным порошком. Карлос ходил кругами вокруг станции метро, выкрикивая вызывающие замечания спешащим на работу прохожим.
– Девушка в зеленом пальто знает карате, – объявил он через скрученную в трубку снятую со стены афишу.
Девушка в зеленом пальто с презрением на него посмотрела. Большинство людей, к которым Карлос обращался, полностью его игнорировали.
– Кассиру в будке нравится диско, – не унимался Карлос.
Казалось, что голос Карлоса слышится все тише и тише. Мне начал сниться сон о том, как мама умирает от голода в больнице. Врачи и сестры столпились вокруг нее плотным кольцом, но никто не может ей помочь. Рядом с кроватью стояли бесчисленные подносы, на которых в пластиковых контейнерах лежала самая разная снедь. Мама чувствовала запах еды, плакала от голода, но могла есть, только если я буду кормить ее. Она ждала меня, и жидкость покидала ее тело. Она стала сморщенной, как изюм, и ее глаза запали. В это время я в панике бежала по длинным коридорам больницы, взбиралась и опускалась по лестницам. Когда я, наконец, дошла до ее палаты, в кровати мамы лежали лишь красные и желтые осенние листья.
Я проснулась от того, что меня толкала Сэм.
Карлос пропал.
* * *Первые две ночи после исчезновения Карлоса мы с Сэм спали у Бобби. Мы старались как можно реже вставать с его дивана, ходили в туалет по двое, чтобы не создавать лишнего шума, и вообще вели себя тише воды, ниже травы. Бобби был рад нас видеть и не замечал всех наших усилий, направленных на то, чтобы стать невидимыми. Ну и хорошо, думала я.
При мерцающем свете телевизора я листала свой дневник и перечитывала письма Карлоса. «Твой муж» – так он всегда подписывался. Боже, я так мечтала теперь, чтобы мы вообще в этой жизни никогда не встречались.
Третью ночь после исчезновения Карлоса мы провели на крыше над входом в государственную школу в Бронксе. Вокруг нас расстилалось огромное школьное футбольное поле, на котором ночью не было ни души. Небо было враждебно-серым, и громко завывал ветер. Лежа на крыше, мы с Сэм разделили пакетик чипсов и заснули – холодные, как камни. Казалось, в ту ночь все люди исчезли и остались только мы одни.
После пяти дней бесконечного хождения, катания на метро и попыток переночевать у приятелей мы страшно устали. Сэм подняла вопрос о приюте. Она заговорила об этом тогда, когда от голода у нас уже не было сил шутить. Поздней ночью мы зашли в кафе, где работал Тони, чтобы воспользоваться туалетом. Запах еды кружил голову. За столиками сидели ночные тусовщики и люди, отдыхавшие всю ночь в клубах. Косметика на лицах женщин потекла, бретельки лифчиков вылезали из-под платьев. Мужчины лапали своих партнерш, как хотели. Пьяненькие парочки сидели в кабинках, и перед ними на столах стояла яичница, оладьи и высокие стаканы апельсинового сока. Глядя на все это пищевое изобилие, мне хотелось закричать в голос.
– Я пахну, как помойка, – заметила Сэм в туалете. – Я помню, ты говорила, что хуже приюта Святой Анны ничего не бывает, но, откровенно говоря, мне сейчас кажется, что ты преувеличивала.
Она налила розового жидкого мыла на рубашку и стирала ее в раковине.
У меня начались месячные. Тампонов у меня не было, поэтому я в очередной раз воспользовалась туалетной бумагой.
– Не знаю, Сэм. В любом случае я больше не пойду в эту тюрьму.
– Я больше не могу без еды и сна. Пожалуйста, подумай.
Мы не пошли в приют. Вместо этого мы решили зайти в магазин и наворовать продуктов.
Магазины сети C‑Town открываются рано. Как только ближайший от нас магазин открылся, мы зашли в него и стали рассовывать холодные, колючие и хрустящие упаковки в свои рюкзаки. Мы выскочили из магазина и сразу бросились бегом, словно за нами кто-то гнался. Мы дошли до игровой площадки перед государственной школой № 8, сели на мягком покрытии, достали еду, зубами разорвали пластиковые упаковки и, кашляя и смеясь, жадно запихивали в рот куски жареной индейки, сыр, хлеб, запивая апельсиновым соком из бумажного пакета.
* * *В ту ночь мы ночевали на лестнице на верхнем этаже дома, в котором жил Бобби. Я думала, что нам делать. Можно было вернуться к Брику, но я от этого решения отказалась. Мистер Домбия обещал перевести меня в приют за прогулы, а я не была в школе уже несколько месяцев. Назад в «систему» я больше не вернусь. Однако жизнь на улице очень утомила.
Я могла бы пойти и снова начать паковать продукты в магазинах, но за последние годы законы о найме несовершеннолетних ужесточились. Сейчас упаковывали покупки мужчины в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, главным образом иммигранты, которых магазины нанимали официально. На бензозаправке я тоже не могла работать, потому что в моем возрасте меня могли уже арестовать. Я совершенно не знала, что предпринять. Я решила позвонить Лизе из телефонного автомата на улице. Мне ответил Брик, и я тут же повесила трубку. Когда я перезвонила через несколько часов, я услышала голос сестры.
– Привет, как дела? – спросила ее я.
– Лиззи, это ты?! Ты где? – в голосе Лизы я услышала злость и агрессию и тут же пожалела, что позвонила ей.
– Я на улице у телефона-автомата. Лиза, скажи, это ты заложила Брику Сэм, когда она у нас жила?
Я решила раз и навсегда выяснить этот вопрос.
– Нет, не я.
– Правда не ты?
– Правда.
Я ей поверила.
Я решила раз и навсегда выяснить этот вопрос.
– Нет, не я.
– Правда не ты?
– Правда.
Я ей поверила.
– Ладно… у меня все очень сложно.
– Лиззи, возвращайся домой.
«Ни за что на свете», – подумала я.
– Лиззи?
Я долго молчала, чувствуя ее осуждение.
– Как мама? – наконец спросила я.
Теперь надолго замолчала Лиза. Она молчала так долго, что я подумала, что нас разъединили.
– Тебе надо ее увидеть, – ответила наконец сестра. – Ей осталось совсем недолго. Поторопись.
* * *Следующей ночью мы уговорили Тони дать нам бесплатно тарелку картошки фри. Мы с нетерпением ждали еды, когда в дверях появился Карлос. Я почувствовала, что моя температура поднялась, наверное, на пару градусов. Я не знала, как себя вести: спросить, где он был и почему исчез, или просто вести себя словно ничего особенного не произошло.
– Смотри-ка, а вот и он, – заметила Сэм вполголоса, глядя на Карлоса.
Я вскочила с места, чтобы его обнять. За дни, проведенные без Карлоса, я поняла, как он мне дорог. Моя обида сменилась радостью. Но Карлос предостерегающе поднял руку, показывая, что я должна остановиться.
– Леди, – сказал он вежливым тоном.
В этот момент я увидела в его руке толстую пачку стодолларовых банкнот, стянутых резинкой. Карлос бросил деньги на стол. Только после этого я заметила, что у Карлоса новая прическа и новая одежда. Глядя на деньги, Сэм громко завизжала.
– Здесь сколько? – спросила я. На самом деле, за всю свою жизнь я видела вместе только несколько стодолларовых бумажек.
– На бургер должно хватить, – подмигнул Карлос.
Тони принес нам тарелку картошки фри, и Карлос подозвал его величественным движением пальцев. Тони заметил на столе пачку денег и непонимающе посмотрел на меня.
– Tienes mucho dinero[16], – пробормотал Тони.
– Это точно. Так что, покормишь нас? – Карлос продолжал говорить с Тони, но с улыбкой смотрел на нас. – Мы будем есть танцующую курицу, креветки и… ирландский шоколадный торт.
Тони немного смутился, но послушно принял заказ. Он повернулся и стал отходить от нашего столика, но Карлос свистом позвал его назад.
– Я плачу за тот стол, – сказал он, показывая кивком в сторону одного из столов, за которым сидели несколько человек.
– Понял, – ответил Тони.
При мысли о еде у меня потекли слюни. Карлос не убрал деньги со стола. Мы с Сэм, кажется, потеряли дар речи и улыбались, как дурочки. Обида на Карлоса исчезла, как утренний туман в лучах солнца. В тот момент я была готова съесть слона, и во всем мире для меня существовали только Карлос и Сэм. Я откусила кусочек креветки, и Карлос громко чмокнул меня в щеку.
– Я тебя люблю, – прошептал он.
Божественный вкус еды странно сочетался с его словами.
VIII. Мотели
Мы сняли комнату в мотеле на трассе Диган, и я приняла самый приятный в жизни душ. Я выкрутила температуру на максимум, вода стала почти как кипяток, и я стояла в душе до тех пор, пока кожа не стала розовой. В соседней комнате новый переносной CD-плеер Карлоса играл песню Ар Келли под названием «I believe I can fly». Моя одежда была такой грязной, что надевать ее не хотелось. Я повязала полотенце тюрбаном на голове и вышла из ванной.
В комнате оказалось на удивление холодно. По ногам несло, и у меня мгновенно по всему телу появились мурашки.
– А отопление включено? – озабоченно спросила я Сэм, которая уже лежала под одеялом в большой кровати.
– Нет, – ответила она. – Но будет гораздо теплее, если ты залезешь под одеяло.
Она поманила меня рукой.
На полу в комнате лежал ковер песочного цвета, и ходить по нему босиком было приятно. Деревянная панель над кроватью была исписана разными надписями: «Джейсон любит Марию» и «Роки и Джессика вместе навсегда, 20.02.1989». В комнате кисло пахло застоявшимся сигаретным дымом, а все, что можно было поднять и кинуть, было прикручено к полу болтами. На тумбочке у кровати лежали разложенные веером стодолларовые и пятидесятидолларовые купюры. За окном шел первый в этом году снег.
За стеклом на балконе стоял Карлос и говорил по мобильному телефону. Ни у кого из тех, кого я знала, не было мобильников. Я заметила, что его волосы покрыты снегом – то есть говорил он уже долго, может быть, все время, пока я принимала душ. По тону его голоса казалось, что он с кем-то флиртует, словно встретил на улице одну из своих многочисленных «подружек». Что-то в его голосе было фальшивым.
Я посмотрела на Сэм, которая жевала чизбургер из McDonald’s, который мы купили по пути в мотель. Несмотря на общее состояние беспокойства, мне было приятно видеть, как она ест, аккуратно укрытая большим одеялом. За последнюю неделю мы буквально истоптали себе ноги, и нам надо было отдохнуть.
– Сэм, – начала я.
– Не говори, я все знаю, – ответила она. – Он вернулся. Все круто.
– Сэм, – сказала я. – Нам надо быть поосторожнее.
Я посмотрела на Карлоса, чтобы убедиться, что по другую сторону стекла он нас не слышит.
– Нам надо искать квартиру. Потом мы должны найти работу, и только после этого мы можем продолжать учебу, потеряв один год.
– Знаю, – ответила она. – Я очень хочу квартиру.
– Нам надо немедленно этим заняться. Непонятно, что будет завтра. Все стало очень зыбким.
В комнату вошел Карлос и стряхнул с волос снег. Он надул щеки и выпучил глаза, как герой какого-нибудь мультфильма.
– Бррр, я там чуть зад себе не отморозил, – сказал он, отряхивая рукава от снега.
Мы молчали.
– Ну, как дела, дамы? – спросил Карлос. – Что-то вид у вас кислый.
В голове пронеслась мысль, что я слишком сгущаю краски, но потом я все равно сказала то, о чем думала.
– Все нормально… Мне кажется, что после того, как ты получил свое наследство, настала пора заняться квартирой. Ты исчез без предупреждения, и это оказалось для нас неприятным сюрпризом. Мы очень устали, нам теперь не до сюрпризов.
Было видно, что Карлос еле сдерживает себя, чтобы не взорваться. Мне показалось, что своими словами я перешагнула границу дозволенного.
– Шэмрок, мне надо было успокоиться. Я взял деньги отца, и я хотел побыть некоторое время один. Ты же знала, что я обязательно вернусь. Верно?
– Да, Карлос, мы знали, – соврала я, чтобы не вступать с ним в конфликт. Мне показалось, что я становлюсь одной из тех, кто не понимает Карлоса. Я боялась, что вопросы, откуда взялись деньги и где он пропадал все это время, закончатся нашим расставанием.
– Если вы мне верите, так и ведите себя соответствующим образом. Будьте хоть немножко благодарны, – отрезал Карлос.
Я молчала. Сэм смотрела на меня, словно ждала указаний, что надо делать. Карлос посмотрел на меня, потом на Сэм и усмехнулся. Он взял подушку, медленно поднял ее над головой и засвистел мелодию, чтобы снять возникшую напряженность. Сэм улыбнулась и стала от него отползать. Карлос начал крутить подушкой в воздухе, словно лассо. Несмотря на свое настроение, я тоже невольно улыбнулась. Он меня смешил.
– Эй, мы снимем квартиру, – сказал Карлос и ударил меня подушкой по плечу, потом быстро схватил Сэм за лодыжку и потянул к себе. Он попеременно бил подушкой то меня, то Сэм, приговаривая: – Ах вы глупышки! Нищенки. И мне не верите.
Сэм начала громко визжать, цепляясь за матрас. Я схватила подушку и начала от него отбиваться, но подушка, словно горошина, отскакивала от его сильного тела. Мы упали на вонючий ковер и начали бороться и хохотать. Карлос поднялся первым, поправил рубашку, подошел к трюмо и выдвинул ящик.
– Вот, – сказал он. – Взгляни.
Он вытер рукавом пот со лба и бросил мне газету The New York Post, открытую на странице объявлений.
– Что это? – спросила я.
– Явно не пицца с двойным пепперони, – ответил Карлос. – Это объявления о сдаче квартир, Шэмрок, что же еще? Я уже начал искать.
Я посмотрела на страницу, на которой действительно оказались объявления о сдаче квартир. На полях почерком Карлоса была написана пара телефонных номеров, и один из них был жирно обведен.
Я почувствовала, что зря в нем сомневалась. Я попыталась посмотреть на собственные действия его глазами и поняла, что вела себя очень эгоистично. Деньги, как ни крути, принадлежали его отцу, а я устроила ему столько головной боли из-за того, что неделю не смогла прожить без его поддержки. Я решила загладить свою вину.
– Карлос, – начала было я, приподнимаясь с пола, но он остановил меня движением руки.