Однажды посреди ночи мне пришлось уйти из квартиры Фифа, потому что его родители сильно поссорились. Я пришла к Бобби, он не возражал и даже, кажется, был рад моему полуночному появлению. Когда я пришла, он собирался ложиться спать. На нем были старые шорты из обрезанных джинсов и полинявшая майка с логотипом McDonald’s, но со словом «марихуана» под золотыми арками буквы «М».
При виде меня он улыбнулся, и я поняла, как скучала по нему, по нашим встречам и общим друзьям. По дороге я выпросила у прохожих немного денег, которых хватило на две небольших коробочки китайской еды. Я не хотела приходить с пустыми руками.
– Рис со свининой без овощей и курица с брокколи, все, как ты любишь, – сказала я прямо у входной двери и приподняла вверх пакет с едой.
Бобби снова улыбнулся, прижал палец к губам и провел меня в квартиру, свет в которой был приглушенным. Его мама спала перед ранней сменой в больнице. Полосатая кошка копалась в мусорном ведре. На холодильнике магнитами был прикреплен рисунок младшей сестры Бобби с изображением фиолетово‑желтой бабочки.
Мы начали есть перед включенным телевизором. Только что закончился реслинг. Рядом с телевизором стояла фотография целующихся Бобби и его девушки Дианы с черными длинными волосами. На диване лежали тетрадки с домашним заданием Бобби по математике. На страницах тетради я увидела чертежи разных фигур и аккуратные ответы, написанные в столбик.
Мне было очень приятно находиться в настоящем доме, а не в номере мотеля. Я глядела на его домашнюю работу, на его открытое и здоровое лицо, на фотографию с девушкой и понимала, что общество, реальность и жизнь совершенно спокойно могли без меня обойтись, развиваясь своим чередом, пока я попусту тратила время в своих грезах.
– Ну, что, рассказывай. Как у тебя дела? – спросил он.
– В смысле? – подозрительно переспросила я. Его вопрос показался мне риторическим. На мне была грязная одежда, волосы были сальными и спутанными. Мне казалось, что я чувствую себя не лучше, чем выгляжу.
– Ну, я о том, как жизнь? Я знаю, тебе пришлось нелегко после смерти матери. И с тобой, Лиз, было трудно связаться. Я хотел бы тебе помочь. Поэтому и поинтересовался, как у тебя дела.
Его волосы были чистыми, глаза – честными. Я чувствовала, что ему не все равно. Я напомнила себе, что нахожусь не в обществе Карлоса, а среди нормальных людей.
– Как тебе сказать… Просто устала. – Я не смотрела Бобби в глаза и старалась скрыть свое смущение. – Много чего произошло. Но теперь можно сказать, у меня все в порядке.
– В порядке? И это все? Никаких деталей? – спросил Бобби. Его действительно интересовала моя жизнь.
Я расслабилась и снова напомнила себе, что нахожусь среди друзей, которые меня любят.
– Лучше расскажи мне, как у тебя идут дела.
Мы ели, и Бобби стал показывать мне свои старые кассеты с записями реслинга и объяснять отдельные приемы: «лезвие бритвы», «могильный камень», «удар локтем». Но мои глаза раз за разом возвращались к его тетрадке с домашним заданием. Мне нравился его почерк, который казался мне таким уверенным.
Активно жестикулируя руками, Бобби объяснял:
– …Вот это основные приемы. Но самое интересное, это Экстремальный чемпионат по реслингу. И если говорить о настоящих жестоких схватках на ринге…
– Послушай, Бобби, – прервала я его. – Лучше расскажи мне о школе.
* * *После той ночи всю оставшуюся неделю я провела у Фифа. На следующей неделе я переезжала из одного места в другое. Мне было сложно нормально выспаться, потому что часто приходилось входить в дом только после того, как родители ложились спать, и уходить до того, как они вставали, поэтому я спала не более четырех часов за ночь. Я останавливалась в малюсенькой комнате Майерса, который давал мне свой спальник. Когда я раскладывала этот спальник между его кроватью и столом, на котором стоял компьютер, места в комнате вообще не оставалось.
Мама Джейми готовила рис с бобами, и Джейми делилась со мной своей порцией. Сидя у нее на кухне, мы слушали музыку, болтали о парнях и старых кинофильмах. В квартире у Бобби был самый лучший душ. Мне нравился запах его шампуня и мыла, и я могла пользоваться тампонами и дезодорантом, принадлежавшими его матери.
Иногда друзья выдавали мне немного денег, которых хватало на то, чтобы купить тарелку картошки фри с моцареллой в кафе Тони. У Тони я могла сидеть часами, мне было хорошо и тепло. В те дни, когда никто не мог мне помочь, я воровала продукты в магазинах сети C‑Town. Я брала сыр в упаковках, хлеб, виноград и засовывала их в рюкзак или карманы толстовки.
В принципе, голод не был большой проблемой. Если мне было что-то нужно, я находила способ это достать. Собственно говоря, я всю жизнь о себе заботилась и стала в этом вопросе профессионалом. Дома нет еды? Иди и заработай, упаковывая покупки в магазинах или помогая на заправке. Мама с папой постоянно «торчат»? Уходи. Не нравится школа? Прогуливай. Все очень просто. Я всегда добивалась того, что мне было нужно. Сложность заключалась в другом.
Когда мы были вместе с Карлосом и Сэм, можно было легко стучаться в двери друзей. Я всегда могла оправдать свои действия тем аргументом, что мы просто «тусуемся», «общаемся» и «навещаем». Но быть одной и бездомной оказалось гораздо сложнее. Я поняла, насколько завишу от других людей.
Да, я продолжала ночевать у друзей. Но меня стали доставать мелкие детали. Я слышала шепот Бобби с матерью о том, хватит ли у них еды на троих после моего неожиданного появления. Я знала, что Джейми приходится вести со своей мамой долгие споры о том, чтобы я могла переночевать у них еще одну ночь. Временами остановиться у Фифа было проблематично, потому что он уезжал в Йонкерс, чтобы навестить своих кузин. Дверь квартиры мне открывал его отец и говорил, что не знает, когда его сын вернется. Все они были, конечно, моими друзьями… Но меня бесило то, что я была вынуждена постоянно просить. «Мне нужно переночевать… Можете меня покормить? У тебя есть еще одно одеяло? Можно принять душ? У тебя есть…» Мне не улыбалась роль попрошайки.
Я с ужасом думала о том, что желание друзей помогать мне может рано или поздно кончиться. Я переживала, что рано или поздно мне начнут отказывать. Ничто не может продолжаться вечно. Я боялась этого как чумы и чувствовала, что это время скоро придет. Я не хотела услышать отказ от людей, которые мне дороги. Поэтому решила ограничить свои потребности.
Размышляя над ситуацией, в которой я находилась, я поразилась одному наблюдению или открытию: мои друзья не платят квартплату. Эта мысль пришла ко мне ночью, когда я пыталась заснуть на диване у Бобби. Эта простая мысль удивила меня своей логичностью. Иметь друзей, конечно, круто. Они тебя любят, помогают, и с ними весело. Но мои друзья не платят за квартиру. Раньше я об этом не задумывалась, но сейчас я поняла, что все, по поводу чего я волновалась и переживала (Карлос, друзья, мысли о моем прошлом и т. д.), – ничто из этого не имело отношения к оплате квартиры. А мне надо было сосредоточиться именно на нахождении квартиры и денег.
Через несколько недель, во время которых я полностью зависела от милости друзей, я сознательно начала несколько ночей в неделю проводить в метро. Я садилась в конце вагона, и со стороны казалось, что я обычный пассажир, который едет домой после работы и прикорнул от усталости. Никто же не знал, кто я и куда еду. Однако сон в метро был чреват опасностями. Главная из них – хулиганы и мелкие воры, которые ночами часто «работали» в метро. Это были молодые ребята с надвинутыми на глаза капюшонами. Несколько раз я просыпалась от того, что чувствовала их присутствие, но, слава богу, никто меня ни разу не тронул. Мне просто повезло. Тем не менее я решила, что гораздо безопаснее спать не в вагоне, а на лестничных площадках жилых домов.
На последнем этаже любого здания в районе Бедфорд-парка было гораздо безопасней. Засунув под голову рюкзак, я лежала на полу и слушала звуки из жизни обычных семей – споры любовников, смех детей, звон расставляемых на столе тарелок, рэп, бормотание телевизора. Я вспоминала свою жизнь на Юниверсити-авеню. Думала о том, как Лизе живется у Брика, как идут у нее дела в колледже, как она справляется со всем с уходом мамы. У меня не было сил ей звонить, потому что я не знала, как ответить на ее вопросы: «Как у тебя дела, Лиз? Что ты собираешься делать со своей жизнью? Когда ты вернешься в школу?» Я не могла ответить на эти вопросы, поэтому и не звонила.
Очень часто ночами я мечтала о доме. Я хотела ощущать спокойствие и безопасность, и я совершенно не знала, где мой дом.
Очень часто ночами я мечтала о доме. Я хотела ощущать спокойствие и безопасность, и я совершенно не знала, где мой дом.
Иногда в первые секунды после пробуждения я не понимала, где нахожусь. Мне казалось, что я в квартире на Юниверсити-авеню и слышу шаги родителей, которые собираются «отжигать» всю ночь. Или мне казалось, что я проснулась у Брика, и Сэм где-то совсем рядом. Потом я видела, что меня окружает, ощущала запахи и слышала звуки, и понимала, что я у Бобби, Фифа или в одной из квартир друзей моих друзей.
Однажды я неделю прожила в квартире одной девушки, у которой часто собирались ребята и которая дружила с приятелем Бобби Дэнни. Этот Дэнни был высоким и красивым пуэрториканцем с выразительными карими глазами. Каждый раз, когда я его видела, у него была новая девушка, и кроме этого несколько других девушек считали его своим парнем. Одной из таких девушек была Пейдж, у которой я и прожила неделю. Дэнни привел к ней в гости кучу своих друзей и меня в том числе.
Пейдж было двадцать два года, и она в детстве сбежала из дома. Дэнни говорил, что у Пейдж все в порядке: у нее есть стабильная работа, и она сама, без соседей или друзей, снимает квартиру. У Пейдж была очень маленькая квартирка над китайским рестораном. Настолько маленькая, что можно было из гостиной вкатиться по полу на кухню, потому что все это пространство было единым. Но это была ее квартира. Она сама на нее зарабатывала.
Пейдж приготовила нам курицу с рисом, отчего в квартире стало жарко, как в сауне. Ставя передо мной тарелку, Пейдж спросила:
– Ты уверена, что не хочешь получить диплом по программе GED?[18]
– Нет, – ответила я. – Я слышала, что это интересная штука, но я бы хотела закончить школу и получить обычный диплом о среднем образовании. Правда, мне сложно в школе. Народу очень много, и к тому же я очень отстала.
– Ну, тогда тебе может подойти средняя школа, которую я окончила, – сказала Пейдж, ставя тарелку перед Дэнни. Она рассказала мне об альтернативных средних школах Нью-Йорка. – Это что-то типа частных школ, но для тех, кто очень хочет получить образование, однако не имеет денег. Там очень хорошие и ответственные преподаватели.
Я записала название и адрес школы в своем дневнике, а Пейдж поведала, как училась в одной из таких школ, а потом заговорила о своем бывшем парне. Пейдж болтала, а я обводила адрес и телефон ручкой до тех пор, пока буквы и цифры почти превратились в 3D.
После того как все уснули, я села за ее письменный стол, включила настольную лампу и составила список.
«Преимущества и то, что важно в вопросе выбора своей квартиры:
1. Чтобы никто не беспокоил.
2. Чтобы было всегда тепло.
3. Еда в любое время.
4. Большая кровать.
5. Чистая одежда, особенно носки.
6. Можно спать, и тебя никто не будет будить.
7. Горячая ванна».
Потом я сидела за столом и рассматривала рисунки, которые Пейдж сделала на уроках рисования в своей школе. Они были абстрактными, но яркими и выразительными. Потом я внимательно изучила фотографию, на которой была изображена хорошо одетая женщина и высокий мужчина с сединой в волосах. Пейдж стояла между ними. Она ранее объяснила мне, что фото было сделано в день окончания школы. «Это мой учитель рисования. Ему очень нравились мои работы».
Я перевернула страницу своего дневника и написала:
«Количество зачетов, необходимое для окончания средней школы:
40 или 42? (выяснить)
Сколько мне будет лет, когда начнется следующий учебный год:
17
Мой адрес проживания:
Адрес, по которому я нахожусь в настоящий момент.
Мое количество зачетов в средней школе:
«.
* * *На самом деле у меня вообще не было бы ни одного зачета, но иногда мы с Сэм все-таки заходили в школу. Сэм даже не была туда зачислена официально, но в средней школе имени Джона Кеннеди было более шести тысяч учеников, поэтому одним больше, одним меньше – кто вообще обратит на это внимание?
Помню, как мы с Сэм сидели на задних рядах класса по истории, который вела мисс Недгрин, и валяли дурака. В то время волосы Сэм были огненно-красными, уложенными в аккуратную прическу, скрепленную палочками для еды, и глаза были накрашены черными тенями. Я после выхода из приюта ходила в образе «гота», вся в черном и с собачьим ошейником с заклепками на шее. В общем, мы были одеты, по всем понятиям, «круто».
Совершенно случайно получилось, что в тот день, когда мы были в классе, преподавательница устроила зачет. И я его сдала. Вот поэтому у меня был этот единственный зачет. Вероятно, мисс Недгрин меня просто пожалела.
Я совершенно не готовилась, но набрала 81 балл из ста возможных. После этого мисс Недгрин встретила меня однажды в коридоре и начала уговаривать ходить в школу.
«Ты умная девочка, – говорила она. – Я прекрасно тебя понимаю. У тебя мама больна, верно? Ты раньше была в приюте?»
Она отнеслась ко мне с большой симпатией.
«Да», – отвечала я на все ее вопросы и смотрела в пол.
Всю мою школьную жизнь учителя меня жалели. Они смотрели на меня, и им становилось грустно. Однако мисс Недгрин ошибалась в том, что я умная. Я сдала тест и получила зачет потому, что прочитала папину книжку о гражданской войне в США. А вопросы теста были самыми заурядными.
Мисс Недгрин утерла слезы и продолжила:
«Я понимаю, почему ты не ходишь в школу. Это не твоя ошибка. Ты жертва обстоятельств. Я тебя понимаю, дорогая».
Я запомнила ее слова надолго.
Мисс Недгрин желала мне добра, но из всего, что она мне тогда сказала, я четко запомнила только одну вещь: я имею право не ходить в школу по причинам, которые не в моей власти. Я же «жертва». Я не желала трудиться, а если она нашла этому объяснение, то еще лучше.
Тот зачет был единственным, который я получила за все время обучения в средней школе имени Джона Кеннеди. Когда карточка успеваемости пришла на адрес Брика, я увидела в ней тот зачет. Я была в возрасте, в котором мои сверстники поступают в колледж, а у меня был всего один зачет по программе среднего образования.
Сидя за столом Пейдж, я продолжала обводить цифры номера телефона и адрес школы. Потом я дописала на странице «Альтернативная средняя школа».
Когда я проснулась утром, Пейдж была уже на ногах и ходила между лежащих на полу тел. На ней была майка и камуфляжные штаны. Она искала свои ключи. Я посмотрела, как она, единственный на данный момент продуктивный член общества, ходила, переступая через спящих людей. Я уважала ее за то, что она была настойчивой и добивалась своих целей. Краем глаза я заметила под журналом яркий брелок с котом Гарфилдом.
Я поднялась и достала ключи.
«Подожди, Пейдж, я с тобой».
Она кивнула. Я схватила с холодильника две двадцатипятицентовых монеты, надела джинсы и вышла вместе с Пейдж. На улице меня ослепило яркое солнце. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я сбежала из мотеля, наступила весна, и на деревьях появились первые робкие листья. Пейдж надела наушники. Мы обнялись на прощанье и расстались на углу улицы.
Магазины открывались, поднимая опущенные на ночь рольставни. Старик подметал тротуар перед китайским рестораном. Я открыла свой дневник на странице, где записала телефонный номер школы, сунула деньги в телефон-автомат, набрала номер… и повесила трубку. Потом я снова сняла трубку и начала медленно набирать цифры.
«Добрый день! Меня зовут Лиз Мюррей. Я хотела бы назначить время для собеседования… Да, я приеду».
* * *В течение следующих нескольких недель я прошла собеседование во всех альтернативных школах, адреса которых смогла найти. Что-то подсказывало мне, что школа должна быть на Манхэттене. Вероятно, я хорошо запомнила слова папы, что все самое важное происходит только на Манхэттене.
На метро я ездила по разным школам, расположенным на западе и востоке острова. На собеседования я приходила в черных джинсах и черной майке, и со мной всегда был рюкзак со всеми вещами. Мои уши были проколоты во многих местах, волосы опускались до талии, и челка закрывала глаза. Я проверяла адрес школы по записям из своего дневника, шла по запруженным людьми тротуарам к нью-йоркским небоскребам. Иногда перед тем, как войти в здание, я подолгу стояла и набиралась храбрости.