— У меня?
— Нет, у меня!
— Ах, у тебя! — Милый, кажется, не особенно удивился.
Капитан Кулебякин считает меня довольно легкомысленной и не слишком везучей особой. Может, он потому и рвется на мне жениться, чтобы обеспечить надежный милицейский пригляд за гражданкой, постоянно испытывающей на себе неблагоприятное воздействие общей криминогенной обстановки.
— Если у тебя украли мобильник, нужно сделать следующее. — Милый по обыкновению был обстоятелен. — Первое: надо поехать с паспортом в головной офис компании, предоставляющей услуги сотовой связи, чтобы заблокировать номер. Второе: в УВД района оставить заявление о краже телефона. Третье: пойти и купить новый мобильник, потому что шансов на то, что найдется украденный, очень мало, а я не хочу, чтобы ты осталась без связи.
— Так, может, ты и купишь мне новый мобильник? — съязвила я.
— А что мне за это будет?
— Капитан Кулебякин, ты шантажист и вымогатель! — рассердилась я. — У меня неприятности, а ты думаешь только о сексе!
— А кто говорил о сексе? — Денис неискренне изобразил удивление. — Я же не виноват, что ты не способна изыскать иной вид вознаграждения, кроме натуроплаты!
— Ах, так?! — не придумав достойного ответа на это ехидное замечание, я бросила трубку.
И чем, интересно, он хочет, чтобы я с ним расплачивалась? Нефтедолларами?!
— Чтобы я еще раз! С ним! Да никогда в жизни! — сердито бормотала я, набирая номер службы такси.
Как бы ни злилась я на Дениса, а пренебрегать его советами не собиралась. Выданную мне капитаном Кулебякиным инструкцию я намеревалась исполнить в точности и без промедления, для чего и вызвала такси.
Машина прикатила буквально через минуту, я даже не успела толком объяснить Кате суть своих проблем. На дверце новенькой серебристой «дэушки» выше шашечек красовалось название такси — «Мега», а ниже тянулась надпись: «Транспорта виды все хороши, но только «Мега» — такси для души!». Поскольку я девушка с фантазией и эрудицией, то девиз меня насторожил.
— Надеюсь, вас не Хароном зовут? — усаживаясь в машину, с подозрением поинтересовалась я у таксиста.
— Нет, я Виктор, — слегка удивленно ответил он. — А кто такой этот Харон, который вам не нравится?
— Ваш коллега, тоже перевозчик душ, — угрюмо объяснила я. — С этого света на тот!
— Обижаете, девушка! Я хороший водитель! Восемь лет за рулем без единой аварии! — насупился Виктор.
— Поплюйте, чтоб не сглазить! — посоветовала я и объяснила, куда ехать.
Задетый за живое моим вопросом, таксист всячески старался продемонстрировать мне свое высокое профессиональное мастерство, но фортуна нынче была обращена ко мне тылом. За две остановки до офиса сотовиков такси намертво встало в пробке. Остаток пути я вынуждена была проделать пешком, что отнюдь не улучшило моего настроения. Правда, общение со связистами не затянулось, вопрос с отлучением от сети похищенного мобильника решился быстро. Зато в УВД меня помариновали! Причем я так и не поняла, чем была вызвана проволочка. То ли милиционеру, который принимал мое заявление, так сильно понравилось мое общество, что он не желал его лишаться; то ли у него теплилась надежда, что мне вся эта тягомотина надоест, я плюну на заявление и откажусь от идеи возвратить мобильник с помощью милиции? Так или иначе, домой я вернулась уже затемно, в начале седьмого.
— Дюшенька, ты не знаешь, кто лежит на перроне с рахитом и плоскостопием? — озабоченно спросила бабуля, открывшая мне дверь.
— Дедушка, — ответила я, нисколько не удивившись неожиданному вопросу.
— Чей дедушка? — заинтересовалась бабуля, опустив газету с кроссвордом.
По ее скорбному тону чувствовалось, что ей искренне жаль несчастного больного старичка.
— Группы «Ногу свело!».
— То есть заболевание у этих музыкантов наследственное? — бабуля мигом повеселела, лишний раз убедившись, что законы генетики по-прежнему работают.
Наша бабушка почти полвека преподавала школьникам биологию и до сих пор убеждена, что царица всех наук — это вовсе не математика. На данную животрепещущую тему она периодически жарко дискутирует со своей подружкой Раисой Павловной. Та была как раз учительницей алгебры и геометрии и пронесла по жизни непоколебимую веру в то, что математики — лучшие представители человечества. Обе старухи имеют звание заслуженного учителя, и это официальное равенство придает их запоздалому соперничеству характер вечного. Когда две экс-училки трубными голосами начинают спорить о том, чьи посевы на ниве просвещения оказались гуще и колосистее, я думаю, что Минобразу следовало отправить их не на пенсию, а на Марс. Своими воплями они запросто пробудили бы мертвую планету к жизни!
К счастью, голосистые старушки редко встречаются лично, чаще они общаются по телефону и через посредников в лице более молодых членов нашей семьи. У Раисы Павловны слабое сердце и больные ноги, она редко выходит из квартиры, а наша бабуля вполне здорова, но весьма церемонна и упрямо посещает подружку только с ответным визитом. В общем, мы с Зямой у старух на посылках: через нас они регулярно обмениваются газетами с шарадами и головоломками.
— Бабе Рае что-нибудь отнести надо? — не спеша разуваться, спросила я.
— Два слова осталось, — вместо ответа сообщила бабуля, вручая мне газету с кроссвордом.
— Хочешь, поищем ответы в Интернете, — предложила я.
— Конечно, нет! Как можно? — оскорбилась бабуля. — Это было бы неблагородно по отношению к Раечке! У нее же нет Интернета.
В следующий момент благородная старуха хитро усмехнулась и добавила:
— К тому же, даже если Рая разгадает оставшиеся два слова, это ее не спасет. На этой неделе у нас счет пять — ноль в мою пользу!
Я показательно развела руками — мол, иначе и быть не могло! — развернулась на пороге и с газетой в кулаке зашагала вниз по лестнице, в десятую квартиру.
Раиса Павловна не откликнулась ни на стук в дверь, ни на музыкальную трель звонка, ни на мой относительно мелодичный голос. Я заволновалась, не случилось ли с одинокой больной бабулькой чего плохого, и побежала в двадцать первую квартиру, к своей собственной подруге Алке Трошкиной. У нее с давних пор хранится запасной ключ от хором Раисы Павловны.
Ключик этот достался Алке, можно сказать, по наследству, от бабушки, которая была закадычной подружкой Раисы Павловны и моей собственной бабули. Замечательная была старушка, царство ей небесное! Кроткая, сговорчивая, добродушная — я, бывало, Алке завидовала. Ее бабушка всю жизнь проработала чертежницей, болтать языком не любила и образовывала прекрасную буферную зону между двумя деспотичными и говорливыми училками.
— Алка! Почему у тебя опять дверь нараспашку? — недовольно спросила я, без стука войдя в двадцать первую квартиру.
— Разве она нараспашку? — отозвалась подружка. — Странно… Вроде я закрывала за Лелем.
— Опять у тебя был этот педик? — Я вошла в комнату, бухнулась на диван и взмахнула свернутой в трубочку газетой, как саблей. — Гони ты его куда подальше! Ясно же, что никакого толку от мужика по имени Лель не будет!
— А какого толку, по-твоему, мне от него надо? — кротко поинтересовалась Алка. — Приятный мальчик, хорошей косметикой торгует. Я у него чудный антицеллюлитный кремчик прикупила.
Я оглядела хрупкую фигурку подружки, восседающей на высоком стуле за письменным столом точь-в-точь, как первоклассница за партой — тряся косичками над раскрытой тетрадью, и спросила:
— И зачем тебе этот крем? У тебя бараний вес, сорок кило, и ни грамма жира. У тебя никак не может быть целлюлита!
— А вдруг? — Алка уперлась. — Целлюлит — он, знаешь, какой коварный! Подкрадется незаметно, а я его — раз! И сниму на подходе!
По Алкиным словам, можно было подумать, что целлюлит — это тайное имя японского ниндзя, который может материализоваться из воздуха в любой момент, к чему предусмотрительная Трошкина, к счастью, уже готова.
— Отлично, — невпопад заметила я. — А чем это ты занимаешься?
Алка чикала ножничками, старательно кромсая иллюстрированный журнал. Заметив интерес к своему рукоделию, она растопырила локти и тщетно попыталась закрыть от меня белый ватманский лист, густо заляпанный цветными кляксами.
— Опять карта желаний? — догадалась я. — Ну-ка, дай посмотреть, что тут у тебя новенького появилось!
Бесцеремонно потеснив подружку, я подсела к столу и с интересом рассмотрела ее сложную аппликацию.
В центре листа помещалось хорошее цветное фото радостно улыбающейся Трошкиной. От ее сияющей физиономии, как лучики от солнышка, в разные стороны отходили линии, каждая из которых вела к какой-нибудь картинке. Рисунки, вырезанные из журналов, символизировали Алкины желания. Большой красивый дом, сияющий лаком автомобиль, сказочный ларец с золотом и каменьями (жадные руки Кощея Бессмертного Трошкина безжалостно отрезала) и груда модных тряпок говорили сами за себя. Отдельной кучкой помещались пирамида Хеопса, Эйфелева башня, статуя Свободы и вислоухий каменный идол с острова Пасхи: это Алка мечтала о путешествиях. Интеллектуальные потребности Трошкиной воплощали открытки с изображением Лувра, Эрмитажа, планетария и буддистского монастыря, наклеенные веером. Амбиции оптом выражала статуэтка «Оскара», имеющая, как я понимаю, глубоко символическое значение общей творческой успешности, потому как к искусству кино Трошкина до сих пор никакого отношения не имела. Отдельными пунктами были выведены дети (фото шестерки желтокожих близнецов в коммунальной кроватке китайского роддома) и любимый мужчина, у которого было смуглое мускулистое тело Антонио Бандераса без его родной бандерасовской головы.
С личностью любимого мужчины Алка еще не определилась, поэтому для данного персонажа у нее имелся целый набор съемных голов на липучках из двустороннего скотча. В настоящий момент у сборно-составного мужчины на плечах не было вообще ничего. Роман с последним кавалером (им весьма недолго был мой переменчивый братец Зяма) Трошкина тактично перевела в плоскость сугубо дружеских отношений и пока еще никем не заполнила опустевшую постельную горизонталь. Я порадовалась, что она не прилепила на плечи Бандераса встрепанную головенку Леля — этот худосочный юноша, занимающийся не мужским делом распространения косметики, мне решительно не нравился.
— А это к чему?
Меня живо заинтересовала незаконченная картинка, изображающая Бабу-ягу, выглядывающую из окошка маломерной избушки на мозолистых куриных ногах. Трошкина зачем-то дала Яге в одну руку подзорную трубу, в другую — брызжущую водой садовую лейку, а к желтой голени избушки боком прислонила толстого рыжего кота из мультика про попугая Кешу. С фрейдистским толкованием картинки, выражающей какое-то из Алкиных желаний в столь замысловатой форме, я затруднилась.
— Сейчас объясню, только закончу, — пообещала Трошкина, старательно приклеивая над окошком вывеску: «Роспечать».
— Алка, неужели ты мечтаешь на склоне лет торговать газетами в окрестностях птицефабрики? Между делом организуя водные процедуры для домашних животных, страдающих ожирением? — озадаченно разглядывая непростую картинку, спросила я.
— С ума сошла? — Трошкина недоверчиво посмотрела на собственный шедевр. — Мне казалось, тут все понятно! Я желаю, чтобы бедная старуха снова была дома. Чтобы она сидела, как обычно, у окошка, наблюдая в бинокль за соседями, скирдовала в прихожей макулатуру с кроссвордами, поливала герань в горшке и закармливала «Вискасом» своего наглого жирного кота!
— Бедная старуха — это не Баба-яга? — я что-то начала понимать.
— Конечно, не Баба-яга! Стала бы я мечтать о Бабе-яге! — возмутилась Алка. — Я о Раисе Павловне беспокоюсь! С ней сегодня приступ случился, и теперь она в больнице лежит. Хоть бы выкарабкалась, бедняжка!
— Ах, так это Раиса Павловна! — я вздохнула с облегчением и с новым интересом посмотрела на крючконосую бородавчатую Бабу-ягу. — Ты только не показывай Раисе Павловне эту картинку, когда она выйдет из больницы, а то можешь спровоцировать новый приступ, на этот раз — с летальным исходом!
— Да ладно тебе критиковать, у меня просто нет ни одной ее фотографии, и другой нарисованной старушки я не нашла, — смущенно объяснила Алка.
— Да, в гламурных журналах фото моделей пенсионного возраста — большая редкость, — согласилась я, вставая со стула.
— Ты уже домой? — спросила Алка. — Возьми в прихожей на тумбочке журнальчик. Раиса Павловна, бедненькая, очень волновалась, что не может вернуть его твой бабуле. Уже на носилках все повторяла: «Кате, Кате!» — и трясла журналом.
— Азартная бабуленция! — с невольным уважением сказала я. — Нет, она так просто не умрет, не волнуйся! Ей еще счет сравнять надо, а то бабуля на этой неделе здорово опередила ее по очкам.
Подбодрив подружку, я взяла журнал Раисы Павловны и пошла домой. Денек выдался такой бурный, что мне очень хотелось завалиться на диванчик и поспать часок-другой перед поздним ужином. Я предвидела, что запланированная на вечер дегустация викторианской куропатки с улитками потребует большого напряжения всех душевных сил: ну, не люблю я ползучих тварей, ни живых, ни запеченных! А отказаться от экзотической трапезы нельзя, для папули это будет смертельная обида.
— Ба, это тебе от бабы Раи! — я мимоходом отдала бабуле журнал и со всей возможной деликатностью сообщила, что Раиса Павловна попала в больницу.
Хотя наши старушки-подружки общаются между собой примерно так же нежно, как две бодливые коровы, они очень привязаны друг к другу. Узнав о болезни Раисы Павловны, бабуля очень расстроилась, даже сама стала хвататься за сердце. Мамуля повела ее на кухню пить валериановые капли вприкуску с мятным пряником, а папуля принялся выгребать из холодильника яблоки и апельсины, чтобы собрать передачку захворавшей соседке.
— Что за день такой? — недовольно бурчала я, взбивая подушку на своем диванчике. — Бронич в больнице, Раиса Павловна в больнице… Не хватало еще, чтобы бабуля угодила на больничную койку, и тогда мы точно разоримся на фруктах и соках!
Это не был приступ жадности, просто сказалась усталость. Я бухнулась на подушку, закрыла глаза и некоторое время размеренно сопела, страстно желая уснуть. Не вышло: сначала в прихожей зазвонил телефон, а потом послышался настойчивый стук в мою дверь.
— Никого нет дома! — сердито крикнула я, натягивая плед на голову.
— Дюша, тебя к телефону! — громко сказала мамуля. А потом еще прошептала в щелочку приоткрытой двери:
— Это из милиции!
— Из милиции?
Я неохотно вылезла из-под пледа, покинула уютный диванчик и побрела к телефону, отчаянно зевая и мысленно клянясь себе убить Дениса Кулебякина, если это он лишает меня покоя и сна, прикрываясь служебным положением.
Это был не Денис. Позвонил тот милицейский товарищ, который час назад принял мое заявление о краже мобильника. У него были для меня две новости, одна хорошая, другая не очень. Во-первых, бравая троллейбусная кондукторша своими собственными силами на подведомственной ей территории задержала, а затем сдала милиции карманника, у которого при обыске в отделении обнаружили мой телефон. Эта новость была для меня хорошей, а для милицейского товарища просто чудесной, он так и сказал, не тая удивления:
— Чудеса, да и только! Надо же, как повезло вам, Индия Борисовна, даже не верится!
Вторая новость была похуже: за мобильником, обретенным столь чудесным образом, мне предложили прибыть незамедлительно. К счастью, папуля с бабулей как раз собрались ехать на нашем семейном «Форде» в больницу к Раисе Павловне. Они подбросили меня к отделению и пообещали подхватить на обратном пути.
— Не задерживайтесь там! — попросила я, вылезая из машины у чугунной ограды милицейского заведения.
По дороге мы успели позвонить в больницу и выяснить, что Раиса Павловна чувствует себя гораздо лучше. Я всерьез опасалась, что бабуля с подруженькой на радостях устроят в лазарете сеанс одновременного разгадывания кроссвордов, а мне очень хотелось поскорее вернуться домой и воссоединиться с диванчиком.
Я еще не знала, что истязать мозги головоломками придется мне самой.
Глава 6
Едва придя в чувство, благородная старушка Раиса Павловна первым делом вспомнила об опасности, нависшей над родным городом отчасти по ее собственной вине. Перед ее мысленным взором, заслонив белый свет, встала страшная картина: вскрытый пакет с белым порошком на фоне обезлюдевших кварталов некогда населенного пункта.
— Детка… — слабым голосом позвала Раиса Павловна женщину, которая семенящим шагом вошла в палату, держа в руках полную тарелку.
В фаянсовой плошке с выщербленным краем плескалась бледно-желтая жижица не самого аппетитного вида. «Детка», безвозвратно вышедшая из младшего школьного возраста с полвека тому назад, осторожно поставила тарелку на тумбочку, бочком присела на соседнюю кровать и заворковала:
— Серенький, зайчик мой, просыпайся, будем кушать бульончик!
Повернув голову, Раиса Павловна разглядела торчащий из подушек острый нос с топорщащимися под ним лохматыми усами. И нос, и усы действительно были серенькими. На предложение откушать их обладатель отозвался капризным бормотанием, в котором наиболее отчетливо прозвучали слова «бульончик» и «хрен». Простодушная Раиса Павловна подумала, что Серенький Зайчик с присущей грызунам любовью к кореньям просит сдобрить больничный супчик хреном, но ошиблась.
— На хрен так на хрен! — сговорчиво согласилась Детка и принялась сама хлебать отвергнутый Сереньким бульон.
— Детка! — повторила Раиса Павловна, дождавшись, пока женщина откушает (это не заняло много времени).
— А? — Детка, уже двинувшаяся с пустой тарелкой к двери, обернулась. — Очухались, бабуля? Ну и правильно! Нечего на тот свет торопиться, похороны нынче дорогое удовольствие! Живите пока что!
С этими словами она ласково улыбнулась сначала Раисе Павловне, а потом Серенькому, словно предлагая им обоим постараться дотянуть до сезона оптовых скидок на ритуальные услуги.
— Детка, мне бы телефон, — попросила Раиса Павловна.
— Какой телефон, бабуля, вы что? — удивилась женщина. — Это же палата интенсивной терапии, тут кругом аппараты сложные, электроника, с мобильными никак нельзя! Вот погодите, даст бог, оклемаетесь, переведут вас в обычную палату на восемь койкомест, там говорите по телефону хоть сутки напролет. Были бы деньги! Телефон нынче дорогое удовольствие.