Оба какое-то время молчали.
— Это любая машинистка поймет? — спросил он наконец.
— Да, — сказала она. — Как только начнет печатать вслепую.
— Значит, все?
— Мы не можем их продавать, если у них нестандартная клавиатура, — сказала она. — Машинок с нестандартной клавиатурой больше не продают. Их не было долгие годы. Это подразумевается. Считается само собой разумеющимся. Что говорил тот, кто тебе их продал? Я хочу посмотреть на контракт.
Он достал контракт, и они вдвоем его изучили. Естественно, о клавиатуре в нем ничего не говорилось.
— Чек уже успел пройти? — спросила она. — Но это же все равно был банковский чек, верно? Значит, он вне досягаемости. Мы можем поехать к Фанкорту и послушать, что он скажет. Я подумала, ты бы хотел, чтобы я тебя разбудила и обо всем рассказала.
— Так и есть, — сказал он в оцепенении.
— У тебя остались деньги?
— Нет, — сказал он.
— Как же тогда ты собирался их рекламировать?
— Продать парочку, — сказал он. — Потом купить газетную площадь.
— Я пойду одеваться, — сказала она. Удалилась в спальню и вскоре появилась снова, уже в платье и с завязанными сзади волосами. — Есть у тебя сигарета? — спросила она, не найдя сигарет в гостиной.
— Вот, — он протянул ей свою пачку. — Я вот думал, знал ли об этом Мильт.
— Конечно, не знал, — сказала она.
— А по-моему, знал.
— Мильт никогда не допустил бы, чтобы ты их купил, если бы ему было известно о нестандартной клавиатуре, — сказала она. — Я Мильта сто лет знаю.
— А ты не думаешь, что он на нас злится и мстит нам?
— За что?
— За то, что мы поженились.
— Почему?
— Потому что он к тебе неравнодушен, — сказал он.
— Ты хочешь поехать обратно и спросить его об этом?
— Это неважно, — сказал он. В глубине души он был убежден в том, что Мильт все знал. — Наверное, нам придется от них избавиться.
— Да, — сказала она. — Если сможем.
— Продать можно все что угодно, — заявил он. — Все зависит от цены. Может, их можно переделать. Поменять клавиши местами.
— У нас нет денег, — возразила она. — Если бы ты хоть сколько-нибудь сэкономил, тогда мы, может, так бы и поступили.
— Если бы я сэкономил, то не смог бы взять эти машинки.
— Ох, как же стыдно! — сказала она с яростью.
— Я угробил почти два дня на то, чтобы обследовать одну из них, — сказал он.
— И ни разу не заметил, какая у нее клавиатура.
— Да, — признал он. — Не заметил ни разу. Что ж, такое бывает.
— Я к такому не привыкла, — сказала она почти неузнаваемым голосом. — Никогда не работала в дисконтном доме, не покупала товары, от которых по той или иной причине хотят избавиться.
— Беда в том, — начал он, стараясь не обращать внимания на ее слова, — что у нас нет достаточного рабочего капитала, чтобы это списать. Вот что меня угнетает. Это очень скверно.
Он не смотрел на нее, потому что не был в состоянии вынести выражение ее лица. Угрюмый, тяжелый взгляд, который помнился ему по далекому прошлому, смесь беспокойства и нетерпения.
— Пойдем спать, — сказал он. — Остальные машинки осмотрим завтра. Может, они не все такие.
— Вот из-за чего я хотела отказаться от владения бизнесом, — сказала Сьюзан. — Из-за ужасных вещей, которые происходят, когда кто-то тебя надувает.
Он пожал плечами.
— Вообще-то может быть и другая причина, по какой их продали так дешево. Не та, которую мы обнаружили. Но мы, наверное, сможем кое-что сделать. Не надо… — Он оборвал фразу. — Мы все уладим, — сказал он.
— С помощью других сделок? — спросила она.
— Чего-то в этом роде, — пробормотал он.
— У меня такое странное чувство, — сказала она тонким, пронзительным голосом, который еще и подрагивал. — Я сама допустила оплошность, решив вести дела таким образом. Тебя я не виню.
— О вине и речи нет, — сказал он.
— Верно, — сказала она, стискивая руки. — Я хочу только сказать, что сама допустила промах. Хотела найти кого-нибудь, кто бы мог говорить на этом языке. И получила то, чего хотела, так что и смысла нет на этом задерживаться. — Она стала бродить по гостиной, выравнивая безделушки на каминной полке и перекладывая журналы на кофейном столике. — Это мне в наказание. Мне надо было просто полностью с этим порвать. Продать свою долю Зое.
Он ничего не сказал.
— В конце концов, — сказала она, — мне следовало знать, как именно работают дисконтные дома.
— Мы можем от них избавиться, — сказал он.
— Каким образом?
— Всей партией, — сказал он. — По той цене, что сами уплатили. Кому-нибудь, кто может себе позволить переделать их. Будь у нас капитал, мы, Наверное, сами бы на это пошли.
— Разумеется, — сказала Сьюзан, — ты можешь попробовать поступить так же, как этот тип поступил с нами. Посмотреть, не найдется ли кто-нибудь, кто ничего не заметит. Если ты ничего не заметил, то, может, и кто-то еще не обратит внимания на клавиатуру.
— Точно, — сказал он. Эта мысль начала завладевать его сознанием. — Я мог бы поехать в Рино. Только что пришло в голову. Поговорю со своим бывшим боссом. Вполне возможно, что мне удастся заинтересовать его ими. Для них это будет хорошей сделкой.
— Ты ему расскажешь? — спросила она. — О клавиатуре?
— Как говорится, «покупатель, будь бдителен», — сказал он.
— Если ты так поступишь, — сказала она, — то сюда можешь не возвращаться.
— Что? — не понял он.
Сьюзан заявила:
— Если ты туда поедешь, то я ему позвоню, я знаю, как его зовут. И расскажу ему о клавиатуре.
— Зачем? — спросил он.
— Я не хочу, чтобы машинки переходили к кому-то еще. Я никогда не проворачивала бизнес вот таким образом. Уж лучше понести убыток.
— Мы не можем понести этот убыток, — сказал он.
— Ты хочешь сказать, что я не могу понести убыток. Это мое заведение, а не твое. Я могу принять этот убыток. Я выйду из дела, прежде чем кто-то еще погорит на этих машинках. Если кто-то захочет их взять, зная, что с ними проблемы, тогда прекрасно. Ты что, этого не понимаешь?
— Я понимаю, что ты сердишься и что нам обоим надо поспать, — сказал он. — Ради бога, пойдем в постель! Я целую неделю был в пути.
Повернувшись, он прошел по коридору в спальню. Присев на кровать, расстегнул брюки, поднялся, переступил через них и залез в постель.
В дверях появилась Сьюзан.
— Слушай, — сказала она. — С меня довольно. Я больше не выдержу.
Встав с кровати, он снова оделся, на этот раз полностью. Надел рубашку, галстук, носки и туфли, а затем пиджак.
— До свидания, — сказал он.
— Куда ты собрался? — спросила она, следуя за ним по коридору в гостиную.
— Кому какое дело? — сказал он, открывая входную дверь. — Увидимся.
Он спустился по ступенькам и направился к машине.
Она захлопнула за ним дверь с такой силой, что звук раскатился на целые мили по обе стороны темной безлюдной улицы. Где-то вдалеке залаяли собаки.
Он уселся в машину и завел ее. Мгновением позже отвалил от обочины и поехал прочь.
Около часа он бесцельно разъезжал по городу, а потом заметил, что находится на федеральном шоссе 95. Вскоре он свернул в сторону Монтарио. А почему бы и нет, подумал он.
Приехав в Монтарио, он по знакомому маршруту направился к дому Пег Гугер. Припарковавшись, не заметил никаких признаков огней в окнах. Естественно, сказал он себе. Было три часа ночи. Выбравшись из машины, он прошел по дорожке к крыльцу. Какое-то время стучал в дверь. Никто не отозвался. Тогда он обошел дом и постучал в окно, выходившее, как он знал по опыту, из ее спальни.
Открылась задняя дверь. Пег, кутаясь в белый халат, прошептала:
— Господи, это Брюс Стивенс. — Она встревоженно засуетилась. — В чем дело? Опять забыл пиджак?
— Позволишь мне остаться у тебя до утра? — спросил он. — Я только что из Сиэтла.
— Ну уж нет, — сказала она, заслоняя дверной проем. — Теперь ты женат. Или это выскользнуло у тебя из памяти?
— Я слишком устал, чтобы ехать в Бойсе, — сказал он, протискиваясь мимо нее в дом. Когда ей удалось запереть дверь и последовать за ним, он уже начал вешать свой пиджак в шкаф спальни. Ему ничего не хотелось, кроме как поспать. Она стояла над ним и кричала, но он не обращал на нее никакого внимания. Едва раздевшись, он бросился на кровать и натянул на себя одеяло.
— А мне куда прикажешь деваться? — спросила Пег слегка истеричным тоном.
Он закрыл глаза и ничего не говорил.
— Я буду спать в другой комнате, — сказала она, собрала свою одежду, бутылки с туалетного столика и вышла из спальни. Потом вернулась и спросила: — А чем это у тебя машина забита? Ты что, упаковал все свои вещи и съехал? Умираю от любопытства. — Она топталась у кровати, ожидая ответа. — Если собираешься здесь спать, то лучше скажи мне все как есть. По-моему, это противозаконно, разве нет? Ты же теперь женат. Сьюзан в поисках тебя сюда не заявится?
Он закрыл глаза и ничего не говорил.
— Я буду спать в другой комнате, — сказала она, собрала свою одежду, бутылки с туалетного столика и вышла из спальни. Потом вернулась и спросила: — А чем это у тебя машина забита? Ты что, упаковал все свои вещи и съехал? Умираю от любопытства. — Она топталась у кровати, ожидая ответа. — Если собираешься здесь спать, то лучше скажи мне все как есть. По-моему, это противозаконно, разве нет? Ты же теперь женат. Сьюзан в поисках тебя сюда не заявится?
— Нет, — сказал он.
— Не засыпай, — весело прощебетала она. — Я хочу с тобой поговорить. — Она включила лампу у кровати. — Я тебя никогда таким не видела. Выглядишь так, словно месяц не брился. Ты что, был в запое?
Он ничего не ответил. В конце концов Пег выключила свет и вышла Из спальни.
— Спокойной ночи, — сказала она уже из коридора. — Завтра мне надо Рано вставать и ехать на работу, так что я, наверное, тебя не увижу. В холодильнике есть яйца и свиная колбаса. Запри дом, когда будешь уезжать. Ты ведь уедешь, правда? — Она снова над ним нависала.
— Да, — сказал он.
Она закрыла дверь, и он наконец смог уснуть.
Около полудня он вылез из постели, принял ванну, побрился, оделся, позавтракал на кухне Пег, а потом поехал обратно в Бойсе.
Сьюзан он застал в офисе «Копировальных услуг» — она сидела за одним из столов, положив перед собой огромную кипу бумаг. Увидев его, сразу же отложила сигарету и тихим голосом сказала:
— Привет.
— Привет, — отозвался он.
— Мне так жаль, что мы поссорились, — сказала Сьюзан. Она сидела, подпирая руками подбородок, потирая лоб и глядя вниз ничего не выражающими глазами. — Брюс, — сказала она, — этому заведению конец. Я лишь надеюсь, что это не конец для нас с тобой.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал он, подходя и подтаскивая стул, чтобы сесть рядом. Он обнял ее и поцеловал; губы у нее оказались сухими и едва ему ответили.
Она сказала:
— Если ты хочешь одурачить кого-то еще, заставив его купить эти машинки… — Ее глаза наполнились слезами. — Это мой промах. Я несу за это ответственность.
— Почему? — спросил он.
Под глазами у нее набрякли темные мешки, а горло, заметил он, сморщилось от отчаяния.
— В конце концов, — сказала она неровным голосом, — я ведь была твоей учительницей. Помогала тебе формировать нравственный облик.
При этих словах он не смог сдержать улыбку.
— Это что, такое нравственное падение? — сказал он. — Что ты делаешь, когда кто-нибудь всучивает тебе фальшивую купюру? Разве ты не передаешь ее кому-то следующему?
— Нет, — сказала она.
— В самом деле? — Ему представилось, что она говорит так только для вида. — Все их передают дальше, — сказал он.
— Разве ты не понимаешь? — сказала она. — Вот в чем между нами разница. Ты думаешь, что я тебя разыгрываю.
— Я не думаю, что ты меня разыгрываешь, — сказал он. — Но я думаю, что на практике…
Он передумал продолжать.
— Теория — это одно, — сказал он. — Мы должны от них избавиться. Разве не так? Мы не можем покрыть убыток. В большом заведении, вроде БПЗ, могут не то что покрыть этот убыток, но даже его и не заметить. Они ежегодно несут определенный процент убытков: там заключают сомнительные сделки и предвидят это. Там заключают тысячи сделок в год, и, по закону распределения, некоторые из них просто не могут не пойти наперекосяк.
Она кивала, внимательно его слушая.
— Но с нами, — сказал он, — все совсем по-другому.
— В мире бизнеса все чувствуют так же, как ты, — сказала она. — Не так ли? Для меня, Брюс, это просто другой мир. Это не имеет никакого отношения к добру или злу; я просто знаю, что не могу сделать чего-то такое. То ли мы застрянем с этими машинками, то ли кто-то другой сможет с ними что-нибудь сделать, но тебе придется сказать им, что они получают. Я серьезно. Если ты поедешь в Рино, я позвоню ему; я помню, как его зовут. Эд фан Шарф или фон Шарф.
Она показала ему записную книжку. На одной из страниц значилось имя его бывшего босса и телефон дисконтного дома.
— Можно мне сегодня переночевать в доме? — спросил он чуть погодя.
— Конечно, можно, — сказала она, поглаживая его по руке и плечу и напряженно на него глядя, как будто, подумалось ему, в поисках какого-то знака. Какого-нибудь указания, что делать. — И прошлой ночью можно было. Не надо было никуда уезжать. Где ты был?
— Спал в машине, — сказал он.
— Никогда не надо так делать. Я больше не ложилась, так и просидела до утра в раздумьях. Не надо было мне упрекать тебя в том, что ты работал в дисконтном доме. Но это правда, Брюс. У нас с тобой разное воспитание и мировоззрение. Я звонила Фанкорту, и он приедет сюда к шести. Хочу обрисовать ему ситуацию. Я знаю, что он ничем не сможет помочь, но хочу в этом убедиться.
— Это хорошая мысль, — одобрил он, хотя не видел в этом никакого смысла.
— А потом я избавлюсь от этого заведения, — сказала она. — То, что случилось, послужило мне уроком. Из трех тысяч ровно половину мы должны. Этого хватит, чтобы с легкостью оплатить заем, и еще много останется. Может даже случиться, что Зоя захочет выкупить фирму. Я думаю запросить за нее около пяти тысяч. Просто хочу сбыть ее с рук и убраться отсюда. А потом, когда с этим будет покончено, посмотрим, чем нам захочется заниматься. — Она улыбнулась ему с надеждой во взгляде.
— Ты не хочешь разок попытаться избавиться от этих машинок?
— Я… я не думаю, что нам это удастся, — колеблясь, сказала она.
— Еще как удастся, — заверил он.
— Мы не знаем этого, Брюс.
Поднимаясь на ноги, он сказал:
— Я поеду домой и заберу те десять штук, что ты проверяла.
— А потом?
— Даже если ты продашь контору, — сказал он, — нам все равно придется что-то делать с этими машинками.
— Ты собираешься ехать в Рино?
— Да, — сказал он. — Если не подвернется что-то еще.
— Надеюсь, когда ты вернешься, я уже продам это заведение. — Она Произнесла это таким тоном, что он ей поверил. Она говорила всерьез. Если сможет, то непременно так и сделает. Но, подумал он, так быстро Не получится. Потребуется какое-то время. И усилия.
— Могу я одолжить пятьдесят баксов на расходы? — спросил он. Деньги у него кончились.
— Думаю, да. — Она заглянула в кассу, после чего дала ему двадцать пять долларов из своего кошелька и две десятки из кассы, в завершение добавив к этому кучу десятицентовых монет. — Почти пятьдесят, — сказала она.
— Этого хватит, — сказал он. — Бензин буду покупать по карточке.
— Ты не поверил мне, когда я сказала, что позвоню твоему старому боссу?
— Поживем — увидим, — сказал он. Он не верил, что, когда до этого дойдет, она подвергнет сделку опасности. Оба они понимали ситуацию и не могли позволить себе удовольствие рассказывать кому-либо о клавиатуре. Возможно, Барановский сам не обнаружил этого, пока еще не купил четырехсот машинок…
Все идет по одной схеме, подумал он. Эти машинки передаются из рук в руки. От Мехико до Сиэтла, через Сан-Диего и Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Портленд, может, в промежутках даже через какие-нибудь города поменьше.
А теперь часть партии принадлежит нам.
Теперь нам решать, как заставить колеса вращаться дальше, как сделать, чтобы они двигались дальше.
Про себя он был убежден, что Сьюзан все это видится точно так же. Это было слишком серьезно. Какой еще мог существовать путь?
— Знаешь, — сказала Сьюзан, — когда ты позвонил мне и рассказал о Мильте, это меня встревожило. Что ты мог уехать и оставить Мильта одного. Думаю, вот так ты и отсюда когда-нибудь уедешь, как уехал прошлой ночью. Когда подсчитаешь у себя в уме, что оставаться со мной невыгодно. Когда придешь к выводу, что не видишь способа извлечь средства к существованию из этого места или из женитьбы на мне. Можно мне воспользоваться твоей терминологией? По-моему, из меня можно добыть средства к существованию. Я, наверное, могу зарабатывать сама себе на жизнь — я всегда зарабатывала. По крайней мере, с тех пор, как… Хотела сказать: с тех пор, как была в твоем возрасте. Но на самом деле — с тех пор, как мне исполнилось девятнадцать. Разве тебе не стоит об этом поразмыслить? О жене, которая может продержать саму себя и, наверное, тебя тоже?
— Знаешь, я никогда ни о чем таком не думал, — возмутился он.
— Может быть, подсознательно? — предположила она.
— Ну что за дурацкие предположения, черт возьми! — сказал он с отвращением.
— Не хотел ли ты подсознательно опереться на меня? Ситуация об этом так и вопиет. Старшая женщина, на которую ты привык взирать снизу вверх, зависеть от нее и полагаться на ее руководство.
— Никогда я от тебя не зависел и на тебя не полагался, — сказал он, задерживаясь на пороге офиса. — Я боялся тебя. Ждал и не мог дождаться, когда удастся уйти из твоего класса.